ПРЕПАРАТ.

Он кашлянул, вызвав маленькое завихрение в табачном дыме, вывел меня из транса. Мои покрасневшие роговицы повернулись на него как-то несинхронно, будто под одним глазным яблоком не хватало чугунного подшипника. Он встретил мой взгляд, прищурившись, собрался чихнуть, и вдруг его ударил какой-то смехотворный паралич, его шерстяная морда уже не выражала эмоций, она просто навечно застыла в этом глупом чихающем выражении. Я пошарил рукой по линолиуму, перебирая пальцами россыпь разноцветных таблеток. " Рубашку в клетку не забыл одеть? ", - презрительно пронеслось в моей голове. Кот снова закашлялся и плюнул в мою сторону. Его клейкая слюна противно пахла потом. " Кожа, нелепость... как вы еще шерстью не обросли? ". Его голос меня раздражал, я судорожно выпустил струю дыма в воздух, дым пошел прерывчато, по нему, казалось, можно прочесть мою кардиаграмму. Кальянная трубка выскользнула из моих губ с противным хлюпаньем: так член выпадает из вагины после особенно активных фрикций. Поскрипев шарнирами шеи я звонко послал Кота к чертовой матери. Он захихикал и полез под диван вытаскивать очередного шахматного коня. Глупый комок шерсти, постоянно с этой розой в когтистых неуклюжих лапах, вцепился в нее мертвой хваткой. Роза гниет в местах, где его желтые когти касаются ее стебля. Кот и роза = глупое блядское сочетание, мороз по коже, сперма по полотенцу. Последний из рода романтиков блять... ошейник не забудь.
* * *
Он нервно стучит пальцами по металлическому столу. Из-за стекла стук этот слышен раскатами грома. Он понесет перо моей души к чаше весов.
" Скажите мне честно, вы убивали ее? "
Адвокаты обычно более корректны, он смотрит на меня глазами Осириса, сбросившего свои грязные гнилые бинты из папируса.
" Да, убил. Я хотел этого, я хотел утолить жажду, съедавшую меня изнутри. "
Глубокий вздох в свете яркой режущей глаза люминисцентной лампы. Из-за стекла он казался громогласной помехой крупной колонки, микрофоны задрожали.
Я умираю на электрическом стуле в 84. Мой крик из-за стекла звучал противным дверным скрипом.
* * *
Лечащий врач с пробитым ухом ввалился в ординаторскую, сел и схватился за голову. Его трясло будто в неизвестной еще науке лихорадке. Светловолосая медсестра не сказала ни слова, каждый раз, возвращаясь от мальчика из 213ой палаты, врачи находились в состоянии легкого шока. Медсестра не была слишком умной, даже закончив свой медицинский с отличием, она так и не приспособилась к работе в постоянном напряжении. Ежедневно прокручивая весь курс детской психиатрии у себя в голове, она так и не смогла стать профессионалом своего дела. Теперь она, придав своей походке какой-то неестественной уверенности, именно так можно было описать и ее характер, подошла к светлому медику. Он поднял свои измученные глаза, и зрачки его моментально расширились в подобии какого-то болезненного полового влечения. Он не сказал ни слова, лишь, вздохнув облегченно, обнял ее за талию и чуть приподнял над землей, прокружившись градусов на сорок.
В светлых головах на секунду скользнула глупая мысль, у девушки сразу же заменившаяся стыдом. Стыд этот вшивой кошкой переполз на неформального психиатра. Обоих будто прошило тонкой хирургической иглой, и каблуки блондиночки звонко стукнулись о каменную плитку, которой был устлан пол ординаторской. Они еще раз бросили друг на друга какой-то пристыженный лишенный логического завершения взгляд, и разошлись: медсестра к зеркалу, а медик просто грузно плюхнулся на продавленный диван. Повисло неловкое молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов и плачем ребенка из соседней палаты.
