Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Дневник Джоя 6 страница



Когда Джой отходит от мамы на несколько метров, но еще видит ее рядом и ощущает ее присутствие, он чувству­ет себя достаточно уверенно для того, чтобы сосредоточить внимание на своих движениях. Он только научился ходить, и ходьба пока остается увлекательным и захватывающим приключением, требующим сосредоточенности и сознатель­ных усилий. Управляя новыми волнующими движениями, он должен ощущать свое мастерство и изобретательность: «Я осуществляю повороты и броски вперед. Я рассчитываю силы, делая остановки. Я сам отдаю себе команду начать движение вперед». Но этот процесс остается пока рискован­ным и ненадежным. Джой еще неопытный командующий. Его движения временами ускользают из-под контроля: «Я плыву, подчинив себе свои движения, затем ... они несут меня сами по себе». То он управляет своими движениями, то они управляют им. Джой как бы играет в американские горки сам с собой.

Описывая по залу ожидания окружность вокруг мамы и не выпуская ее из поля зрения, Джой встречается с не­знакомыми людьми. Начиная примерно с восьмимесячного возраста, ребенок реагирует на чужих людей негативно. Когда он находится рядом с ними, и в особенности, когда они приближаются к нему, он прекращает свои занятия и вни­мательно рассматривает незнакомого человека, при этом настораживаясь и проверяя, находится ли поблизости мама и все ли в порядке. Незнакомец, подошедший слишком близко, вызывает у него испуг. Начиная с восьми месяцев, он делит мир на два четко отделенных друг от друга лаге­ря: близких и посторонних.

В двенадцать месяцев, здесь, на вокзале, Джой де­монстрирует новый вид реакции на чужого. Теперь, когда он передвигается сам, близкие и чужие создают вокруг себя эмоциональное пространство различного качества. Близкие люди, подобно матери, распространяют психоло­гическое поле притяжения — «искривляют простран­ство». Незнакомые люди создают психологическое поле отталкивания, которое удерживает его на расстоянии, так что он проскальзывает мимо них, не касаясь и не прибли­жаясь к ним.

Маленькая девочка — нечто совсем иное. Она не зна­кома Джою, но все же не является чужой. Начиная при­мерно с трехмесячного возраста, Джой способен легко от­личать малышей от взрослых или даже от старших детей. Мы не знаем точно, как младенцы это делают, но похоже, что эта способность основывается на различии в пропор­циях головы и туловища взрослых и детей. Чем младше ре­бенок, тем больше у него, в сравнении с общими размера­ми тела, голова и лоб, тем больше глаза, и тем меньше нос и подбородок. Малыши отличные эксперты, они умеют раз­личать маленьких мальчиков и девочек не хуже, а иногда и лучше, чем взрослые. Похоже, что дети разных полов об­ладают слегка различными чертами лица. Эксперименты по зрительному различению показывают, что младенцы чувстви­тельны к этим различиям.

Примерно с трехмесячного возраста малыши прояв­ляют живейший интерес ко всем детям, признавая в них «своих». Поэтому маленькая девочка, которую видит Джой, не пугает его. В восемь месяцев незнакомые дети не вызывают обычной реакции на чужого. (Можно предположить, что она возникла у младенцев для защиты от незнакомых взрослых, которые могут навредить им; незнакомые малыши не представляют такой угрозы.) В двенадцать месяцев Джой может не только спокойно приближаться к детям («она совсем не искривляет про­странства, я не чувствую отталкивания»), но и испы­тывает особое любопытство и интерес к ним. Джой мо­жет подойти прямо к девочке и потрогать ее, прикоснуться к ее лицу, пользуясь своей изначальной свободой обще­ния. Именно поэтому мама девочки подхватывает ее и уносит: ведь она не знает, что может прийти Джою в голову.

