Всемирное общество защиты животных, (англ. World Society for the Protection of Animals, WSPA) 8 страница

Надежда получить ответ возрастала с наступлением полнолуния. Уставившись в бледный, равнодушный лик луны, экс-правитель Иудеи, как ребенок ждал чуда. Он верил, что когда-нибудь в призрачном свете луны появится преданный им на казнь Иешуа и убедит его, что никакой казни не было. Так продолжалось месяцы, годы… Пилат уже не смог бы с точностью сказать, когда у него вошло в привычку ждать своего желанного гостя. Иногда, когда тягостные думы одолевали его особенно сильно, он требовал себе вина. В одну из ночей скорбь и отчаянье овладели им до степени невыносимости. Государственные дела прошлого, некогда дававшие ему чувствовать себя причастным к миру великих, теперь казались бременем, от которого невозможно было, освободится и на расстоянии лет.

Он кликнул слугу и с раздражением отметил, что на зов явился все тот же лакей, которого он особенно сильно презирал. Какая-то необъяснимая словами печать порока лежала на лице слуги. Кроме того, привычка избегать взгляда, которой обладал слуга, просто выводила из себя Пилата. «Что заставляет меня терпеть этого гнуса? Почему он до сих пор жив?» - сдвинув брови, размышлял экс-проконсул, наблюдая за тем, как лакей наливает вино из глиняного кувшина в чашу. Появилось неуемное желание вцепиться руками за голову на лоснящейся шее и свернуть ее.

- Дай сюда! – брезгливо содрогнулся Пилат, от одного вида трусливого лакея.

Слуга покорно протянул Пилату кувшин с вином, по привычке опустив глаза. Зоркий глаз проконсула успел заметить на черной физиономии африканца презрительную усмешку. К тому же правый глаз лакея застилало бельмо, чего раньше Пилат не замечал. Как только Пилат взял обеими руками чашу, слуга поклонился своему грозному владыке и, не поворачиваясь к нему спиной, покинул зал. Пилат Понтийский проводил африканца хмурым взглядом. «Померещилось мне презрение на лице этого гнуса или нет? А бельмо?.. что-то я раньше не замечал его слепоты… какой мерзкий раб…» - размышлял про себя Пилат. При последней мысли что-то похолодело у него внутри живота. Экс-проконсул не мог знать, что перед ним, несколько мгновений назад стоял вовсе не его слуга. Но застарелая паранойя дала о себе знать, и, прислушиваясь к этому душевному недугу, он силился понять, что именно вызывает в этом человеке у него отвращение.

Размышляя над этим вопросом, он медленно поднес к губам кувшин с вином и посмотрел поверх него в ночное небо. «Где, ты, Га-Ноцри?» - в который раз позвал он своего желанного гостя и сделал несколько глотков вина. Не тепло от благодатных плодов винограда почувствовал в своих внутренностях экс-правитель Иудеи. Жуткое пламя вспыхнуло у него в животе. Языки адского огня лизнули его сердце и Пилата пронзили сотни копий, но смерть не шла. Лишь на короткий миг зрение отказало ему в службе, а в следующий момент, он отчетливо видел привычную обстановку своего палаццо. Кувшин скользнул из окостеневших рук, и глухо ударившись об мозаичный пол, разлетелся на куски. Преданный Банга' зарычал, потом заскулил и с тоской посмотрел на своего хозяина. Уразумев что-то своим собачим умом, он подошел к темно-красной луже и лизнул несколько раз отравленную жидкость.

Через несколько мгновений для человека и пса боль минула. Усилилось лишь чувство одиночества и тоски, отчаянья и ожидания. Все прошло, только бесконечно длинная ночь никак не могла закончиться и два одиноких живых существа чего-то ждали… или кого-то?

- Неправда, неправда! Он свободен! – Мария каким-то непостижимым образом узнала человека на каменном троне и, не выдержав наплыва чувств, крикнула так, будто Иван Николаевич находился в миле от нее.

- Ты права, он свободен. Это было возложением рук. Ты, закончишь эту историю, - спокойно ответил Иван Николаевич.

- Но это и есть конец… - возразила Мария.

