|
|||
Глава 11. Примечания⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 11 Глава 11 Конец Я наконец добился своего. Добился успеха. Хотя бы и через литературное признание… Не сказать, что я долго шёл к этому. Я внезапно захотел этого. И захотел очень сильно. И потом: продолжительность — не есть непосредственный залог результата. Мне предлагают контракты самые разные издательства — как в провинции, так и в столице. И каждое издательство готово платить мне большие авансы. Они уже не сомневаются в моём качестве, и готовы платить за количество написанных мной слов. Каждое из издательств хочет, чтобы я сотрудничал именно и только с ним. А мне всё равно; для меня все они одинаковы. Мне главное теперь — кто больше заплатит. И я очень прямо даю им это понять. И они ведутся. Каждый издатель обещает мне миллионные тиражи именно за счёт его и только его издательства. Но если каждый предлагает мне это, то, значит, дело не в них, а во мне — не будь меня, не будет и больших тиражей. Поэтому я и позволяю себе выбирать. Я теперь обладаю гораздо большим правом выбора. Ведь мне не нужно больше быть проститутом с Викой, чтобы мне было где жить. Не нужно терпеть фальшь Беллы, которой от меня тоже надо лишь одно. Не нужно прогибаться под какого-то там босса… И теперь у меня больше возможностей, чтобы затмить чем-то своё прошлое… Теперь у меня есть всё, чтобы уехать куда-нибудь подальше. Увезти с собой Еву, как я мечтал в ранней юности, и жить с ней. Создать свою семью — ту семью, которой не было у меня; ту семью, о которой я также мечтал когда-то. Денег с успеха моих книжек нам хватит, чтобы прилично жить, не работая, до конца своих дней. Можно будет купить домик на окраине леса или у моря и жить в своё удовольствие. Но возможно, что я и книжки ещё буду писать. Но только не сейчас. Только не теперь. Теперь — не до этого…
Вдруг я снова вижу себя в зале загородного дома Аркадия Степановича. Я проснулся от непонятного шума. Ещё утро, мы проспали, должно быть, совсем недолго. За окном, тем не менее, случился рассвет. Я слышу, как по дому кто-то ходит. Я протираю глаза, глядя в потолок. И вдруг вижу над собой физиономию какого-то мужика. Он стоит за кроватью и склонился надо мной. От неожиданности я дёрнулся, но тут же узнал человека — это Вадик. Вадик, с которым мы так хорошо сдружились. Но когда я пытаюсь было подняться, Вадик сверху, с силой, вдруг ударяет мне в грудь чем-то жёстким. Грудная клетка у меня как будто бы даже хрустнула. Я захожусь в кашле, пытаясь продышаться, и переворачиваюсь набок, держась за рёбра. Потом, осторожно подняв голову, вижу Вадика, вытирающего кровь с кулака. В другой руке у него кастет. Он прислоняет указательный палец раненой руки к губам, как бы показывая мне, что лучше не шуметь и не дёргаться. В ту же секунду я слышу рядом с собой мужскую матную ругань и женские всхлипывания. Поворачиваю голову. Думаю о том, что где-то всё это уже было… — Ах ты шлюха! Тварь бесстыжая! И ладно бы ещё с кем значимым, но нет — с этим недорослем!.. Но теперь я вас понимаю: ты, Лёвик, потому и сбежал от меня, что испугался трахать её у меня под боком. Трахать на расстоянии от меня, думал, безопаснее будет?.. Сука! — и Босс отвешивает Еве, которая стоит перед ним на коленях голая, такую оплеуху, что Ева падает на пол, заходясь в новых рыданиях. Я успеваю вскочить, но Вадик снова ударяет меня — теперь уже в лицо, и я тоже падаю на пол, вписавшись при этом разбитым лицом в стену. — Эдик! — орёт Босс. Из гостиной возвращается мужчина к костюме, забрызганным кровью. В руке у него тесак. — С этими всё? — Да, Босс. — Ладно, уведи эту дрянь с глаз моих. Потом с тобой поговорю, — обращается он к Еве, которая всхлипывает у него в ногах. — Да на вот, накинь ей на