Удаляясь от матери, Джой был поглощен маленькой де­вочкой. Когда он оглядывается, чтобы понять, где мама, не видит ее, не знает, где ее искать, он действительно «теря­ется». Если у него нет возможности видеть свою путевод­ную звезду, ощущать ее силовые линии, он «потерян» и «разлучен» с ней. Разлука с матерью (даже на несколько мгновений) — наиболее мучительное переживание для годовалого ребенка. В эти моменты становится понятным, до какой степени благополучие и нормальное самочувствие малыша зависят от поддерживающего его присутствия матери или заменяющего ее человека. Мама — своеобраз­ный «психологический кислород», без которого ребёнок уже через несколько секунд начинает испытывать панику. Час­тью этого страха разлуки является, по всей вероятности, чувство потери границ, незащищенности, исчезновения в одинокой и пустой бесконечности. Именно поэтому Джой ощущает, как «пространство все увеличивается и увели­чивается». «Оно становится безграничным. Ничто не дер­жит меня. Я растворяюсь в пространстве, как растворя­ется в океане крупинка соли».

Такого рода чувства потерянности сопутствуют и взрос­лой жизни. Многие психиатры рассматривают страх откры­того пространства (агорафобию) и приступы паники у взрос­лых как переживание острого страха разлуки во взрослом возрасте. Кто не впадет в панику, оказавшись в открытом океане, когда лодку относит все дальше от берега. Без спе­циальной физической и психологической подготовки вы бу­дете чувствовать себя так, словно оказались в космосе. Даже в повседневной жизни угроза разлуки с наиболее значимым для нас человеком (мужем, женой, отцом или матерью) вызывает похожий, хотя и менее выраженный эффект. Страх разлуки присущ всем нам и, предположительно, не слишком сильно изменяется от двенадцатимесячного возраста до са­мой смерти. Разумеется, мы учимся справляться с этим чув­ством, организуем свою жизнь так, чтобы значимые разлу­ки несли меньший потенциал угрозы. Но все равно эти чувства сопровождают нас.

Паникуя из-за разлуки с матерью, Джой зовет ее, кри­чит, этот крик подобен спасательному канату в ослепляю­щем шторме. Он надеется, что, где бы ни была мама, она сумеет услышать, «поймать» его крик. Поэтому ее ответный отклик подобен «буксиру, притягивающему к ней». Как толь­ко Джой услышал голос матери, он перестает паниковать, определяет свои пространственные координаты относитель­но ее голоса и ее присутствия. Сориентировавшись в про­странстве, ребенок возвращается к матери.

Мама уже бежит навстречу ему, она не выпускала его из виду все это время и спешит к сыну, как только увидела, что он расстроен. Это она была потеряна для Джоя, но не он для нее. Она подхватывает малыша на руки и прижима­ет к груди, одной рукой он обнимает ее за шею. Он про­должает плакать, постепенно затихая и успокаиваясь. Магия привязанности в наибольшей степени заключена в прикос­новении. Она проникает сквозь кожу. А все приматы — низшие и высшие, обезьяны и люди, — устанавливая и под­держивая привязанность, демонстрируют «грудной контакт», или «позу объятия», (грудь прижата к груди, голова на пле­че и шее партнера). Как только Джой ощущает такой кон­такт, «спокойствие начинает разливаться по телу и про­никает внутрь».

Оказавшись в объятиях матери, Джой не просто успо­каивается. «Притяжение ее присутствия "собирает" его из открытого пространства» и помогает восстановить целос­тность, распавшуюся, когда он почувствовал себя «раство­рённым» в пространстве. Он не только приходит в себя и восстанавливается, но фактически «заново обретает свою отдельность».

Постепенно возбужденная система привязанности Джоя начинает успокаиваться. Инициативу вновь захватывает си­стема исследования, появляется любопытство. Несмотря на все опасности дальнего плавания, Джой очень скоро будет готов вновь отправиться в путь.