- Придет день, и ты в другом свете увидишь все происходящее. Теперь ждет тот, кто освободил этого человека, которого ты видела сейчас. Впрочем, благословлять способны только искушенные… Храни сердце обрезанным, ничего не бойся и никогда не иди на компромисс с совестью. Будь верной себе, даже если весь мир признает тебя сумасшедшей. Иди. Ни с кем не разговаривай о своих видениях и снах, если не убедишься, что собеседник такой же ненормальный, как и ты.

Мария не хотела возвращаться, но по всему, путешествие за пределы привычного состояния сознания подходило к концу. Поток неведомой силы нес их по лунной глади, как индейское каноэ. На короткое мгновение перед Марией открывались другие миры: голые скалы и серебристые чайки над ними, пышные кроны тропических деревьев, бездны и водопады, чернокожие воины неизвестных племен.

Глухой стук. Мария почувствовала узы собственной плоти. За окном поднялся ветер, и створка окна захлопнулась сама по себе. Мария вздрогнула и открыла глаза. Хрестоматия с критикой по творчеству Михаила Афанасиевича Булгакова лежала на полу открытой. «Как я могла уснуть сидя на стуле, к тому же так крепко?» - с спросонку думала Мария. Потирая глаза, она подняла книгу, машинально отмечая в памяти страницу, где она остановилась.

В квартире царила глубокая тишина. Зато на улице, судя по всему, собиралась разразиться в этом году, первая гроза. Над голыми деревьями раздался гром. Ветер стонал и казалось просился открыть окна, чтобы хоть немного отдохнуть и согреться.

Мария не дыша, заглянула в комнату Ивана Николаевича. Дедушка мирно спал. Мелкая дрожь пробежала по молодому, стройному телу девушки. Она подошла к окну своей комнаты, подняла штору и успела заметить, как полная луна скрывается за грозовой тучей, пришедшей с запада.

В глаза Марии, сквозь стекло взглянула тьма.

Одиночество – это не отсутствие вокруг вас живых людей. Когда тебя перестают понимать, это значит, что уровень окружения не соответствует твоему уровню убеждений и ценностей. Тогда стоит задаться вопросом: либо своим поведением ты меняешь убеждения и ценности окружения либо уходи к тем, кто тебя поймет.
Только основной критерий личности, способной изменить ситуацию как раз и заключается в способности вдохновлять других людей, расширять их мировосприятие и побуждать к личностному росту

Такое состояние наступает, когда человек подвергается влиянию вредных его душе энергий. Нет, дело не в равнодушии, которое якобы вас окружает, хотя бесчувствие, безусловно является страшной болезнью текущего века.

Просто отсутствие вдохновляющих источников, идентичных вашему сознанию побуждает вас искать их в иной среде, а более высокий уровень сознания побуждает вас подниматься еще выше, чтобы в определенном состоянии соединиться с Творцом вселенной. Это своего рода полет над дорогой страданий и чувственных наслаждений. Вкусив этот сладостный миг свободы, вы только и будете искать того, чтобы отрастить крылья и взлететь навсегда. Такой человек понимает, что идти по дороге слишком долго, а для того чтобы летать – необходимы знания, точно также, как авиаконструктору техническое образование.

Мария была блаженной. С малых лет ее чувства воспитывались выше того уровня, с какого начинает свой жизненный путь обыватель. Иван Николаевич многолетним трудом над собой, силой воспитанных чувств вдохнул в чистую душу, имя которой нарекли Мария, все самое дорогое его сердцу, и посеял семена, которым по их природе, чтобы прорасти, необходимо солнце. Попав в студенческую среду, Мария потеряла бдительность и под влиянием энергий, качественно отличных от свойственных ей, уснула. В среде студентов молодая девушка стала чувствовать себя одинокой в социальном отношении. К сожалению, очень многие люди не замечают, как эмоции служат сигналом того, что настала пора перемен и чтобы идти дальше, необходимо обратить внимание на ту информацию, которая снимет эмоциональное напряжение. На очень короткий период времени ее охватила паника, и она даже попыталась закрасить свои белые перья, чтобы слиться со стаей, но порода взяла свое. Людей с похожим миропониманием ей встретить не довелось, потому приходилось питать посеянные семена емкими мыслями выдающихся мастеров слова.

