Глава 8.. Каникулы.

Глава 8.

Каникулы.

Начались каникулы.

Начались каникулы, и осень решила устроить праздник – в конце ноября солнышко грело, как бабьим летом в сентябре, и гулять можно было в лёгких курточках, без шапок и шарфов.

Но гулять по городу – неинтересно. Тимофей и Кира поехали на дачу, а их дачи, как Тимофей с Кирой выяснили когда-то давно, находились друг от друга в двух станциях электрички.

Тимофей пригласил Тёму к себе в гости – пожить недельку. Тёма с радостью согласился. В планах было – съездить в гости к Кире, позвать Киру к себе, но Тимофей неожиданно придумал кое-что покруче.

- Ноябрь – это вам, конечно, не май, - рассудительно заметил он, - но рассветы – они и осенью рассветы.

- В смысле, о чём ты? – нахмурился Тёма.

Но Кира поняла, о чём. Они с Тимофеем давно эту идею придумали, просто всё никак не могли воплотить.

- Земля сырая, - возразила она Тиму.

- С чего ты взяла? – возразил Тимофей. – Уже третьи сутки тепло и сухо. Велосипеды у нас спортивные. Справимся.

- О чём вы говорите? – затряс головой кентавр.

- Мы хотим встретить рассвет, - объяснила ему Кира. – Встретиться посередине между нашими дачами. Там как раз холм, а в низине – поле. До горизонта.

- И горизонт уходит на восток.

- Да. То, что надо до рассвета.

- А вас пустят? – с сомнением спросил Тёма.

- А мы спросим? – весело повернулся Тим к Кире.

- Нет, - невинно улыбаясь, отозвалась Кира.

Тёма усмехнулся:

- Ну вы даёте… А на электричке станцию проехать нельзя?

- Во-первых, в такую рань электричек почти нет. Во-вторых, придётся искать электрички в разные стороны, которые на одну и ту же станцию прибывают примерно в одинаковое время – сложно.

- А в-третьих, так неинтересно, - улыбнулась Кира.

- Аргумент, - вздохнул Тёма.

Небо было тёмное, когда подушка завибрировала, затряслась, зазвенела – Кира сунула под неё руку и выключила будильник. В тёмно-синий квадрат окна выглядывала ваза с сухоцветами, пахло досками и кошачьим теплом.

Кира волевым усилием заставила себя сесть. Она наконец-то вспомнила – она на даче, и сегодня то самое рассветное утро.

Кира скользнула на пол, нащупала тапочки и на цыпочках прокралась к тумбочке. Окно над тумбочкой смотрело на восток. Горизонт над лесом начинал желтеть – Кира нахмурилась и заторопилась. Девочка натянула первый попавшийся свитер и джинсы, двое носков, сунула телефон в задний карман, перекинула через плечо полупустой рюкзак и выскользнула за дверь комнаты, поморщившись от скрипа.

Лестница вниз – и Кира на кухне. Спички, плита, чайник. Пока закипает – заварка в термос, нарезать сыр и хлеб (и постараться в темноте не порезать пальцы). Чайник издал тоненький свист, Кира вздрогнула и сразу же сняла его с огня. Залила кипяток в термос, убрала бутерброды в пакет. В рюкзаке ещё оставалось место, но Кире ничего больше не было нужно. Она дёрнула молнию за язычок.

- Кир-ра, ты куда-то уходишь?

Сердце ухнуло. Кира стремительно обернулась. Ромка стоял в дверях, кое-как одетый, сонный и взъерошенный.

- Я хочу с тобой.

- Я никуда… Я просто прогуляться. Иди спать, Ром.

- Я хочу с тобой! – Ромка насупился.

Кира кинула быстрый взгляд на часы. Выходить нужно прямо сейчас.

- Ро-ом, - Кира шагнула к братику и присела перед ним на корточки. – Я возьму тебя с собой, но только если ты никому ничего не скажешь.

- Никому не скажу.

- Пообещай. Обещания нарушать нельзя.

