Дневник Джоя 7 страница

Когда Джой пытается произнести слово в первый раз, он опускает часть взрывных согласных и говорит: «тёп». Отец поступает так, как интуитивно действует в этой ситуации большинство людей: медленно и четко произносит еще не освоенные элементы слова, как бы подчеркивая их «тОпС» и не выделяет уже освоенные элементы. Поэтому Джою ответ отца предоставляется ясным и четким. Пользуясь этим способом обучения, Джой быстро схватывает все слово правильно. И когда отец говорит обычным голосом: «Ты же мой маленький Топс!», Джой ощущает, что отец посылает ему слово, «летящее свободно и в полную силу».

Теперь Джой ухватил слово. Он хочет сделать его своим и дать ему «подействовать» на себя. Удивление от открытия позволяет достичь этого, оно захватывает внимание малыша и фокусирует его на самом слове: «Эта новая форма приводит меня к себе самому». То, что теперь происходит, действительно удивительно. Слово «открывается» в первый раз, и обнаруживается его значение, это значение сообщается Джою кем-то другим, — но в то же самое время именно он открывает и создает его. Первым Джою дал слово «топс» его отец. Это его очень личный подарок. Однако в опыте Джоя уже есть нечто, чему это слово соответствует (полная любви эмоциональная связь с отцом и ощущение себя в контексте этой связи). Джой узнает и устанавливает связь между новым словом и своим прошлым опытом. «Она (форма) растет и распространяется. Я даю ей упасть на меня и вокруг меня. Я крепко прижимаю ее к своим чувствам». Слово оказывается одновременно данным извне и самостоятельно найденным, открытием и собственным созданием малыша: «Там эта форма раскрывается сама по себе, но в то же время всплывает изнутри меня».

Как только Джой поработал над словом и дал ему на себя подействовать, оно начинает принадлежать ему. Теперь он может использовать его для обозначения себя в другом контексте, вне рамок конкретных взаимоотношений с отцом: «Я рывком поднимаюсь ... и провозглашаю: "Я — Топс!"»

Удивительно, ведь Джой никогда раньше не слышал слов: «Я — Топс». Никто никогда не говорил ему этого. Его отец говорил только: «Ты мой Топс», «мой Топс», но никогда не говорил «я — Топс» и, скорее всего, никогда не скажет. Поэтому Джой никому не подражает. Он создал новый смысл, соединив себя («я»), звучание слова (т-о-п-с) и особый опыт того, что это такое — быть любимым и воспринятым отцом: «Я — Топс».

Этот маленький эпизод — пример очень трудного переноса переживаний из доречевого в речевой мир, оказался для Джоя приятным. Но, как мы увидим из следующей главы, опыт новой организации несет с собой и проблемы.

Глава 10

Столкновение миров

утро, 07:21

Тем же утром, но немного позже, когда все уже встали, Джой стоит в своей комнате и ждет, когда его оденут. Мама придет через несколько минут. На стену и пол комнаты падают лучи солнечного света. Джой подходит к солнечному пят ну на темном деревянном полу. Словно зачарованный, он опускается на четвереньки, смотрит на пятно света, трогает его рукой. Затем наклоняется и пробует светлое пятно губами.

Входит мама и застает эту сцену. Она удивляется и кричит малышу: «Прекрати! Джой, что ты делаешь?!» Джой резко останавливается. Он смотрит на пятно солнечного света, потом на мать. Мама подходит к мальчику, наклоняется, обнимает его и с мягкой улыбкой говорит: «Это всего лишь солнечный свет, мой хороший. На него можно только смотреть. Это просто свет на полу. Его нельзя есть, он грязный».

Джой долго смотрит на маму, затем переводит взгляд назад на пятно света на полу, освобождается из маминых рук и выходит из комнаты.

