Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Всемирное общество защиты животных, (англ. World Society for the Protection of Animals, WSPA) 6 страница



Как было замечено, на двадцать девятом часу заточения, Игорь Васильевич взял ящик из под фруктов и применив его в качестве стула, поднялся поближе к двери, где, как ему показалось было несколько теплее. От нечего делать, он открыл Евангелие и стал перелистывать страницы. Внимание его привлек то факт, что и здесь, как в остальных книгах подаренных Петром, некоторые места были подчеркнуты. Именно на них и обращал внимание Игорь Васильевич большей частью. «В это время пришли некоторые и рассказали Ему о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их. Иисус же сказал им на это: думаете ли вы, что эти Галилеяне были грешнее всех Галилеян, что так пострадали? Нет говорю вам; но если не покаетесь, то также погибнете…». «И сказал им сию притчу: некто имел в винограднике своем смоковницу и пришел искать плода на ней и не нашел. И сказал виноградарю: вот я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее; на что она землю занимает? Но он сказал ему в ответ: господин! Оставь ее на этот год, пока я обкопаю ее и обложу навозом, не принесет ли плода; если же нет, то в следующем году срубишь ее… » - Игорь Васильевич на мгновение оторвался, чтобы сглотнуть и перевести дыхание.

«Да-а…видно садовник решил, что пользы от меня не дождется…» - как ни странно, но мысль эта его не огорчила. Внешний человек его, был не против выбраться из подземелья, но внутренний благословил сложившиеся обстоятельства. Перелистывая дальше, возвращаясь обратно, Игорь Васильевич обратил внимание на еще один стих выделенный из контекста. «Он говорит им, а вы за кого меня почитаете? Симон же Петр, отвечая ему, сказал: Ты - Христос, Сын Бога Живого. Тогда Иисус сказал ему в ответ: благословен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах. И Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее. И дам тебе ключи Царствия Небесного…» - Игорь Васильевич приложил руку к груди, боясь как бы сердце не выскочило от волнения.

«Нет, нет! Не надо терять рассудок. Ну не апостола же я встретил в книжном магазине», - Игорь Васильевич старался припомнить подробности разговора с Петром. Прочитав девятую главу «Деяния», Игорь Васильевич почувствовал, как у него волосы на голове зашевелились. « Что он еще говорил?» - лихорадочно листая страницы и силясь вспомнить все сказанное Петром, думал Игорь Васильевич. «А! Кажется так: «Это тебе ключи от подвала»»

Внимание привлекла шестнадцатая глава от Матфея. Читая выборочно главы из Евангелия, Игорь Васильевич постепенно стал чувствовать себя так, будто принимал кусок за куском пищу, и по мере того как он насыщался, состояние его духа обретало не выразимый словами мир. Ему все больше стало казаться, что он подошел к грани чего-то грандиозного, но чего – пока не мог осознать в полной мере. Тут в памяти Игоря Васильевича, как запоздавшее эхо прозвучали слова Петра: «Там есть и несколько слов и от меня…». Он из-под большого пальца стал быстро перелистывать страницы надеясь найти какую-либо ремарку на полях, которая могла бы дать ключ к разгадке того, что зрело у него в сознании. В глаза кинулось заглавие « 2-е от Петра», потом «1-е от Петра». Волосы снова приподнялись, а кожа покрылась пупырышками.

Первая глава второго писания в девятнадцатом стихе гласила: «И притом мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы правильно делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день, и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших…».

«Стоп! То же самое говорил Петр в магазине…, - в сознании Игоря Васильевича, как снопы солнечного света стали взрываться мысли и цитаты от прочитанного.

 «Вот это слово у меня в руках…», «…ключ из подвала…», «…и дам тебе ключи от Царства Небесного…».

«Так это же и есть ключи – слово обличающее бесполезность наших трудов, без Бога в сердце… », - шепотом подумал Игорь Васильевич.

«Просите и дано вам будет, стучите и отворят вам…», - с детонировал еще один отрывок из евангельского стиха.

Игорь Васильевич сполз с ящика, не обращая внимания на холодную ступень под коленами и скользнувшее на пол полотенце. Сильное эмоциональное напряжение слилось воедино с мощным потоком мыслей в одно светлое, молитвенное чувство. «Господи-и, помилуй меня… пожалуйста…» - как истинно интеллигентный человек попросил он, опустив голову на руки сложенные на ящике.

