Фениксъ.. ГЛАВА VI.

Фениксъ.

Сопоставляя эти четыре странныя Главы и вмѣстѣ съ ними различные намеки и даже прямыя изреченія, разсыпанныя по этимъ его Писаніямъ, мы приходимъ къ поразительному, но не совсѣмъ непредвидѣнному заключенію, что Тейфельсдрекъ есть одинъ изъ тѣхъ, кто считаетъ Общество, въ собственномъ смыслѣ слова, все равно что умершимъ, и что только стадныя чувства и старыя унаслѣдованныя привычки удерживаютъ насъ при этихъ обстоятельствахъ отъ распаденія и отъ всеобщей національной, гражданской, домашней и личной войны! Онъ говоритъ опредѣленно: "За послѣднія три столѣтія, и въ особенности за послѣднія три четверти столѣтія, этой самой Околосердечной Нервной Ткани (какъ мы назвали ее) Религіи, въ которой лежитъ Жизненная Сущность Общества, наносились всякіе удары и уколы, съ надобностью и безъ надобности, -- такъ что мѣстами на ней уже зіяютъ раны; на Общество же, давно уже томящееся, діабетическое, чахоточное,можно смотрѣть, какъ на умершее, ибо эти спазматическія, гальваническія вздрагиванія -- не жизнь, и какъ вы ни гальванизируйте, они навѣрное не продлятся болѣе двухъ дней".

"Можете ли вы назвать Обществомъ то", восклицаетъ онъ дальше, "въ чемъ не существуетъ болѣе никакой общественной идеи, даже хотя бы Идеи общаго Дома, а лишь Идея общихъ, биткомъ набитыхъ Меблированныхъ Комнатъ, гдѣ каждый, обо-собленный, безъ вниманія къ своему сосѣду, но обращенный противъ своего сосѣда, хватаетъ, что только можетъ достать, и кричитъ: "Мое!" --и называетъ это Миромъ, потому что въ этой Схваткѣ, гдѣ отрѣзываютъ кошельки и перерѣзываютъ горло, не могутъ быть употребляемы стальные ножи, а только другой сортъ оружія, гораздо болѣе хитроумный; гдѣ Дружба, Общеніе стали невѣроподобными преданіями; гдѣ обѣдъ въ прокуренномъ трактирѣ есть для васъ священнѣйшая трапеза, а поваръ --вашъ благовѣстникъ; гдѣ у вашихъ проповѣдниковъ языкъ годенъ только для лизоблюдства; гдѣ ваши высокіе Руководители и Правители не могутъ руководить, а слышатъ со всѣхъ сторонъ страстный возгласъ: Laissez faire! Оставьте насъ въ покоѣ съ вашимъ руководствомъ! Такой свѣтъ хуже, чѣмъ тьма. Проѣдайте ваше жалованье, и спите!"

"Такимъ образомъ, далѣе", продолжаетъ онъ, "наблюдательный взоръ различаетъ повсюду самое печальное зрѣлище: Бѣдный погибаетъ, подобно заброшенной, надорвавшейся Ломовой Лошади, отъ Голода и Чрезмѣрной Работы; Богатый, еще болѣе жалко --отъ Праздности, Сытости и Чрезмѣрнаго Жира. Наивысшій по положенію, въ концѣ-концовъ, не имѣетъ никакого уваженія отъ Низшаго; въ крайнемъ случаѣ, развѣ лишь небольшое уваженіе на словахъ, какъ отъ трактирнаго служителя, который надѣется записать его на счетъ. Нѣкогда священные Символы треплются, какъ пустыя декораціи, и люди жалѣютъ даже расхода на нихъ! Съ Міра сняты его одѣянія. Однимъ словомъ, Церковь упала, безмолвная, отъ апоплексіи; Государство --сузилось до степени Полицейскаго Управленія, стѣсненнаго въ полученіи жалованья!"