Утреннее свечение снова здесь, снова начинает на стене свой медленный танец. И на полу его целый пруд, яркий, красивый и глубокий. Это подобно тому, когда смотришь вниз с высокой лестницы. Этот пруд теплый, как одеяло, он звучит, подобно музыке, и сияет медовым светом. А на вкус он... И вдруг меня шлепает мамин голос. Он сразу замораживает мое яркое пространство. Он выстуживает тепло, останавливает музыку, гасит сияние. Почему? Я ищу ее лицо. Я вижу, как все оно сжато около носа. Оно быстро делается гневным. Затем оба эти выражения улетучиваются, и лицо заполняет любовь. Я все еще ошеломлен. Она обнимает меня и говорит мягкие ободряющие слова. Но каждое из ее слов — это глухой удар, вдребезги разбивающий мой мир.

«Всего лишь солнечный свет» — но это был мой пруд, особенный пруд!

«На него можно только смотреть» — а я слышал его. И еще чувствовал! «Просто свет на полу» — разве? «Он грязный» — а я был в нем. Когда она останавливается, повсюду лежат одни осколки. Того мира больше нет. Я чувствую себя печальным и беззащитным. Я совершенно одинок.

Язык создает новые миры ребенка, как это было с «Я — Топс» у Джоя. Но он может и разрушить привычный мир, как сейчас.

Джой видит своего старого друга — пятно солнечного света. И оно увлекает малыша в целостный дословесный мир, где перемешиваются ощущения разных органов чувств. Именно этот невербальный мир, сталкиваясь с миром языка, подвергается опасности разрушиться.

Когда Джой встретился с солнечным пятном в шестинедельном возрасте (гл. 1), все происходило в настоящем. Взрослые гораздо меньше времени погружаются в настоящий момент. Наши воспоминания о прошлом опыте настолько богаты и столь легко оживают, что прошлое почти неизбежно входит в настоящее, обогащает его и помогает нам его истолковывать. С другой стороны, ожидаемое будущее вмешивается в настоящее в виде разного рода фантазий. В результате наше субъективное переживание настоящего не целостно, оно подобно плетению ткани, основу которой составляют нити прошлого и предполагаемого будущего, а настоящее, происходящее «здесь и сейчас», является поперечным плетением.

Джой, теперь уже почти двухлетний, тоже больше не живет в чистом настоящем, как это было в шесть недель. Его настоящее обогащено прошлым опытом. Изменились объем и мощность его воспроизводящей памяти — той памяти, которая с легкостью выдает всю картину прошлого события при появлении малейшей детали. (Когда он идет к врачу, чтобы сделать очередную прививку, ему теперь достаточно увидеть белый халат или вдохнуть запах поликлиники, чтобы начать плакать.) Джой обладает теперь всеми способностями, необходимыми для того, чтобы воспринимать субъективное настоящее в виде лоскутной картины, составленной из различных времен и мест, подобно тому, как это делает взрослый. Но действительно ли он уже переживает настоящее таким образом?

Я думаю, что в этот момент, когда он один в комнате и созерцает солнечное пятно в состоянии, подобном сну наяву, его субъективные переживания ближе к нашим, взрослым, чем к его собственным переживаниям шестинедельного возраста. На переживаемое им настоящее теперь в значительной степени накладывается отпечаток воспоминаний о прошлых переживаниях.

«Утреннее свечение» вызывает в памяти Джоя образ его давнего друга, с которым он ежедневно встречается — солнечного пятна на стене. Но больше всего его привлекает солнечный свет, падающий на пол. Он словно «пруд — яркий, красивый и глубокий» — он очаровывает его «здесь и сейчас»; пробуждает в памяти прошлые доречевые воспоминания, и они участвуют в нынешнем переживании. «Пруд» напоминает ребенку о глубинах, с которыми Джой встречался где-то еще, — «это подобно тому, когда смотришь вниз с высокой лестницы». Он связывается представлением о «теплом одеяле», которое малыш неоднократно ощущал раньше. Мерцание пятна включает воспоминание о колеблющихся звуках музыки. Свечение напоминает о мягком сиянии меда, который Джой видит каждое утро в стеклянной банке. Память Джоя работает вовсю. Ассоциации высвобождаются, следы прошлого опыта в памяти активируются, — но без какого-либо осознания. Тем не менее, именно актуализация этих связей структурирует новый опыт Джоя.