Пришел он в себя от холода. Сколько прошло времени – он не знал. Поднявшись с колен, Игорь Васильевич спустился вниз, чтобы разогреться физическими упражнениями. В теле заметно чувствовалась слабость, но на душе было спокойно, как никогда в жизни. Двигать было тяжело. Руки и ноги мелко дрожали. О том, что голый, Игорь Васильевич уже не беспокоился. «Еще не долго – спокойно думал он – хорошо бы уснуть и не проснуться», -  взгляд невольно обратился к стеллажам с вином. -  «Нет!» – твердо сказал он кому-то над своим левым ухом, - умру достойно.

Чтобы как-то отвлечься, он стал мысленно писать стихи на окружавших его стенах. «Свободной» оставалась северная стена подвала, когда со стороны лестницы послышался едва уловимый шум. Игорь Васильевич напрягся, весь обратившись в слух. Осторожно ступая, он вышел на лестницу и поднялся к двери. Что заставило его сдержаться и не закричать, он не мог бы объяснить и спустя годы. За дверью кто-то разговаривал.

- Родька, смотри – ключи, - раздался глухой голос сквозь дубовую дверь.

- Вижу… забыли? как думаешь? – раздался другой голос, более низкий.

Настала пауза. Спустя мгновение, Игорь Васильевич услышал, как звякнула связка ключей, и щелкнул замок. Дверь медленно отворилась, и Игорь Васильевич увидел двух молодых парней. Кто они и зачем они здесь находились, он не потрудился задаться вопросом, ошеломленный радостью чудесного вызволения.

Совершенно обратное впечатление на парней произвел вид бледного, изнеможенного, с торчащими во все стороны волосами, голого человека, с большими, как у ленивца глазами. Один из них икнул и ринулся назад. Его приятель сиганул вслед за ним. Игорь Васильевич видел, как они пересекали освещенную фонарями территорию дачи, направляясь к воротам. По дороге, один из убегавших, как показалось Игорю Васильевичу, поднес к губам то ли мобильный телефон, то ли рацию и отрывисто произнес: «Атас!».

Пошатываясь, Игорь Васильевич вышел из подвала и с удивлением увидел, что через открытое окно дома, выскочили еще два темных силуэта. Понимая, что на его глазах происходит очередное ограбление его же дачи, он несколько удивился пугливости воришек. Ступая на слабых ногах, он дошел до крыльца дома и опустился голым задом на холодную, от ночной влаги, деревянную скамью.

- Решили, значит подождать… Не срубили… - Игорь Васильевич поднял голову к ночному небосводу. На востоке рассветал день, а в его сердце, он чувствовал, восходила утренняя звезда.

♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫♫

 

Григорий Федорович открыл глаза. По правде говоря, глаза его оставались открытыми, просто он наконец-то смог увидеть то, что происходило вокруг него. Более того, он даже поднялся… оставаясь лежать. С неподдельным интересом он осмотрел палату. Несколько человек с его телом проделывали какие-то манипуляции.

Припоминая события последних нескольких часов, догадка постепенно осеняла сознание Григория Федоровича. «Да я никак умер… Не то чтобы совсем, но меня уже двое, а значит это конец…» - он внимательно рассматривал свою физическую оболочку: заострившиеся черты перекошенного лица, желтизна, - фу! Какой же я… хм… а какой же я сейчас?» – он осмотрелся, надеясь отыскать зеркало. Тут Григорий Федорович заметил новых, доселе невидимых ему людей.

Один из них находился в двух шагах от Григория Федоровича с правой стороны, а второй с левой. Тот, что справа, спокойно, смотрел на Григория Федоровича, как ему показалось, с несколько покровительственным видом. Его синие, проницательные глаза излучали доброту и молчаливую поддержку. Незнакомец слева, был бледен, с безбородым лицом, с глазами без намека на какое-либо снисхождение. Григорию Федоровичу показалось, что черты его лица не трогала улыбка с момента свержения сатаны с небес. Откуда пришла такая мысль, он и сам не мог объяснить. Одет он был в одежды фиолетового цвета и напоминал чем-то дворянина средних веков. Он мрачно смерил Григория Федоровича взглядом, от которого политик почувствовал полностью беспомощным. Григорий Федорович каким-то сверх чутьем догадался, что перед ним представители неземного мира. Поразмыслив, он обратился к тому, что справа.