* * *
Я сижу на ржавой батарее, первый раз глотаю свой любимый препарат. В тот вечер я принял 5%-ную дозу, и спустя лет семь пристрастился навсегда, сделав потребность в поедании беленьких таблеток своей хронической болезнью. Мои родители почему-то говорили мне, что мне обязательно должен кто-то нравиться, они пытались объяснить мне на пальцах что такое любовь, не вдаваясь в химию и прочий " никому не нужный материализм". Я всегда жал плечами, и искал того момента, когда мне уже наконец кто-то " понравится". Выяснилось, что это должна была быть девочка, что поиск объекта обожания существенно осложняло. Я вскоре справился, задание выбрать наименее мне противную оказалось для меня все же несложным. И, конечно же, при первой возможности я ткнул своим пухлым пальчиком в ее сторону, когда мои родители все-таки смогли увидеть нас вместе. Они засмеялись как-то снисходительно, и, улыбнувшись, мама спросила:
" Почему именно эта девочка? "
Я не знал, как нужно отвечать на подобные вопросы, я и не могу ответить до сих пор. Я просто так решил. Почему именно эта... выбор этот был сродни броску многогранника с количеством вершин явно превышающим мои тогдашние счетные способности.
Я так и принял за аксиому, все мои дела чувственного плана класифицировать однозначно: я так решил. Другого объяснения или привязки к фактам в этом моменте просто не требовалось. Так появился мальчишка, пьющий таблетки с числом 2005, выцарапанном на маленьком белом боку. Хитрый способ маленького наркодиллера замаскировать дозировку, добавив перед ее числом двадцатку. Выпить и смотреть, как солнце выжигает своими лучами пятно на сетчатке, чтобы потом удивляться переливающемуся рисунку, закрыв покрасневшие глаза.
Все было просто как день, пока я не увеличил дозировку до 10%. Глотая таблетки я хотел уже начинать какие-то действия в сторону объекта своего обожания, я до сих пор не знал, чего я хотел, меня это пугало, и в графе около пункта " Цель" в анкете любезно предоставленной мне моей фантазией я писал кривым почерком: " любовь". В реальных же анкетах, что так любили маленькие девочки присунуть своим одноклассникам, я ежедневно выводил ее имя " Софья". Почему? Я так решил.
Симпатия = самоубеждение под воздействием хитрого препарата.
Мое сознание глотало наркотик, прочно с ним связывалось, и не хотело более рассматривать этот исполосованный неуверенностью и тупостью мир через другие линзы.
Одну оно взяло за основу, и несгибаемо, с упертостью неваляшки, после периодов сомнений разум меня возвращал на четко обозначенную оптическую ось.
* * *
- Витян, блять, не бойся.
Играет тупая клубная музыка, дискотека в яслях... маленькие детишки с претензией на взрослость трясут своими тельцами в такт басам. Музыка глушит их, сбивая ритм маленьких сердец, мое ничтожной пташкой бьется в костяной клетке легких.
Я люблю, блять, честное слово люблю ее, и даже не боюсь этого слова. Сейчас я признаю это, сейчас я в это верю. Вера не нуждается в доказательствах, глотайте ваш же яд, чертовы проповедники, затянитесь же своим аллилуя, суки, давайте, я встану и пойду, как с креста, вниз по голгофе, мимо мелких ублюдков, следящих за мной грязными бусинками крысиных глаз. Поклонитесь моему мироточащему камню, я расколол его для вас, смейтесь, перережьте шерстяную нить на минуту, о, мойры, завяжите ее вновь, подобно тому, как жирная домохозяйка штопает носки неуклюжими сардельками своих пальцев. Я покажу вам Вифлеем, покупайте билеты...
Я только что увеличил дозу до 12%, глотая таблетки полные спасительного вещества.
- Не ссы, идиот, иди уже и пригласи ее, - он никогда не страдал приступами низкой самооценки.
- Ладно, все, я иду, я могу, я не боюсь, - теперь то уж я точно решился. Смешное шествие... раздень меня и иди сзади... бей в колокола, кричи: " Позор! ". Все люди должны служить, и, мы все когда-нибудь умрем. Так к чему тянуть с разочарованием?