Верность своим моральным ценностям обходится порою очень дорого. Но поскольку свои первые шаги в мире взрослых Мария делала без злобы, опираясь на заложенные Иваном Николаевичем классические, моральные ценности, то все, даже не очень благоприятные для большинства людей обстоятельства, приносили ей только пользу, укрепляя стены ее созидающегося храма души. Однако, как ни красивы и не глубоки были мысли писателей, в обществе которых Мария проводила большую часть своего личностного времени, недостаток живой силы человеческих чувств, сказывался. Да, Марии приводилось переживать мгновения, когда в ее объятиях лежал весь мир и за них, девушка была готова постричься в монахини. Но вспышки света, необходимо признаться, были ничтожно короткими. Тьма по-прежнему пристально смотрела Марии в глаза, в своем ослепительном сиянии. Шла вековая борьба мира видимого с его прелестями и мира иного. Последний обещает блага, которых не видело человеческое око, и не слышало человеческое ухо, и на ум то не могло прийти человеку. Но чтобы вкусить этих благ необходимо одержать победу духа над материей.

Кто знает, если бы Мария попала в сети организованной религии, тогда мысль о постриге в монахини не была бы такой уж дикой фантазией, учитывая нравы современности. Утверждать, что Мария отрицала Бога – нельзя, но вера ее Творцу была неосознанной. Она доверяла Жизни, но не знала Бога… Это качество дано ей было, как способность дышать. Молодая девушка не искала утешения в молитве, потому как не знала о ее благотворном влиянии на состояние духа. Испробуй она это благостное состояние, это живое единение с Творцом, тогда бы великие мыслители минувших веков показались бы ей детским лепетом. Однако ей предстояло, с попустительства ее же Творца, пройти свой путь.

Случалось, когда ум пресыщался земной мудростью, Мария начинала тяготится своей независимостью. Порою, она даже засматривалась на своих сокурсниц, когда те воодушевленно вели легкомысленные беседы и тем самым находили себе утешение. Но в таком состоянии девушка находилась редко, и оно было коротким, как заячий хвост, уступая место светлой грусти, которая свойственна многим гармоничным личностям.

После смерти Ивана Николаевича, Мария ощутила себя круглой сиротой. Сложно было признать, что с родителями она никогда не была близка и не будет. Тот факт, что Мария много времени проводила за чтением книг, принимался родителями в штыки. По их убеждению, Марии следовало более зорко следить за тем, чтобы не упустить выгодную партию, что почиталось ими за основу природы благополучия. Такая почва семейных отношений не способствовала истиной близости. У Марии сформировалась собственная концепция на то, какие приоритеты должны быть доминирующими. Потому после окончания института, она как самый заурядный романтик, отправилась в добровольную ссылку.

Давид защитил последний экзамен. Впереди - выпускной вечер. Ребята только и говорят о нем: кто с кем придет, кто во что оденется, о фотографе, о встрече рассвета и т. д. Безусловно, событие сие вызывает приятные колебания душевных сил у всех, кого этот вечер касается. Впереди самостоятельная жизнь. Выпускной вечер был венцом того этапа жизни, когда в архивы памяти уходят детство, отрочество, юность, прощались обиды учителям и начиналась волнующая неизвестностью и розовой дымкой пора первой молодости.

Давид же пребывал в несколько ином, отличном, от общей массы состоянии духа. Во-первых, ему нечего было одеть на выпускной вечер, во – вторых ему не хотелось уходить из школы, а в третьих, ко всему в придачу, заболела бабушка, его единственный родной человек на этой земле. Судя по всему, подняться ей к знаменитому вечеру не удастся. Задав средний темп, Давид направлялся из школы домой в состоянии грусти и глубокого раздумья. Чтобы разорвать мглу ограниченных возможностей, за рамки которых стремился юноша, необходимо было уехать из поселка городского типа, где и обитал Давид. На данном этапе жизни это был единственный вариант, который видел молодой человек, чтобы реализовать свои намерения. Именно над этим он размышлял по дороге домой. Печаль же от предстоящей разлуки со школьной партой была лишь ширмой, за которой таилась романтическая история. Как только его мысль простиралась вперед, где рядом не было его возлюбленной, сердце тоскливо сжималось, и мысль лихорадочно возвращалась вспять, где они могли быть вместе. Хотелось глухо рычать и даже выть, но делать этого было крайне нежелательно, потому как начали бы задавать вопросы, на которые ответы давать никак не возможно – на карте честь женщины.

