Глава третья.. Кентавры, кексы и портрет.

Глава третья.

Кентавры, кексы и портрет.

«Кентавр – общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры. Человек с особенностями физиологии. С 1920 года в России признаны самостоятельными и дееспособными членами общества.

Кентавры пережили длинную и сложную историю. Христоф Гайет, английский писатель и драматург пятнадцатого столетия, упоминает в своих дневниковых записях о массовом прилюдном сожжении «кобылицы» - женщины, родившей копытного мальчика. В те же времена и раньше мы встречаем обвинения в колдовстве, шаманстве, проклятиях для женщин, родивших кентавра.

В восемнадцатом веке от радикальных мер отказались, но «кобылиц» по-прежнему обходили стороной. Новорождённых кентавров убивали или отправляли в леса, а если и пытались вырастить, то тайно – чтобы потом прогнать на природу, в лес. Известны случаи, при которых матери уходили в леса за своими сыновьями и доживали там свой горький срок. В конце восемнадцатого столетия наука и медицина назвали кентавров биологическим отклонением или даже аномалией. К кентаврам стали относиться терпимее – или даже с сочувствием. Но находиться в доме или при дворе кентаврам было строго запрещено, считалось неприличным водить с кентаврами дружбу. Однако с середины девятнадцатого века дружба с кентаврами стала модной среди просвещённой молодёжи. Молодые студенты, - в особенности поэты, писатели, художники, - посвящали прекрасным девушкам-кентавры свои стихи и полотна. То время было пропитано духом авантюризма и бунтарства. «Дружить с кентавром – быть бунтарём,» - писал Анатолий Кашицкий.

Как известно, рождение кентавра – всего-навсего генетическая игра, предсказать которую невозможно. Предполагается, что так или иначе у родителей-людей могли быть связи с кентаврами поколениями выше, и эти связи в итоге явили себя спустя несколько лет. У отца-кентавра и матери-человека может с равной долей вероятности родиться как кентавр, так и человек. Известны случаи, когда у кентавров рождались человеческие дети, но это такая же редкость, как у обычных людей – кентавр.

В наши дни кентавры – полноценные члены общества. Кентавры участвуют в выборах и выдвигаются на руководящие должности, работают журналистами, пекарями, спасателями и машинистами, дети кентавров учатся в обычных школах и живут в одних районах с людьми…»

- Ты сегодня рано.

Кира вздрогнула и подняла глаза. Над ней стоял Тимофей. В пушистом свитере, круглых очках из-под мягких кудрей волос.

- Можно?

Кира кивнула, и Тимофей запрыгнул на подоконник возле неё. Заглянул в телефон, который девочка держала на коленках.

- Чего читаешь? А-а.

Кира покраснела и выключила экран.

- Я просто пытаюсь его получше понять…

- Ты можешь поговорить с ним, - заметил Тимофей, улыбаясь.

- Да, но… Я боюсь сказать что-нибудь не то. То, что его обидит. Как, знаешь, я не люблю, когда говорят про цвет моих волос, хотя это уже даже не прошлый век. А про кентавров… Всего сто лет прошло!

- Не знаю, чем ты можешь его задеть, - пожал плечами мальчик.

- Ну вот как вчера, помнишь, Аркаша вопросы задавал? А Тёма отвечал ему так спокойно…

- О, да, это меня тоже восхищает! Но, ты знаешь, я поговорил с ним об этом.

- И что?

- Тёма считает, что его миссия, как кентавра, доказать людям, что они такие же, как мы. Вот в википедии твоей пишут, что кентаврам независимость дали в двадцатом, а, по сути, в большие города их стали пускать спокойно, продавать жильё, пускать на нормальную работу – совсем недавно. И детей всё ещё травят, если школа похуже нашей.

- Но ему тяжело, наверное… Если я спрошу что-нибудь или ляпну – это значит, что я считаю, что он не такой же, как я. Это грубо.

- А ты правда так считаешь?

- Нет, я просто… я не знаю.

Тимофей улыбчиво вздохнул. Помолчал немного, потянул за недовязаный оранжевый шарф, высунувший хвостик из Кириного рюкзака.

- После школы что сегодня делаешь?

- Ничего.

- Мы с ребятами в книжный хотим сходить. Пойдёшь?

- Не знаю, - повела плечами Кира – так, будто ей стало зябко.

- Хватит быть такой дикой! Пошли. И Тёму с собой позовём.

- Я подумаю.

Кире стало неуютно, что от неё требуют каких-то обещаний, и она заёрзала. Умница Тимофей всё понял.

- Я не заставляю, - ласково объяснил он. – Просто предложил. Шарфик классный получается. Кому подаришь?