И оно обрушится девятым валом Айвазовского, задавит тебя еще в зародыше и ненавистью заставит воспылать... ненавистью к отказавшей, почему? Не знаю, не привык себя оправдывать. Она так нелепо сжалась, я не уверен, кто из нас испытал большее потрясение, глаза обоих были круглые как пятирублевые монеты, мое сердце еще долго колотилось после, я не мог знать, что происходило с ней, мог лишь молить всех богов, что каменный ее взгляд был напускным... я боялся быть ненужным, уже тогда, бессмысленным... и сейчас, пишу, выводя строку за строкой, не зря ли? Открываюсь миру раковиной Дали, давай, выверни из моего бедра белоснежный ящичек, затолкай в него свое сердце и положи, я скорее сам сгнию... но ржавчину с дверной ручки буду счищать исправно... не может это все быть напрасным...

* * *

Увеличиваю дозу до 13% Я правда не знаю, почему я так действую, зачем позволяю ядовитому препарату захватить мой разум. Теперь моя уверенность в своих любовных идеалах пошатнулась. " Ugh... couples". Может мне просто претило ее неприятие моего пути, почему-то всегда жил с оглядкой на ее глупое, может быть, наивное мнение. Моего пути... моего ли? Может кто-то просто толкнул меня, а может и не меня: иногда мне кажется, что я проживаю тысячи жизней, придумать одну, другую не составляет труда. Какой-то человек, он уж точно страдал припадками, вызванными низкой самооценкой, так свойственными мне, толкнул меня... ой нет, не меня, он неловко тыкнул своим локтем в нее... в Киру, неловкий осадок выпадает у меня в душе, завершая химическую реакцию. Кира отрешенно посмотрела на человека, может она его в упор не видела, может и на мне особо не фокусировала взгляд. Одно помню, отшивая других парней, она говорила, что у нее есть парень, она звала его моим именем. Было ли это очередной моей подтасовкой фактов, или же достоверностью, на попытку моего сомнительного помощника привлечь внимание Киры ко мне, она как-то неловко улыбнулась, и, покраснев, потупила взгляд. В этот же момент в моей затуманенной препаратом голове сложилось очередное решение. Я снова все решил. Кира, я не давал сознанию других больше вариантов. Я лишь оглядывался, снова и снова, не знаю зачем, надеялся, что перестану когда-то. Убеждал себя в своем убеждении, мерил его силу, да, это то, чем я занимаюсь бессонными ночами, подтасовываю факты и формирую убеждения, ставя в своем создании " nihil" над всем, что этому убеждению противоречит.
Сейчас я, конечно, об этом жалею, но раньше это милое протяжное " спелись" вызывало даже мое отвращение. Теперь-то я знаю, все разрешилось бы, стоило лишь повысить дозу до процентов 17-и... надеюсь, Кира простит мне мою глупость, пока я не удавился газом огнетушителя, выходящего из красного баллона нежным шепотом " пыш-пыш"... ну а пока, пока я считаю звезды... оставить на небосводе две или ржавой желтой краской приписать еще одну, чтобы доказать ей свою искренность и нежность... искренность ржавого металла, стилос высекает правду на чувствительном стекле. На слизистую моего прыщавого носа оседала весенняя пыль, запах собачьей шерсти, подъездной мочи, песни bon jovi ласково обволакивали нас. Я готов был целовать ее мягкие губы на протяжении всех вечностей всех возможных измерений и миров. Но уже тогда я сравнивал, сравнивал ее губы с губами моих фантазий, с Ее губами, о коих смел еще только мечтать, даже глотая слюну Киры... подонок, ничтожный ублюдок неспособный на любовь, не отвечающий за свои дрянные слова и поступки. Я думал, может есть губы более упругие, может быть есть поцелуи искусней, я знал, что они есть, и хотел ощутить их на своей коже, я хотел чувствовать все языки всех моих бесчисленных фантазий. Разверни меня наизнанку, спрятав желтый свиттер под мою печень. Разверни и пойми - я мягкий, я - большое розовое слюнявое облако.