- Скажите, я умер?

Незнакомец молча подошел к телу Григория Федоровича, возле которого как угорелые метушились доктора и их ассистенты. Он находился в самой гуще толпы, но те по всей видимости не могли его видеть и не ощущали его присутствия. Без малейшей тени почтения к праху политического деятеля, он взял его за ухо и приподняв слегка голову, произнес:

- Дело в том, что с тех пор, как мертвым была проповедана благая весть, чтобы они подвергались суду по человеку плотью и жили по Богу духом, многое изменилось. Вот это - да, - свободной рукой он указал на тело, - но окончательный вердикт не вынесен. Вы можете еще вернуться обратно.

- А от чего зависит вернусь ли я обратно? - Григорий Федорович не против был вернуться, так как на новом  плане бытия он себя чувствовал не очень комфортно.

- От многочисленных факторов. Но в основном вам самому придется принимать решение, - бородатый присел рядом с телом Григория Федоровича ни сколько не мешая докторам.

- А вы кто? Ангелы? – вопрос звучал нелепо, но Григорий Федорович не боялся почему-то выглядеть смешным.

Неосмысленная двойственность его местонахождения, мешала сосредоточиться. Бородатый покачал головой, отрицая предположение Григория Федоровича.

- Берите выше, - он едва заметно улыбнулся, но для вас мы просто проводники или консультанты – как вам легче принять… меня зовут Петр, а его… - Петр повел головой в сторону неприветливого джентльмена.

    - Меня зовут Адхьятмика Духкха*. В вашем мире я известен многим как Социолог… можете меня так величать… - в знак приветствия он поклонился. – Я представляю другое ведомство, в отличии от Петра. Так сказать конкурирующая фирма…- сардоническая улыбка тронула его губы.

- Не надо себе льстить – в тоне Петра послышалось пренебрежение.

Григорий Федорович мало что понял из сказанного. Он поймал себя на том, что когда смотрел на Петра, то чувствовал себя маленьким мальчиком. Обращая же взгляд на Адхьятмика Духкха, наоборот, взрослым, осознавая себя тем, кем он был последние годы – политиком, но абсолютно беспомощным, незащищенным. Его состояние могла бы характеризировать историческая фраза Людовика ХIII в последние часы его жизни: «…когда я был королем…».

- Послушайте, Петр, я … - Григорий Федорович с трудом подбирал слова, чтобы осведомиться о своем пространном ощущении.

- Понимаю. – Петр продолжал сидеть рядом с телом, и даже позволил себе опереться на него. – Со мной говорит ваша светлая сторона сущности, а она крайне эмоциональна, так как остановилась в своем развитии еще когда только вам исполнилось десять лет. А вот с ним… - Петр снова указал подбородком на Адхьятмика Духкхаа.

- А со мною – подхватив мысль Петра, заговорил Адхьятмика Духкха, - говорит часть сознания, которую вы воспитывали на протяжении всей жизни. За пределами грубого, материального мира, где его законы не действуют, ваши многочисленные «я» теряют свою значимость и вы чувствуете себя как инвалид, у которого вместо ног и рук – протезы. Далее, если вы последуете за мной. Вас ожидают более тяжкие испытания, но о них говорить рано.

Григорий Федорович забеспокоился. Глаза его забегали, как у нашкодившего кота.

- А какие, если не секрет?

Адхьятмика Духкха вопросительно посмотрел на Петра. Последний кивнул, давая понять, что не возражает.

- Ваши тяготы будут заключаться в том, что у вас не будет возможности удовлетворить те желания, которым вы потакали на протяжении всей жизни. Туда, куда я надеюсь вас провести, вы будете занимать противоположное социальное положение тому, которое вы занимали на Земле, с усугублением всей его тяжести, потому как будете совершенно четко осознавать, что у вас была возможность идти другим путем.

Григорий Федорович вздрогнул.

- Но у меня не было выбора – заюлил он, - я рано остался без матери, мне некому было подсказать другой путь…

* - Адхьятмика Духкха - (Санскр.) Первый из трех видов страданий; буквально "Зло, происходящее от Самого Себя", вызванное или порожденное Я, самим человеком.

