Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Дневник Джоя 4 страница



Мама Джоя словно не замечает этих изменений и пос­ле паузы снова приближается «нос к носу» еще игривее, громко произнося при этом «Уууух!». Джой мрачнеет. Он закрывает глаза и отворачивается. Мама понимает, что пе­рестаралась, и прекращает игру. Несколько мгновений она ничего не делает. Потом что-то тихо шепчет ему и ласково улыбается. Джои медленно поворачивается к ней.

 

 

Я погружаюсь в мир ее лица. Его черты и конту­ры — как небо, облака и вода. Жизнь и одухотво­ренность ее лица — это воздух и свет. Обычно оно наполнено игрой света и воздуха. Но на этот раз все пустынно и блекло. Застыли завитки линий, неподвижны округлые объемы. Где же мама? Куда она исчезла? Мне страшно. Я ощущаю, как оцепене­ние медленно проникает в меня. Я оглядываюсь и ищу место, где еще осталась жизнь, куда я могу спрятаться, где я найду защиту. Наконец, я нашел. Вся ее жизнь сосредоточена в ее глазах. Они одновременно самые мягкие и самые твердые точки этого мира.

Они затягивают меня все глубже и глубже. Они вле­кут меня в далекий мир. Я следую течениям этого мира, и меня качают из стороны в сторону мимо­летные мысли, от которых поверхность ее глаз по­дергивается рябью. Я пристально смотрю в глаза и ощущаю мощное течение — поток невидимой энер­гии. Он поднимается из глубины, тянет и увлекает меня за собой. Я зову ее назад. Я хочу снова увидеть живое выражение ее лица.

Постепенно жизнь начинает возвращаться. Море и небо изменяются, их поверхность начинает све­титься и играть теплым блеском. Открываются новые пространства. Дуги поднимаются и парят. Плоскости и объемы начинают свой медленный танец. Ее лицо становится легким бризом, который ласково овевает и окрыляет меня. Я оживляюсь. Мои паруса наполняются ветром. Мой внутренний та­нец выходит на свободу.

Теперь мы играем в «догони и поймай». Она дует на окружающую меня воду, и вода начинает танце­вать. Я поддаюсь ветру и скольжу по поверхности вместе с ним. Он бодрит меня, и я набираю ско­рость. Выйдя за пределы ее ветра, я плыву сам по себе в тихих водах. Я еще двигаюсь, но без ее бриза все замедляю и замедляю ход. Я зову ее, она отве­чает и приходит за мной. Вновь гонит она свой свежий бриз ко мне и, набирая скорость, я опять уношусь, подхваченный им. Я предлагаю ей следовать за мной и вести меня за собой. Мы вовлекаем друг друга в следующий прыжок. Мы играем в чехарду и скачем в танцующем бризе.

Внезапно ветер изменяется. Одним движением мир ее лица опрокидывается, открываются новые про­странства, и она приближается ко мне свежим и сильным бризом. Он летит на меня со своей соб­ственной крепнущей песней и окутывает меня це­ликом. В его объятиях я быстро скольжу вперед в невесомом восторге. Она отодвигается назад, и ве­тер на мгновение ослабевает, — но лишь для того, чтобы набрать силу. Вновь порыв ветра мчится мне навстречу. Я жду его приближения, и во мне на­растает возбуждение. Вот ветер ударяет меня, бро­сает в сторону, но я прыгаю ему навстречу и в вос­хищении несусь на гребне радости. Второй порыв проходит, и ветер снова на мгновение утихает. Я все еще. мчусь, от скорости, затаив дыхание, слегка утратив равновесие. В передышке между толчка­ми ветра я пытаюсь прийти в себя. Но уже следующий порыв обрушивается, на меня, перемешивая вокруг себя пространство и звуки. Он настигает и ударяет меня. Я пытаюсь противостоять его силе, поймать движение и мчаться с ним вместе, но он снова и снова встряхивает и толкает меня. Я весь дрожу. Мое тело застывает. Какое-то вре­мя я медлю. Затем я уклоняюсь от ветра и пово­рачиваюсь к нему спиной. Я в одиночестве сколь­жу в своих спокойных водах.