Существовала еще одна причина, которая повергала Давида в уныние тревогу не менее чем предстоящая разлука с девушкой, которую он любил. Уехать – означало оставить бабушку одну, беспомощную, а такого варианта Давид допустить не мог. «Ждать, пока бабушка поправиться», - эта была та мысль, за которой Давид прятался по примеру страуса. В глубине души он знал, что никакой поправки уже не будет, ведь ей семьдесят один год, а значит впереди смерть. Мысль о смерти родного человека повергала его в уныние, и движение жизненных сил сводилось к уровню, который психотерапевты именуют депрессией. Мир мгновенно окутывала мгла невыносимой тоски и страха. В отчаянии он просил неведомо кого, чтобы все оставалось как есть: пускай бабушка болеет, но живет, пускай школьные годы не заканчиваются, пускай они и дальше продолжают вместе играть за старым школьным роялем при мерцающем пламени свечи, пускай… пускай… Невыносимо грустно. Одиноко.

Поселок делился на два района: один новый, застроенный двухэтажными коттеджами, многоквартирными домами, с асфальтированными улицами, были голыми, как казалось Давиду. Другой район состоял из частных построек, приземистых, потопающих в буйной зелени, а в дождливую погоду – в грязи. В новом районе размещалась вся инфраструктура поселка. Эту, его часть, Давид не любил за ее деловитость. Все были жутко заняты, постоянно спешили куда-то… В частном секторе жизнь чувствовалась ярче. Здесь царил дух умиротворенности и сердечной доброты, благодаря, разумеется, жителям этого района.

Свернув с проезжей части, которая делила поселок на две половины, Давид вошел в улицу, где находился его дом. Вот где он обретал спокойствие в сердце, так это здесь, в этой тенистой улочке, всего в несколько домов. Толкнув калитку, он пересек двор поросший травой и вошел внутрь дома. В дверях, Давид столкнулся с Галей, молодой соседкой, которая часто помогала ему по хозяйству, особенно с тех пор, как заболела бабушка.

- Привет, как экзамен, - Галя была явно смущена.

- В порядке. Случилось что? – не здороваясь, тревожно спросил Давид.

- Нет. Я в город ездила, а твоя бабушка просила купить ей кое-что, вот… относила. Ладно, мне некогда, мой Сергей на обед зашел, надо покормить его. – Галя проворно выскочила, и Давид прошел через маленькую прихожую в комнату к бабушке.

В комнате стоял запах лекарств. Через силу улыбаясь, Давид открыл окно и присел рядом с кроватью, где лежала бабушка.

- Привет бабуля, ну как ты? – он никогда не подавал виду, что неимоверно тяжело видеть, как она угасала у него на глазах.

Тамара Николаевна растила внука сама и от ее взора не могла укрыться внутренние переживания Давида. В какой-то степени она даже гордилась им, видя, как он мужественно держится.

- Да ничего… лежу вот… Ты, как? Сдал? – пожилая женщина часто дышала.

- Конечно, сдал. Пустяки. Галя зачем приходила? Какая-то она странная… – тут Давиду попался на глаза сверток. – А это что?

- Разверни, я сама еще не видела. – Тамара Николаевна поднялась повыше, опираясь на большую подушку.

Давид, плохо соображая, рвал полиэтиленовую обертку. В голову лезли навязчивые мысли о смертном наряде для бабушки. Черная ткань, показавшаяся из обертки, кольнула Давида так, что его лицо перекосилось. Однако развернув содержимое пакета, он был приятно удивлен: в руках оказался мужской, черный костюм, достаточно хорошего качества. Тут же в упаковке находилась рубашка голубого цвета и галстук из чистого шелка. Радость не успела осветить сведенные судорогой черты лица, как оно омрачилось вновь.

- Ты брала в долг? – он чувствовал себя виноватым.

- Нет…

- А где же?.. – Давид представить не мог, откуда деньги.

- Мир не без добрых людей. Иди, меряй, чего там гадать.

Как выяснилось, на костюм собрали средства соседи. Галя подбирала по своему мужу, Сергею, который был одного сложения с Давидом: оба среднего роста, худощавые. Простое, едва заметное на фоне жизненных событий действие доброты исходящее от сердца, способно превратить безводную пустынь в живительный оазис.