 

- Человек обладает всеми необходимыми ему знаниями. Слово, обличающее ваши поступки, у вас же внутри. Другое дело, что в десятилетнем возрасте вы убрали звук этого естественного голоса совести и переключились на другую волну, на более низкие частоты.

Говорил Петр, тоном резким и не терпящим возражений.

- К тому же вам давалась возможность переосмыслить свою жизнь и свернуть с ошибочного пути, Петр стал загибать пальцы на левой руке, перечисляя факты из биографии Григория Федоровича, - два раза вас помещали в тюрьму, два раза вы попадали на больничную койку. Авария, в которой пострадал ваш сын. Вы думаете анализы вашей внучки оказались ошибочны? – не дождавшись ответа, он продолжил, - просто мы пришли к выводу, что болезнь ребенка не образумит вас.  Вы слишком сильно увлеклись игрой. Потому было принято решение локализировать вас и предоставить последний шанс для реабилитации.

- Но как? – жалобным голосом воз возопил Григорий Федорович.

- Очень просто. Сейчас я покажу вам ряд событий из вашего прошлого, которые произведут на вас должное впечатление, потому как будут рассматриваться через призму истинных знаний, или если вам будет угодно, через сознание собственной совести. Ряд событий продемонстрирует вам также Адхьятмика Духкха. Вы точно также испытаете соответствующие чувства, но смотреть вы будете на них с позиции взращенных «эго», после чего сделаете выбор, - Петр поднялся и подошел к окну, жестом призывая Григория Федоровича.

Как и положено мальчишке, прыгающей походкой, Григорий Федорович подошел к окну и стал рядом с Петром. Из окна вид открывался на деревенскую улицу. Григорий Федорович мгновенно узнал знакомую местность, где он вырос и ходил в школу. В панораме появилась группа мальчишек, среди которых присутствовал он сам. Привычное восприятие пространства исчезло. В данном состоянии Григорий Федорович находился одновременно на нескольких планах бытия. Новые возможности, несмотря на неуверенность, увлекали.

- На самом деле вы присутствуете везде и всегда… Смотрите внимательно, - бросил Петр.

Вот их компания окружила одного мальчика и запугивая его и унижая, отобрала карманные деньги, которые дала ему его мать. Григорий Федорович очень живо переживал события прошлого. В тот вечер, перед сном, ему стало стыдно и совестно за свое поведение. Он принял твердое решение, что утром, в школе, обязательно извинится перед малышом и отдаст ему ту часть, что досталась ему, Григорию Федоровичу, при дележке. Однако в школе. Григорию Федоровичу стало страшно попасть под критику своих малолетних подельников. Не желая выставлять себя слабаком в глазах компании, он похоронил свой ропщущий голос совести под страхом и самолюбием.

Вид за окном стал терять четкость изображения. Петр повернулся лицом внутрь больничной палаты и вслед за ним отвернулся от окна маленький Григорий Федорович. Оказалось, что они находятся не в больнице, а в тюрьме. Григорий Федорович и тут не замедлил реакции в восприятии видимого и переживаемого. Он даже помнил номер камеры: 47. Тут он предстал в роли доносчика. Но он не просто был в роли информатора оперативника, что в общем-то вполне приемлемая форма управления для спецучреждений. Путем хитрого плетения интриг, он запугивая, обманывая, суля выгоды, подбивал несмышленых юнцов затюканных обстоятельствами бродяг, брать на себя чужие эпизоды; обещал минимальные срока, а иным и вовсе освобождение из под стражи, брал через подставных лиц за это деньги и разумеется ничего не предпринимал. В итоге, бедолаг переводили в камеры, где не ступала нога прокурора по надзору и они приходили в себя лишь в колониях, понимая, что их жестоко обманули. Несколько человек закончили свою жизнь в камерах смертников.

Так рождались прорицатели истин: «тюрьма - болото», «люди - волки», «менты - сволочи» и т. д. С помощью таких как он фаворитов, тюремная система функционировала, как самоорганизующаяся структура..

Внутренне он презирал себя за трусость, алчность, предательство, подлость, но продолжал свою деятельность, не в силах устоять перед соблазном иллюзорной власти, определенными льготами со стороны оперативных сотрудников и досрочного освобождения.