Это тихое место успокаивает меня, внутреннее смятение постепенно проходит. Все встает на свои места. Я прихожу в себя.

В этом прекрасном покое легкий ветерок касается моей головы. Он освежает меня. Я поворачиваюсь и вижу спокойную рябь воды под мягким небесным сводом.

 

 

Как только Джой оказывается на коленях у мамы и смотрит на нее, ее лицо становится центром его мира. Оно так притягательно, что его выражения полностью определя­ют все, что происходит сейчас с малышом. Джой находится на планете «Лицо».

Сначала лицо его матери совершенно ничего не выража­ет: она думает о чем-то своем и внутренне пребывает совсем не здесь. Она смотрит на Джоя, но еще не вступила с ним в контакт. Он быстро перебегает глазами с одной части лица на другую. Ему так знакомы движения этого лица, по ним он может предугадать, что произойдет. Случается, что ее лицо ничего не выражает, но это всегда непривычно и особенно сейчас, когда лицо так близко, и она смотрит на него. Джоя тревожит пустота ее лица, для него это лицо — целый мир стимулов, и оцепенение должно казаться угрожающим. Он чувствует, что в лице матери нет обычной энергии и ее самой словно нет, и он недоумевает, куда же она делась.

Начиная примерно с трехмесячного возраста, когда мла­денцы уже знают, что следует ожидать в ситуации обще­ния «лицом к лицу» с мамой, они начинают расстраивать­ся, если их ожидания не подтверждаются, расходятся с тем, что происходит в реальности. Особенно обескураживает детей внезапный обрыв близкого контакта. Они совсем теряются, когда лицо матери становится неподвижным и безучастным, и им не удается вызвать привычную реакцию. В хорошо известном эксперименте, получившем название эксперимент с застывшим лицом, в разгар общения с малышом маму просят прекратить все движения и смот­реть на ребёнка равнодушно, не вступая в контакт. На та­кое равнодушие младенцы старше двух с половиной меся­цев реагируют очень остро. Их улыбки угасают, брови приподнимаются, а глаза озабоченно исследуют лицо мате­ри. Они снова и снова пытаются улыбкой, движением, при­глашающим звуком или жестом снять эту маску. Если это не удается, дети растерянно отворачиваются и выглядят огорченными, беспомощными.

Мама Джоя, погрузившись в свои мысли, сама того не желая, провела этот эксперимент с сыном. Это расстроило Джоя сразу по нескольким причинам. Там, где он ожидал найти волшебный мир ее живого и отзывчивого лица («игру света и воздуха»), он видит безразличие и неподвижность. При этом он не просто реагирует на отсутствие ожидаемой стимуляции, но, по всей видимости, идентифицируется со своей матерью. Вероятно, он даже подражает ей и следует за ней в ее состояние отрешенности. Он не может точно понять это состояние, он улавливает лишь неясное и весьма смутное чувство: она находится где-то не здесь; где-то там, куда он сам не хотел бы попасть. Идентифицируясь с ма­терью, он чувствует, как эмоциональная неподвижность и оцепенение захватывают и его самого.

Процесс идентификации, благодаря которому младенец или взрослый чувствует и действует как другой человек и . делает этого другого как бы частью себя, необыкновенно интересен. Он имеет огромное значение для диагностики, ведь многие психические расстройства — это, по-видимому, результат идентификации ребенка с депрессивной, тревож­ной, психотической личностью родителя. Кроме того, по разным причинам ребенок иногда не может идентифициро­ваться с позитивными качествами того или другого родите­ля и интегрировать их в собственное «Я». В частности, по­казательны в этом отношении разводы в семьях, где один из родителей не принимает даже малейших проявлений идентификации ребенка с другим родителем.