Глава8

 

Разделенное чувство

утро, 11:50

 

Джой с мамой вернулись домой. Они ищут кролика, любимую игрушку Джоя. Джой находит ее под одеялом. Он возбужденно размахивает игрушкой перед собой, бурно радуется и смотрит на мать. Лицо мальчика расцветает от восторга. Глаза широко раскрыты, рот расплывается в радостной улыбке: он демонстрирует маме свою находку и, что для него даже важнее, свои чувства. После того как мама увидела его лицо, выражение восторга плавно исчезает. Мама говорит:

«ДааААаа!» сначала с повышающейся, а затем с ниспадающей интонацией. Джой выглядит довольным и продолжает играть сам.

Я нашел его! Вот он!

Внутри меня поднимается волна восторга. Она при­бывает, венчаясь белым гребнем, клонится вперед, за­ворачивается и рассыпается нежно звучащей пеной.


Когда волна проходит, пена скользит назад и ра­створяется в окружающих тихих водах. Чувствует ли и она эту волну?

Да!

Она отзывается, как эхо, на подъем и спад волны во мне. Вместе с эхом я поднимаюсь и снова опуска­юсь. Оно проникает в меня, и я чувствую, что мой восторг есть и в ней. Теперь он принадлежит нам обоим.

 

Этот момент общения Джоя и матери кажется слиш­ком простым, обычным и быстротечным, чтобы успело про­изойти что-то важное. Но именно в это время открывают­ся ворота в мир интерсубъективности. И вот почему.

Несколько последних месяцев мама Джоя интуитив­но чувствует, сама того не осознавая, что Джой открыл для себя принцип интерсубъективности: узнал, что у него есть намерения и чувства и что другие могут не только узнать их, но также и разделить с ним его чувства. Он также начинает понимать, что другие могут не знать о происхо­дящем внутри него или чувствовать, что что-то происхо­дит, но не ухватить смысла.

Сначала Джой испытывает восторг от того, что нашел спрятанную игрушку. Его восторг — внутреннее пережи­вание, которое он оказывается способен разделить со своей матерью. Это чувство и есть «тема» этих мгновений, по­этому давайте остановимся на нем подробней. Восторг Джоя возникает одновременно в двух различных «мес­тах» — видимом и невидимом. Видимые события разыг­рываются на лице Джоя, в его глазах. Он пытается пока­зать маме, что чувствует этот процесс.

Невидимые события — внутренние ощущения восторга внутри Джоя, где-то в теле и душе. Джой может опреде­лить это место не хуже и не лучше, чем мы, взрослые. Оно где-то «внутри». И то, что происходит «внутри», — это живое событие, которое разворачивается постепенно. Это не статичная картина, не абстрактная идея — мы имеем дело со множеством движущихся впечатлений, которые постоянно изменяются, как музыка или танец. Сначала Джой ощущает восторг нарастающей и вздымающейся волной, на которой образуется гребешок пены. В своей высшей точке она «клонится вперед, заворачивается и рассыпается нежно звучащей пеной». Убывая, его пережи­вание как бы дробится на капли и исчезает.

Именно в виде такой внутренней эмоциональной ор­кестровки или хореографии человек испытывает чувства в любом возрасте, в этом взрослые и младенцы, по всей ве­роятности, не сильно отличаются друг от друга. Чувства разворачиваются во времени. У них свой сюжет. Они прихо­дят, удерживаются на время, иногда лишь на долю секунды, а затем уходят. Чувства приходят и уходят неожиданно (как удивление, вызванное внезапным звуком), или же на­растают и спадают постепенно (как удовольствие). Максимум переживания интенсивности чувства может представлять собой пик (например, понимание смысла шутки), или длинное плоское плато (как, например, сдерживаемая «холодная» злость). Чувства могут быть яркими, выразитель­ными или приглушенными. Переживание чувства, словно музыка, имеет свою мелодию и динамику во времени. Taк и восторг Джоя разыгрывается перед ним на его внутрен­ней сцене.