Чтобы соткать свою индивидуальную «лоскутную картину» настоящего, Джой должен быть способен связывать (ассоциировать) одно переживание с другим, преодолевая разделяющее их пространство и время. До недавнего времени считалось, что маленькие дети используют речь и символы не только для того, чтобы создавать умственные представления событий, но и для того, чтобы связывать эти представления друг с другом. Но теперь очевидно, что целостные доречевые переживания, могут запоминаться и воспроизводиться без перевода их в слова. Ассоциативные связи между этими невербальными фрагментами могут образовывать очень сложные переплетения. Джой теперь в состоянии устанавливать такие связи.

Хотя вербальное событие переживается как нечто единое и целостное, оно состоит из различных компонентов: как что выглядит, чем пахнет, какое оно на ощупь. Запах может напомнить запах из какого-либо прошлого переживания и тем самым вызвать его в памяти целиком. Для ассоциативной связи не нужны слова или символы. Они нужны для того, чтобы ассоциативные цепочки были понятными и по ним можно было определить, откуда взялись те или иные их составные части. Сети, которые плетут взрослые, обладают более ясной структурой, составляющие их отдельные нити опыта могут быть распутаны и рассортированы. Джою это пока не удастся, поскольку его опыт не был оформлен в словах.

Итак, в то время, когда Джой полностью погружен в созерцание света на полу и прошлое сливается для него с настоящим, в комнату входит мать. Она видит как он касается губами пола, ужасается и хочет остановить его. Ее крик «Прекрати!» как удар грома, разрушающий грезы малыша. Все останавливается. Переживание Джоя теряет свою живость, яркий мир застывает и замораживается. Джой не понимает, почему это случилось, и ищет лицо матери, чтобы найти объяснения. Вначале он видит на ее лице неприязнь, потом замечает, что она сердится. В неожиданных ситуациях человеческое лицо может выразить последовательность эмоций, сохраняющихся лишь на доли секунды. Ее отвращение при виде касающихся пола губ малыша сменяется гневом, который ничуть не более понятен Джою. Когда мама поняла, что ситуация на самом деле забавная и трогательная, ее гаев уступает место сочувствию и заботливости. Джой, как всякий ребенок, неотрывно следит за сменой чувств матери, но ни одно из них не созвучно его настоящему переживанию.

Потом для Джоя наступает тяжелый момент. Придя в себя, мама пытается исправить ситуацию, прибегая к помощи слов. Но что при этом происходит? Совершенно не желая того, она последовательно продолжает разрушать целостный доречевой мир ребенка. В грезах Джоя качества многих различных модальностей — интенсивность, теплота, вибрации, яркость — объединены в одно целое; и главное здесь то, малыш не отдает себе отчета в том, что это чисто зрительное переживание. Мама же заставляет его осознать именно это. Ее слова («...Всего лишь своп... можно только смотреть») выделяют именно те качества, которые привязывают переживание Джоя только к одной зрительной модальности, отделяют визуальное восприятие (видение) от целостного образа (чувствование — слышание — прикосновение — видение), в лоне которого оно изначально существовало, и дробят целостный опыт Джоя: «Но это был мой пруд! Я слышал его. И ещё чувствовал».

Ее следующие слова («Это просто свет на полу, его нельзя есть») оказывают иное воздействие на его мир. Мать пытается объяснить и проанализировать ситуацию. Словами это можно сделать лучше всего. Для того чтобы анализировать, вам надо отойти от непосредственного переживания на шаг в сторону. Джой находился внутри переживания, проживая его, а не рассматривая со стороны. Слова матери задают дистанцию между ним и его переживанием. Называя солнечное пятно «грязным», мама продолжает разрушать богатство переживаний малыша, сводит его к одному-единственному и к тому же негативному аспекту от бывшего целого образа. К тому же, действие Джоя становится еще и запретным. Каждая следующая фраза — «это глухой удар, вдребезги разбивающий мой мир». Теперь вокруг Джоя лишь осколки того, что было его миром.