У Джоя уже есть две обязательные для идентификации способности. Во-первых, он почти автоматически имитирует выражение лица и жесты окружающих. С рождения он спо­собен воспроизводить элементы выразительного языка чело­века, мимику и жесты. Во-вторых, он, как и взрослые, чув­ствителен к эмоциональному заражению. Например, если кто-то зевает в нашем присутствии, нам тоже хочется зевнуть, когда кто-то улыбается, мы чувствуем себя лучше и тоже начинаем улыбаться. Такое поведение присуще уже новорож­денным: еще в родильном доме они начинают плакать, стоит зареветь одному из соседей. Способность эмоционально за­ражаться — нечто большее, чем простая имитация. Эмоцио­нальное состояние другого человека захватывает нас, прони­кает в нас, вызывая такое же чувство.


Имитация и эмоциональное заражение уже позволяют Джою идентифицироваться с маминым состоянием отрешенности. К счастью, она «отсутствует» недолго и вновь отдает малышу свое внимание. А если мама озабочена постоянно (например, взаимоотношениями с мужем или проблемами на работе)и лишь частично присутствует «здесь», общаясь с ребенком? Представим, что мама (или другой заботящийся о малыше человек) часто находится в депрессивном состоянии и эмоционально недоступна ребенку. Такие дети будут вынуждены научить­ся совсем другому ожиданию. Они научатся выстраивать мысленный образ мамы, которая физически находится рядом с ними, но душевно присутствует лишь время от времени. Ребенок, стремящийся к живому контакту и радости, будет вынужден избегать близкого взаимодействия с такой матерью. Ему придется искать жизненно необходимые впечатления где-нибудь в другом месте или прилагать чрезвычайные усилия, чтобы при­влечь внимание матери, развеселить ее и вывести из состояния отрешенности. В этом случае он заменяет антидепрессант матери, которая сама должна была бы отвечать на потребности ребенка. К счастью, Джой может ожидать от своей мамы совсем другого. Ему не приходится затрачивать особые усилия на поиск источника положительных эмоций, ему достаточно обратиться к матери, чтобы ощутить радость жизни.

Глаза мамы приковывают, притягивают его своей живос­тью и выразительностью. Контраст темного и светлого, округ ленные очертания, уголки, глубина, блеск и симметрия оча­ровывают каждого ребенка. С седьмой недели жизни Джоя интересуют в лице матери прежде всего глаза. Они для него самый захватывающий предмет наблюдения. Глядя в глаза мамы в то время как она смотрит в его глаза, не замечая ничего вокруг, он начинает путешествие в «далекий мир» глаз.

Взгляд «глаза в глаза» всегда вызывает особые чувства. Когда вы смотрите на человека, глядящего вам в глаза, вы переживаете уникальный опыт. В такие моменты кажется,


что вы чувствуете внутреннюю жизнь другого и можете ее разделить. Во время обмена взглядами вы смотрите попере­менно то в правый, то в левый глаз партнера, то же делает и он. Если этого не происходит, значит, вы не включены в контакт по-настоящему. Быстрый переход с одного глаза на другой вызывает у смотрящего небольшое изменение перс­пективы, при котором объект наблюдения меняется то рез­ко, то едва заметно. Кажется, будто смена направлений и фокусов, как зеркало, отражает для каждого из участников изменение хода мыслей другого «Меня качают из стороны в сторону мимолетные мысли, от которых поверхность ее глаз подергивается рябью».

«Невидимый поток ее (материнской) энергии», силу которого ощущает Джой, означает нарастающее возбужде­ние, вызванное взаимным обменом взглядами. Под возбуж­дением я понимаю возрастание внутреннего напряжения, волнения, а также усиливающуюся готовность действовать (дружески или враждебно).

Если молчаливый обмен взглядами не прерывать, то внут­реннее напряжение будет усиливаться. В такие моменты мы ищем возможность сбросить напряжение, отводим взгляд или на что-нибудь отвлекаемся. Мы начинаем говорить, жести­кулировать или переключать внимание. По некоторым сла­бым признакам мы узнаем, усиливается ли возбуждение нашего партнера или ослабевает. Об этом нам сигнализи­руют изменения в дыхании, ясность взгляда, легкие движе­ния мышц вокруг глаз или губ. Новорожденные чрезвычай­но чувствительны к такого рода сигналам.