Петр молчал. Молчал и Григорий Федорович, осознавая насколько пустым было все то, что так высоко ценил он, предавая самого себя.

Далее шел ряд фактов из его профессиональной деятельности. Только теперь он в полной мере осознавал, что отговорка: «Не мне менять мир», в сущности, та ширма, за которой он старательно прятал свойственную ему трусость и эгоизм. Ведь именно с участием его воли, решения, подписи на документах решали судьбы тысяч людей. А теперь, когда его степень влияния и полномочий возросли до масштабов страны, он смог бы и задуматься и об ответственности. Но вертикаль ложных ценностей, которая якобы оправдывала экономическое благополучие страны, финансовую успеваемость и стабильность доходов клана, который он представлял в политике – все разом – лишало возможности Григория Федоровича увидеть собственное заблуждение. Многочисленные «эго» создали такую мощную структуру, которая обслуживала его низменные инстинкты, амбиции, что подумать об ответственности перед людьми не представлялось возможным. Голос совести не просто был занижен. Над ним возвышалась пирамида эгоцентризма и чтобы услышать его, настала необходимость увидеть свою плоть со стороны, осознать, что ей вовсе не нужны все те почести, к которым так стремился Григорий Федорович, а многочисленные «я» превратились в груду протезов, совершенно бесполезных в этом измерении.

Последним видением от Петра было изображение больничной палаты. На койке лежала маленькая девочка, черты лица которой были смутно знакомы Григорию Федоровичу. Где точно он ее видел, припомнить не удавалось.

- Я вам подскажу. Это Оля, та самая, которую вы лишили возможности попасть в лагерь для детей, на берегу моря. Да, шестая кино фестивальная смена для нее могла быть последней земной радостью. Вы же через своих знакомых, используя служебное положение, перекупили путевку для своей внучки.

- Но я ведь не мог знать… Откуда? – Григорий Федорович вспомнил встречу в клинике с сиротой.

- Не знали, потому что, как слуга народа забыли о своих обязанностях. Успокойтесь, главная ваша вина не в том, что вы лишили ее радости перед уходом из Земли увидеть море, встретиться с одаренными людьми… Вы обманули ее.  Теперь она сожалеет, что не сможет дожить до того времени, когда станет взрослой и сможет создать счастливую семью, родить своих детей. Она ведь не знает, что прежде чем обмануть ее, вы обманулись сами, и задыхаясь от тщетных усилий обрести счастье самому,  лжете миллионам увлекая их материальными благами и тем самым утешаетесь, как вам кажется, обладая властью. Обладать властью невозможно, ею можно быть и умело пользоваться. Вы привязали ее чистую душу своими пустыми обещаниями к благам этого мира, забыв, что все приходят в него нагими и в таком же виде покинут его. Если слово «ложь» вызывало у вас ироническую улыбку, когда вы были во плоти, а еще, это качество было неотъемлемым механизмом вашей профессиональной деятельности, то сейчас Адхьятмика Духкха продемонстрирует вам последствия лжи в плане бытия.

- Но я ведь не знал…это со временем начинаешь постигать глубину собственных заблуждений, но отступать уже поздно, - лепетал Григорий Федорович.

- Вот потому, что вы не искали истинных знаний, вам дается еще один шанс. Смотрите. - Петр отступил и умолк.

Адхьятмика Духкха показал рукой за спину Григория Федоровича и обернувшись, то увидел, что находиться на закрытой вечеринке частного типа. Чем больше проходило времени, тем менее присутствующие походили на людей. Появилось множество обнаженных женщин. Среди воющей и хохочущей толпы, в глаза бросались несколько мужчин, сильно походивших на женщин. Григорий Федорович помнил эту вечеринку: отмечали очень выгодную сделку, практически на заре политического роста Григория Федоровича. Он никогда не бывал в Содоме и Гоморре, но именно с этими городами ассоциировалось у него сейчас происходящее. Сам он пребывал по-прежнему, в нескольких планах бытия и потому вскоре, как прямой соучастник оргии, ощутил сильное сексуальное возбуждение. В какой-то момент вожделение достигло такой силы, что красующиеся трансвеститы больше не вызывали привычного отвращения. Однако с позиции наблюдателя он осознавал, что утолить вожделение у него нет никакой возможности. Когда сил терпеть не осталось, он взмолился, чтобы Адхьятмика Духкха увел его оттуда.