Мать Джоя может заметить этот внутренний спектакль, взглянув на его лицо, наиболее приспособленное для прояв­ления чувств. Несколько десятков различных лицевых мышц выражают многообразие чувств и их оттенков. Это так же верно для Джоя в его двенадцать месяцев, как и для нас, взрослых. Лицо служит экраном, на котором, как в театре теней, разыгрывается пьеса, скрытая внутри человеческого су­щества. Одни и те же «силы» одновременно управляют дви­жениями мышц лица и «танцем» внутренних субъективных ощущений.

По мере того как восторг Джоя нарастает, синхронно с подъемом волны чувств, все шире и шире раскрываются его рот и глаза. Дыхание также включается в этот поток. Пос­ле того как внутреннее чувство достигает пика, оно начина­ет спадать, Джой выдыхает, лицо и глаза успокаиваются. Когда наплыв чувств спадает, он напрягает голосовые связ­ки, тормозя выдыхаемый воздух и регулируя выражение лица в соответствии со скоростью ослабления переживания. По­ток воздуха, встречая препятствие, образует приятный звук, который Джой воспринимает как «нежно звучащую пену» рассыпающегося гребня волны. Появление, нарастание, ос­лабление и исчезновение восторженного выражения на лице Джоя по своей длительности и форме в точности соответ­ствует подъему и спаду внутреннего переживания.

Джой ощущает все это довольно смутно. Он понимает, что мама может воспринять его чувство и что его лицо дает ей возможность «считать» его состояние. И он очень хочет, чтобы мама это сделала. Вероятно, его желание состоит в том, чтобы сообщить ей об испытываемом чувстве как о чем-то самостоятельном, возникающем в глубине него и стремящем­ся к матери.

Теперь мы переходим к самому удивительному: мама Джоя видит, что лицо ребенка расцветает от восторга. Она понимает и причину: нашлась потерянная игрушка. Как и все мамы, она хочет разделить с малышом его восторг, по­казать ему, что она знает, какие чувства он испытывал и что переживает в данный момент. Как она может это сделать?

Сказать, например: «О Джой, я знаю, что ты испыты­вал восторг. И я знаю, что это за переживание». Джой может понять некоторые из этих слов, он пока еще не сможет понять выраженную ими мысль. Что еще она могла бы сделать? Может быть, повторить его реакцию. Имити­руя реакцию, она могла бы попытаться показать, что по­нимает его чувства. Но это также не сработало бы. Он мог бы подумать: «Хорошо, ты знаешь, как сделать то, что я сделал, ведь ты точно скопировала мои действия. Но могу ли я быть уверен в том, что ты действительно знаешь, что, я чувствовал, когда делал это? Как мне понять, что ты не зеркало? Как мне понять, что у тебя вообще есть внутренний мир? Откуда мне знать, чувствуешь ли ты на самом деле, есть ли у тебя чувства, подобные моим?» Так что же делать маме?

Она говорит: «ДааААаа!» и интонацией имитирует дви­жение внутреннего чувства Джоя, его поднимающуюся и спадающую волну. Кроме того, она тщательно воспроизводит длительность и временной рисунок фаз нарастания и спада. Подъем высоты тона в первой части ее "ДааАА.." длится ровно столько же времени, как и расцвет чувств на лице Джоя. Аналогично, и снижение тона во второй части продолжается столько же времени, сколько требуется лицу для возвращения к состоянию покоя. Избегая буквального копирования, она интуитивно совершает ту весьма избира­тельную имитацию, которая получила название подстрой­ки. Она выбрала те части внешней реакции Джоя, кото­рые лучше всего отражают его внутреннее переживание, — а именно рисунок подъема и спада и длительность каждой фазы, — и перевела их из одной модальности в другую. Выражение лица она заменила голосом, изменение выра­жения лица передала изменением интонации. Поскольку она отзывается на внутреннее переживание Джоя, но не ко­пирует его внешнюю реакцию, ее уже не спутаешь с зер­калом. Только человек, знающий, что почувствовал Джой, может ответить «ДааААаа!» аналогично переживанию ма­лыша, но не копируя его. Ребенок понимает, что его по­слание дошло и внутренне отвечает на это «Да!» Такое соответствие достигается бессознательно, выступая особым проявлением эмпатии. Большинство из нас делает это ин­туитивно. Если же родитель по каким-либо причинам не может этого сделать или сдерживается, его ребенок будет ощущать себя с ним, — а возможно, впоследствии и в мире вообще, — психологически более одиноким.