Ты помнишь, ты невольно чмокнула, когда я прильнул к твоим губам в третий раз, я обиделся. Я не могу ничего сказать, наверное эта похотливая нежность была моим защитным механизмом... я чувствовал тепло твоего тела, и пыльная подъездная батарея скрывала наши тайны надежней сейфа, она, литая из чугуна, теперь будто застыла у меня в легких, она давит меня ко дну... неспособные даже на содержательную беседу, мы что-то преследовали этими отношениями. Может быть, нам просто нужна была эта близость, может быть так реагируют организмы. Ты ведь помнишь, были некие правила, атрибуты, что наше положение обязывало нас исполнять. Зачем все это, спросит меня Кира, когда доза станет 17%-ой... почему именно она? Да я, блять, не знаю, не хочу оправдывать свои поступки.
Like Frankie said,
I did it my way.
Я клянусь тебе, я любил, жалею лишь о том, что так рано... я любил, как никогда уже не полюблю сейчас, глупо, необдуманно, с ничтожностью маленького покорного пса, страдающего от низкой самооценки, лишенного гордости... любил тебя, мой спасительный мираж. И звезды готов был тебе зажигать, пусть цифровые... но звезды же...

* * *

Лежа на крыше поймай взглядом ржавую звезду на запятнанном небосклоне. Как блоху из шерстяного свитера схвати ее, не боясь обжечь пальцы, брось в рот, тепло растечется по груди и что-то детское заползет за пазуху маленьким пушистым котенком. Главное не думай, просто делай, если ты хочешь, окрути эти пепельно серые трубочки пригородной ТЭС. Дешевой табачной бумагой, да хоть в газету их заверни и, затянувшись, размазывай по сухому языку сажу типографной краски. Пусть политические заголовки сгорят и осядут черным облаком на твоем небе, харкни, им самое место там, на земле у ног твоих босых и грязных. Все эти рекламные листовки, журналы желтой прессы, учебники, счастливые билеты и пригласительные на светские вечера, все это смешается с грязью под твоими ногтями. Разожги газету и подсунь ее под покрышку, резина нагреется и вспыхнет рано или поздно, и вот, тебе уже не холодно. Смрад горелого каучука черной копотью закроет маленькие блошки звезд, они то и дело будут вспыхивать там и тут, словно сквозь дифракционную решетку... человек придумал так много лишнего... литература, живопись, физика и химия, будто не зная, что черствая булка под моей протертой на локтях кожанкой это сложные углеводы, я бы ее не съел. Я действую, как животное, я отбросил все условности, теперь они просто ни к чему, мне просто не зачем скатывать огромное тракторное колесо с обросшего чертополохом холма, чтобы понять, что его скорость увеличивается пропорционально времени движения и углу наклона земной плоскости. Я знаю это, ну и зачем?
Любимая моя из жизней...
Дави вязкую горькую жидкость вниз по глотке, это корни твоего Иггдрасиля, там внизу четырнадцатиметрового спуска.
Любимое мое из разочарований...
Жизнь, как социальная лестница, желание создать из себя интелегента, представителя новой развитой страны...
Любимое мое счастье...
Героин по венам и пластиковый пакет на памятнике красных революционеров...
Это моя жизнь, на улицах, в грязи, я мог стать нечтом высоким, всеуважаемым, я мог стать политиком, я мог стать гениальным писателем, я мог преподавать, но жизнь моя дырявой лодкой сидит на рифе быта...
Умираю в заблеванном подъезде, в моей крови - квинтесенция всего мирового разочарования. Моя любимая из жизней...
И знаешь...
Я счастлив... ты веришь?
* * *
Я уже и не помню третью девушку, с которой связывал я свою жизнь в год моей 15%-ной зависимости.