Мать Давида умерла, когда ему едва исполнилось три года. Отец ушел из жизни через год. Говорят, угас от горечи утраты. Супруг Тамары Николаевны был на восемнадцать лет старше ее и ушел из жизни задолго до появления внука. Тот факт, что он был еврей, по неизвестным причинам умалчивался Тамарой Николаевной. Озарение пришло в зрелом возрасте, когда Давид увидел в Библии карту старого мира и разделенную на ней Палестину между коленами израилевыми. Имя дедушки было Ефрем. Имя Давид тоже говорило о чем-то…

Выпускной остался в памяти Давида как нелепое событие. Представление лоснилось однообразием сценария, который в течение десятилетий не менялся. Его сознание двоилось: одной его частью он был рядом с бабушкой, другой же рядом с Марией, стоявшей в группе учителей. Уйти с выпускного бала – не хватало решимости; подойти к Марии – можно, но лишь, как к учительнице, чтобы не скомпрометировать ее. В полном рассеянии он и встретил рассвет. Подвыпившие одноклассники, пустые слова, обещания собираться вместе – в конец его утомили и почти разозлили. Все точно знали, где будут учиться, куда уедут из опостылевшего поселка, живо обговаривая предстоящие перемены. Для Давида этот рассвет наблизил неминуемый финал – смерть родного человека и разлуку с Марией. Тихо, ни кем не замеченный, он со щемящей тоской на сердце, покинул шумную компанию и пустынными улицами побрел домой.

Тамара Николаевна умерла спустя два дня. После похорон, вечером, Давид пришел в школу. Присев на скамью в темной аллее, он стал ждать. Они не договаривались о встрече, но Давид точно знал – она придет сюда же, на это место.

____________________________________________________________

Мария Анатолиевна работала учительницей третий год. Красивая, интеллигентная девушка с высшим педагогическим образованием, волей судьбы оказалась заброшенной в провинциальную глушь. Случайность? Отнюдь. Она должна была заложить в сердце юноши стремление к красоте, хотя и не знала об этом, когда приняла решение уехать преподавать в деревне, пускай и с претензией на городской тип. У каждого из нас своя миссия, зачастую нами не осмысленная, но исполнение которой обязательно. Иначе нельзя. Мир сойдет со своей оси, если мы будем отлынивать от тех обязанностей, которые возлагаются на нас еще до нашего прихода на многострадальную землю.

Мария заметила Давида, когда он на ее уроке зарубежной литературы, прочитал из Цветаевой стихотворение «С.Э.».

С вызовом ношу его кольцо!

- Да, в вечности жена – не на бумаге –

Его чрезмерно узкое лицо

Подобно шпаге.

Безмолвен рот его, углами вниз,

Мучительно великолепны брови

В его лице трагически слились

Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей,

Его глаза – прекрасно бесполезны!-

Под крыльями раскинутых бровей –

Две бездны.

В его лице я рыцарству верна.

- Всем вам, кто жил и умирал без стра

ху! –

Такие в роковые времена –

Слагают стансы и идут на плаху.

Возымело свое действие не стихи, а трансформировавшие их в звуки чувство. Первопричина, возымевшая на Марию столь сильное впечатление, заключалось в стройном юноше. На первый взгляд – ничего не обычного: V-образная форма лица, по юношески, чистые черты лица, вот только глаза, темно-карие, поражали своей бездонностью и не по возрасту свойственным смиренномудрием. Существует теория, что славяне пошли от колена Ефремова, которое отличалось от остальных колен израилевых особенной красотой. Давид вполне мог быть тому доказательством.

Закончив читать стихи, он, казалось, медленно возвращался из только ему видимого мира, приходя в себя. Окинув слегка недоуменным взглядом притихший класс, он откинул со лба прядь иссиня-черных волос и улыбнулся. С того дня профессиональные обязанности больше не тяготили Марию. Внутренние перемены немедленно проявились на внешнем уровне, но о причине обволакивающего обаяния, которое исходило от Марии, никто не знал. В течение полугода они вступали в контакт только исполняя свои социальные обязанности. Но когда их взгляды встречались, и на короткий миг происходило единение двух душ, колени у Марии начинали дрожать и предательски подгибаться. Иногда их физиологические оболочки соприкасались, и тогда Мария носила теплоту его тела днями, лелея и храня ее как сокровище.