В этот период жизни, когда Джой стремительно осваивает язык, такого рода опыт он приобретает каждый день, по многу раз в день. В столкновениях мира языка с невербальным миром Джою временами удается отчасти встать над невербальным опытом и начать создавать свой мир слов («Я — Топс»). В других случаях доречевой мир оказывается разрушенным и не может служить надежной точкой опоры для «прыжка». Тогда Джою очень трудно. В старом мире не осталось ничего, за что можно было бы держаться, а новый, где находится его мать, кажется чужим и далеким. Он потерял один мир и не обрел другого: «Я чувствую себя беззащитным. Мне грустно. Я совершенно одинок».

В такие моменты возникают «трещины» в переживании интерсубъективности между ребенком и родителем. Мама Джоя только на мгновение не смогла вчувствоваться в восприятие ситуации, и ей уже не удается исправить положение. Очень важно, чтобы родители осознавали возможность такого рода разрыва на этой стадии развития ребенка, когда он изо всех сил старается овладеть новым кодом для старых переживаний. Особенно это важно в тех случаях, когда разрывы едва уловимы, и трудно определить, что собственно не так и почему. Только близкие малышу люди, способные действительно вчувствоваться в мир ребенка, могут помочь ему гармонично связать оба мира в единое целое.

МИР ИСТОРИЙ

ДЖОЮ ЧЕТЫРЕ ГОДА

Примерно в три года ребенок совершает новый огромный скачок в развитии, который, оставляя его самим собой, превращает одновременно в «другого» ребенка. Как и прежде, каждый новый скачок развития влечет за собой изменения практически всего накопленного опыта малыша. Джой теперь сам может рассказать о своих переживаниях и обо всем, что с ним случилось, а также объединять это в автобиографическом рассказе.

Рассказ1 требует от ребенка большего, чем простое знание названий вещей, так использовать слова Джой умел уже на втором году жизни. Рассказ идет дальше. Он включает в себя восприятие и интерпретацию мира человеческих действий, развитие сюжета. В рассказе обязательно появляются действующие лица со своими целями, желаниям и мотивами. Действие происходит в определенном материальном, географическом и историческом пространстве, и это помогает разобраться в сюжете. У каждого рассказа есть своя драматическая линия с началом, серединой и концом. Напряжение, как правило, нарастает к высшей точке развития действия, потом постепенно ослабевает. Джой начинает давать человеческому поведению (в том числе и своему собственному) психологическое объяснение и включает это объяснение в структуру своего рассказа.

Возьмем для примера такую последовательность событий:

1) мужчина идет по тротуару;

2) начинает переходить на противоположную сторону улицы;

3) на противоположной стороне улицы к тому месту, где вскоре должен оказаться мужчина, приближаются, взявшись за руки, мужчина и женщина;

4) первый мужчина останавливается посередине улицы;

5) колеблется;

6) возвращается назад на тротуар;

7) продолжает свой путь.

Взрослый наверняка увидит в этой цепочке событий историю: психологическое толкование событий, мотивов, целей, нарастающего, а затем спадающего внутреннего напряжения. Разумеется, здесь возможны различные психологические объяснения и интерпретации, а значит, и разные истории. Так, женщина на противоположной стороне улицы может быть женой первого мужчины. Он мог задолжать второму мужчине и поэтому не захотел встречаться с ним. А может быть первый мужчина — шпион, тайком пробравшийся в этот город? Узнав пару на противоположной стороне улицы, он понимает, что его могут выдать. И так далее.

Наше сознание объединяет отдельные действия мужчины в целостный сюжет. Подходящая версия может выглядеть так: «Один мужчина неожиданно натолкнулся на свою жену, прогуливающуюся за руку с другим мужчиной. Он поражен и резко меняет направление движения, чтобы не столкнуться с ней, а затем продолжает идти, как если бы ничего не случилось, получая возможность собраться с мыслями и все обдумать». В такой истории семь отдельных действий используются лишь в качестве опор, на которых, собственно, и крепится сюжет, на первый план полностью выдвигается сама история, и начинает определять то, что «произошло».

Рывок в развитии, совершаемый сейчас Джоем, делает для него доступным понимание психологического содержания таких человеческих действий. Начиная с этого времени и на протяжении всей жизни, он будет воспринимать ситуации, складывающиеся между людьми, и события, происходящие с ними, прежде всего как психологические истории.

