Поборники прогресса перед судом инквизиции

6. Поборники прогресса перед судом инквизиции

Надо сказать, что высокотехнологичные методы превращения порося в карася (вроде внедрения «секондхэнда» и «шоппинга») отечественные заимствователи не сами придумали, а тоже заимствовали. Долгое время торговые комплексы в США назывались просто “shopping centers”. А поскольку это незамысловатое название не вызывает у американских покупателей того обильного слюноотделения, которое наблюдалось бы у российских при упоминании «шоппинг-центров», в середине 1950-х годов американские коллеги «леполотёров» принялись искать какое-нибудь более лакомое словцо. В конце концов они остановили выбор на слове “mall”.

История этого слова такова. “The Mall” – название улицы в Лондоне, ведущей от Трафальгарской площади к Букингемскому дворцу. Название это происходит от “pall-mall” – игры в шары, которой, как считается, забавлялся на этом месте король Карл II и его придворные (“mall” – сокращенное “mallet,” молоток, использовавшийся в этой игре). Сделавшись нарицательным, слово “mall” приобрело значение «место для прогулок, бульвар». Так, в Вашингтоне “The (National) Mall” – это музейно-парковая территория в центре города. (В словаре «Американа» этот микротопоним передан как «Эспланада». Сам автор её проекта Пьер Ланфан «ориентировался на планировку Парижа и Версаля и называл своё детище «Большим проспектом» <Grand Avenue>»[19]).

Для рекламных целей – лучше не придумаешь: хождение по магазинам изображается как этакий променаж для моциона, притом для американских покупателей слово “mall” звучало как намёк на что-то, по выражению Паниковского, «из раньшей жизни», по-европейски фасонистое.

Российские коммерсанты-словотворцы, привыкшие перенимать американский опыт, в чём бы он ни состоял, и тут оказались верны себе:

Через четыре для после презентации «Метро Кэш энд Керри» в городе открылась первая очередь ТРК «Парк Хаус» самарской группы компаний «Время».

Предваряли событие биллборды с надписью «Что такое молл?». Отвечая на этот вопрос, Сергей Гаранин, генеральный директор группы компаний «Время», заявил: слово «молл» подчёркивает разницу между ТЦ ярмарочного типа и объектами, построенными по европейским стандартам.

Если вдуматься, объяснение маловразумительное. Но слово «европейский» несомненно упомянуто всуе: «американский» было бы точнее (не исключено, что эта вольная или невольная подмена – уступка модному сейчас антиамериканизму). Первый крытый торговый комплекс, получивший название “mall,” открылся в Миннеаполисе в 1956 году.

А в середине XIX века, чтобы «подчеркнуть разницу между ТЦ ярмарочного типа и объектами, построенными по европейским стандартам», в русский язык было введено слово «пассаж» в новом по тем временам значении – крытый торговый комплекс. И не только торговый: в петербургском Пассаже ещё в начале шестидесятых годов XIX века устраивались концерты, выставки, читались лекции. (Те, кто знаком с произведениями Ф.М. Достоевского не только по школьной программе, наверняка вспомнят его незаконченную сатирическую повесть «Крокодил, или Пассаж в Пассаже»).

Но кто сегодня польстится на «пассаж»? Слово до неприличия обрусело. На «тизер» не тянет (справка для недостаточно продвинутых: «тизерная реклама» – по любезной подсказке одного издания – «реклама, содержащая интригу»). А без тизера – какие биллборды, какой промоушн?

У «тизеров», таким образом, есть недостаток: они быстро снашиваются («Только утро любви хорошо»). И вот на смену тизеру приходит супертизер, потом гипертизер, потом мегатизер – это всё не считая вставных номеров вроде евротизера. И одно из самых действенных средств в этой игре – заимствования: слова, на вкус аудитории, более престижные. Но мало кто сейчас знает, что у слова «престиж» тот же корень, что у латинского “praestigiae” – «призраки, морок, обман». А ещё – «иллюзионное искусство, ловкость рук».

Импортные «тизеры» широко распространены и в науке, и в искусстве, и в политике. Я обратился именно к рекламе, потому что её производители обычно описывают механику «тизинга» с такой откровенностью, которая попахивает стриптизингом.

В связи с этим вспоминается одно утверждение, часто звучащее в спорах о заимствованной лексике: «Заимствования обогащают язык». На первый взгляд – справедливо и невозразимо. Я, например, очень ценю позаимствованное не так давно слово «креативность»: им удобно обозначать те явления, относить которые к «творчеству» как-то неловко.

