Глава четвёртая. Охранник

Глава четвёртая

Охранник

Я в строгом чёрном костюмчике стою на фейсконтроле в ночной клуб «Агония». Рядом со мной стоит Вадик — уже из бара знакомый мне охранник Босса — Аркадия Степановича. Сегодня Вадика Босс вместе со мной поставил сюда. Вадик уже ясно дал мне понять, что называть Аркадия Степановича Аркадием Степановичем не полагается — обращаться к нему как Боссу и только так.

Босс отправился сегодня загород, якобы отдыхать, а на самом деле — на какие-то разборки, собрав всю свою, так называемую, братву. А нас — меня и Вадика — как самых юных, оставили здесь.

Клуб «Агония» принадлежит Боссу. Это один из самых престижных ночных клубов города. Сегодня прохладно, идёт снег.

— Слушай, Вадик, а как ты вообще к Боссу попал? — спрашиваю я, чтобы что-то спросить, потому как посетителей пока всё равно нет.

— Да после армии. У Босса тогда клубов было всего два или три по всему городу. И вот, значит, я с ребятами, только-только дембельнулся, рванул в клуб, в этот самый, между прочим, клуб. Меня фейсконтрольщики, суки, пускать не хотели, пустили уж вместе с моими ребятами. А потом чёт вышел я покурить один, а обратно меня не пускают. Я им, баранам, говорю, что да как, а они ни в какую. Ну и… пробил я каждому фанеру… Я до армии девять лет смешанными единоборствами занимался. А после армейки — в ВДВ я служил — я и вовсе дурной вернулся. Я поначалу на контракт хотел, да только жопа там полная: дрочат — всё равно что срочников. Я на испытательном сроке три месяца побыл, да и свалил нахрен оттуда. Ну, думаю, на гражданочке счастья попытаю. Ну и попытал. Вернулся я тогда в клуб, после того как фейсконтрольщиков вмазал, а за мной потом человек шесть орава — всё охрана тоже. Скрутили меня, почки, суки, все отбили. И выкинули из клуба. Но я тоже в долгу не остался: ещё, как минимум, троих уже в клубе положил. А Аркадий Степаныч, Босс то есть, тогда наверху сидел, c балконной залы за происходящим наблюдал… Так, Лёв, ты постой пока, я отлить схожу.

— Давай.

Вадик уходит. Как раз к его уходу приходят посетители — два парня и одна девчонка.

— Вы к нам, молодые люди?

— Да, здравствуйте! Можно пройти? — это спрашивает парень в спортивках.

А у меня регламент — не пускать гопорей и всех похожих на них.

Второй тип и вовсе непонятно одет — в джинсовых брюках, в нищебродской куртке и в придачу белые «asicsы» сверкают. Вид натурального офисного клерка, непонятно зачем пожаловавшего сюда.

— Девушка, вы можете проходить. Вам, молодые люди, в посещении отказано.

— Это ещё почему?! — вопрошает клерк в «асиксах».

— Без объяснения причины.

— Это как так?! — вопрошает и девушка, которая единственная из этой троицы одета, на мой взгляд, прилично.

— Чё это за дискриминация мужчин такая? — желает поумничать тип в спортивках.

— Без объяснения причины.

Мнимый парадокс в том, что вообще-то я недолюбливаю женщин. То есть не уважаю их как людей. Ценю их как женщин, но доверять свои тайны женщине я бы не стал никогда. Но парадокс мнимый потому, что здесь, на работе, я должен быть объективен — и встречать должен, как говорится, по одёжке.

— Слушай, браток, у нас столик тут забронирован!

— Не мои проблемы.

— Да как это не твои!..

— Петь, успокойся! — одёргивает гопника девушка. — Молодой человек, вы можете объяснить, почему меня вы пускаете, а моих друзей — нет?!

— Без объяснения причины. У вас есть приглашение?

— Нет.

— Клубная карта нашего заведения?

— Тоже нет. Но мы часто тут бываем…

— Я вас ещё ни разу не видел.

— Да это мы тебя не видели!.. — начинает уже орать спортивный тип.

— Так, можем мы с вами поговорить? — вновь прерывает девушка спортивно одетого Петю.

— Да, с вами мы можем поговорить.