Мы бы спросили, много ли есть "наблюдательныхъ глазъ", принадлежащихъ людямъ практики, въ Англіи ли или еще гдѣ-нибудь, которые усмотрѣли эти явленія? Или это только съ мистической высоты Германской Вангассе, что можно видѣть такія чудеса? Тейфельсдрекъ утверждаетъ, что "видъ скончавшагося или умирающаго Общества" попадается намъ повсюду, такъ что первый встрѣчный можетъ его разобрать. "Что такое, напримѣръ", говоритъ онъ, "всѣми присваиваемая Добродѣтель, почти единственная остающаяся Всеобщая Добродѣтель нашихъ дней? Вотъ уже почти полстолѣтія, какъ этою Добродѣтелью считалась вещь, которую вы называете "Независимостью". Подозрѣніе въ "Лакействѣ", въ уваженіи къ Высшимъ-- самый послѣдній бездѣльникъ, и тотъ изо всѣхъ силъ старается оправдаться въ немъ! Глупцы! Если бы ваши Начальники были достойны управлять, а вы достойны повиноваться, уваженіе къ нимъ было бы единственной возможной для васъ свободой. Независимость всякаго рода есть мятежъ; если мятежъ несправедливый, то зачѣмъ выставлять его напоказъ и повсюду рекомендовать его?"

Но что же, въ такомъ случаѣ? Неужели мы должны, какъ того желалъ Руссо, возвратиться къ естественному состоянію? "Разъ Общественная Душа отлетѣла". говоритъ Тейфельсдрекъ, "то что изъ этого можетъслѣдовать, какъ не то, чтобы ОбщественноеТѣло было прилично погребено, во избѣжаніе гніенія? Я вижу множество Либераловъ, Экономистовъ, Утилитаристовъ, шествующихъ, при пѣніи громкихъ пэановъ, съ его носилками по направленію къ погребальному костру, гдѣ почтенное Тѣло и должно быть сожжено, среди плача немногихъ и радостныхъ сатурналій большинства. Или, говоря простыми словами, то, что эти люди, Либералы, Утилитаристы или какъ бы они ни назывались, въ концѣ концовъ достигнутъ своей цѣли и разрушатъ и уничтожатъ большинство существующихъ Общественныхъ Учрежденій, --это представляется вещью, которая уже нѣсколько времени, какъ перестала быть сомнительной".

"Не видимъ ли мы, что небольшой отрядъ великой Утилитаристской Арміи появляется на свѣтъ Божій даже въ уединенной Англіи? Живое ядро, имѣющее задатки привлекать и расти, оказывается наконецъ на лицо также и тамъ, и притомъ въ весьма любопытной обстановкѣ: въ сущности, какъ ничтожный хвостъ, но такъ далеко въ арьергардѣ другихъ, что само оно воображаетъ себя авангардомъ. Ваши Европейскіе Механисты суть секта съ безконечной способностью распространяться, съ безконечно дѣятельнымъ и кооперативнымъ духомъ: развѣ Утилитаризмъ не процвѣталъ въ высшихі областяхъ Мысли здѣсь, среди насъ, и во всѣхъ Европейскихъ странахъ въ тотъ или другой моментъ за послѣднія пятьдесятъ лѣтъ? Если теперь во всѣхъ странахъ, кромѣ, можетъ быть, Англіи, онъ пересталъ процвѣтать или даже существовать среди Мыслителей и спустился до Журналистовъ и народной массы, -- то кто не видитъ, что онъ потому только не проповѣдуетъ, что теперь уже не нуждается въ проповѣди, а находится въ полномъ всеобщемъ Дѣйствіи и является доктриной, повсюду извѣстной и восторженно принимаемой къ сердцу? Подходящая по нашимъ временамъ пища для извѣстнаго грубаго ремесленническаго ума и сердца, отнюдь не лишенныхъ соотвѣтствующей ремесленнической силы и кровожадности,--онъ только ожидаетъ быть поставленнымъ въ соотвѣтствующую обстановку, чтобы сдѣлать множество прозелитовъ. -- Онъ удивительно хорошо разсчитанъ для разрушенія, но никакъ не для возсозиданія! Онъ распространяется, какъ нѣкоторый родъ Собачьяго Бѣшенства, пока, наконецъ, не взбѣсится вся міровая псарня: тогда горе Псарямъ, съ кнутами или безъ кнутовъ! Имъ бы слѣдовало дать четвероногимъ воды", прибавляетъ онъ, "воды именно Знанія и Жизни, пока еще было время".

