История с географией

7. История с географией

Британские и американские журналисты и культурологи чаще всего высказывают своё мнение о заимствованиях тогда, когда хотят образумить строптивых французов, не столь терпимых к однобокой языковой «глобализации». Набор доводов англоязычной стороны тоже не слишком богат, и было бы странно, если бы переимчивые российские теоретики не подхватили что-нибудь из этого репертуара. Но я лучше буду анализировать не их добросовестное изложение чужих мыслей, а систему доводов первоисточника.

В начале обычно напоминается, что и у английского языка немалую часть словарного запаса составляют именно заимствования из других языков. Как отмечает новозеландский лингвист Рей Харлоу:

English is perhaps the language which has the highest level of “borrowed” vocabulary, at least among the world’s major languages.[21]

Отсюда нередко делается вывод, что эта покладистость английского языка и есть то преимущество, благодаря которому он вышел в число мировых.

The infectiousness of the language reflects its adaptability and flexibility. In comparison to French or German, English is a permeable language, open to new influences and usages. This is one of its traditional strengths as an international language (The Times, March 24, 1995)

Today, after 1,500 years of promiscuous acquisitiveness, the vocabulary of English is vast (…) Its depth and precision have helped make English the foremost language of science, diplomacy and international business – and the medium of T-shirts from Tijuana to Timbuktu. (The US News & World Report, Sept.25, 1995)

Действительно, за полтора тысячелетия язык населения Британских островов обогатился многими заимствованиями. Набеги скандинавов и подчинение Англии власти датского короля пополнили его лексический состав заимствованиями из скандинавских языков. Норманнское завоевание даже положило начало эпохе двуязычия, когда язык исконного населения воспринял огромное количество французских слов. Но едва ли ссылка на эти исторические события переубедит представителей тех культур, которые сегодня ропщут на засилье английских заимствований. Скорее, напротив, послужат им ещё одним козырем.

Да, за полторы тысячи лет любой язык обрастает несчётным множеством заимствований. Если же ограничиться более коротким – и более близким – историческим промежутком, можно привести более показательную статистику. Два года назад британская лингвистка Сьюзи Дент, основываясь на данных «Оксфордского словаря английского языка», подсчитала, что за всё ХХ столетие лексический состав английского языка увеличился на 90 000 единиц (включая случаи, когда уже существовавшее в языке слово приобрело новые значения). Заимствования из других языков составили всего 5% от этой цифры. Остальные 95% – это слова и словосочетания, созданные из отечественного лексического и морфологического материала: так сказать, «мокроступы» по-английски.[22]

Любопытно было бы сравнить эти цифры с соответствующими данными по русскому языку, но мне такая статистика не попадалась. Хотя если вспомнить благоговение перед всякого рода импортом, по этому показателю мы запросто можем обставить любую «цивилизованную страну». Особенно если учесть тенденции последних лет. Можно не сомневаться: если бы небоскрёбы и пылесосы стали известны у нас только в последние десятилетия, русский язык обогатился бы «скайскрейперами» и «вакуум-клинерами». (Одна торговая компания попыталась было хоть отчасти поправить этот недосмотр и объявила о продаже «вакуумных пылесосов». Это, должно быть, те, которые по европейским стандартам…)

Перенимательская жадность непрошеных просветителей иной раз побуждает их вводить заимствованное слово повторно – в новом значении:

Сегмент экологически чистых продуктов, которые называют «органическими» (“organic”), последние два года демонстрирует стремительный рост. Ритейлеры радуются развитию высокомаржинальной категории, однако отмечают, что для специализированной экологичной розницы российский рынок ещё не дорос (…) Добиться успеха в «органической» рознице можно только в случае поддержки и промоушна идеи органики на государственном уровне.

Как говорят в Европе: «Упс!» История распорядилась так, что в русском языке «пищевые продукты» (речь в статье именно о них) никакими другими, кроме как органическими, не бывают. Остаётся либо полностью переосмыслить сочетание «органические продукты» по английскому образцу, либо на веки вечные заковать слово «органические» (в значении «экологически чистые») в кавычки, чтобы отличать его от того же слова в привычном значении. Либо, краснея за свою нецивилизованность, заменить его этим самым «экологически чистые».