Позволяя ее «ДааААаа!» проникнуть в себя («Вместе с эхом я поднимаюсь и снова опускаюсь»), чтобы посмотреть, соответствует ли оно только что испытанному внутреннему переживанию, Джой понимает, что мама разделяет его чув­ство. Он знает, что ее звуковой ответ соответствует его чув­ству, ведь он уже может переводить ощущения из одной модальности в другую (гл. 3). Малыш понимает, что под­нимающаяся, а затем опадающая волна интонации — это голосовое выражение переживаемого им. Таким образом, он чувствует адекватность ответа матери.

Важность этого момента в том, что Джой и его мама разделили чувство друг с другом. Взрослому может пока­заться, что это очень просто, однако для Джоя это боль­шой шаг вперед. Он начинает понимать, что он не един­ственный на земле человек, когда-либо испытывавший это чувство. Как ему определить, какими из своих пережива­ний можно поделиться с другими людьми, а какие стоит оставить при себе или даже хранить в строгой тайне? Какие из переживаний будут поняты другими, а какие — нет? Последствия такого рода событий огромны. Переживание чувства общности создает основу для измерения психичес­кой близости. Могут и должны ли другие люди показывать свой внутренний мир и делить его с вами? Возможная глубина интимности, на которой Джой впоследствии будет чувствовать себя комфортно, закладывается здесь.

Джой и его мать заняты тем, что устанавливают грани­цы вселенной чувств, которыми можно делиться. Они толь­ко что вместе установили, что взрыв восторга — это внут­реннее событие, которое они могут разделить: «Теперь он (восторг) принадлежит нам обоим». А как насчет других чувств: грусти, гнева, гордости, энтузиазма, страха, сомнения, стыда, радости, любви, желания, боли, скуки? В жизнь Джоя они еще войдут, переживание этих и многих других эмоци­ональных состояний ждет его впереди. Сможет ли мама разделить их с ним или окажется неспособной (сознательно или бессознательно) дать этим чувствам стать полноправны­ми членами вселенной, которую Джой впоследствии будет делить с другими?

Мать и отец Джоя, сообщая таким образом, какие из внутренних переживаний ребенка они могут разделить, а какие — нет, начинают формировать качества сына, о кото­ром они мечтали. Но если родители существенно расходят­ся между собой в том, чего они ждут от ребенка, малыш вряд ли сможет соответствовать двум несовместимым ожидани­ям. И тогда ему, возможно, придется провести большую часть жизни в попытках разрешить это противоречие внутри себя или отказаться от ожиданий одного из родителей, а значит, и от части самого себя.


 


IV

 

Мир слов

 

ДЖОЮ ДВАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ

 


В возрасте примерно восемнадцати месяцев Джой на­чал совершать новый качественный скачок в раз­витии, глубоко изменивший его повседневный опыт: скачок в мир слов, символов и размышлений о самом себе. Сейчас, в двадцать месяцев, Джой находится примерно на середине пути. У одних детей он начинается раньше, у других поз­же. Разброс в пределах нормы довольно широк. До наступ­ления этого определенного возраста записанная в человечес­ких генах способность к речи и использованию символов дремлет в ребенке. Мы пока еще не знаем, почему этот скачок происходит в тот или иной конкретный момент. Ребенок вдруг резко продвигается вперед в понимании речи, а чуть позже и сам начинает произносить слова. Подобно тому, как раскрывается бутон, развивается способность к речи, когда приходит ее время.