плечи. — И он берёт с кресла плащ Софии и отдаёт его охраннику. — Даже трогать её теперь противно… Еву, запахнутую в серый плащ, уводят. Я, с кровью, размазанной по всему лицу, вижу это из-за кровати. — Теперь к тебе, Лёвушка, — говорит Босс, проводив Еву гневливым взглядом, переключив внимание на меня. — Где друзья мои? Герман где? — Сдохли друзья твои. Так что не о них тебе надо сейчас беспокоиться. Но о себе. — Сука жирная! Мочи же тогда и меня, какого хера ты ждёшь?! Я попытался встать, но в груди и под рёбрами защемило так, что я снова согнулся на полу, отползши к стене. Глядя на меня, Босс как-то печально расхохотался, что опять сошло в его случае за психопатический смех. — Я же предупреждал тебя, Лёва… — Я помню: трахай всех и никому не позволяй навязать тебе свою волю… Так, кажется?! — Про Еву я тебе ясно пояснил… — Да пошёл ты нахер!.. Ева с тобой из-за денег. Нахер ты ей такой не нужен. А меня убьёшь — так мне похер. Думаешь, я за жизнь держусь? — я тоже попробовал рассмеяться. — Мне вообще всё по барабану! Все когда-нибудь сдохнем… Босс присел на край кровати, печально глядя на меня. — Это ты верно заметил: «Все когда-нибудь сдохнем…» И именно сдохнем, заметь!.. Но ты сдохнешь не сейчас. Во всяком случае, не от меня… Я лишь накажу тебя за твоё распутство, сын мой! Знаешь, как умер Джакомо Казанова?.. — и хорошо, что не знаешь. Приятного там было мало… Страшная смерть… Но, как говорится, за что боролся… Я был бы извергом, если бы поступил с тобой так же. Но я же не изверг!.. Гриша! У тебя там всё готово?.. Ну, иди же к нам, мой мальчик. В зал проходит немой Гриша. Он с открытым чемоданчиком на руках. Он остановился у шкафа и положил чемоданчик на пол, склонившись над ним. Я не вижу за его спиной, что у него там. — Чего это вы удумали, нелюди? — Скоро узнаешь. Очень скоро. Вадик, залепи ему пока рот и свяжи. Несмотря на боль под рёбрами и в груди, я почти разогнулся и попытался оттолкнуть от себя Вадика, но только получил ещё несколько ударов по голове. И отключился…
— …И надо было кастетом его по затылку бить?! Кретин! Я сижу на стуле посреди комнаты. Пошевелиться не могу. Руки у меня связаны за спиной. Ноги тоже — только не связаны, а разведены и привязаны к ножкам стула. И я по-прежнему голый. Рот залеплен чем-то, вроде как скотчем. Передо мной расселся на диване Босс. Рядом со мной стоит Вадик. А справа от себя я вижу Гришу — он по-прежнему сидит над чемоданчиком, укладывая в него инструменты. Только это очень странные инструменты. — Давай уже скорей, Гришка! На мёртвом на нём будешь опыты свои бесчеловечные ставить. А пока просто отрежь ему его достоинство!.. Да, Лёва, именно так, — он увидел, как округлились мои глаза при его последних словах. — Я же о том тебя и предупреждал… А насчёт сына своего ты не беспокойся. Дитё твоё Белла родит и воспитает. Уж это я проконтролирую. Баба она неплохая. А что сын будет — новость и вовсе замечательная! Сам вот только узнал. Потому и тебя считаю нужным уведомить… Надейся, что сынок твой по твоей дорожке не пойдёт. Эх, говорил же я тебе, Лёва! Предупреждал же тебя!.. Ну ладно, Вадик, давай музыку. Из стереосистемы начинает звучать музыка. Громкая музыка. Громкая и — очень знакомая. Реквием. Я уже слышал его когда-то. И я помню, где и при каких обстоятельствах я его слышал. Гриша наконец встаёт от своего чемоданчика. В руках у него здоровенные щипцы. Вадик вдруг всей своей массой надавливает мне на плечи, чтобы я, наверное, не дёргался и не упал вместе со стулом. Музыка становится всё громче. Я смотрю в балконное окно за их спинами: Пасмурно. И ветер колышет кроны деревьев.
Конец
Примечания
* Baby boy — младенец-мальчик/маленький мальчик (англ.).
28.03.2020
[1] Младенец-мальчик/маленький мальчик (англ.).
|
|||
|