- Я обещаю, - Ромка улыбался, предчувствуя приключения. – А куда мы?

Кира поднялась.

- Рассвет встречать, - она быстро чмокнула брата в макушку. – Пошли одеваться.

- Р-рассвет… - задумчиво повторил Ромка.

Улица дохнула на брата с сестрой свежестью. Ромка, замотанный в Кирин шарф (Ромкиного она второпях не нашла), глядел на мир в щёлочку из-под шапки и улыбался глазами. Кира выкатила велосипед за калитку и перекинула ногу через раму. Ромка неуклюже влез на багажник. К багажнику была примотана старая подушечка – специально для таких случаев, как сегодня.

- Обними меня, - сказала братику Кира. – И не отпускай, хорошо? Темно, мы можем на кочку налететь. Или ещё что-нибудь.

- Хор-рошо! – Ромка обхватил Киру за талию, прижался к ней щекой, засопел.

- И не усни там, - улыбнулась Кира.

- Не усну, - пробурчал Ромка.

Кира толкнулась и налегла на педали. Захрустел гравий под колёсами, испуганно дёрнулась в кустах утренняя птица.

Домики в утренней дымке замелькали перед Ромкиным носом, как кадры из старого мультика. Ромке стало зябко, и он спрятал нос под воротник куртки, ещё крепче прижался к тёплой и надёжной Кире. Кира крутила педали и жадно вдыхала свежий воздух.

Каждый поворот, каждое деревце здесь было ей знакомо – Кира тут выросла. Дедушка дуб качает голыми ветвями, но где-то виднеются ещё жёлуди, стайка стройненьких берёз, мшистые заросли черники – Кира свернула в лес. Влажная дорожка, мощёная еловыми иглами, неожиданно из чащи выступает разрушенная сторожка – Кира и ей улыбается нежно, как старому другу. Улыбается Ромка – они с Кирой здесь играли летом.

Дорога из леса выводит в поле, начинаются кочки, ямки, траншеи с мутной водой. Кира сосредотачивается, слегка привстаёт над сидением (Ромка хмурится – ему так неудобно), смотрит на дорогу пристальнее обычного, объезжает ямы, сбавляет скорость, если кочки не избежать. Но Ромка на каждой кочке всё равно ойкает. Кира начинает за него переживать, ехать ведь ещё долго. В конце концов всё же сворачивает к дороге – на ней асфальт, с утра мало машин, жаль только, что виды не такие красивые.

По дороге они едут пятнадцать минут, двадцать, тридцать. Ромка начинает засыпать.

- Ром! – кричит ему Кира, чтобы проснулся. – Рома!

- Да-а?..

- Не спи! Скажи мне, сколько будет два плюс три?

- Пя-ать.

- А два плюс два?

- Зачем тебе?

- Чтобы ты не спал. Ну, сколько?

- А я и не сплю. Четыр-ре. А сколько будет сто плюс сто?

- Двести.

- Так не честно. Ты взр-рослая.

- Ничего я не взрослая. Спой песенку про облака.

- Не хочу.

- Ну дава-ай! Обла-ака-а, белогривые лошадки!.. Подпевай, ну Ром!

- Облака-а, - вяло отозвался Рома, - что вы мчитесь без оглядки?

- Не смотрите вы, пожалуйста!

- С вы-ысока-а!

- А по небу прокатите нас!

- Обла-ака-а-а! – завопил Ромка во всё горло.

Облака на небе расступались – или не облака, а предрассветная белёсая завеса, и тогда нужно поторопиться.

Дорога взвивалась вверх – так, что пришлось поднажать, потому что на Кирином велосипеде передач не было – а потом стремительно бросилась вниз.

- У-ох! – ахнул Ромка и подставил нос встречному ветру.

Дорога поравнялась с полем за обочиной, проскользила мимо одинокая старая машинка.

Поле за обочиной на горизонте перерезали железнодорожные пути. Дарина дождалась полого спуска и свернула в тяжёлую жёлтую траву.