И не только речь неожиданно расцветает в этот период: в жизни малыша появляется целый сад новых способностей.


 

Они начинают расти в одно и то же время, но именно нача­ло освоения речи традиционно характеризует переход от младенчества к детству (теперь я буду говорить о Джое не как о младенце, а как о ребенке). Все появляющиеся в этом возрасте способности связаны друг с другом. Дети начинают разыгрывать на внутренней сцене различные события — про­шлые, настоящие или будущие. Они теперь могут представ­лять события до того, как они произойдут в действительнос­ти, воображать то, чего в действительности никогда не случится. Они начинают использовать знаки и символы для обозначения предметов, людей и даже самих себя.

Джой теперь может наблюдать, как кто-то осуществляет действие, которого он сам еще никогда не делал (например, набирает номер телефона или наливает в чашку молоко), а позднее и сымитировать это действие в первый раз в своей жизни. Для этого он должен составить модель действия и сохранить ее в памяти, затем использовать ее, чтобы сообщить себе, как следует, например, набирать номер или наливать молоко. Таким образом, он сохраняет, а затем воспроизводит события во внутреннем плане. Это называется отсроченным подражанием.

Комбинируя символически представленные события по-новому, Джой теперь может создавать желаемый сценарий событий, которые никогда не происходили и, возможно, никогда не произойдут, например, полет к дедушке на иг­рушечном самолетике. Благодаря воображению, он начина­ет символически разыгрывать свои желания и становится менее привязанным к реальности.

Поведение Джоя перед зеркалом — хороший пример его новой способности видеть себя со стороны. Если незаметно нарисовать губной помадой пятно на лбу Джоя, а потом поставить мальчика перед зеркалом, он без всяких колеба­ний укажет на свой настоящий лоб. До восемнадцати ме­сяцев он указал бы на свое отражение в зеркале, но тогда он еще не понимал, что видит в зеркале отражение себя самого. Теперь это понимание у него есть.

Способность к речи превращается в это время из буто­на в самый заметный цветок сада. Джой использует слова в качестве символов, обозначающих людей, действия и пред­меты («Мама идет кровать»). Появление в его речи место­имений («мне, меня, мой») и собственного имени («Джой») показывает: ребенок понял, что может обозначать словом даже самого себя.

Язык открывает Джою новые миры. Он понимает, что может осваивать и применять слова. Это открытие сродни ощущению, которое вы испытываете, когда понимаете, как ездить на велосипеде или плавать, или вести машину, или хо­дить. Возможно, по своей интенсивности оно равно всем этим ощущениям вместе взятым. Но у Джоя оно длится не одно мгновение, а тянется многие месяцы, постоянно набирая силу. Перед ним появляются новые перспективы, поскольку теперь он способен путешествовать в местах, немыслимых прежде — в прошлом, в будущем, а также там, куда можно попасть только по ступенькам соединенных друг с другом слов. Благодаря разговорам и диалогам, в большую часть новых мест он мо­жет отправиться вместе с другими людьми. Такое путеше­ствие — новый и перспективный способ общения с другим человеком. Предоставляя Джою новые возможности свободы и независимости, язык снабжает его самым мощным средством для присоединения к другим и к культуре в целом.

Язык коренным образом изменяет мир Джоя, посколь­ку переструктурирует его. Он подразделяет доречевой опыт на отдельные резко очерченные категории, делит события во времени на прошлые, настоящие и будущие, расширяет сети ассоциативных связей. Он легко переступает пределы реаль­ности. Язык стоит вне непосредственного переживания и отражает его в качестве чего-то отдельного, к чему можно обращаться снова и снова.