Есть, правда, четвёртый способ: даже графику не менять. Так сейчас тоже делают. Получается очень симпатично, и притом не сядешь в лужу, показав неумение транскрибировать (как в случае с «фандрайзингом):

§ Основное отличие road-show от поездок во время премаркетинга – состав участников и объем распространяемой информации. Во время road-show на инвесторов пытаются произвести впечатление уже не аналитики, а руководство компании-эмитента.[23]

§ Private labels, как правило, немного дешевле продающихся по брэндам аналогов в среднем и высоком ценовых сегментах и агрессивно дешевле (средняя разница в цене – 30%) в низком ценовом сегменте.

§ Зона street-retail в Екатеринбурге находится в районе параллельных улиц Малышева и Ленина.

§ Место расположения (location) – одна из важнейших составляющих успешного функционирования торгового центра, и с этим согласны все эксперты. Для каждого ТЦ location – постоянная величина, которую изменить нельзя.

§ Характерной чертой department stores следует считать большие площади – от 10 тыс. кв. м, которые они занимают в отдельных зданиях или больших торговых центрах – shopping molls.

§ В то же время в «самопрезентации» обе компании стараются сильно отличаться друг от друга. Pepsi ориентирована на новое поколение, и этой идее уже около 50 лет. Компания активно привлекает к участию в рекламе celebrities – звезд мирового футбола, поп-музыки. Coca-Cola же выстраивает имидж более универсального бренда.

§ Dress code мероприятия – smart casual.

А то – викинги с норманнами. Да мы сами себе и норманны и викинги!

Так что ссылки на всю историю английского языка – довод шаткий. Процессы, протекавшие в языке пятнадцать веков – не основание для оценки сходного процесса, который в другом языке продолжается менее полувека (примерный срок чуть ли не монопольного влияния английского языка). Двадцатилетний человек, у которого портится зрение и выпадают зубы, будет не прав, если станет утешаться мыслью, что с его девяностолетним дедушкой происходит то же самое.

Если же брать для сравнения не всю историю языка, а только сопоставимые с нашей ситуацией отрезки, надо вспомнить, что сегодня русский язык испытывает воздействие преимущественно одного языка – английского. В истории Англии такое одноколейное влияние наблюдалось в основном тогда, когда его источником были либо захватчики (римляне, норманны и пр.) либо собственные колонии (Индия и пр.) Едва ли те, кто выискивают в истории доводы в пользу заимствований, рассчитывают на эту ассоциацию, но у многих она возникает. Поэтому американским и британским политологам, гадающим о причинах роста антизападных настроений в России, стоит поискать виновных не только среди страшных «почвенников» и коварных кремлёвских идеологов, но и в числе благообразных внедрителей «бэкграундов», «девелоперов» «афтершейвов» и «гламуров», потерявших чувство меры.

Но это – о Великобритании. В Соединённых Штатах – стране эмигрантов – иноязычные слова проникают в язык гораздо свободнее и размереннее. И приходят они, что немаловажно, из самых разных языков. Это, если вспомнить высказывание Ганди, не единоличное вторжение одной культуры, но пришельцы отовсюду. (Более подробно об этом писал П.Р. Палажченко в книге «Мой несистематический словарь», раздел “Foreign Words and Phrases”).

Понятно, что это не та картина, которая создалась сегодня в русском языке. Поэтому у надежды на то, что язык сам наведёт порядок: отбросит ненужное, отшлифует значения заимствованных слов, так чтобы они вписывались в его лексическую систему и пр. – у этой надежды, порождённой оглядкой на американский опыт, чересчур радужный отлив. Кто знает, как приняли бы американцы массированное, из года в год продолжающееся вторжение, скажем, немецкой лексики в их родной язык. Вряд ли с тем же благодушием, которое нас призывают проявлять к потоку английских заимствований.

Вот только что слышал по радио без малого часовую программу о «формате стэнд-ап комеди в комеди-клабе “Питер-стайл”». («Питер» – это не Питер Пэн какой-нибудь, а Петербург. Такой теперь у Северной Пальмиры брайтон-бичский «стайл». Пусть Москва не хвастает проектом района «Москва-Сити», «Спасо-Хаусом», «Президент-Отелем», «Кремлин-Квартетом» и «Арбат-Престижем»). Замените во фразе, относящейся к теме программы, английские слова на итальянские и выдавайте их в разных сочетаниях в течение почти часовой программы по американскому радио. Причём повторяйте эту процедуру в каждой третьей передаче. А слушателям внушайте: это-де ничего, английский язык – великий, могучий и здоровый организм, со временем всё переварит. А до наступления этого светлого будущего извольте быть «толерантнее».