Три месяца каникул минули как пытка. Сентябрь. Тихое ликование и восторг. Больше ничего и не надо, только бы видеть его и знать, что он есть на земле. В школе проводилось мероприятие, что-то наподобие осеннего бала или праздника осени. Мария зашла в старый корпус здания школы по личным делам. В этом здании размещались ее апартаменты, на втором этаже, под самой крышей, в две комнаты, не считая санузла и кухни. Формально, Мария должна была делить апартаменты с еще одной особой, но поскольку претендентов на бесплатное социальное пособие не сыскалось среди персонала, молодая девушка с радостью заняла всю площадь.

Пересекая холл первого этажа, она услышала звуки рояля, доносившиеся из музыкального класса. Мария замерла. «Токката & фуга» ре минор (565). «Откуда?!» - пронеслось в голове. – «Разве, что Нина Григорьевна, учительница музыки и пения…». Замирая от пронизывающих сознание звуков, Мария тихо отворила двери в классную комнату и заглянула в щель. Склоненная голова, с иссиня-черными волосами слегка покачивалась в такт музыке. Не дыша, девушка таяла, пропуска сквозь себя, теперь закодированные в ноты и индивидуально выраженные звуки, издревле волновавшие человека. Мария получила музыкальное образование по классу фортепиано, к тому же одаренная тонким слухом была способна оценить игру Давида. Поймав себя на мысли, что более благоприятного случая для сближения с Давидом вряд ли сыщешь, она вошла в класс. Рядом с ним стояла и Нина Григорьевна. Мария как завороженная смотрела в нотную тетрадь, боковым зрением наблюдая за милыми чертами узкого лица. После короткого совещания, они сыграли в четыре руки фрагмент из «Сотворение мира» Гайдна, потом сонату для фортепиано.

Мария сама предложила совместный номер для осеннего бала. Абсолютная совместимость внутренних, энергоинформационных механизмов, обоюдная эмпатия позволяли им играть не просто стройно, а так, что на репетиции собирались толпы, замирая от восхищения. Огонь и лед струился по венам слушателей и вскоре об их способностях заговорил весь поселок. Именно потому, Марией было предложено перенести репетиции на более позднее время, хотя об истинном мотиве такого хода знала лишь она сама. Возможность быть рядом с ним наедине… О! небо!.. Мария влюбилась как кошка.

Восемь дней и вечеров совместных репетиций. Школа располагалась среди старого, помещецкого парка. Место, по вечерам, особенно безлюдное. Кроме сторожа, который по обыкновению и классической традиции спал, в отведенной для этого занятия лачуге, на территории школы никого не было. Помехи для стремительного сближения двух молодых людей сметались, как пыль под натиском сокрушительного урагана. Накануне бала, Мария пригласила Давида к себе в апартаменты. Предложение поужинать вместе увенчалось успехом. Во время беседы на литературную тематику выяснилось, что оба в одно и тоже время читали роман Решад Нури Гюнтекин «Королек – птичка певчая», и оба находились под сильным впечатлением от силы чувств главных героев.

-У тебя есть девушка? – не удержалась Мария.

- Н-н-да – соврал Давид.

Мария расценила его интонацию, как нежелание бахвалиться и мысленно повесила Давиду еще одну медаль.

- Может вина? – предложила она.

- Почему бы и нет? – согласился он, не желая выглядеть мальчишкой.

«Что я делаю?!» - это была последняя мысль в левом полушарии головного мозга, но и она вскоре угасла.

Плотина, именуемая волей, растворилась. Поток эмоций, смешавшись с мыслями короткими, но смелыми, руками, губами, тихим, горячим шепотом обвились вокруг Давида. Мария всегда рассудительная, стала безумной от захлестнувшей ее нежности.

Однажды среди ночи, в объятиях Давида, Мария услышала тихий шепот:

- Разлука нам с тобой не грозит.

- Почему? – не поняла Мария.

- Мы с тобой – одно целое, – ответил Давид так, как будто знал об этом с рождения.

- И мы не расстанемся никогда-никогда? – в сердце Марии что-то привстало на цыпочки, потянулось, прислушиваясь и ожидая ответа.

Помолчав, Давид ответил:

- Я не умею говорить о том, что ты хочешь услышать, но я могу сыграть это для тебя.

Мария хотела было разочароваться, но осознав, что Давид искренен, мягко толкнула его в бок.

- Тогда я буду писать тебе об этом…

- Уверен, у нас получится гениальное произведение.

- И о нас будут вспоминать всегда вместе, – с детским восторгом поддержала его Мария.