Такимъ образомъ, если только Профессоръ Тейфельсдрекъ заслуживаетъ довѣрія, мы находимся въ настоящую минуту въ самомъ критическомъ положеніи: мы осаждены безграничной "Арміей Механистовъ" и Невѣрующихъ, угрожающихъ раздѣть насъ до-гола! "Міръ", говоритъ онъ, "какъ это неизбѣжно должно быть, находится въ процессѣ опустошенія и разрушенія, каковой процессъ, помощью ли неслышнаго непрерывнаго тлѣнія, или открытаго, болѣе быстраго, сожиганія, смотря по обстоятельствамъ, въ конецъ уничтожитъ старыя Формы Общества и замѣнитъ ихъ, чѣмъ попало. Въ настоящее время полагаютъ, что если всѣ Духовные Интересы человѣка будутъ разомъ совлечены, то всѣ эти безчисленныя снятыя Одежды должны быть по большей части сожжены; но что вмѣстѣ съ тѣмъ наиболѣе крѣпкія между ними лохмотья должны быть сшиты вмѣстѣ въ одинъ большой Ирландскій плащъ для защиты одного только Тѣла!" --Но это, думаемъ мы, свѣдѣнія, весьма плачевныя для гуманнаго читателя.

"Тѣмъ не менѣе", восклицаетъ Тейфельсдрекъ, "кто можетъ этому помѣшать? Кто тотъ, который можетъ ухватиться за колесныя спицы Судьбы и сказать Духу Времени: Оборотись назадъ, -- я приказываю тебѣ?! Мудрѣе было бы, если бы мы уступили Неизбѣжному и Неумолимому и сочли бы это даже за наилучшее".

Ну, не долженъ ли внимательный Издатель, дѣлая свои выводы изъ того, что здѣсь написано, предположить, что лично Тейфельсдрекъ уступилъ этому самому "Неизбѣжному и Неумолимому" съ довольно легкимъ сердцемъ и ожидаетъ теперь исхода со свойственнымъ ему діавольски-ангельскимъ Равнодушіемъ, если даже не со Спокойствіемъ? Развѣ мы не слыхали, какъ онъ жалуется, что Міръ -- "большой Ры-нокъ лохмотьевъ", и что "лохмотья и обрывки Старыхъ Символовъ" сыплются дождемъ со всѣхъ сторонъ, словно чтобы завалить его и задушить его? Если же припомнить его "незатравленныхъ Илотовъ" и эту неравномѣрную тягость sic nos non vobis и оглушительныя столкновенія, которыя ему угодно различать въ существующихъ вещахъ, эти пустьте "облики", смотрящіе на него своими стеклянными глазами "съ страшнымъ подражаніемъ жизни",-- то мы чувствуемъ себя въ правѣ заключить, что онъ даже былъ бы не прочь, чтобы многое было отправлено къ чорту, лишь бы это было сдѣлано мягко! Самъ безопасный въ своей "Вейснихтвоской Башнѣ", онъ согласился бы, съ трагичною торжественностью, чтобы чудовище Utilitaria, удерживаемое, впрочемъ, и умѣряемое кольцами въ ноздряхъ, недоуздками, ножными оковами и всѣми возможными видоизмѣненіями путъ, пустилось дѣлать свое дѣло: сокрушать старые, развалившіеся Дворцы и Храмы своими грубыми копытами, покуда все не будетъ сокрушено, дабы могло быть создано нѣчто новое и лучшее! Замѣчательны съ этой точки зрѣнія слѣ-дующія изреченія:

"Общество", говоритъ онъ, "не умерло; тотъ Остовъ, который вы называете умершимъ Обществомъ, есть только его смертная оболочка, которую оно отбросило, дабы принять новую, благороднѣйшую; ему самому предстоитъ жить въ постоянныхъ метаморфозахъ, въ лучшемъ и лучшемъ развитіи, пока Время также не перейдетъ въ Вѣчность. Гдѣ два или три Живыхъ Человѣка собрались вмѣстѣ, тамъ уже есть Общество, или оно тамъ будетъ со всѣми его хитроумными механизмами и поразительнымъ устройствомъ, распространяющимися по всему этому маленькому Земному Шару и достигающими ввысь Неба и внизъ -- Геенны; ибо всегда, подъ тѣмъ или другимъ видомъ, оно обладаетъ двумя подлинными откровеніями, -- Бога и Діавола, -- церковной Каsедрой, именно, и Висѣлицей".