Я помню лишь стыд, неприятие меня как человека, я, впрочем, знаю, что служило тому причиной. Я никогда не буду совершенством, осознание сего факта приходило ко мне так же неумолимо, как приходит осознание к маленькой страшной девочке, когда она понимает, что не все рождены были, чтобы стать принцессами. Вы знаете, уже тогда я понял одну вещь, определившую мое сознание. Я - " не самый". Не совсем верное слово, но это первое, что приходит на ум. Такие люди всегда есть, такие люди всегда будут. Не самые умные: они достаточно умны, чтобы быть лучшими у своих, но глупы для того, чтобы быть лучшими среди лучших. Я не самый красивый, не самый сильный, у меня не самое острое чувство юмора. Во всем я " не самый". Это нормально, в этом весь я, в этом моя позиция: иногда подобное положение идет в плюс... Да, я не популярный, я никогда блять не буду таковым. Девушки в компаниях не смотрят на меня... но проблема не в этом. Основная беда в том, что такие люди, как я, как раз таки любят выделять для себя " самых"... и вот им-то они будут верны вечно, какими бы ублюдками эти " самые" ни стали...
И вот тогда все сломалось, все покатилось под откос, мое пропитое сознание запросило крови, оно чавкало глотая серое вещество моего мозга, и с тестостероном перемешиваясь выливалось из моих ушей, совершая бездумные, ошибочные поступки, заставляя меня рыдать на полу ванной комнаты, сгонувшись в три погибели, как голум над кольцом. Моя прелесть, моя призрачная лорелея пришла за мной, стала сестрой моей беловолосой, чтобы отнять любой комплекс, лишить меня стыда и чернильной кляксой оставить жгучий след в виде льва на моем сердце. Грудную клетку мою раскрыла и вложила похоть такую, что зубы сковывало так, будто после горячего чая с огромным количеством лимона я вдруг решил погрызть исполинский кусок льда. Спасибо тебе за грязь... за кровь спасибо... и за злость, которой достаточно всего лишь прикосновения, чтобы меня моментально... удовлетворить. Жалею ли я, что так и не поцеловал?..
Но я не тот самый, " не самый" я... это уж точно не моя сказка, Ирин.
Такие как я не могут быть героями сказок. Они " не самые" нужные.
Неудачник,
Ненужный,
Ненадежный,
Невский.
Продолжать можно бесконечно, такие как я - это всегда ошибка. " Не самые" влюбляются не вовремя. " Не самые" приносят неудобства. " Не самые" пылают искренней ненавистью. " Не самые" пылают искренней любовью.
Я запутался, правда, я не знаю кого я люблю, не знаю кого я ненавижу. Я люблю тех кого ненавижу. И ненавижу тех, кого люблю. И меня они ненавидят. И я их люблю... я не понимаю... я ничего не понимаю... туманная доза 16-и процентов. Я запутался в этих жизнях, и эта, лишь сон, разбудите меня пожалуйста, я хочу исполнить свое предназначение... Эй, заблеванное Наднебесье, я понял все! Я знаю, кто я! Спасите меня...
Миллион разных " я" кричат мне в уши о том, каким мне нужно быть и что чувствовать. И каждый я кричит по разному...
А ты всегда была рядом, Мечтатель, пыталась меня спасти, за руку склизкую меня держала, пока я барахтался в этой агонии, пока крабы мерзкие хватали меня за уши и нос своими гадкими клешнями... спасибо...
И как я мог так пренебречь тобой... прости.
* * *
- Ну ты же хотела, помнишь?
Пожилая женщина в судороге в углу комнаты. Морщины вокруг ее глаз улыбаются, но сами глаза блестят всепоглощающим ужасом. Она хочет что-то сказать, но губы трясутся, мимические мышцы дергаются как всплески воды в фонтане.
- Я пришел с красной краской, как ты и хотела. Я хочу разукрасить тебе стены.
Веду рукой по обоям, за ней остается багровая полоса.
- Почему ты плачешь? - перехожу на истерический визг, - не плачь, все закончилось, теперь мы будем жить так, как ты этого захочешь.
Женщину трясут рыдания, она сбивчиво шепчет молитву.
- Ты хотела! Я обещал, обещал тебе!