- Я уста-ал, - заныл Ромка.

- Немножко осталось.

- Я уста-ал, можно я слезу?

- Нет, Ром, мы опоздаем. Ты сам со мной попросился.

- Ну Кир-ра!..

Но Кира была неумолима. Она выехала на тропинку и погнала по ней, вглядываясь в утренний туман. От домиков придорожной станции отделились вдруг две точки – и двинулись навстречу Кире. Кира однако проскочила поворот, ведущий к станции, и бросилась в атаку на крутой песчаный холм.

- Ай! Ну Кир-ра!

- Держись за сидение. Уф-фух… Держишься? – Кира поднялась на педалях, Ромка вцепился в сидение двумя руками.

- Кира! Кира-а! – донеслись снизу крики.

- А нас подождать?!

Кира ухмыльнулась себе под нос. Взмокшие пряди падали ей на лоб, руль извивался в руках, вопили о пощаде измотанные мышцы. Но Кира не сдавалась. Вдох, выдох – и они с Ромкой на вершине.

Кира спрыгнула на землю.

- Можно слезать? – спросил Ромка. Кира кивнула. – Фу-ух. Тяжело было.

Кира улыбнулась. Повернулась навстречу Артею с Тимофеем. Тимофей гнал по склону на своём спортивном велосипеде, Тёма на своих четырёх карабкался по склону и рукой поправлял шапку, сползающую на глаза.

- Доброе утро! – весело крикнул Тимофей. – Привет, Ромка.

- Он проснулся, у меня не было выбора, - виновато пояснила Кира.

- Ничего! – Тим бросил велосипед сверху на Кирин, шагнул к девочке и порывисто её обнял. – Обогнала нас всё-таки!

Тёма, тяжело переводя дыхание, поднялся на холм.

- Привет! – Кира обняла кентавра в знак приветствия. Кентавр только измученно кивнул. – Что, тяжко?

- Да этот… - Тёма махнул рукой в сторону Тимофея. – Гнал как… сумасшедший…

- Вот и Кир-ра тоже! – запищал Ромка. – Гнала! Как сумасшедшая!

Мальчик высунулся из-за старшей сестры и только сейчас сообразил, что говорит с настоящим кентавром.

- Ой…

- Привет, - устало улыбнулся мальчику Тёма. – Ты и есть Рома? Я про тебя много слышал.

Рома взялся рукой за краешек Кириной куртки, распахнул глаза, разинул рот – казалось, он впитывает в себя, как губка, всего Артея целиком. Смотрит и не может насмотреться, любуется и не может налюбоваться, удивляется – и…

Тёма засмеялся и беспомощно поглядел на Киру. Но Кира тоже им любовалась. В пёстром свитере Тимофея и её оранжевом шарфике, одним концом переброшенном за спину, в шапке с помпоном, от копыт к коленям – гетры, вместо попоны – плед, и плед удерживается широким ремнём, опоясывающим лошадиную спину. Тёма раскраснелся, тёмные пряди выбились из-под шапки и упали кентавру на лоб, нависли над глазами, и в глазах, весёлых и добрых, затанцевали новые тени.

- Ну чего вы, - смутился Тёма.

- Красивый ты очень, - сообщил из-за спины Киры Тимофей. Он сидел на корточках и доставал из рюкзака контейнеры с едой. – Дикий ландшафт тебе очень идёт!

- Ну тебя! – фыркнул Тёма.

- Константинова бы сейчас порадовалась таким словам, - заметила Кира. – Ром, ты хотя бы поздоровайся.

- Здр-раствуйте, - послушно сказал Ромка. Он шагнул поближе, но Кириной куртки из руки не выпустил – и протянул кентавру свободную ладонь.

- Здравствуй, - улыбнулся Артей, осторожно пожимая Ромкину ладонь.

Небо стремительно светлело. Из леса вовсю неслись птичьи трели, белёсость таяла и напитывался розовым восток. Кира вынула из рюкзака термос и бутерброды. Тимофей привёз сырники.