Именно в это время, переживая нарастание и спад на­пряжения, как у себя, так и у мамы, Джой чувствует струи «невидимого потока». «Он поднимается из глубины, тянет и увлекает меня за собой. Я зову ее (маму) назад». Следуя за этим потоком, Джой словно проникает в глубины созна­ния матери, он призывает ее вернуться назад, к нему, и его


призыв не остается без ответа. Она вновь обращает на него все свое внимание и улыбается. В этот момент Джой переживает ее лицо как «преображенные небо и море». По мере того как улыбка захватывает лицо матери, он внимательно наблюдает за мельчайшими движениями и изменением от­дельных черт, поскольку каждая черта ее лица для Джоя — это еще и форма пространства с ее собственной архитектур рой, светом и динамикой. Когда мама улыбается, исчезает ровное натяжение кожи лица, появляются морщинки, при­сущие улыбке: «поверхность начинает светиться и играть теплым блеском», щеки округляются, уголки губ приподни­маются: «дуги поднимаются и парят». Материнское лицо преображается: «плоскости и объемы начинают свой медленный танец».

Джой переживает эти изменения как свидетельство воз­вращения жизненной энергии матери, прямо и непосред­ственно касающееся его. «Ее лицо становится легким бри­зом, который ласково овевает и окрыляет меня».

Вот мама наклоняется, чтобы прикоснуться к нему, сила ее улыбки «заражает» и его: ее улыбка не просто вызывает ответную улыбку, а вдыхает в него новые жизненные силы, дает ему возможность войти в резонанс с исходящим от нее оживлением, с ее чувствами. Ее улыбка вызывает в нем все возрастающую радость. Джой как бы высвобождает ее из­нутри: «Я оживляюсь. Мои паруса наполняются ветром. Мой внутренний танец выходит на свободу». В этот момент он одновременно и отвечает матери, и идентифицируется с ней.

Стоит только маме обменяться парой улыбок с малы­шом этого возраста, и процесс «запускается». А происходит вот что. Улыбки Джоя и его мамы немного не совпадают: по фазе. Так и должно быть, ведь на то, чтобы улыбка успе­ла расцвести на лице, достигнуть своего максимума и угас­нуть, требуется время. Получается, что, когда его улыбка достигает своего максимума, она оживляет уже угасающую улыбку его матери. Это несовпадение каждый раз обеспе­чивает новое начало у партнера, и диалог продолжается.

Джой свободно присоединяется к оживлению матери, ему кажется, что он движется то внутри бриза, создаваемого ее улыбкой, то сам по себе. Это и есть игра в «догони и поймай». улыбка каждого оказывается и причиной, и результатом улыбки другого, они заканчивают тем, что каждый увлекает за собой другого «в прыжок». «Мы играем в чехарду и скачем в танцу­ющем бризе».

После третьего месяца жизни такой способ взаимодей­ствия между матерью и ребенком становится обычным для них. Он проявляется не только при обмене улыбками, но и при обмене звуками, «лепетом». Для ребенка это — первый урок, постижение основного правила взаимодействия — «попеременно, друг за другом» — которое будет определять его последующие взаимоотношения с людьми.

Таким образом, веселый обмен улыбками становится од­ной из основ будущего социального взаимодействия.

Кроме того, Джой накапливает опыт собственной актив­ности, необходимой для достижения желаемой цели. Он на­чинает ощущать себя инициатором своих действий и пони­мать, что его действия имеют вполне определенные последствия. Он становится действующей силой в причин­ной цепочке: «Я зову ее, она отвечает и приходит за мной».