Почему теперь ты несчастна?
Бьюсь головой о стену, с потолка сыпется пожелтевшая штукатурка. Локтем разбиваю стеклянную полку, китайский чайный сервиз падает на пол, осколки разлетаются по линолиуму. Недопитый чай в одной из чашек теперь на полу и стенах темно-коричневыми брызгами, в перемешку с каплями красного.
Женщина уже мертва, она не дышит, и из угла на меня смотрят два стеклянных глаза.
- Я ведь обещал, - причитаю, веду рукой по запястью и подношу теплую жидкость к стене. Стена краснеет, я бледнею... я не понимаю, почему она боялась, но теперь она точно не боится. Я крашу стены кровью, от двери к красному углу забитому иконами.
Я = спаситель.
В голове мутнеет и я падаю на пол рядом с чайным сервизом и брызгами. Осколки белые. Брызги коричневые. Стены красные
* * *
Вы знаете, все всегда возвращается к истокам, что бы я ни бросил, от чего бы ни отказался, Наднебесье требует моего возвращения. Я иду сквозь жизни, раздираю нити судеб своей, кто я?
Старательно игнорируя путь спасения я ползу к своему идолу, сажаю траву, крашу забор белым. Я не делал по посаженной траве ни шага, не плевал в забор и маленький участок пространства этого оградил для себя, пока остальные с назойливостью ветхой овцы лезли на лужайку, чтобы шершавыми губами рвать цветы с клумб, цветы, что я старательно усаживал в своей голове, у них такие нежные корни... а они вырывали их и засовывали в горшки с керамзитом и галькой, жевали бутоны и лязгали зубами.
А я ничего не сделал, ни хорошего ни плохого... Софья... ты сидела в центре этой лужайки, и трава вокруг тебя сохла, я боялся подойти, чтобы полить, забор сгнил, осыпался, посреди моего райского уголка пролегла канава нечистот. А я сидел и убеждал себя, что все чисто... и я убежу, вот увидишь, это то, что я умею в совершенстве... убеждать себя, подгонять факты... мне помогает мой препарат... 16ипроцентный уже...
В моей голове он вызвал образ человека, которого любят все, и одновременно не любит никто. Я у истоков. Приди лорелея, развей его своим дыханием, пахнущим сигаретами, водкой с кока-колой.

Но пока ее нет, я буду глотать воздух из твоего рта, пока ее нет, я буду рядом ходить, как вшивая собачка, стряхивая с твоих белых волос блошинок, что с меня самого и падают. И мне будет больно, когда ты носишься с ублюдками, что чхать на тебя хотели, когда я возвожу храмы тебе. Храмы дают трещину, крыша протекает, и мхом зарастают кирпичи, но я лелею каждый уголок, надеясь, что они смогут дотянуть до следущей службы... но черви изъели корни сакуры... низменные хайку - вот результат моих никчемных страданий. Туманное лето 16и процентов, горячий чай и твое холодное сердце, я это заслужил, ты как всегда права... ты умна, а я - идиот. Не важно, чья рука тасует колоду, даже если я вытяну туз, под рубашкой твоей карты я увижу джокера. Но слепой художник написал портрет, и стал звездой актер бродячего цирка... меня возвысил скандал и скандал же свергнул с небес на землю, лифт в облака захлестнула волна цветных таблеток... разбуди меня, прошу, я в коме, я умираю, смотря на тебя, улыбающуюся тому, над чем я плачу... я так хочу помочь тебе, когда ты будешь жечься о всех этих колючих и мрачных людей, а ты будешь... а может быть это я себя в этом убедил... я тогда опять решил тебя любить, но устал... я не могу больше, дайте мне следущую жизнь, где вас всех нет, где нет тебя...
* * *
Я заболел, температура под сорок, мои игрушки так далеко: в двух метрах от дивана, достать, не вставая с дивана, не представляется возможным. Родители запретили вставать, пол холодный, я болею... но мне невообразимо скучно...
Что для вас мечтания? Неоформившаяся мысль, идеальный вариант жизни, переосмысление прошлого?