Мне почему-то кажется, что американским слушателям это не понравится.

Надежду на то, что «само рассосётся», не укрепляет и обращение к истории русского языка. Чаще всего в этой связи вспоминают эпоху Петровских реформ. Но, как и при сопоставлении нынешнего положения в русском языке с ситуацией в англоязычных странах, сравнение хромает из-за недоучёта целого ряда важных обстоятельств – таких, например, как более отчётливые сословные различия в то время, определяющие различия между социальными диалектами: попав в речь одного сословия, заимствование не так-то легко и не так быстро становилось общим достоянием. Общенациональный язык представлял собой менее податливую для распространения заимствований среду. Чтобы в ней утвердиться, слово должно было принять законы, по которым она живёт. Язык в целом (не отдельные социальные диалекты!) не так радостно приветствовал тех, кто лезет в чужой монастырь со своим уставом. Первоначальное «коллегиум правительское» (согласование по среднему роду латинского “collegium”) заменилось на «правительская коллегия». Не слышно, чтобы сегодня кого-то смутила грамматическая нелепость ставшего уже расхожим сочетания «печатные масс-медиа» (согласование по множественному числу исходного “media”).

Притом не следует забывать, что эти самые «медиа» именно «масс», чего также не было в Петровское время. Все примеры, приведённые в этой статье, взяты из изданий, выходящих такими тиражами, о каких в XVIII веке и помыслить не могли. Об Интернете тогда тоже, вроде бы, не слыхали, а равно и о радио с телевидением. О «леполотёрских» наклонностях этих источников здесь уже сказано предостаточно, а что касается их влияния на язык, вспомним хотя бы нелепый перевод названия “World Trade Center” как «Международный торговый центр» вместо «Центр мировой торговли», пущенный в оборот журналистами, о чём рассказывалось в «Мостах» № 1.

Кстати, языковая позиция самого Петра I была не такой безоговорочно перенимательской, как сегодня рисуется кое-кому из желающих пофорсить в оперении «птенцов гнезда Петрова». Не вдаваясь в её подробный разбор, приведу лишь указание Петра одному из российских послов:

В реляциях твоих употребляешь ты зело многие польские и другие иностранные слова и термины, за которыми самого дела выразуметь невозможно; того ради впредь тебе реляции свои к нам писать все российским языком, не употребляя иностранных слов и терминов.[24]

Уповать на то, что язык – крепкий организм, который всё усвоит и переварит, и в доказательство ссылаться на отдалённые эпохи, по-моему, так же наивно, как убеждать экологов не тревожиться о состоянии природы, потому что в Средние века до глобального потепления дело не дошло.

В заключение отдам дань традиции, о которой говорилось в самом начале статьи – непременно оговаривать: «Я не против заимствований, но…» Итак, я не против заимствований, если это не «леполотёрские» ужимки, не словесное шулерство, не прихоть «смешных гламурниц» (современный вариант мольеровских «смешных жеманниц»), не оригинальность с чужого плеча, известная под названием «креативность», и не следствие глухого лингвистического невежества

[1] Л.П. Крысин, «Не хочу, чтобы меня “шокировали монстры”» – «Известия», 16 марта 2002 г.

[2] П. Сергеич, «Искусство речи на суде» – Тула: «Автограф», 2000, стр. 28.

[3] Отметим заодно грациозный реверанс в сторону речевой политкорректности: «берлинцы и берлинки». Вероятно, журналисту представляется, что под словом «берлинцы» подразумевается только мужское население Берлина.

[4] Забота о благообразии выразилась и в том, что экспроприаторы стали сопровождать свои действия приказом: «Руки вверх» – как принято в «цивилизованных странах». Многочисленные примеры из русской литературы того времени показывают, что это выражение ассоциировалось именно с революционными грабежами, а не с безыдейным отъёмом денег.

[5] “The Moscow Times”, Jan. 10, 2003.

[6] В.В. Виноградов, «Очерки по истории русского литературного языка XVIII-XIX веков» – М.: «Высшая школа», 1982, стр. 58.

[7] Любопытное замечание на этот счёт встречается в газете «Файненшиал таймс»: “The most lurid charges against Mr Konyakhin are levelled in a patchy home video, which has been rebroadcast on Russian national television. In it a dapper young man in a panama hat and linen suit describes himself as a professional keeler, Russia’s new term for hit-man, who has been paid to commit murders by Mr Konyakhin” (The Financial Times, Oct. 3-4, 1997).