Это новое ощущение себя в качестве деятеля появилось у Джоя лишь в последний месяц, благодаря многократному повторению некоторых событий. Джой уже знает, что со­сание пальца или «гуление» вызывают в ответ улыбку или слова. Сосание пальца он воспринимает теперь как резуль­тат: сначала он отмечает свое намерение пососать палец (желание); затем он ощущает осуществление этого желания, воспринимая соответствующее движение руки (действие); он получает обратную связь от своих действий, ощущая новое положения руки в пространстве: оно свидетельствует о том, что запланированное движение осуществлено (исполнение); и, наконец, он ощущает желаемый результат: палец оказы­вается во рту (цель действия). Все эти практически одно­временно протекающие события образуют единый завершенный цикл действий (это инварианты, о которых я уже говорил ранее).

Джой также начинает осознавать, что его мама действу­ет самостоятельно и независимо от него. В большинстве слу­чаев ему ясно, кто субъект действия, а кто — объект. Ког­да мама непроизвольно улыбается ему, она становится носителем действия, а Джой — объектом. Когда он улыба­ется матери, совершенно очевидно, что инициатива принад­лежит ему. Если они обмениваются улыбками, Джой, воз­можно, воспринимает это как совместное, общее действие. Даже если мама хотела улыбнуться и улыбнулась сама, то он был тем, кто вызвал ее улыбку. И если малыш улыбнулся сам, то все равно его мама послужила тому причиной. Существует много моментов взаимного инициирования и совместного созидания. Они составляют саму ткань бытия вместе с другим, из которой образуются узы привязаннос­ти. Такие моменты лежат в основе всех близких отношений, связи с другим человеком. Наши привязанности со­стоят в значительной степени из воспоминаний, внутренних образов того, что происходит между нами и другими людь­ми и что мы при этом чувствуем. Какие переживания он или она возбуждает в нас в отличие от всех других? Что мы можем позволить себе делать, чувствовать, думать, же­лать, на что осмелимся в присутствии другого? Чего мы можем достичь благодаря его поддержке? Какие части на­шего «я» нуждаются в «подпитке», которую дает нам имен­но этот человек?

«Внезапно ветер изменяется». Именно в этот момент мама Джоя стала вести себя по-другому: вместо того, что­бы снова ответить улыбкой, она прерывает простой обмен взглядами и готовит почву для более интенсивного взаимо­действия, придав своему лицу выражение преувеличенного удивления. Почти все матери прибегают к этому средству, оно идеально подходит для того, чтобы активизировать ре­бенка. Обычно мама с большим удовольствием изображает изумление. Она запрокидывает голову назад, («...мир ее лица опрокидывается»), высоко поднимает брови, широко распа­хивает глаза и открывает рот («открываются новые про­странства» ). И тут же приближает свое лицо с новым выражением удивления к лицу Джоя. Эти скоординирован­ные друг с другом движения Джой воспринимает как нале­тающий на него «свежий, сильный бриз». Одновременно с изменением выражения лица нарастают громкость маминого «воркования». Для Джоя это «крепнущая песня бриза», ко­торая «окутывает его целиком».

Последствия такой материнской активности нередко дра­матичны. Чем сильнее раздражитель, тем больше возбужде­ние и волнение ребенка. Прямое соответствие между интен­сивностью внешней стимуляции (создаваемой матерью) и уровнем возбуждения младенца представляет собой основной принцип взаимодействия между матерью и ребенком. В дан­ном случае мама Джоя резко повысила уровень стимуляции, заменив привычный обмен улыбками на преувеличенное удив­ление в сочетании с громкими звуками голоса и физическим приближением. Все это вызывает у Джоя немедленный ска­чок возбуждения. Ему просто ничего не остается делать, кроме как позволять этому возрастающему маминому оживлению воздействовать на его крайне чувствительную нервную систему: «Я быстро скольжу к ней в невесомом восторге».

Выражение изумления на лице матери оказывается лишь прелюдией к другой восхитительной игре, в которой не обме­ниваются улыбками, а толкаются носами. Сияя и приговари­вая, мама стремительно приближается, подталкивает его кро­шечный носик своим, потом отклоняется назад и выжидает


некоторое время перед следующей попыткой. Три раза она внезапно склоняется к нему, все больше увлекаясь и возбуждая Джоя.