А для меня драконы, нимфы, ангелы, суккубы, демоны, друзья, абсолютно другая, новая жизнь... в моей голове никогда больше не будет пусто, в моей голове всегда идет игра, и я не только радуюсь там, в моем сознании, я страдаю, я грущу, но там я этого хочу... это моя игра, и я, мальчишка, сижу на диване, и играю без игрушек, в голове, сам с собой.
Я, мальчишка, иду по аллее с бабушкой под ручку и крашу ей стены в квартире...
- Хочешь, они будут красные?
- Не важно, как хочу я, но важно, как хочешь ты...
Важно...
Как я хочу...
То, что происходит, моя любовь, моя ненависть, похоть, страсть, все мои ошибки - я так хочу... это то, что я умею в совершенстве.
Случайность = продуманный план.
Ненависть = самоубеждение.
Грусть = самоубеждение.
Счастье = самоубеждение.
Ревность = самоубеждение.
Любовь = самоубеждение.
Это то, чем я занимаюсь по ночам, подтасовываю факты, фильтрую реальность, закрываю глаза на одно, открываю на другое... мое самоубеждение... моя жизнь...
Жизнь = самоубеждение.
Так могу ли я убедить себя, что я живу другой жизнью, и что эта - лишь глупый сон? Конечно... о да, это мой препарат.
* * *
И это мой выбор, выбор как оргазм фортуны, моя игра. Яна, разорви меня на части, брось в океан между Сциллой и Харибдой. Я так хотел, но ничего не сделал, я - мудак, но на секунду готов был в это не поверить. Из нас двоих шлюха - я, маленькая девочка, мечтавшая о голливуде, но оказавшаяся на шоссе в мини-юбке и уродской блузке.
Самоубеждение = мой желтый билет.
Я не люблю никого, а может быть, люблю многих. В зависимости от того, как я захочу. Прости, Яна, это так... веришь ты мне, или нет. Мне больше нечего сказать, я с тобой немногословен. Ты в моей голове - жирное пятно от черных чернил, что заставляют мешать кипяток с мороженым прямо во рту. И пятно это закрывает все добрые и высокие чувства.
Пятно = мой идеал, навязанный кем-то. Я так решил.
Низменные хайку - вот результат моей грусти. Забудем лучше...
Лучше помолчим, посмотри на тюльпаны, они ведь прекрасны, эти дикие тюльпаны... почему ты грустишь, сама глотаешь этот белый порошок? Просто представь, что все хорошо, ну же, попробуй! Убеди себя! Не хочешь?.. Правильно: это моя прерогатива. Это мой препарат.
* * *
Поймете ли вы меня, не зря ли лелею я воспоминания? Я - пациент огромного детского хосписа.
Я = бесконечный день сурка.
И каждый день я боюсь, что все напрасно, но не может ведь быть все напрасно... не может же?
Меня кормят с ложечки препаратом, и мне легче, мне, правда, становится легче. Но то, что переживает сейчас мое сознание - бархатная революция. Я хочу вас забыть, а вы стоите передо мной мемориальным памятником. Первым памятником, восхваляющим вовсе не праведность, а все то, что заставляет нас жить почему-то. Вы все больны, а я заразился, не более, а может и вас заразил. Забыть хочу, задавить препаратом. Пишу я это для того, чтобы не забыть, пишу, чтобы вы меня, может быть, поняли... а если не поймете? Не может же все быть напрасным? Я вас забуду тогда...
Но лишь одну я буду помнить, навсегда, до последнего, и не важно, как распорядится судьба. За нее я не пью...
Мечтатель, прости меня за то, что я рядом, я мешаюсь тебе, наверное. Ты бы и не знала о Наднебесье, не рассказывай я тебе всей этой грязи, что связала меня... будь все иначе, ты не грустила бы из-за меня... хотя может и твоя грусть - лишь следствие приема препарата. Я уже ни в чем не уверен. Одно знаю точно - я ошибся, ты - не перепарат, а я стал равнять тебя им. Как я мог?! Я = идиот и эгоист.