[8] Из записной книжки Д.С. Лихачёва: «Наполеон графу Шуазелю, объясняя ему пышность своего двора: “Простота не идёт человеку, вышедшему из простых солдат; она годится только наследственному государю”. Мысль Наполеона можно продолжить и не в столь “самооправдательном” смысле, как у Наполеона: важность нужна людям ничтожным, внешнее “глубокомыслие” – глупым и т.п.»

[9] А.М. Селищев, «Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языком последних лет (1917-1926) – М.: «Работник просвещения», 1928, стр. 29.

[10] Словарь русского языка XVIII века, вып. 10 – СПб.: «Наука», 1998, стр. 144. В словаре указан и более ранний случай употребления этот слова – в варианте «континжент» (1713).

[11] Г. Пикер, «Застольные разговоры Гитлера» – Смоленск: «Русич», 1993, стр. 99.

[12] Б.Локетт, «Английский язык: вчера, сегодня и завтра» – М.: «Русский язык – Медиа», 2003, стр. 374.

[13] В. Смоленский, «Суши или суси? Отповедь шепелявящим» – «Мосты», № 2, 2004.

[14] M. Berdy, “Repelling the Englsh Invasion” – “The Moscow Times”, ///////////

[15] Рискуя смутить покой легковерных любителей заимствований, приведу всё же примечание переводчицы романа Л.Н.Толстого «Воскресение» Луизы Мод к сочетанию “Tolkoochy market” – так она передала русское «толкучий рынок»: “literally, jostling market, where second-hand clothes and all sorts of cheap goods are sold”.

[16] Е.И.Иванов, «Меткое московское слово» – М.: «Московский рабочий», 1986, стр. 178.

[17] К.И Чуковский ещё в 1914 году писал о сокращениях вроде «к.-д.» (Конституционно-демократическая партия) и «Юротат» (Южно-русское общество аптекарских товаров) как об «американизации речи». (К.И. Чуковский, «Эго-футуристы и кубо-футуристы» – в: Литературно-художественные альманахи издательства «Шиповник», книга 22 – СПб., 1914, стр. 112).

[18] Из романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина» в переводе К. Гарнетт: “Anna appeared not to notice Vronsky's worried and inquiring expression, and began a lively account of her morning's shopping” («Анна как будто не замечала лица Вронского, озабоченного и вопросительного, и весело рассказывала ему, что она купила нынче утром»).

[19] Американа. Англо-русский лингвострановедческий словарь – Смоленск: «Полиграмма», 1996, стр. 563.

[20] Сравните два утверждения. «Ещё в 30-е годы в русле стремления к упорядоченности русского правописания возникли первые шаги <курсив мой – В.Л.> “орфографического режима”, который стал продолжением режима XIX в. и развивался параллельно режиму политическому (…) Орфографический фанатизм (…) стал причиной настоящего орфографического террора в школе: орфографическая ошибка была возведена “чуть ли не в ранг нравственной категории” (…) <В постсоветскую эпоху> графико-орфографическое однообразие эпохи орфографического догмата сменилось орфографическим плюрализмом» (Т.М.Григорьева, «Три века русской орфографии» – М.: «Элпис», 2004, стр. 224-225, 229) – “Americans have always placed a singular importance on spelling (…) After a period of eclipse the <spelling> bees were revived again in the 1920s as a way of encouraging the civic virtues of literacy among schoolchildren.” (G.Nunberg, “Going Nucular. Language, Politics, and Culture in Confrontational Times” – N.Y.: Public Affairs, 2004, pp. 260-261). Кто бы мог подумать, что у страны, считающейся колыбелью демократии, такие «совковые» орфографические замашки.

[21] R. Harlow, ‘Some Languages Are Not Just Good Engough’ – in ‘Language Myths,’ Lnd.: Penguin Books, 1998, p. 52.

[22] R.Young, “English Growing by 900 Words a Year” – The Times, Oct. 9, 2003.

[23] Cр.: «С начала ноября финансовый консультант "Калины" – "Ренессанс Капитал" проводит роад-шоу среди иностранных и российских инвесторов». «Роад-шоу» вместо требуемого существующей сегодня в переводе нормой транскрипции «роуд-шоу» – всё равно что «Броадвай» вместо «Бродвея» (Broadway).

[24] Цит. по: В.В.Виноградов, «Очерки по истории русского литературного языка XVIII-XIX веков» – М.: «Высшая школа», 1982б стр. 69.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 78