Но у языка есть и темные стороны, свои недостатки, особенно по сравнению с отлаженной доречевой системой, которой владеет Джой. Слова не могут достаточно хорошо справляться с целостными переживаниями. Язык идеально приспособлен для того, чтобы разделять вещи на разные понятия (большой, маленький), но весьма неуклюж в обо­значении промежуточных ступеней и переходов между ними. Указывать на эти ступени помогают жесты: вы можете, например, сказать «вот такой большой» и показать руками, что имеется в виду. Язык медленный, действия же — выра­жение лица и жесты — осуществляются быстро. Язык мо­жет разделять мысль и испытываемую эмоцию. Он раска­лывает богатые и сложные целостные переживания на относительно бедные отдельные составляющие. И, что еще более важно, некоторые несловесные переживания (напри­мер, взгляд в глаза другого человека в то время, как он смот­рит в ваши глаза) вообще не могут быть отражены слова­ми, в лучшем случае слова могут лишь напомнить о них. Поэтому, когда в жизнь Джоя входит язык, он создает про­пасть между знакомым доречевым миром опыта и новым миром слов. Это вызывает замешательство, а временами становится мучительным. Впервые Джою приходится удер­живать две различные версии одного и того же события. Отныне и навсегда его жизнь пойдет параллельно в двух планах. Простая целостность опыта разрушена. Как Джой проживает эту разделяющую сторону появления языка в его жизни, мы увидим в следующих главах. Отныне для Джоя вербальные и невербальные способы переживаний будут всегда существовать вместе.



 

Глава 9

 

«Топс»

утро, 07:05

 

Джой просыпается и встает с кровати. Минуту он сто­ит и оглядывается вокруг, будто что-то обдумывая. Затем быстро топает в спальню родителей и залезает к ним в кровать. Он проскальзывает между ними под одеяло и за­рывается поглубже. Родители уже проснулись. Через неко­торое время отец говорит: «Где же мой маленький Топс?» Джой из-под одеяла отвечает: «Теп». Отец мягко поправля­ет: «Да, Топс». Джой пробует снова: «Топс». Отец смеется: «Ты же мой маленький Топс!».

Джой на минуту затихает, а затем вылезает из-под оде­яла и ясно и решительно произносит: «Джой — Топс!»

 

 

В моей комнате так тихо. Я здесь совсем один. Я хочу пойти туда, где мама и папа. Если я не пой­ду, я останусь один в тишине. Поэтому я иду в их комнату и забираюсь в долину между ними. Там я заворачиваюсь в тепло, которое то поднимает­ся, то опадает. Погружаюсь в омуты теплых за­пахов и в звуки воздуха, вдыхаемого и выдыхаемо­го. Я купаюсь в богатстве течений приливов нашего утреннего мира.

Потом папа посылает в мой мир знакомые звуки — специально для меня. Музыка этих звуков открыва­ет теплое чувство папы. Я впервые замечаю, что звук обладает особой формой, отдельной от музыки. Эта форма, яркая и мягкая, остается и тогда, когда му­зыка затихает. Она обладает своей собственной силой и своей собственной жизнью. Она пряталась в потоке музыки, а сейчас вышла наружу. Я могу играть с этой совершенно новенькой формой. У нее есть маленькие взрывы и закругления. Я пробую ее и посылаю папе. Он шлет ее мне обратно, ясную и четкую. Теперь я схватываю ее. Я посылаю ее на­зад. Папа смеется и снова посылает ее мне, летя­щую теперь свободно и в полную силу. Эта новая форма приводит меня к себе самому. Там, внутри меня, эта форма раскрывается сама по себе, но в то же время всплывает изнутри меня. Она растет и распространяется. Я даю ей упасть на меня и вокруг меня. Я крепко прижимаю ее к своим чувствам.

Теперь я готов. Я поднимаюсь, завернутый в свою новую форму. Этот яркий и прочный мягкий плащ изменяет меня. Я рывком поднимаюсь из долины и провозглашаю: «Я — Топс!»