- Спасибо, - Кире стало теплее. – Кому – не знаю, не решила пока.

Тёма принёс в школу кексы. Они были мягкие и ароматные – пахли корицей духовочным теплом.

Тёма раскрыл контейнер и запах полетел по классу. Одноклассники потянулись к кентавру, как железки к магниту, Тёма заулыбался.

- Ты и готовить умеешь? – с уважением спросила Саша.

- Ну да…

- С ума сойти!

Ребята брали кексики в руки и оказывалось, что кексы всё ещё не остыли.

- Очень вкусно, - пробубнил с набитым ртом Тимофей. – Погодите, оставьте Кире!

- А где Кира? – Тёма быстро глянул вокруг себя.

- Она раньше всех в школу пришла, - пожал плечами Тимофей. – Не знаю. Сейчас, наверное, придёт.

Кира наклонилась над раковиной и спрятала лицо в ладонях, полных тёплой воды. Холодно. Поднялась, ещё немного погрела руки, и повернула кран. Взяла бумажные полотенца, промокнула лицо и наконец подняла глаза на своё отражение.

Карие глаза, ало-рыжая косичка через плечо – не слишком длинная, но и далеко не короткая. Веснушки от виска до виска – дорожкой через нос. Вязаный свитер чуть темнее волос, в ушах – гвоздики-серёжки. Мама называла Киру белочкой, потому что Кира слишком добрая, чтобы быть лисой. Но белочки зимой меняют шубку на серую, а волосы Киры всегда оставались рыжими. Кира их любила, но немного стеснялась – очень уж они яркие.

Кира повернула левую руку ладошкой вниз и взглянула на часы. До урока четыре минуты. Нужно возвращаться в класс.

- Кира! – загомонил класс, едва девочка переступила порог.

- Мы тебе кексик оставили! – весело сообщила Саша. – Тёма испёк!

Тёма приветливо улыбнулся Кире. Кира почувствовала, что краснеет.

- Держи, - кекс был завёрнут в салфетку с оранжевыми полосками.

- Спасибо! – Кира осторожно откусила, несколько крошек посыпались с салфетки на её свитер. Кира сделала вид, что её это не смущает. – Я свинюшка, - тихо пояснила она. – Очень вкусно!

- Правда?

- Очень-очень, - заверила его девочка.

- Ну… я рад.

В класс широкой походкой влетел Сергей Иванович. Звонка ещё не было, но ребята потянулись к своим местам. Тимофей, опередив Тёму, убрал с его места стул.

- Я и сам бы мог, - беззлобно возмутился кентавр.

- Ну, в другой раз, - махнул рукой Тим.

Пока трещал звонок, Тёма вытащил из рюкзака контейнер. В нём лежал последний нетронутый кекс. Тёма протянул его Кире под партой, и Кира невольно перехватила, испугавшись, что математик сейчас заметит.

- Давай напополам, - шёпотом предложил кентавр девочке.

- Нет, спасибо, - боязливо отозвалась Кира.

- Тогда забирай себе, - почти прошипел Тёма. - Давай-давай, я настаиваю! Дома доешь.

Кира медленно забрала контейнер к себе на коленки. Как перепрятать его незаметно в рюкзак она не знала – и ждала, пока Сергей Иванович отвернётся.

- У нас в списках новенькие, - сипло протянул Сергей Иванович, щурясь в экран ноутбука. – Ну-ка, ну-ка…

Кира медленно потянулась вниз, под парту, к рюкзаку.

- Артей Сковрон. Интере-есно, откуда это он к нам пожаловал. Артей, встаньте.

Тёма повернулся богом, высвобождая задние ноги из-под парты, опёрся на передние и рывком поднялся. Кира воспользовалась вниманием, прикованным к кентавру, и запихала посуду к учебникам. Застегнуть не успела, но решила, что ничего страшного.

- Ого, - сказал Сергей Иванович, хмурясь на кентавра. – Ого. Меня не предупредили.

- А о чём, собственно, предупреждать? – гулко спросил с последней парты Тимофей – он на дух не переносил математика. – Разве что-то не так?

Тёма удивлённо обернулся на одноклассника.

- Надеюсь, что всё в порядке, - сухо отозвался Сергей Иванович. – Анненков, не хами. Артей, значит…

- Можно Тёма, - вежливо вставил кентавр.

- Нужно Сковрон – это ведь фамилия?

- Да. Означает - «жаворонок».

- Удивительно жаворонковый класс.

- «Жаворонковый», - шёпотом прыснул Тимофей – так, чтобы слышали только Саша, Тёма и Кира. – Повторите это быстро пять раз подряд. Спорю, что не получится.