Поэтому беги от меня, сделай мой мир холодным, лишенным смысла.
Кто-то же должен был мне показать, что за дерьмо я принимаю дозированно.
Когда доза достигла 17и процентов, я наконец понял... Мечтатель открыла мне глаза, сама об этом и не зная. Эти 11 лет я пачкал язык мелом, с безумной неадекватной уверенностью в правоте своих поступков. Я - пациент хосписа шарлатанов без надежды на выздоровление. Я уже давно открыл ящик Пандоры. Надежда покинула его глиняные пределы. Все, что я могу - есть мел и убеждать себя в том, что он помогает. Так проще умирать, проще осознать, что однажды не проснешься, однажды мойры обрежут нить. Уже ни в чем не уверен, ничего не хочу, всех люблю, и всех ненавижу.
Препарат = жизнь.
Жизнь = люди.
Люди = препарат.
Но вот беда...
Препарат = плацебо.
* * *
Они передо мной в безумном танце, все, как одна, на секунду Кира затмила Яну, а вот уже и Ирина смотрит мне в душу... они рулеткой крутятся вокруг меня, а я не могу понять, чего я хочу, кого я хочу.
Знаю лишь только то, что легко пережил бы все это заново. Я ошибся бы вновь, точно так же, даже просто потому, что ошибок не было. Я этого всего, видимо, хотел...
Невозможно лазить по кустам с партизанской маркой на погонах, смотреть на одичавшие тюльпаны и наслаждаться ими, не желая этого. Яна возвысила меня, будто специально себя унизив. Я подвел ее... то, что я сделал - подлость.
Отныне и навек
Яна = моя подлость.
Невозможно пугаться крови, невозможно бежать невольно, невозможно ногу подвернуть, не страдая искренним порывом. От песен потом содрогаться или изнывать в сладостной истоме, глотая дым своей вины, нельзя случайно отрезать крылья бабочке... но она научила меня хотеть.
Отныне и навек
Ирина = моя похоть.
Вновь и вновь я растекусь по рваному дивану, глуша рыдания в зародыше, где-то внутри, сбивая костяшки пальцев о краснеющие стены. Болью я постараюсь задавить любое воспоминание о тебе, но стоит увидеть улыбку, как сердце отрывается от клапанов и разходится по границе раздела предсердий. Не знаю, как так вышло, но сказать могу точно, на рваное сердце руку положа:
Софья... да я всех последущих с тобой сравнивать буду!
Пусть считаешь ты себя никчемной иногда, знай, что многие, включая меня, считают себя недостойными тебя.
Отныне и навек
Софья = мой идеал.
И вот опустошенный я пойду по пустыне, глотая песок и выплевывая его коричневыми пятнами. Не видя цели пойду дальше, раскину руки и упаду, подняв столб пыли... глаза в ночное небо, а там... звезды. И что-то чистое в душе, свободное, даже целительное. Спасение для всех нас, и не нужно верить, не стоит причащаться, спасение и так придет ко всем, кроме меня, наверное, одно буду знать точно
Отныне и навек
Кира = мои звезды.
Но вы знаете, все кажется пустым, пошлым, ненастоящим, мое действительное спасение отвернется от меня... она ведь свободна, а я петли хотел накинуть по пьяни и глупости. Но зачем я это пишу здесь? Зачем ставлю ее наравне со мной, когда готов построить ей лестницу по лунному свету? Не написав, боюсь обидеть так же, как и упомянув ее в Наднебесье.

И потерять боюсь, как капитан корабля боится сбиться с намеченного курса. Но это ведь мой выбор, да? Я ведь сам так решил, сам создал себе Наднебесье, и теперь это мое место. Я здесь чувствую себя комфортно. Но я здесь не нужен.
Не спасай меня, хоть я и тянуться буду, беги, как от прокаженного... а я знать буду
Отныне и навек
Мечтатель = мое недосягаемое спасение.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 13 14 15 161718 Следующая ⇒