Во всем мире с младенцами играют в аналогичные игры. «Сейчас я тебя поймаю», «Лес-поляна-бугор-яма», «Идет коза рогатая» с детства знакомы каждому взрослому. Это еще собственно не игры, а начало взаимодействия, которое развива­ется захватывающим и неожиданным для ребенка образом. Их смысл состоит в простом получении удовольствия, но до­стигается оно в результате соблюдения определенных правил. Каждый отдельный ход должен быть захватывающим, чтобы поддерживать интерес ребенка, но не вызывать у него чрез­мерного волнения, с которым трудно справиться. Вместе с тем, они не должны быть однообразными, иначе ребенок начнет скучать. Эти игры подчиняются общему правилу: задавать ребенку оптимальные границы возбуждения и удовольствия.

Остаться в этих пределах непросто, дети быстро теряют интерес к тому, что повторяется, и поэтому маме потребу­ется изобретательность. Интуитивно она превращает простую игру в тему с вариациями, где повторение отличается от того, что было, и тем самым предотвращает привыкание и под­держивает интерес ребенка.

Мама Джоя действует так, особо не задумываясь, это интуитивное родительское поведение. Просто поразительно, как много родители умеют делать интуитивно. Например, обра­щаясь к ребенку, они непроизвольно изменяют манеру го­ворить. Они повышают тон голоса, замедляют темп речи, выделяют гласные, чтобы речь звучала нараспев, смягчают согласные.

Родители делают все это абсолютно бессознательно, ник­то им не объяснял, что «киса» звучит мягче, чем «кошка», «би-би» — легче и звонче, чем «машина». Даже четырех-пятилет­ние дети, у которых нет младших братьев и сестер, говорят с малышами так же. Видимо, такое поведение не просто ин­туитивно, но и биологически целесообразно. Младенцам нра­вится, когда с ними разговаривают высоким, мелодичным голосом. Медленный темп речи и слова с мягкими согласны­ми доставляют им удовольствие. По-видимому, эволюция формировала родительское поведение в соответствии с аудиальными (слуховыми) предпочтениями ребенка.

Использование «темы с вариациями» для достижения оп­тимального соотношения интереса и возбуждения ребенка также является интуитивным родительским поведением. Именно это пытается делать мама Джоя, с каждым разом приближаясь к носику сына все более активно и оживленно. Создается впечатление, что некоторые дети так же, как Джой, любят играть на пределе переносимого уровня возбуждения. Их можно сравнить со взрослыми, обожающими риск.

В ходе игры «встреча носов» Джой ощущает приближе­ние играющей голосом матери как освежающий порыв вет­ра. Когда ему удается устоять и позволить этому порыву подхватить и нести себя, то ощущение взлета и скорости приводит малыша в неописуемый восторг. Так получается в первый раз, может быть во второй, но в меньшей степени. А когда еще не успевшего обрести равновесие и перевести дух ребенка в третий раз встречает «атака», он уже не в состоянии справиться с этой возросшей стимуляцией. Он оказывается за пределами своей оптимальной зоны возбуж­дения, на грани потрясения, страха и дезорганизации. «Он (ветер) снова и снова встряхивает и толкает меня», и Джой начинает сопротивляться.

Есть несколько способов избежать катастрофы. Самый простой — не смотреть на мать и отвернуться, что он, в конце концов, и делает: «я уклоняюсь от ее ветра и пово­рачиваюсь к нему спиной». Тем самым Джой достигает трех целей. Во-первых, избегает прямого воздействия источника раздражения: он просто больше не видит его. Во-вторых, теперь он сам может выбирать, на что смотреть и, вероят­но, выберет что-нибудь-, менее стимулирующее, чтобы его волнение утихло и вновь достигло переносимого уровня — «совсем один скольжу я теперь в тихих водах». За это время он сможет прийти в себя и снова открыться внеш­нему миру. И, наконец, он подает сигналы матери, сообща­ет ей, что делать дальше, и она их принимает. Родители за­висят от постоянной обратной связи, потому что только так они могут узнать, как лучше вести себя с ребенком.