- Садитесь, Сковрон, - вяло протянул Сергей Иванович.

Тёма шагнул к парте, подогнул ноги, но вписался неудачно – с грохотом врезался локтём в заднюю парту и зашипел от боли. Класс моментально обернулся к нему.

- Простите, - просипел кентавр.

- Осторожнее, - участливо шепнули Тёме Саша с Тимофеем.

Тёма молча кивнул, вытягивая руку под партой.

- Осторожнее, - сухо произнёс Сергей Иванович. – Достаём листочки. Самостоятельная. Не теряйте собственное время, у вас пятнадцать минут. Задание на доске.

Тёма раскрыл неповреждённой рукой тетрадь.

- Ты живой? – тихонько спросила Кира.

Тёма удивлённо к ней обернулся. Кира почувствовала, как побежал от щёк к вискам румянцевый пожар, и поспешно отвела глаза.

- Да-да, всё в порядке, - прошептал Тёма. – Тебе листик нужен? Я два случайно вырвал.

- Давай…

Лиза и Петя разливали чай. Кирилл Львович сидел за фортепиано и задумчиво наигрывал что-то одной рукой. Кира всматривалась в ноты и пыталась угадать, какую партию ей предложат на этот раз. На ней был алый свитер Тимофея поверх клетчатой рубашки, а сам Тимофей сидел возле неё на сцене и решал в телефоне какую-то числовую игру.

Тёма сидел напротив них на шерстяном пледе, который специально для него притащил из учительской Кирилл Львович. У Тёмы в руках был блокнот, он рисовал. Рядом с ним валялся Аркашка – пытался дрыхнуть.

- Держи, - Лиза сунула Кире кружку с дымящимся чаем. – Грейся.

- Спасибо…

- И ты грейся, - Лиза протянула кружку Тимофею.

- Спасибо, Лиз, - Тимофей быстро глянул на неё из-под очков и снова ушёл в виртуальность.

За спиной у Кирилла Львовича стояла Алёна и расспрашивала у него вполголоса про свою партию. «Посмотрим!» - бодро отвечал ей Кирилл Львович. На первом ряду стульев Прохоркин решал домашку. Рядом с ним что-то живо обсуждали Настя Тряпицына и Полина Петрова. До Киры долетали только обрывки их фраз:

- Ну вот, и я сажусь в трамвай, открываю «Онегина» и тут вижу боковым зрением…

- Я один раз так в троллейбусе ехала…

- … да-а, - он говорит. А я даже не знаю, что ему ответить.

- Ответила бы, как есть.

- А как есть?

- Тебе виднее…

Кира допила свой чай и поглядела на дно кружки. Чаинки выстроились клином, перевёрнутым треугольничком с круглым шариком в вершине. Тимофей оторвался от телефона и, оценивающе спустив на нос очки, заявил:

- Ну, это очевидное рукопожатие, Кира.

- Да ну, - улыбнулась Кира. – А я подумала, что это птичий клин…

- Совершенно точно рукопожатие! Смотри, вот одна рука, вот вторая. И в серединке держатся.

- А у тебя?

- Сейчас, погоди, - Тимофей залпом допил оставшуюся половину кружки и протянул Кире.

Чаинки в чашке Тимофея рассыпались, покрывали не только дно, но и стенки. Какие-то чаинки держались рядышком и образовывали цельный узор,

Какие-то держались в стороне.

- Похоже на ночное небо, - сказала Кира. – На звёзды.

- Да-а, я тоже об этом подумал. Интересно.

- Так, - громко произнёс Кирилл Львович. Он сладко потянулся, по-львиному зевнул и обвёл ребят сияющими глазами. – Давайте распеваться. Девочки, вставайте налево, мальчики – направо.

Кира вслед за Тимофеем спрыгнула со сцены и встала возле Алёны. От Алёны вкусно пахло чем-то нежным и цветочным.

Кирилл Львович взял аккорд, и ребята запели. Кирилл Львович спускался и поднимался выше и ниже, путал ребят, давал смешные упражнения и сложные, ребята смеялись и хмурились, старались и на чём-то скучном – конечно же – ленились. Кира смотрела на Тёму – Тёма не ленился, но отвлекался на свой блокнот. Кирилл Львович обычно ругает за телефоны на распевке, но тут у кентавра ничего такого не было. Кире было интересно, что у него там такого важного, что он такого в своём блокноте чертит? Но знала, что не найдёт в себе смелости у него спросить.

Распевка кончилась.

- Все молодцы, - сказал Кирилл Львович. – Начнём с «Бьют часы», пожалуй. Достаньте ноты. Давайте, м-м… Давайте Алёна с Лизой – первые сопрано, Кира и Настя – вторые… Полин, возьмёшь на себя теноровую партию?