Метаморфоза взгляда Джоя на мир человеческого поведения не уникальна: все дети, между двумя с половиной и четырьмя годами, начинают создавать рассказы о своей жизни. Взрослые представители всех культур также выражают свои убеждения, верования, ценности, историю, обычаи в форме повествований с героями, т.е. психологических рассказов. Такие истории принадлежат к наиболее мощным культурным формам самовыражения, наиболее эффективным средствам воспроизводства культуры.

Поскольку сочинение и «рассказывание» историй характерно для всех культур и является вехой в процессе развития всех детей, мы предполагаем, что создание историй — это универсальная человеческая способность, ступенька развития, во многих отношениях подобная умению сидеть, освоению ходьбы или обретению речи. Аналогично этим способностям, умение создавать истории проявляется в генетически обусловленные сроки. Когда именно это произойдет и насколько полно раскроется эта способность, зависит от конкретных условий, в которых растет ребенок, от его окружения.

Похоже, что природе человеческого ума присуще искать объяснение всему, что происходит с нами и вокруг нас. Между крайне разнообразными фрагментами нашего опыта существует лишь слабая связь, и взаимосвязи, которые мы устанавливаем, часто основаны просто на внешних обстоятельствах или вообще случайны. Человеческий ум нуждается в том, чтобы из необозримого хаоса отобрать наиболее значимые детали и найти осмысленные основания для создания ясного, полного, последовательного, отвечающего здравому смыслу объяснения. История — один из возможных способов создания такой структуры. Она — результат постоянного, не затихающего ни на минуту, поиска порядка, «большего целого». Хотя этот поиск начинается с самого рождения, но до возраста трех-четырех лет ребенок обладает лишь ограниченной способностью создавать целостную картину из своих разнородных переживаний. Он может объединять в целое лишь относительно небольшие кусочки опыта. Теперь же, в ходе этого скачка, психические способности и представления Джоя развились настолько, что он может объединить в единую историю достаточно большое число фрагментов своего опыта, установить между ними связь, тем самым придав смысл происходящему с человеком. На протяжении всей нашей жизни развитие действия (сюжет) остается основной «единицей» понимания затрагивающих человека событий.

Когда мы читаем историю Джоя, записанную так, как он ее рассказал (в отличие от реального проживания событий), — возникает вопрос, как он создает свои истории? Откуда берет материал для них? Прежде всего, источником материала для ребенка становится прошлый опыт, воссоздаваемый в памяти. Но если бы прошлый опыт был единственным источником, его истории ограничивались бы только тем, что происходило в реальности, были бы пересказом, интерпретацией событий. Как в этом случае мог бы появиться воображаемый лев, живущий на стене комнаты Джоя, как бы Джой мог ловить рыбу, находясь в своей кроватке (гл. 11)?

Истории Джоя, да и любого другого человека, выходят за пределы реального события и отличаются от простого пересказа по нескольким причинам.

Во-первых, в воспоминании могут смешиваться события, происшедшие в разное время и в разных местах. Некоторые из историй Джоя, оживляя воспоминания и далекого, и недавнего прошлого, переносят их в настоящее, как если бы все они были составными частями одной и той же сюжетной линии.

Во-вторых, некоторые из включенных в историю событий и героев могут быть вымышленными или существовавшими «понарошку», как, например, лев Джоя. (Но, несомненно, и у воображаемых событий есть кое-какая история в реальных прошлых переживаниях.)

В-третьих, в каждом рассказе существует определенная структура повествования, и Джой должен суметь облечь в четкие формы свой богатый и не имеющий четких границ субъективный опыт. Ребенку трудно превратить непослушный материал непосредственного субъективного опыта в упорядоченную последовательность элементов рассказа. Чтобы история вышла лучше, часть материала опускается, другая же переструктурируется. Но история на то и история, что всегда обращена к кому-то другому и учитывает слушателя. Рассказчик занимает и по отношению к материалу, и по отношению к аудитории определенную, соответствующую им позицию. Некоторые истории требуют создания нескольких различных версий.