Мама Джоя действительно перевозбудила его, причем не в первый и не в последний раз в жизни. Это неизбеж­но для взаимоотношений детей и родителей, когда каждый из участников стремится определить пределы. Невозмож­но раздвигать границы, не достигая их. А когда мы пыта­емся их расширить, то неизбежно делаем ошибки. Эти ошибки очень ценны, поскольку помогают младенцам на­ходить свои собственные способы совладания с многообра­зием ситуаций и людей. Джой успешно справился с чрез­мерной стимуляцией и перевозбуждением, и это хороший урок. В конце концов, просчет его матери в определении пределов допустимого воздействия не стал для него трав­мирующим. Джой справился с ситуацией настолько хоро­шо, что через одну-две минуты снова готов принять при­глашение к общению. Но теперь он ответит только в том случае, если оно будет мягким и осторожным. Мама инту­итивно поняла это. Она выдерживает нужную паузу, а за­тем, нежно улыбаясь, тихим шепотом обращается к нему. Поскольку Джой снова готов к общению, он воспринима­ет ее приглашение как «легкий ветерок», овевающий его голову, а ее улыбку — как «спокойную рябь воды под мяг­ким небесным сводом». Он снова устремляется навстречу общению «здесь и сейчас, между нами». И поскольку они оба уже знают, как подавать друг другу сигналы, а при необходимости менять свое поведение, то вскоре начнут новую игру-импровизацию.


 


 

Глава 6

 

Пространственно-

временной поток

полдень

 

В то же утро, через некоторое время, отец идет на зав­трак к друзьям, живущим по соседству, и берет с собой Джоя. Мама подойдет туда позже. Папа несет его на бедре, придерживая руками. Некоторые гости уже собрались, и отец Джоя с малышом на руках приветствует каждого. Люди ходят по комнате, наливают кофе, усаживаются в разных местах с чашками и тарелками. Отец садится в глубокое кресло с малышом на коленях лицом от себя — так, чтобы Джой мог осматривать комнату и людей. Кажется, Джой вслушивается в общий разговор. Временами он смотрит в окно, расположенное на противоположной стене. Времена­ми он кажется рассеянным. Один из гостей рассказывает что-то смешное. Все смеются. Женщина в другом конце комнаты взрывается резким, громким смехом. Джой стре­мительно поворачивается к ней, но скоро расслабляется и прислоняется спиной к отцу.


Я еду с папой по воздуху...

Мы попадаем в место, где беспорядочно двигаются вещи и люди. Каждая луна, планета или комета следует сво­им собственным курсом к неизвестной цели. Каждый дви­жется со своей собственной скоростью и в свое время... Мы усаживаемся...

Вокруг нас от одного человека к другому перелива­ется музыка. Папа вступает в этот поток. Его музыка вибрирует у моей спины. И она течет куда-то дальше...

Меня поднимает и опускает тихий прибой ею дыхания... Там, на той стороне — рама. Внутри — сильное теплое сияние. Когда кто-нибудь проходит мимо нее, сияние исчезает, и рама пустеет, затем быстро наполняется вновь. Дома, в моей комнате, теплое свечение танцует и движется медленнее... Музыка появляется снова и нарастает. Она стремительно мчится по комнате и обрушивается на лицо женщины. Моя голова резко поворачивается к ней... Папа прижимает меня к себе, и мне становится лучше.

 

 

Мы не задумываемся о том, что, передвигаясь в пространстве, воспринимаем окружающие предметы как движущийся зрительный поток. Например, если вы заходите в комнату и идете к кому-нибудь, кто находится в дальнем углу (как это сделал отец Джоя), то все расположенные слева на пути вашего следования люди, столы и лампы кажутся движущи­мися вам навстречу и проплывающими мимо вас слева. А все, что находится справа от вас, кажется движущимся к вам и проплывающим справа. Вы создаете два широких потока пространства. Они разделяются в точке вашего назначения и обтекают вас с обеих сторон. Человек, к которому вы направляетесь, не включен в эти зрительные потоки. Он оказывается точкой покоя, подобной точке схождения всех линий перспективы на картине, выполненной в классичес­кой манере. Движение определённым образом организует окружающее нас пространство.