Переживаемое Джоем после пробуждения чувство оди­ночества отличается от острого страха отделенности от мате­ри, который он испытывал год назад (см. гл. 7). Теперь у него

возникает чувство изолированности, отрезанности от общества других людей. Ему не хватает человеческой жизни, которая бы его окружала, и он знает, что эта жизнь продолжается в другом месте. Больше всего его расстраивает неодушевленность его комнаты: «Здесь все так тихо». К тому же Джой теперь неплохо ориентируется в непосредственном будущем и в прошлом и может сам предсказывать: «Если я не пойду, я останусь один в тишине. Поэтому я иду в их комнату». Он ухватывает общее содержание слов если, поэтому и потому, но пока еще не осознает их значения.

Джой точно знает, где можно спрятаться от одиночества, и залезает в кровать к родителям. Б «долине» между ними он «заворачивается», «погружается» в запахи, тепло, движе­ния, звуки «утреннего мира» своих родителей и «купается» во всех его невербальных ощущениях и чувствах.

Здесь, в этой долине, происходит важная встреча Джоя с языком. Открывая тот факт, что слово или фраза могут представлять предмет или объект, Джой получает ключ к освоению языка. Обычно младенцы делают это открытие в возрасте около восемнадцати месяцев, но иногда позднее. Джой уже подобрал ключ к таким словам, как киса, гав-гав и баба: он знает, что эти слова означают соответствующих животных или людей, и теперь пытается использовать этот ключ для освоения новых слов. Каждый раз, когда он впер­вые открывает слово, — сегодня этим словом оказался топс, — он совершает поразительное открытие. Утром ма­лыш выхватил нечто новое из несловесного потока.

В этот поток папа Джоя подбрасывает новое слово: «Мой маленький Топс». Джой до сих пор по большей части воспринимал мелодию, музыкальный аспект речи. Он слы­шит звучание слов и чувствует, какие ощущения они вызы­вают в нем, но понимает лишь очень незначительную часть. Иначе говоря, фрагменты языка растворяются в невербаль­ном потоке. Когда отец зовет Джоя ласковым прозвищем, знакомый звук, «музыка этого звука», «открывает (для Джоя) теплое чувство папы».

Но этим утром словечко, подброшенное отцом, не ра­створяется, как обычно, в музыке и эмоциональных ощуще­ниях. Что-то «отделяется от музыки», и Джой это «что-то» узнает. Это — особое значение слова и обозначаемый им человек — «форма», появляющаяся из музыки слова.

Как только Джой понимает, что форма «топс» отделя­ется от музыки голоса отца и может существовать само­стоятельно, как особый звуковой объект, он может иссле­довать его и играть с ним, иными словами, может найти или придумать ему значение. Ребенку надо освоить звук и удержать его, не дать просто пролиться музыкой и унес­тись прочь. Он пытается сделать это и обнаруживает, что у этой звуковой формы «есть маленькие взрывы и закруг­ление»: о — это «круглый» звук, т.е. «закругление», а т и пс — это взрывные согласные, «взрывы». Задача Джоя со­стоит в том, чтобы правильно соединить все звуки вместе. Для ее решения Джой и его отец обращаются к способу действия, который они давно освоили: перебрасываются этим словом, с каждым разом делая его звучание все бо­лее точным. Принцип этой игры — делать что-то попере­менно — Джой и его родители используют уже много месяцев. Когда Джою было три месяца, они по очереди «агукали» друг другу. Начиная с семи месяцев, они по очереди перекатывали друг другу мячики. Базовое правило разговора — правило очередности — было освоено Джоем задолго до того, как его начали применять к языку. Теперь они снова прибегают к этому испытанному и надежному правилу и перебрасывают слово «топс» друг другу. Отцу Джоя удается немедленно извлечь пользу для сына из это­го превосходного способа обучения.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.