Итак, создавая историю, Джой создает новую реальность. У него теперь две реальности: пережитая в непосредственном субъективном опыте и рассказанная. Они связаны друг с другом, но не одинаковы, они сосуществуют.

Чтобы показать оба эти мира, я остановлюсь на записях в дневнике Джоя, в которых описаны его непосредственные субъективные переживания утром одного дня (как и во всех предыдущих главах). Спустя час он сам рассказывает мне историю о том, что случилось с ним этим утром. Сопоставление этих двух миров может понять, каким образом ребенок превращает материал субъективно переживаемого мира в мир рассказа.

Джой вырос, изменилась сама природа непосредственно переживаемого им опыта. Он стал походить на опыт взрослого: Джой теперь свободнее связывает одно событие с другим, независимо от того, когда и где они происходят, были ли они реальными или воображаемыми. Часто, если не всегда, несколько событий происходят одновременно, и поскольку в ассоциациях Джой свободно обходится со временем, пространством и внутренней логикой, то он живет теперь в бурлящем потоке сознания. То, что происходит сейчас, может вызвать у него в памяти события близкого и далекого прошлого и слиться вместе в потоке непосредственного переживания. В богатстве и свободе субъективного опыта Джой чувствует себя так же благополучно, как и любой другой человек (во всяком случае, так должно быть). Так работает человеческий ум, особенно, когда ему предоставлена относительная свобода, — будь то ум четырехлетнего ребенка или взрослого.

Я предполагаю, что Джою доступны воспоминания ранних периодов жизни, такие, как переживание пятна солнечного света на стене комнаты. Не думаю, что он помнит конкретную ситуацию рассматривания солнечного пятна на стене. Скорее чувство, разбуженное в нем его ассоциациями, относится к категории повторяющегося опыта. Поскольку Джой многократно переживал его в разных контекстах своей жизни, оно легко пробуждается. Это чувство относится к той части воспоминаний, которые постоянно используются, перерабатываются и сохраняются в активном состоянии. Воспоминания далекого прошлого, которые не используются (не возобновляются в новых взаимосвязях), постепенно угасают (возможно, не до конца) и становятся труднодоступными частями внутреннего ландшафта. Если же воспоминания возникают часто и связываются с новыми состояниями, они обновляются и сохраняют живость.

Задача Джоя при создании истории заключается в том, чтобы передать мне поток своих переживаний. При этом он не просто создает новый, альтернативный вариант того, что было, — он предлагает версию, которая вполне может стать «официальной», общепринятой. Рассказы о прошлом во многом определяют для нас, «что же на самом деле произошло», поскольку в них отобраны лишь некоторые из множества пережитых событий. И в этом смысле Джой теперь занимается необыкновенным делом: изо дня в день он учится создавать свое прошлое.

А что происходит, если пережитое прошлое и рассказанное прошлое очень сильно расходятся или даже противоречат друг другу? В связи с этим нужно иметь в виду, что истории о прошлом, особенно «официальные», обычно создаются ребенком с «помощью» родителей. Это результат совместного творчества. Например, ребенок, подвергающийся физическим наказаниям, рассказывает историю, в которой он оправдывает своих родителей: «Они бьют меня потому, что очень заботятся обо мне». Эта история может удержать окружающих от конфликта с родителями наказываемого ребенка и, тем самым, спасти ребенка от новых побоев. Но опасность в том, что ребенок сам может поверить в эту историю, она может стать тем, что он считает правдой о самом себе. Девочка рассказывает, что ее мама — самая любящая и веселая из всех мам. Она все время с ней играет. В то же время ребенок ощущает, что мать слишком вовлечена в игру и играет больше для себя, чем для дочери, что во время совместной игры мама уходит в собственный мир. Создание «правдивой» истории для этой девочки может стать процессом болезненным и вызвать замешательство. Или, допустим, глаза отца светятся от радости, когда он смотрит на старшего сына, и начинают тускнеть, когда он переводит взгляд на младшего. При этом младший рассказывает историю, которая успела стать его собственной правдой: «Мой папа любит нас обоих одинаково. Он даже сам все время говорит об этом». Итак, создание таких историй может приводить к искаженному восприятию реальности и закреплять его, тем самым определяя последующие психические расстройства. Действительно, значительная часть работы психотерапевтов связана с «раскапыванием», извлечением на свет и точным описанием реально пережитой действительности человека, последующим сравнением ее с рассказанной и приведением их в достаточно гармоничное соответствие путем изменения одной или обеих. Обычно изменяются рассказанные истории.