- Ничего себе! – удивилась Кира.

- Это всё Тёма приготовил!

- Да конечно, - Тёма нагнулся, расстегнул под брюхом пояс, стянул с себя плед и бросил его на землю. – Тимофей с вечера жарил. Я только тесто замесил.

- «Только тесто», - передразнил Тимофей. – Если бы не ты, я бы про них забыл, и мы бы сейчас угольки ели.

- Слишком много «бы».

- И не угольки, а наши бутер-рбр-роды! – вмешался Ромка.

Тёма засмеялся, и Ромка покраснел.

- Очень вкусные у вас бутерброды, хочу сказать.

Розовое растекалось по небу, как опрокинутая акварель. Тонкие плоские облачка над горизонтом делались сиреневыми, затем – сливовыми, и наконец – ярко-алыми. А горизонт разгорелся оранжевым.

- Будто там пожар, - ахнул Ромка.

Тимофей передал Кире термос. Кира глотнула горячий чай – показалось, что пламенный рассвет поселился у неё внутри.

Закричали вдали вороны, разбудили петуха, и петух запел раньше времени – солнце ещё не поднималось.

- Обернитесь, - сказал Тёма.

За спинами у ребят ещё сверкали звёзды – сверкали в нежном сиреневом дурмане. Кира подумала, что именно с таким цветом у неё ассоциируются сны.

Наконец показался осколочек солнца. Ромка охнул, ребята затаили дыхание. Солнце выползало медленно и важно, оранжевое, чистенькое, ещё не до слёз ослепительное – нежное и доброе.

Трава на холме окрасилась в розовый. Но чем выше поднималось солнце, тем ниже спускалась розовая полоса. Вскоре она бежала даже за холмом, по рельсам железной дороги, по листьям леса, из розового превращалась в оранжевый, в тёплый жёлтый.

Солнышко задумалось, покачалось, жёлтой кляксой растекаясь по краю земли, и наконец отскочило от горизонта. Тимофей поднял руки и зааплодировал. Кира улыбнулась и присоединилась к нему одновременно с Тёмой и Ромкой.

- Да-а, - прошептал Тимофей, и ребята опустили руки.

Шелестела от ветра трава, щебетали птицы. Кира чувствовала, как мороз кусает её за щёки, и не хотела думать о том, что сейчас придётся сажать Ромку обратно на багажник и ехать обратно.

Ромка неожиданно заговорил:

- Кир-ра, помнишь, ты спр-росила пр-ро вр-ремя?

Тимофей с Тёмой прислушались.

- Помню, - рассеянно отозвалась Кира.

- Ну так… вот – вр-ремя.

- Где?

- Ну вот, - Ромка показал пальцем на солнце и зажмурился – солнце становилось слишком ярким. – Было темно. Потом красиво. Потом тепло и… ну, больно смотр-реть тепер-рь.

- Ярко, - подсказал Тёма.

- Ну да, - согласился Ромка. – Яр-рко. Это и есть вр-ремя. Мама – меньше. Я – больше. А солнце – яр-рко… яр-ркее?

- Ярче.

- Яр-рче. А солнце – яр-рче.

- Но потом будет закат, - заметил Тимофей. – Солнце спрячется, и опять станет темно.

- Это будет др-ругое вр-ремя. И утр-ром опять – яр-рче.

- Ромка у тебя – философ, - шепнул Тёма, наклоняясь над Кириным ухом.

Кира улыбнулась. Ромка – прав. Они сейчас сидят на холме, пьют чай из термосов, жуют сырники и бутерброды – и смотрят, как движется время, как оно всё вокруг меняет, красит в новые цвета. Вечером солнце сядет, станет темно, но потом снова настанет утро, но утро будет уже другим, цвета и оттенки поменяются, петух не проснётся раньше времени, на холме не будет ребят… Это будет другое время.

Сейчас у них есть только «сейчас».

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 Следующая ⇒