Рассматривая трупные пятна на своем заострившемся лице, Григорий Федорович поймал себя на мысли, что тут ему гораздо уютнее, чем в окружении светского общества.

- Это то, что служит побудительным мотивом вашей деятельности, то, что почитается за высшее благо, извратив истинное. Лелея свое «эго», угождая прихотям плоти, подавая пример другим, вы помраченным разумом не в силах постичь, что все ваши привязанности будут тяготить душу до тех пор, пока в одной из жизней на Земле не освободитесь от закона причин и следствий.

- Но для чего тогда жить? Неужели человек должен только страдать на Земле? – возмутился Григорий Федорович.

- Нет конечно. Наоборот. Впрочем, я не обязан об этом говорить. Вы должны прийти к ответу самостоятельно… может быть… - Адхьятмика Духкха продолжил показ своей коллекции.

Григорий Федорович увидел кабинет и своего заместителя, когда сам Григорий Федорович только занимал должность секретаря областного союза профсоюзов. Григорий Федорович вошел в кабинет злой, как тысяча чертей, и при этом он знал, что его злоба является следствием того, что он наорал на своего заместителя из-за какого-то промаха, который тот допустил. Заместитель задыхаясь от злобы и унижения, не замедлил найти себе жертву и к концу рабочего дня у четверых сотрудников организации было испорчено настроение. Они, в свою очередь, взвалив весь негатив на плечи, унесли его домой и там уже добросовестно распределили между женами, мужьями, детьми. Последняя жертва из четверых, секретарь – референт Григория Федоровича, в состоянии крайнего неудовольствия от незаслуженного унижения изо всей силы темных чувств, пинком ноги так дала под хвост коту, которого встретила в подъезде, что несчастное, ни в чем не повинное животное (а не повинное ли?), чуть не околело от боли. Видение исчезло и Григорий Федорович только еле-еле пришел в себя.

- Но почему?! - воскликнул он.

- Вам дали понять как это – взаимодействовать с человеком не умеющим контролировать живущего в нем зверя, а если и это не поможет, то живое существо помещается в то место, где ему припомнятся дела всех его воплощений.

- Ад? – Григорию Федоровичу хотелось выть от страха и жалости к себе.

Оба консультанта хранили молчание, и Григорию Федоровичу становилось еще хуже.

- А ложь? Ее последствия? – осторожно, боясь самой постановки вопроса, не говоря уже об ответе, спросил Григорий Федорович.

- Вы уже должны были осознать к чему приводит ложь, но раз так, сейчас вы сами прочувствуете ее пагубные последствия. И это только на данном этапе. Там, в зависимости от того с кем вы пойдете, если пойдете вообще, страдания, впрочем и блаженства, тоже обостряются. Но судя по всему, последнее вам не грозит, Петр присел на стул, закинув ногу на ногу.

- Шоу продолжается – провозгласил Адхьятмика Духкха тоном заправского конферансье.

Григорий Федорович стоял на берегу реки, протекающей в его деревни. На противоположном берегу он увидел себя, совсем маленьким. Поначалу он с помощью отца учился ходить, радуясь своим первым шагам. Григорий Федорович не мог припомнить когда последний раз так искренне радовался, с тех пор, как покинул родные пенаты.  Вот отец укладывает маленького Гришу спать и читает ему на ночь сказку. Во сне, отец ласково гладит сына по щеке, стоит какое-то время рядом, шепча слова благословения. Григорию Федоровичу до такой степени благостно во сне, что он улыбается сквозь сон, чем искренне радует своего отца.

Дальше детский сад. Отец забирает маленького Гришу домой и по дороге они о чем-то увлечено беседуют. Григорий Федорович внимательно слушает родителя и его маленькое сердце исполнено любви, нежности, благодарности за мягкие ненавязчивые наставления.

 Школа. Первые успехи. Похвала от отца. Вдохновенное состояние от осознания своих способностей. Первая симпатия к девочке за соседней партой. Ответная улыбка, дружба. Душа поет, ликует от счастья. Вот он помогает по хозяйству отцу. Большей награды чем «спасибо сынок», Григорию Федоровичу не приходилось получать в жизни.