Я открываю дверь и впускаю девушку в тёмную проходную. Закрываю дверь перед носом у её разноплановых спутников.

— Так, давайте я вам заплачу… — начинает девушка, открывая сумочку.

— Деньги меня не интересуют.

— А… что же… тогда?

— Натура.

— Вы шутите?

— Нисколько.

Какое-то время она пристально вглядывается в моё лицо. Потом не выдерживает:

— Да пошёл ты знаешь куда?! Мудак озабоченный…

И она хлопает дверью, выбегая обратно на улицу.

— Толик, Петя, мы уходим. Нечего нам тут делать!

К моему удивлению, спутники девушки смирно отходят за ней.

— Фейсконтрольщики — не люди! — кричит, пройдя метров двадцать, клерк Толя.

— Я знаю! — весело кричу я ему вслед.

Возвращается к этой минуте Вадик.

— Ты чего, сдурел! курить здесь?!

— А, извини, забылся.

— Забылся он…

Я выбрасываю сигарету в неподалёку стоящую урну.

— А чего это они орали? Проблемы, что ли, какие?

— Никаких проблем. Нормальная на первый взгляд девушка. Плюс два нищеброда с ней. Их не пустил. Её впустить согласился. Так она за них, прикинь, секс мне предложила!..

— А ты?

— Отказал, разумеется.

— Чего так?

— Курить, значит, нельзя тут, а трахаться можно?

— Так не обязательно ж прямо здесь…

Я не отвечаю. Вадик вдруг разражается резким хохотом:

— Ну и бабы пошли! Шваль да и только!

— И не говори, — миролюбиво соглашаюсь я.

Подходит тип, одетый в чёрный камуфляж.

— Вы к нам, мужчина? — останавливает его Вадик.

— Да, добрый вечер.

— Добрый… Мы вас не пустим. К сожалению. Вам нужно переодеться.

— Это ещё почему?

— Без объяснения причины. Не просто же так мы тут стоим.

— Но у меня девушка тут.

— Сочувствую.

— То есть как это понимать?

— Да так, что вы не пройдёте в таком наряде.

— Ты, что ли, это решаешь?

— Я.

— Администратора позови.

— Я и есть администратор.

Мужик, при всей своей внешней грозности, на удивление, не бычит. Он достаёт кнопочный телефон и начинает безуспешно кому-то звонить. А потом и вовсе отваливает.

— Так что дальше было? — спрашиваю я Вадика, когда мы снова остаёмся одни.

— Ты о чём?

— Да о том, как ты к Боссу попал.

— А-а… Ну и позвонил он мне, короче, на следующий же день после этого… инцидента. Уж как он меня тогда нашёл, не знаю, — через друганов моих пробил, наверное. Позвал на работу. Я и согласился. А чего — работа непыльная, платят хорошо…

Я с интересом смотрю на этого парня, который старше меня, может, лет на шесть, не больше.

Вдруг у Вадика начинает разрываться телефон и он, уже не предупреждая, снова уходит за угол.

Я разглядываю из-под козырька крыши осенне-зимнее небо, с которого всё сильнее сыплет снег. Я плотнее закрываю входную дверь, и музыка изнутри замолкает. Становится по ночному тихо. Слышно лишь, как Вадик бубнит с кем-то по телефону, а ещё раздаётся время от времени свист от автомашин, скользящих по заснеженному асфальту.

По каменной лестнице мне навстречу поднимается новая гостья. Я издали отмечаю, что она хорошо, недёшево одета.

Девушка идёт сразу к двери, как бы и не замечая меня.

— Девушка, вы не пройдёте.

— Чего-о?

— Того — не пройдёте вы, я говорю.

— Ты чего, совсем, что ли, охренел? Ты кто такой вообще?

— Для вас — сотрудник фейсконтроля.

— Да? Ну а я тут — всё!..

— Не думаю.

— Да мне плевать, что ты там думаешь! Ты…

— О, здравствуйте Ева Андреевна!

— Вадик, это кто такой вообще?

— Да он новенький. Не обжился пока.

