|
|||
ГЛАВА IV.. Илотство.ГЛАВА IV. Илотство. На этомъ мѣстѣ мы рѣшаемся вкратцѣ обратиться или, скорѣе, возвратиться къ нѣкоторому Трактату Гофрата Гейшреке, озаглавленному: Институтъ для Сокращенія Населенія, который весьма непочетно (съ вырванными листами и съ замѣтнымъ запахомъ алойныхъ лѣкарствъ) запиханъ въ Связку Pisces;--конечно, не ради самого Трактата. которымъ мы восхищаемся весьма мало, но ради Примѣчаній на поляхъ, написанныхъ, очевидно, почеркомъ Тейфельсдрека, и которыя довольно обильно его обрамляютъ. Нѣкоторыя изъ нихъ будутъ здѣсь совершенно на своемъ мѣстѣ. Въ самый Институтъ Гофрата, съ его необыкновенными планами и механизмомъ Сносящихся Комиссій и т. п., мы даже и не заглянемъ. Намъ довольно знать, что Гейшреке есть ученикъ Мальтуса и столь ревностный по отношенію къ его ученію, что эта ревность цочти буквально снѣдаетъ его. Смертельный страхъ Населенія владѣетъ Гофратомъ, нѣчто въ родѣ id e fixe, -- несомнѣнно сродни наиболѣе распространеннымъ формамъ Безумія. Нигдѣ, въ этомъ углу его умственнаго міра, нѣтъ свѣта; ничего, кромѣ мрачныхъ сумерекъ Голода; открытые рты, открывающіеся все шире и шире; міръ, который долженъ завершиться самымъ ужаснымъ концомъ -- посредствомъ слишкомъ густаго населенія, изголодавшагося до изступленія и повсюду пожирающаго другъ друга. Чтобы добыть себѣ воздуха въ такой давкѣ, чрезвычайно удушливой для благорасположеннаго сердца, Гофратъ основываетъ или предлагаетъ основать этотъ свой Институтъ, какъ лучшее, что онъ можетъ сдѣлать. Мы займемся только комментаріями на него нашего Профессора. Итакъ, замѣтимъ прежде всего, что Тейфельсдрекъ, какъ спекулятивный Радикалъ, имѣетъ свои собственныя представленія о человѣческомъ достоинствѣ; что дворцы и любезность Цедармовъ не заставили его забыть домиковъ Футтераля. На чистой оберткѣ Трактата Гейшреке мы находимъ, неразборчиво написаннымъ, слѣдующее: "Двухъ людей я почитаю, и никого третьяго. Во-первыхъ, измученнаго трудомъ Ремесленника, который, помощью добытаго изъ земли Орудія, прилежно завоевываетъ Землю и дѣлаетъ ее собственностью человѣка. Почтенна для меня жесткая Рука, скрюченная, грубая, но въ которой тѣмъ не менѣе заключается искусная сила, неотъемлемо-царствеиная, какъ бы Скипетра этой Планеты. Почтенно также суровое лицо, загорѣлое отъ всякой непогоды, загрязненное, съ его грубымъ умомъ; ибо это есть лицо Человѣка, живущаго по-человѣчески. 0 ты, благодаря твоей грубости тѣмъ болѣе почтенный,--и даже еще потому, что мы должны жалѣть тебя столько же, сколько любить! Братъ, грубо помыкаемый! Для насъ такъ гнулась твоя спина, для насъ такъ искривлены твои прямые члены и пальцы; ты былъ нашимъ Рекрутомъ, на котораго палъ жребій, и ты былъ такъ изувѣченъ, сражаясь въ нашихъ битвахъ. Ибо и въ тебя также былъ вложенъ Богомъ созданный образъ, но ему не суждено было развиться: онъ долженъ былъ остаться скрытымъ подъ коркой толстыхъ наростовъ и искаженій Работы, и твоему тѣлу, какъ и твоей душѣ, не суждено было знать свободы. Но работай, работай: ты исполняешь свой долгъ, что бы изъ того ни вышло; ты работаешь для безусловно необходимаго, для насущнаго хлѣба!" "Другаго человѣка я почитаю, и притомъ еще гораздо выше: Того, кого можно видѣть работающимъ ради духовно-необходимаго, не ради хлѣба насущнаго, но ради хлѣба Жизни. Не исполняетъ ли и онъ также своего долга, стремясь къ внутренней Гармоніи и раскрывая ее, дѣломъ или словомъ, во всѣхъ своихъ внѣшнихъ стремленіяхъ, высоки ли они или низки? Но выше всего, когда его внутреннее и внѣшнее стремленіе одинаковы, когда мы можемъ назвать его Художникомъ, не земнымъ Ремесленникомъ только, но вдохновеннымъ Мыслителемъ, который, помощью сдѣланнаго на Небѣ Орудія, завоевываетъ для насъ Небо! Если бѣдный и смиренный работаетъ, чтобы мы имѣли Пищу, то не долженъ ли великій и славный работать обратно для него, чтобы онъ имѣлъ Свѣтъ, имѣлъ Руководство, Свободу, Безсмертіе?