 Но вот он зачем-то переходит через мост. Отец продолжает оставаться на том же берегу, с грустью глядя ему вслед. Проходит различные этапы своей последней жизни заново: учеба в институте, тюрьма, работа, начало его карьерного роста. Череда самых неприятных, тягостных чувств сопровождало весь просмотр своей жизни. Сознание окаменело, но в его глубине что-то больно сжималось, стремясь вырваться из темницы.

Ему не верилось, что довелось столько пережить. Ради чего? Зачем столько жертв? Как же бездумно он расточил свои годы. Сильная усталость одолела его. Тоска, уныние, обнимали его, как голодный питон. В какой-то момент он вспомнил об отце и ему страстно захотелось вернуться домой. Он спешил изо всех сил и дошед до перехода, почувствовал, что силы его на исходе. Отец будто и не уходил никуда, ожидая его в той позе. Увидев мост, Григорий Федорович замер от страха. Покидая отчий дом, он был ловкий, сильный. Мост казался ему целым проспектом. Теперь, растеряв в борьбе профессиональной деятельности силы, ему стала свойственна грузность, неповоротливость; солидность требовала должного поведения. Григорий Федорович оглянулся вокруг, чтобы распоряжение о ремонте моста, но беспомощность тут же дала о себе знать. Пружина приводящая в действие механизм протезов, из которых состояла структура «эго», бездействовала в этом измерении. Припомнил он сказку, которую читал ему отец про врунов, под которыми проваливаются мосты, он с ужасом смотрел на этот хрупкий, воздушный мостик.

Жгучее желание избавиться от усталости, тоски, уныния толкало его вперед. Он предчувствовал, что там, с отцом, ему будет снова легко и радостно. Но страх сжимал горло стальными клешнями и гнал его обратно от моста. «Ну не оставишь же ты все, что накопил за столько лет?» - шептала ему на ухо паника. Григорий Федорович как затравленный зверь оглянулся на свои достижения в материальном мире. Да, к сожалению, с собой их не перетащить, тут бы самому изловчиться…

«Иди сынок. Не бойся. Ты мне нужен, а не твои сокровища» - ласково шептал отец.

Рядом возникли Петр и Адхьятмика Духкха.

- Я убежден, что мост его не выдержит, - развязно проговорил последний.

 Петр из-под лба сверкнул глазами, но промолчал. Григорий Федорович пребывал в отчаянии. – Неужели я так сильно ошибался? Ну ладно я, но не могут же ошибаться сотни тысяч других политиков…

- Могут, - бестактно перебил его Петр .

Григорий Федорович казалось не слышал, продолжая говорить:

- Ведь существуют государства, где люди довольны своим правительством, уровнем жизни. Мы все приходим в политику, чтобы служить людям, но правила в ней таковы, что невольно приходиться лгать. Но со временем мы сумеем дать людям социальную защиту, стабильность… Все страны пришли через революции, кризисы, но посмотрите как они живут теперь: Австрия, Германия, Франция…

- Григорий Федорович, нельзя игнорировать тот существенный факт, что вам славянам, всегда был чужд образ жизни западной Европы. У вас всегда преобладало духовное начало над рациональным. В этом заключается ваше достояние и подражать тому, что не свойственно вашей природе – абсурдно. Поймите, место рождения человека определяется теми качествами, которые ему необходимо развить или изжить, чтобы обрести свободу. Так, к примеру, развитые страны в экономическом отношении населяют души пораженные вилянием страсти, что в общем-то лучше чем невежество, если на этом не останавливаться. Страны, так называемого «третьего мира» освобождаются от пут невежества, поднимаясь к уровню страсти, а затем благости. Этим, кстати, объясняется феномен эмиграции.

А такая страна как Австрия, к примеру, где соблюдение моральных норм поведения контролируется не естественным голосом совести, а тайными донесениями в полицию, не может быть духовной здоровой. В таком обществе преобладает чувство тревожности, а это склоняет людей к игре, закрепощает в них искренность. Игра же всегда предполагает выигрыш одной стороны и проигрыш другой, тогда как жизнь свободная от элементов игры, заключается в открытости и бесстрашии. В других странах оскорбленное чувство эстетики удовлетворяется через суд…

- А есть такая я страна, где люди живут под влиянием благости? – спросил Григорий Федорович.

- Такой страной будет Новый Иерусалим, но подготовка происходит здесь, в этом мире. Ничего не мешает вам начать с себя…



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.