— Ну да это и видно. — Какое-то время эта Ева Андреевна оценивающе смотрит мне в лицо. — Ладно, Аркаша как приедет, скажи ему, что я наверху его жду. А то он и на звонки уже не отвечает, скотина…

— Понял, Ева Андреевна. Передам.

И эта мадам заходит, сохраняя на своём лице выражение оскорблённой гордости.

— Ты чего! Это ж баба Босса!.. — тут же накидывается на меня Вадик.

— А я почём знал!

— Почём знал он… — Какое-то время Вадик молчит. Затем говорит: — А ты ей вроде как приглянулся.

— Вот ещё! Откуда ты это взял?!

— Уж поверь, за последние шесть лет на твоём месте многие ребята стояли, которые за то или иное неверное словцо уже давно под землёй лежат… Ты ей чего, куни пообещал?

— Да иди ты.

И Вадик снова разражается резким хохотом.

— Бабу Босса не признал. Это ж надо!.. Насмешил…

***

Близится утро. За окном по-прежнему метёт. Мы сидим внутри клуба, на верхнем этаже, в так называемой VIP-зоне нашего Босса.

Напротив меня, на диване с кожаной обивкой, развалился сам Босс. Кулаки у него поранены и ещё даже как следует не отмыты от крови. Крови не той своей, не то чужой. На коленях у Босса сидит Ева. И сейчас она неприлично прямо смотрит на меня, блестя глазами, что мне, в данном положении, совсем не импонирует. Вокруг нас, на стульях и в креслах, сидят мощного вида парни, одетые во всё чёрное-кожаное. Кто-то курит кальян, кто-то тоже сидит с девицей на коленях.

— Ну так вот, Лёвик, — как бы продолжает Босс, — не прогибайся ни под кого и никогда. Иначе пропадёшь. Конечно, неповиновение принесёт тебе боль. Причём боль, как это… и метафизическую и, — он осклабляется, — самую, что ни на есть, физическую… Да, в моей жизни было много страдания. Но именно потому, что я всегда был избирателен в людях. Кому-то стоит дать и второй, и третий шанс. Кому-то нельзя давать и второго. А кто-то и первого не достоин. Нужно… разбираться в людях. Если ты научишься этому, тебе станет гораздо проще. Это убережёт тебя… от многих… ошибок. Всегда выбирай только самое лучшее! Как делаю это я! Да? Потаскушка ты моя?! — и он весело хлопает Еву по заднице, отчего та начинает хихикать. — Ну всё, иди погуляй! — говорит он ей уже совсем другим тоном.

Ева встаёт и, ещё раз одарив меня до неприличия откровенным взглядом, удаляется из VIP-зоны.

— Всё, парни, сегодня вы хорошо поработали, и теперь я хочу, чтобы вы хорошо отдохнули. Вызовите себе шлюх и хорошенько проведите с ними время. Но если я хоть кого-то из вас, сукины вы дети, за порошком ещё раз поймаю, вены себе сразу режьте… Всё, свободны. По бабкам я вам сказал уже.

Парни-мужчины-охранники также уходят.

Босс берёт со столика жёлтое полотенце и начинает оттирать им запёкшуюся кровь с кулаков.

— Работать будешь на меня и только у меня. Насчёт бабок не беспокойся. Если додиком не будешь, в бабках у тебя нужды больше не возникнет. Первое время с Вадиком будешь. Вышибалой и на фейсконтроле. Ну а там… как себя проявишь!.. — Он поднимает голову и улыбается, обнажая коронки. — Ну вроде всё! А, вот ещё: если ты, Лёвик, надумаешь вставить в неё, — он показывает пальцем на выход, — свой член, то члена ты лишишься. Понял меня?

Я киваю.

— Ну вот и молодец. Ладно, на сегодня всё. Гриша тебя отвезёт. И Вадика мне позови.

***

— Да! Да! Да!.. Кончи в меня!..

— Совсем рехнулась?! — Я слезаю с Вики, накидываю на талию полотенце и иду в душ.

— Ну ты же ещё не кончил?..

— Домастурбирую лучше.

Я закрываюсь в кабинке и включаю прохладную воду. Прибавляю напор на полную мощность.