При нормальном развитии создание историй выполняет важную функцию: поддерживает постоянный процесс самоопределения, поиска ответов на вопросы — кто я, какой я? Когда ребенок рассказывает о том, что случилось в детском саду, или что он ел на завтрак, или как он ходил с мамой в магазин, или как поссорился с сестрой, он не только определяет прошлое — он создает свою идентичность. Создавать и рассказывать истории — это все равно что участвовать в семинаре по самопознанию, где можно проводить эксперименты по «становлению самим собой». Это принципиально важно, поскольку так же постоянно и непрерывно, как растет и развивается ребенок, изменяется его идентичность. Маленькому человеку надо экспериментировать сразу с несколькими версиями себя — от общественных до самых личных.

В следующей главе Джой вступит в этот динамичный мир, где он одновременно открывает и создает себя. Это последний из миров, в который мы последуем за Джоем. Не потому, что миры, которые он открывает в ходе своей жизни, на этом заканчиваются, а потому, что, войдя в этот мир, он в уже состоянии создавать и рассказывать автобиографические истории без моей помощи.

1 В оригинале — «narrative*. В других работах Д. Стерна встречается термин "а narrative self", дословно — «порождающее рассказ я». — Прим. научн. ред.

Глава 11

Параллельные миры

утро, 08:00 и 09:00

Джой все еще под впечатлением событий вчерашнего вечера, когда в гости приходили друзья вместе с маленькой дочкой Тиной, ровесницей Джоя. Дети устроили потасовку из-за игрушки. Джой ударил девочку, и у нее потекла кровь из губы. Все расстроились. Джоя отослали в его комнату. Кроме того, нарушился его вечерний ритуал: песня, которую мальчик обычно пел с мамой перед сном, осталась неспетой.

Итак, утром Джой проснулся. Некоторое время он лежит в кровати, о чем-то задумавшись, затем идет в комнату родителей. Они как раз просыпаются и вместе с Джоем устраивают на кровати веселую возню. Потом мальчик идет с мамой на кухню, где она готовит завтрак.

Записи в дневнике Джоя, описывающие события утра в том порядке, как они происходили — в его кроватке, в кровати его родителей, на кухне, — отражают его субъективное переживание этого утра. Отдельные детали, составляющие мозаику его опыта, появляются, как мы выяснили раньше, из многих источников и из разных периодов времени. Для обозначения этих разных слоев опыта в записях дневника я использовал три вида символов. События, относящиеся к недавнему прошлому Джоя, заключены в простые круглые скобки — ( ). События отдаленного прошлого, уже появлявшиеся ранее в дневнике, заключены в двойные скобки — (( )). Воображаемые события взяты в квадратные скобки — [ ]. А все, что происходит в настоящий момент, ничем не выделено. Разумеется, для Джоя все эти элементы опыта слиты в единое живое настоящее.

Примерно через час после того, как Джой пережил описанные в трех отрывках дневниковой записи события, я в очередной раз приехал навестить его родителей. Джой хорошо меня знает. Я задал ему вопрос: «Джой, что ты делал сегодня утром?» И он стал мне рассказывать.

Как и большинство малышей, Джой рассказывает свою историю по кусочкам. Поскольку он нуждается в помощи, я поощряю его ненавязчивыми вопросами типа «Правда?» или «А что потом?» Таким образом, его повествование протекает в форме диалога.

Я разбил этот диалог на три части, чтобы каждый из описываемых Джоем эпизодов следовал за соответствующей записью в его дневнике. Их соотнесение проливает свет на осуществляемую Джоем работу по преобразованию Мира Опыта в Мир Историй. Вместе эти три части составляют рассказанную версию пережитого им опыта, по крайней мере, ту версию, которую он хочет и может рассказать мне.

В моей кровати

Дневник Джоя

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 678 9 10 Следующая ⇒