И дѣйствительно, мы уже слышали, что онъ говоритъ о "Религіи, ткущей себѣ въ незамѣтныхъ уголкахъ новое Одѣяніе". А самъ Тейфельсдрекъ-- ужъ не одна ли изъ подножекъ этого ткацкаго станка? Въ другомъ мѣстѣ онъ приводитъ безъ всякаго возраженія тотъ странный афоризмъ Сэнъ-Симона, относительно котораго, такъ же, какъ и относительно его автора, столь многое могло бы быть сказано: "L'Бge d'or qu'une aveugle tradition a placИ jusqu'ici dans le passИ, est devant nous. Золотой вѣкъ, который слѣпое преданіе до сихъ поръ помѣщало въ Прошломъ, находится Впереди насъ". -- Но слушайте далѣе:

"Когда Фениксъ раздуваетъ свой погребальный костеръ, то не должны ли летѣть отъ него искры? Увы, нѣсколько милліоновъ людей, и между ними такіе, какъ Наполеонъ, уже были поглощены этимъ высоко взвивающимся Пламенемъ и, какъ ночныя бабочки, сгорѣли въ немъ. Къ тому же мы должны также бояться, какъ бы не порыжѣли неосторожныя бороды".

"Что до остальнаго, то въ которомъ году нашей эры такое Сожиганіе Феникса будетъ совершено, обо всемъ этомъ нечего спрашивать. Законъ Постоянства есть одинъ изъ глубочайшихъ въ человѣкѣ; онъ по природѣ ненавидитъ перемѣны; рѣдко покидаетъ онъ свой старый домъ прежде, чѣмъ въ его ушахъ раздастся окончательный трескъ отъ его разрушенія. Такимъ образомъ, я видалъ, какъ Торжества держались еще въ видѣ Церемоній, священные Символы -- въ видѣ пустыхъ Декорацій на протяженіи трехсотъ лѣтъ и болѣе, послѣ того, какъ всякая жизнь и святость уже испарились изъ нихъ. И затѣмъ, наконецъ, какое время потребуетъ само Смерть-Рожденіе Феникса, это зависитъ отъ непредвидѣнныхъ случайностей. -- Между тѣмъ, если бы Судьба предложила Человѣчеству, что по прошествіи, положимъ, двухъ столѣтій судорогъ и горѣнія, болѣе или менѣе сильныхъ, твореніе огнемъ будетъ окончено, и мы снова увидимъ себя въ Живомъ Обществѣ, уже болѣе не борящемся, а трудящемся, -- то не было ли бы, пожалуй, благоразумно для Человѣчества заключить этотъ Торгъ?"

Такимъ образомъ, Тейфельсдрекъ доволенъ, что старое, больное Общество будетъ обдуманно сожжено (увы! совершенно инымъ топливомъ, чѣмъ благовонныя деревья), вѣруя, что оно есть Фениксъ, и

что новое, рожденное въ небесахъ, молодое Общество возстанетъ изъ его пепла! Мы сами, ограниченные обязанностью Указывателя, воздержимся отъ комментаріевъ. Тѣмъ не менѣе, не покачаетъ ли головой разсудительный читатель и не скажетъ ли или не подумаетъ ли онъ укоризненно, хотя скорѣе съ грустью, чѣмъ съ гнѣвомъ: Отъ Doctor'a utriusque Juris, штатнаго Профессора Университета, отъ человѣка, которому Общество, какъ оно ни дурно, давало доселѣ за его заслуги не только пищу и одежду (извѣстнаго рода), но и книги, табакъ и гукгукъ, -- мы ожидали болѣе благодарности по отношенію къ своему благодѣтелю и менѣе слѣпой вѣры въ будущее, которая подобна скорѣе вѣрѣ философскаго Фаталиста и Энтузіаста, чѣмъ вѣрѣ солиднаго домохозяина, платящаго приходскіе налоги въ Христіанской странѣ.

ГЛАВА VI.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 242526 27 28 29 Следующая ⇒