Я уже несколько месяцев работаю у Босса. Но я по-прежнему, так сказать, на подтасовке с Вадиком. Мы вышибалы, мы фейсконтрольщики, бандиты и кто угодно ещё. Но мы не личная охрана. Вадику же это покровительство надо мной как будто бы нравится. Он снова говорит, что работа непыльная, а платят прилично; дескать, чего ещё нужно. А в тёмных делах Босса, говорит он, не всё так гладко… И в этом я с Вадиком солидарен. Водитель Гриша, например, нем, как оказалось, не от рождения, а потому что Босс отрезал ему за что-то язык, когда Грише было шестнадцать. Гришина мать была шлюхой, как рассказал мне Вадик, и после её преждевременной смерти Босс взял заботу о мальчике на себя. С тех пор Гриша неотлучно следует за Боссом.

Для меня же проблема теперь главным образом в том, что Ева, девушка Босса, меня хочет. И дело осложняется тем, что Ева всякий раз наведывается в «Агонию», когда мы там на фейсконтроле. Она меня и домой уже несколько раз отвозила, когда Вадику было некогда и мы были уже не у клуба, а за чертой города.

И в этот последний раз Ева меня едва не изнасиловала. Она заехала в мой спальный район, но к дому меня не повезла, а заехала вместо этого в тёмный двор и заблокировала дверцы машины. Было очень неловко. Но это только первые минуты. Потому что затем уже я чуть не изнасиловал Еву. В итоге я поимел девушку Босса прямо на руле его — Босса — «мерседеса».

Мы тогда же условились, что это останется нашей тайной на всю жизнь. Но только Ева после этого ко мне не охладела, а наоборот — стала испытывать ещё большее влечение. И тайна на всю жизнь — оно, конечно, хорошо, только я с жизнью прощаться пока не собираюсь.

На этой неделе Ева улетела отдыхать в Таиланд. И я считаю, что это хорошее время, чтобы уйти от Босса. Уйти от Аркадия Степановича. Пока не стало поздно. Потом-то ведь уже не отпустят. И дело, может быть, не только в страхе за свою шкуру — в колонии я мечтал, что когда освобожусь, начну новую, совершенно иную жизнь. Жизнь с чистого листа. Стану совершенно другим человеком. А эта дорожка приведёт меня или обратно под стражу, или сразу в гроб.

— Да, Лёва, у тебя что-то срочное?

— Нет, Босс. То есть да, Босс. Но это не телефонный разговор.

— Я занят сейчас. Подъезжай ко мне домой часам к семи.

— К семи вечера, Босс?

— Но не утра же, если сейчас обед, Лёва! Не тупи! Всё, давай, мне некогда с тобой разговаривать.

И сигнал пропал — вызов завершён.

Взвесив ещё раз все «за» и «против», я встал с унитаза, оправил полотенце на талии и вернулся к Вике. Чтобы наконец кончить.

***

— Да, Лёва, проходи. Ты говорил, у тебя что-то срочное. Садись.

Босс развалился в кресле. Он в коричневом банном халате и со стаканом в руке. В стакане жидкость также коричневатого цвета.

— На-ка, попробуй, — говорит Босс, извлекая из-за кресла бутылку коньяка. — Гриша! Бокалы неси!

— Нет, спасибо, Босс, но я не хочу.

— Так я и не спрашиваю тебя, чего ты хочешь. Я предлагаю тебе попробовать этот чудесный напиток! Коньяки «Camus»! У меня дружок во Франции двигает это дело. Вот и прислал в подарочек один ящик.

— Я совсем не пью, Босс, — говорю я, садясь в кресло напротив.

— Совсем не пьёшь? — морщится Босс. — Это какой же ты мужик после этого?!

Я молчу.

— Верующий?

— Да, — спокойно говорю я.

— Это хорошо. Это правильно. Без веры никуда. Особенно в наше гнилое время. Но только не надо фанатизма. Никогда не понимал тех, кто называет себя рабами божьими. Тот бог, который создал людей, чтобы самоутверждаться за их счёт, требуя от них неустанных молений и покаяний, просто жалок. Я вот никогда не доверял тем, кто особенно клялся мне в любви и верности. Если человек верен мне и готов служить моим интересам, получая за это пользу и себе, а не так, что служить именно себе за мой счёт… — то такой человек должен доказывать свою преданность действием и только действием. Полагаю, бог больше любит тех, которые готовы убивать ради него, чем тех, которые только на словах верующие… Что ты молчишь?