Я не шучу. Семантика каждого из разностилевых синонимов отчётливее всего проявляется при их сопоставлении в одном высказывании: «не глаза, а очи», «не народ, а публика», «не творчество, а креативность». Как у М.И.Цветаевой: «Чувствами Брюсов не жил (в крайнем случае – эмоциями)».

Перевести название пьесы «Дачники» как “Summer People” – для этого требуется творческий подход. Назвать экранизацию этой пьесы «Летние люди» – чистейшей воды «креатив».

Если же отличие заимствованного слова от уже имеющегося в русском языке синонима оказывается такими неуловимыми, что выразить его можно не иначе, как мимикой и жестом (так одна особа объясняла разницу между идеей текста и его «месседжем») или беспомощными ссылками на «европейскость» и «европейские стандарты», стоит задуматься: а с какой же всё-таки целью заимствовалось слово? «Скучали мы, что ли, без него? Приглашали мы его, что ли?» – как орал в Торгсине Коровьев по адресу сиреневого иностранца.

Кто-то, безусловно, приглашал – не само пришло и не «враги подкинули». А вот кто и с какой целью, я и пытался разобраться в предыдущих разделах. И цель эта – явно не забота о родном языке, ясности изложения и точности мысли.

Притом это приглашение часто исходит от людей, чьи представления о родном языке… как бы это поделикатнее… Когда в феврале 2001 года была предпринята тщедушная попытка развернуть кампанию «Народный диктант» и московским журналистам предложили в добровольном порядке похвастаться своими навыками правописания – попросту говоря, написать диктант, – одна центральная газета вынесла на первую полосу аршинный заголовок: «ДИКТАНТУРА. Россию будут спасать русским языком». Горячо отстаивая право человека на безграмотность, редакторы даже изменили своей привычке по всякому поводу сверяться с «опытом цивилизованных стран», а то непременно узнали бы об орфографических олимпиадах (spelling bees), которые устраиваются для американских школьников. Упущен такой случай обогатить русский язык красивым европейским выражением «спеллинг-би»![20]

Видимо, слово «норма» вообще вызывает у редакции панический ужас: год спустя корректор этого издания писала:

Чересчур ревностное служение её (грамматики – В.Л.) букве – удел инквизиторов, в чьих горящих глазах мне чудятся огненные языки аутодафе и разящий молот ведьм.

Этот шиллеровский пафос понадобился для того, чтобы вступиться за выражения «бóльшая половина» и «меньшая половина», гонимые кровожадными служителями «буквы грамматики».

Мне же в этой связи вспомнился не Торквемада, а Дон-Аминадо (псевдоним известного юмориста А.П.Шполянского) – вернее, начало его фельетона 1926 года: «Если принять одесскую систему деления некого целого на бóльшую половину и меньшую половину…». Именно так. В те годы упоминание о «бóльшей половине» непременно сопровождалось добавлением: «как говорят в Одессе». Сегодня за такие смешочки недолго прослыть изувером, мракобесом, а то и снобом (а это, говорят, пострашнее «изувера»).

Я не стал бы здесь упоминать это издание и его корректоров, которые, стращая участью Джордано Бруно, внедряют одессизмы, если бы его авторы не приправляли свои статьи забористыми заимствованиями и не принимались порой учить читателей, как правильно писать слова «промоушн» (не «промоушен»), «мерчандайзинг» (не «мерчендайзинг») или «фандрайзинг» (не «фондрайзинг» и, помилуй Бог, не «фаундайзинг»). Но как-то не очень веришь наставлениям учителей, которые при одном слове «правописание» сзывают народ на баррикады.

Между прочим, «фандрайзинг» – слово в своём роде замечательное. Первая его половина передана путём транскрипции (“fund-” – «фанд-»), а вторая – транслитерацией (“-raising” – «-райзинг»: транскрипция требовала бы «-рейзинг»). Всякий уважающий себя инквизитор скажет: либо «Дидерот» (как транслитерировалась фамилия французского философа Diderot в XVIII веке), либо «Дидро» (как транскрибируется она сейчас) – но уж никак не «Дидрот». Либо «фундрайзинг» (точнее даже «фундрайсинг»), либо «фандрейзинг», а то вместо этого безвестные благодетели обогатили русский язык мичуринским гибридом.

Обобщая эти наблюдения, позволю себе высказать смелую мысль. Может быть, прежде чем приниматься за обогащение русского языка, нынешние мастера слова дадут себе труд познакомиться с ним поближе? Это ведь ещё вопрос, нужна ли ему их неуклюжая благотворительность.

Хотя – если уж даже корректоры и специалисты по орфографии держатся шариковского принципа: «В настоящее время каждый имеет своё право», надежды на это мало.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 678 Следующая ⇒