--Этихъ двухъ, на всѣхъ ихъ степеняхъ, я почитаю; все остальное--мякина и прахъ, которые пусть вѣтеръ уноситъ, куда хочетъ". "Невыразимо трогательно, однако, когда найдешь оба достоинства соединенными, и когда тотъ, кто долженъ работать внѣшне, для низшихъ потребностей человѣка, работаетъ также внутренно, для высшихъ. Я не знаю ничего возвышеннѣе въ этомъ мірѣ, чѣмъ Крестьянина - Святаго, если только таковой теперь еще можетъ быть гдѣ - нибудь встрѣченъ. Такой человѣкъ приведетъ тебя назадъ въ самый Назаретъ; ты увидишь сіяніе Неба исходящимъ изъ самыхъ смиренныхъ глубинъ Земли, подобно свѣту, сіяющему среди великой тьмы". И далѣе: "Не по причинѣ ихъ трудовъ оплакиваю я бѣдныхъ: мы всѣ должны трудитьея, или воровать (какъ мы ни назовемъ наше воровство), что хуже; ни одинъ добросовѣстный работникъ не считаетъ своей задачи забавой. Бѣдный голоденъ и жаждетъ, но для него также есть пища и питье; онъ непомѣрно отягченъ и утомленъ, но и ему также Небеса посылаютъ Сонъ, и изъ глубочайшихъ; въ его дымныхъ хижинахъ его окружаетъ чистое, ясное Небо отдыха и колеблющееся сіяніе подернутыхъ облаками Сновъ. Но о чемъ я печалюсь,--это то, что свѣтильникъ его души гаснетъ, что ни одинъ лучъ небеснаго, или даже земнаго знанія не посѣщаетъ его, и что его общество, среди суровой тьмы, составляютъ лишь Страхъ и Негодованіе, подобные двумъ привидѣніямъ. Увы, въ то время, какъ тѣло стоитъ такъ смѣло и твердо,-- Душа должна лежатъ ослѣпленная, умаленная, оглушенная, почти уничтоженная! Увы, и она также была Дыханіемъ Божіимъ,--дарованнымъ на Небѣ, но на землѣ ей никогда не суждено было развернуться! Когда умираетъ невѣжественнымъ хоть одинъ Человѣкъ, который имѣетъ способность къ Знанію,-- это я называю трагедіей, хотя бы это случалось болѣе двадцати разъ въ минуту, какъ по нѣкоторымъ вычисленіямъ это и бываетъ. Та жалкая доля Науки, которую наше соединенное Человѣчество прі-обрѣло среди обширнаго Міра Невѣжества,--почему она со всяческимъ усердіемъ не сообщается всѣмъ?" Совершенно противоположнаго тона слѣдующее: "Древніе Спартанцы имѣли болѣе мудрую методу: они выходили и травили своихъ Илотовъ, закалывали и выбрасывали ихъ, когда тѣ стаыовились слишкомъ многочисленны. Съ нашими улучшенньши способами охоты, Герръ Гофратъ, теперь, послѣ изобрѣтенія огнестрѣльнаго оружія и постоянныхъ армій,--сколь много легче была бы такая охота! Можетъ быть даже въ наиболѣе густо-населенной странѣ какихъ-нибудь трехъ дней ежегодно было бы достаточно, чтобы перестрѣлять всѣхъ здоровыхъ Нищихъ, которые накопятся за годъ. Пусть Правительства подумаютъ объ этомъ. Расходъ былъ бы ничтоженъ,-- да и самые трупы оплатили бы его. Посолите ихъ и упакуйте въ бочки; не могли ли бы вы продовольствовать ими, если не Армію и Флотъ, то во всякомъ случаѣ весьма обильно тѣхъ больныхъ Нищихъ (въ работныхъ домахъ и другихъ мѣстахъ), которыхъ просвѣщенная Благотворительность, не опасаясь отъ нихъ никакого зла, могла бы признать за благо сохранить живыми?" "И тѣмъ не менѣе", пишетъ онъ дальше, "здѣсь должно быть что-нибудь не такъ. Вполнѣ развитая Лошадь принесетъ на каждомъ рынкѣ отъ двадцати и даже до двухсотъ Фридрихсдоровъ; такова ея цѣнность для міра. Вполнѣ развитой Человѣкъ не только не имѣетъ никакой цѣнности для міра, но міръ предложилъ бы ему кругленькую сумму, если бы онъ просто-на-просто обязался пойти и повѣситься. И тѣмъ не менѣе, кто изъ двухъ былъ болѣе остроумно изобрѣтенною вещью, хотя бы даже въ качествѣ Машины? Праведныя Небеса! Бѣлый Европейскій Человѣкъ, стоящій на своихъ двухъ Ногахъ, съ своими двумя пятипалыми Руками на запястьяхъ и съ своей чудесной Головой на плечахъ стоитъ, сказалъ бы я, отъ пятидесяти до ста Лошадей!" "Вѣрно, золотой мой Гофратъ!" восклицаетъ въ другомъ мѣстѣ Профессоръ: "въ самомъ дѣлѣ, слишкомъ тѣсно! Но однако,--какую часть этого ничтожнаго Земнаго Шара вы уже вспахали и перекопали, такъ что на ней уже не можетъ вырости еще что-нибудь? Какъ густо ваше Населеніе въ Пампасахъ и Саваннахъ Америки; вокругъ древняго Карsагена и во внутренности Африки; на обоихъ склонахъ Алтайской цѣпи, на центральномъ Плоскогоріи Азіи; въ Испаніи, Греціи, Турціи, Крьму, на Кильдарскомъ Куррагѣ [1])? Одинъ человѣкъ, какъ мнѣ объяснили, пропитаетъ, если вы дадите ему Земли, въ теченіи года себя и девять другихъ. Увы! Гдѣ теперь Генгсты и Аларихи нашей все еще волнующейся, все еще распространяющейся Европы, которые, когда ихъ родина станетъ слишкомъ тѣсна, навербуютъ и, подобно огненнымъ Столпамъ, поведутъ впередъ эти излишнія массы неукротимой живой Силы, вооруженныя теперь уже не сѣкирами для битвъ и не военными повозками, а паровыми машинами и плугами? Гдѣ они?--Оберегаютъ свою дичь!"
[1] Равнина близъ Дублина, гдѣ происходятъ конскіе бѣга.--Пер.
ГЛАВА V.
|
|||
|