- Конечно, - повела плечами Полина. Полина вообще была умничка, её голоса хватало, чтобы петь красиво абсолютно любые голоса.

- Спасибо. Аркаша, ты тогда к Полине.

- Ага! – легко согласился Аркашка.

- Так, мальчики. Петя, спой самый низ, вместе со мной. Ваня, Тимофей и Тёма – верхние. Договорились?

Ребята закивали.

- Отлично. Сопранки, начнём с вас.

Кирилл Львович расставил перед собой ноты поудобнее, и закипела работа. Репетировали по партиям, потом собирали всё вместе, чистили, пробовали, смотрели. К концу репетиции «Бьют часы на старой башне» были понятны почти совсем. Ещё бы Кира с Настей не завышали, Ваня, Тимофей и Тёма не занижали, а Лиза не путала слова. Но время ещё есть, - как шутливо заметил Кирилл Львович.

- Всем спасибо, все свободны, - сказал преподаватель на прощание. – До четверга!

Кира забрала пальто, валявшееся на стульях заднего ряда, натянула шапочку, замоталась в шарф.

- Я побежал, Кир, а то к репетитору опоздаю, - сказал ей Тимофей. – Пока!

- До завтра!

Тимофей скрылся в дверях.

- Всем пока! – обернулась к ребятам Кира, шагая в коридор.

- Кир, подожди!

Кира оглянулась. Тёма цокал к ней навстречу и нежно морщил истрескавшиеся губы – улыбался. В руке, вольно опущенной к конским длинным ногам, он сжимал блокнот.

- Смотри, - Тёма повернул блокнот чистым листиком вниз и протянул Кире. На верхней страничке красовался Кирин портрет.

Кира на рисунке смотрела немножечко сбоку, приопустив ресницы – словно не могла определиться, смотреть в глаза или не смотреть. Или долго смотрела, а потом решила отвести взгляд – и именно в этот момент Тёма её запечатлел. Рыжую косичку нарисованная Кира перебросила через плечо (настоящая Кира машинально коснулась своей тонкой косы и пробежала по ней пальцами), и плетёные пряди на рисунке сливались с узором на свитере. Рисунок был немножечко мультяшным – глаза чуть больше, чем на самом деле, подчёркнутый нежный румянец на щеках.

- Ого, - выдохнула Кира. – Как красиво… Спасибо тебе.

- Да не за что, - кентавр заулыбался и пустил свободную руку в волосы. – Правда нравится?

- Очень.

- Тогда давай я тебе его отдам?

- Вырвешь из блокнота?..

- Ну да.

- Жа-алко…

- Не жалко, - улыбнулся Тёма.

Он развернул блокнот к себе, с треском, но очень осторожно оторвал листочек и протянул Кире. Кира осторожно взяла пальцами тонкий листок и нечаянно коснулась пальцами Тёминой руки.

- Какие у тебя руки холодные, - заметила она.

- Да-а, я замёрз что-то, - кивнул кентавр. – Не спас меня плед Кирилла Львовича!

Кира полезла в рюкзак, спрятала рисунок между страниц первого попавшегося учебника – чтобы не помялся.

- Пойдём? – Тёма уже накинул рюкзак за спину и двигался к двери.

- Ага…

Кира никогда не задумывалась, как кентавр спускается по лестнице, и ему явно было не очень удобно – он ступал медленно и осторожно, отклоняя человечий корпус назад. А ещё у него не было сменки – Кира только в раздевалке это заметила, но шутить про привилегии кентавра постеснялась.

- Ты где живёшь? – спросил Тёма, когда они вышли на улицу.

Небо висело над ребятами клочьями – то голубое, то белое, то серое. Сильный ветер сдувал с деревьев листву и быстро менял облачную картинку, будто калейдоскоп крутил.

- Я – на Яблочкова, знаешь, там ещё художественная школа недалеко.

- Художественная школа? Нет, не знаю, там я ещё не успел погулять. Я за парком живу. Где большие красные дома.

- Здорово тебе, через парк каждый день ходишь, - улыбнулась Кира.

- Ага! А улица Яблочкова – это в другой стороне?

- Да, это в другую сторону от школы. Но мне ещё в садик нужно, брата забрать.

- У тебя есть брат?

- Да, - Кира нежно улыбнулась. – А ты один?

- Один…

Кира вздохнула и посмотрела на кентавра снизу-вверх. Робко, не поднимая ресницы до конца – как на его рисунке.

- Ладно, тогда наши пути расходятся, - усмехнулся Тёма. – До завтра.

- До завтра!

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 Следующая ⇒