— Думаю над вашими словами.

— Думай, да только не очень много. Чем больше мыслей, тем грязнее голова. Гриша! мать твою!.. Где ты шляешься, блудный ты сын!

Заходит в комнату Гриша.

— Ещё бутылку неси!

Гриша поспешно выходит.

— Да… хорош напиток! Не зря я его инвестировал… — Босс допивает свой стакан. Так о чём это я?.. Ах да, вера… Знал я одну фанатичную монашку, которая очень любила сосать мужской член. И чем больше член и жёстче исповедь, тем, считала она, больше грехов ей простится… Хотя и больная, а всё ж таки хороша была, божья чертовка!.. — И Босс разражается резким психопатическим смехом. — А я говорил тебе, что я раньше священником работал?.. — Он усмехается. — Ах да, ты же по делу. Ну что ж, Лёва, выкладывай, что у тебя стряслось.

— Я хочу уйти, Аркадий Степаныч.

Какое-то время он молчит, вертя пустой стакан на ладони, и, слегка выпятив нижнюю губу, смотрит на меня исподлобья.

— Вот оно как! — спокойно говорит он затем. — Уже, значит, и Аркадий Степанович!.. Ну и почему же, Лёва, ты решил уйти от меня?

— Я хочу заниматься честным делом. Хочу учиться и развиваться. Сам.

— По-твоему, я занимаюсь нечестным делом?!

— Я о том, что я не хочу ходить под кем-то. Вы же сами говорили, что нельзя ни под кого прогибаться в этой жизни.

— Да, говорил. Но лучше прогибаться под меня, имея все перспективы личностного роста, это лучше, чем быть жалким официантом и ходить под женщиной. Согласись?

— Вы правы. Но я и не собираюсь возвращаться к Белле. Хочу обрести профессию и зарабатывать своим трудом, не завися ни от кого.

— Прогибаться под кого-то и зависеть от кого-то, Лёва, не есть одно и то же. И нельзя быть абсолютно независимым. Хочешь развития? хочешь учиться? — пожалуйста: иди, скажем, в полицию. Я помогу тебе всем, чем смогу. Начнёшь сразу со старлея, а там, глядишь, через пяток лет и до майора дослужишься. Зарплата хорошая. Профессия честная. А мне везде нужны свои люди. Ну, что скажешь?

— Спасибо вам за всё, Босс…

— Да брось ты благодарить. Оставь всю эту слезливую сентиментальность трахнутым и брошенным бабам! Будь мужчиной. Скажи мне прямо, чего ты хочешь. И я помогу тебе.

— Я хочу уйти. И не за советом я пришёл к вам. Но с намерением уйти окончательно.

Аркадий Степаныч вздыхает:

— Это невозможно, Лёва. И не потому, что ты что-то про меня знаешь. Да, я готов тебя отпустить. Но мне именно жалко терять ценные кадры. Ты уйдёшь от меня, но от себя ты никогда не уйдёшь. Напомню тебе, ты бывший сиделец, и твоё фундаментальное мировоззрение уже сформировано. Я хочу лишь помочь тебе выбрать верный путь. Верный для тебя. Поэтому я свободно готов отпустить тебя. Но я хочу, чтобы ты знал: ты всегда можешь вернуться. И я хочу, чтобы ты вернулся и работал со мной. Знай это.

— Спасибо. Я могу идти?

— Да, я не держу тебя. Только… скажи мне: уж не из-за бабы ли ты уходить собрался?

В голове тут же вспыхивают те сцены, на которых я трахаюсь с Евой в «мерседесе» Босса.

— Нет, — осторожно говорю я, пытаясь придать этому отрицанию как можно больше твёрдости. — А почему вы спрашиваете?

— Ну как же: попал ты ко мне из-за бабы, причём бабы глупой. Будет обидно, если ты уйдёшь из-за чего-то подобного.

— Нет, Босс, дело совсем не в этом, — уверенно говорю я.

— Что ж, я рад это слышать, Лёвик! Трахай их всех. Но никому не позволяй навязать тебе свою волю. Удачи!

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