- Как Христа и Пилата, - подтвердил Давид.

Забытое видение всколыхнуло сознание Марии, и она одно короткое мгновение отчетливо знала, что ей необходимо сделать, но чтобы развить мысль не хватило силы чувства.

- А тебе не кажется, что история Мастера и Маргариты не закончена?

- Любовь, как и музыка – вечны.

- Ты мог бы мне сыграть знакомство Мастера и Маргариты? – спросила Мария.

- Не знаю… Думаю смог бы…

В открытое окно доносился тихий шелест беседующих между собой, старых кленов. Внезапно раздался свист и хлопанье крыльев. На подоконник опустилась огромная, в темноте неопознанная птица. Мария в испуге прижалась к Давиду.

- Что это? – содрогаясь от адреналина, спросила она.

- Похоже, сова, – он чувствовал прилив гордой силы, прислушиваясь, как льнуло к нему тело молодой женщины.

Стены апартаментов, где они провели вместе не один вечер, внезапно дрогнули и Давид услышал мелодию, которая соединила его с вечностью. Он был уверен, что до сих пор никогда не слышал ничего подобного, а между тем это уже когда-то было или он знал, что так и будет…

Мария пришед в себя от испуга, поднялась и, пребывая в уверенности, что ночная гостья тот час же улетит, направилась к окну, чтобы закрыть его.

«Пу-гу-у!» - как выстрел браунинга, раздалось в комнате. Мария вскрикнув, перелетела через пространство комнаты и зарылась с головой под одеяло, прячась, как цыпленок, в подмышки к Давиду. Он и сам вздрогнул. Нервно рассмеявшись, он погладил Марию по голове, успокаивая ее, но вставать, чтобы нагнать ночную гостью, ему не очень хотелось. Спустя короткое время, поймав скупой отблеск света, сова сверкнула глазами и добровольно покинула молодых людей.

Давид поднялся и, пребывая под впечатлением мелодии, которую слышал только он, взял лист бумаги с письменного стола и при свете настольной лампы стал записывать по памяти ноты. Мария смотрела на него, ничего не спрашивая. Ее умное, женское сердце подсказало ей, что этот вечер стал точкой отсчета, до того недалекого дня, когда им придется расстаться.

Мария поднялась с постели и, отыскав на книжных полках произведение Булгакова, потащила Давида вниз, в музыкальный класс.

В эту ночь родились две звезды, две светлых повести.

____________________________________________________________

В течение всего учебного года они тайком встречались. Толстые каменные стены старинного здания школы, заглушали звуки старого рояля, то стонущего, то ликующего, славящего мир и Всевышнего под нежными пальцами любовников. Мерцание свечей в пыльном канделябре. Напоив сердца музыкой, они подолгу вели беседы. Идея продлить повесть Мастера и Маргариты принимала все более отчетливые формы и объединяла их еще крепче. Иногда они предавались ласкам прямо в музыкальном классе. Потом поднимались наверх и проводили несколько незабываемых часов вместе. Они читали в голос друг другу стихи, романы, играли в шахматы, дурачились, как дети. Среди декораций старого парка, под мелодию светлой осенней грусти, которая хорошо слышится в провинциальной тишине, их роман был похож на сказку. Эта мысль несколько раз приходила Марии в голову, а вместе с ней возникало желание изложить свои чувства на бумаге.

Но вот пришло время пространственной разлуки. Мария знала, что Тамара Николаевна умерла и теперь Давид уедет учиться. Она видела уже себя в гробу, а вокруг хмурые, недоуменные лица. Отравиться, что же еще остается делать?

Тихо ступая по аллее, она знала, что он уже там, на их скамье, под старым кленом. Давид услышал ее шаги и привстал. Взошла луна, аллея украсилась причудливым узором под трафаретом ветвистых кленов, лип и берез. В просветах замелькал силуэт в красном сарафане, под которым угадывались красивые формы молодого, стройного тела. Мария остановилась в шаге от Давида, напряженно всматриваясь в его грустное лицо. Подобранные обручем волосы, бледные черты лица – она напоминала растерянную девочку. Давид улыбнулся, и привлек ее к себе. Поддержав ее в объятиях несколько мгновений, он пробежался губами по родным и милым чертам.

- Плохо тебе, хороший мой? – она искренне сопереживала с ним утрату родного человека.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