Но Джой, хотя и перемещается в пространстве вместе отцом, воспринимает их совместное движение совсем ина­че. Он не в состоянии видеть пространство как расходящи­еся визуальные ряды, потому что еще никогда не передви­гался в пространстве самостоятельно. Джой начнет ползать не раньше чем через три или даже пять месяцев, а ходить — примерно через шесть-девять месяцев. А пока все движе­ния, перемещающие его в пространстве, осуществляются кем-то другим. Похоже, что для полного развития способ­ности воспринимать во время движения пространство как видимый поток, зрительная система человека должна опи­раться на опыт его самостоятельного передвижения. Этому человек учится, основываясь на собственном активном дви­гательном опыте.

Поэтому вместо пространства, организованного двумя на­правленными зрительными потоками, Джой видит относи­тельно хаотичный мир. Он воспринимает людей и объекты подобно планетам, каждая из которых «следует своим соб­ственным курсом, ... со своей собственной скоростью и в свое время». Поток пространства для Джоя не структури­рован. Это не беспокоит малыша, он еще не знает другого. Просто его мир сейчас для него такой.

Большинство младенцев, до тех пор пока не научатся ползать или ходить, принимают перемещение в простран­стве самым необычным (с нашей точки зрения) способом абсолютно нормально. Например, малыш лежит в коляске на спине, лицом вверх и передвигается назад (головой по ходу движения), поднятый верх коляски заслонят ему по­чти половину поля зрения. Коляску разворачивают, и он на­чинает ехать вперед (ногами по ходу движения). Минутой позже, когда солнце уже спряталось за облаками и не све­тит ярко, верх коляски опускают, и на младенца обрушива­ется вся панорама целиком. Дети спокойно относятся ко всем изменениям, их зрительные и вестибулярные привыч­ки и предпочтения, связанные с передвижением в простран­стве, пока не вполне сложились.

Однако Джою прекрасно известно, что он движется. О том ему говорит хорошо функционирующий вестибулярный аппарат. Как только они с отцом усаживаются в кресло, у Джоя появляется знакомая точка отсчета — неподвижность.

Как Джой воспринимает время? Известно, что есть время, показываемое часами, и то, что мы называем субъективным временем. Время часов течет и никогда не останавливается. Субъективное время может обращаться вспять и воспроизводить события памяти. Оно двигается с различной скоростью, с разрывами, как будто часы ос­тановились, когда мы не обращали внимания на происхо­дящее, а затем снова пошли вперед. Переживают ли мла­денцы субъективное время так же, как взрослые? Ученым пока не вполне ясно, как переживают поток субъектив­ного времени взрослые. Например, когда я сегодня утром писал эту главу, зазвонил телефон. Я подбежал к нему, чтобы снять трубку, прежде чем звонок разбудит мою жену. Я разговаривал по телефону и держал в руке руч­ку. Звонил мой друг Том, чтобы сказать, что он не заедет за мной, как обещал, и мы встретимся с ним через сорок пять минут на железнодорожной станции, чтобы вместе поехать в город. Пока он говорил, я зрительно представ­лял, как он спускается по лестнице и подходит к тому месту на платформе, где буду стоять я. При этом я был слегка разражен, зная, что на станцию он тоже опоздает. После этого следует провал в памяти. Я не помню, о чем мы говорили. Потом я забеспокоился, как бы мой голос не разбудил жену. Подумав о ней, я представил ее лежа­щей в кровати так, как видел бы ее, находясь в спальне или паря там в воздухе. Затем следует еще один провал. Я помню, как смотрел на орнамент на полу, и больше ничего до тех пор, пока не оказался снова в своем каби­нете и не начал укладывать в портфель вещи. Ни завер­шения телефонного разговора, ни возвращения в кабинет я не помню, хотя, очевидно, сделал и то, и другое.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.