Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ПЫЛЬНЫЕ ЗВЕЗДЫ.



Солнце освещает баннеры и рваные плакаты, они весят на домах шелковой паутиной. Этакая Третьяковская галерея революции и террора. Мостовые усеяны рваными телами, вороны, точно обуглившиеся валькирии кружат в облаке мускусных трупных испарений. Гиены желтыми клыками рвут падаль, стряхивая со своей плешивой шерсти пыльный, будто сухой, снег. По разбитому асфальту разлита замерзшая уже кровь, несмотря на холод, кружат мухи. Слепни в воздухе сталкиваются с хлопьями снега и падают на землю, их начинают терзать обезумевшие муравьи. Под навесом сгоревшего автомобиля сидит и дрожит маленькая девочка в грязной мятой пижаме, она мычит что-то тихонько, песню эту когда-то пели люди. Пока они еще были людьми...
Песня шла вместе с солнцем, там, где люди видели закат, они пели, останавливая на скаку лошадей, прекращая драки, домашние ссоры и любовные акты. Вставали и пели, пели так громко как могли, будто хотели, чтобы небеса их услышали.
В каждом городе в каждой стране в каждой жалкой захудалой лачуге пели люди. Люди пели о мире, о его красоте и безбедности, урожае и процветании, они пели о том, чтобы солнце вернулось вновь, и оно вдруг вернулось слишком рано, осветив распятый исклеванный воронами скелет. И птицы вдруг обезумели, птицы вдруг начали рвать людей своими когтями и клювами, слышались крики и плач, но кто-то продолжал петь, пока сотни черных пернатых слепней вырывали плоть, перегрызали сухожилия и вспарывали животы. Девочка не смогла ничего понять, она не верила что природа может совершать подобное, она упала в беспамятстве с открытым настежь ртом, ее язык - вишенка на торте на празднике птичьего каннибализма... теперь маленькое тельце ее еще больше исхудало, она питается мертвечиной, она не смывает с подбородка кровь, она радуется, что там уже нет ее крови. Вороны оставили глаза, они были закрыты, но детская мысль больше никогда не обернется в слова... и девочке больше не противен вкус падали. Каждый раз, засыпая, девочка видит тело отравленного Бога, она плачет, скорбит, но никому больше не поверит. Она не поверит глупым спиртовым обещаниям, и, глотающим кровь гиенам она готова бросить вызов, но мы, гиены, просим о внимании, кричим, и может даже любим девочку. Но она никогда не поддастся. Я знаю... вою волком из-за разрушенного завода, девочка отличает мой вой от криков животных, она понимает, что дорога чиста. Я правда, не могу понять, что нас объединяет, но дорога эта у нас одна на двоих, мы идем по ней, зная, что с легкостью прошли бы и в одиночку, когда были людьми, но теперь, мы животные, анархисты, бросаем вызов природе плечом к плечу, даже не зная имя соседа. Я стараюсь не спрашивать девочку ни о чем, я спросил лишь однажды, сидя у костра, она написала мне на пятитысячной банкноте углем свое имя. Красная бумажка сгорела у меня в руках скрыв корявый детский почерк. Ее звали Скульд, странное имя для девушки, но я ничего не говорил, мы молчали, будто я тоже был нем, так мы чувствовали какой-то баланс, не унижая и не возвышая друг друга.
Молчание = гармония. И мы равны, два анархиста в пути к Вальгалле, молча ждем валькирий, что вырвут нас из зубов гиен, может они вместе со мной восхитятся строгой красотой прямых нордических волос девочки, бунтарского взгляда Скульд. Она идет на вой...
Мне теперь хочется чтобы она была рядом, когда мне плохо, в современном нам мире мне плохо всегда. Мы сидим у горящей кучи мусора, гордо именуемой костром, и снова оживленно молчим, слушаем собачий лай, доносящийся из шахты станции метро. Я облокотился о камень и пью вино из потертой кожаной фляги. Протягиваю девочке. " Абхазское, хорошее", - говорю, лицо ее исказилось гримасой отвращения, было непонятно вызвано было оно природой самого напитка, или же каким-то презрением к Абхазии. Честно говоря, Черное море уже вряд ли сможет чем то полюбиться, очередной этап разоружения заставил человечество сбрасывать сумасшедшие количества урана в моря. Так себе влияет на прибрежные виноградники, знаете ли...
Мир сильно изменился, никто не знал, с чем это было связано, но всем людям вдруг осточертел привычный исторически сложившийся порядок вещей.

Произошло то, о чем мечтали все писатели утописты, то, за что глотали свой дым все хиппи планеты: люди стерли все границы, разрушили государства, зубами вцепились в жизнь и разорвали ее на миллион частей, давились, дрались за выхваченный у соседа кусок. Они хотели устроить мир по новому, но даже в этом новом мире разошлись во мнениях и взглядах на него. Не желая мириться со своим естественным проклятием они вцепились в последней мировой схватке, в которй нет ни сторон, ни чести, ни цели. Саморазрушение Вселенной, самопроизвольное гниение. В масштабах сравнимых с человеком это выглядит моментальным исчезновением. Отличительная черта - стремление к самоуничтожению, осторожно пронесенное сквозь ливень годов.
Мы хотели идеальный мир, мы создали его на секунду, восхвалили дьявола и вот, глотаем пыль на плитах треснувших небоскребов.
Запускаю грязные пальцы в гнилые глазницы, хрустят хрящи, хлюпают сосуды: я снимаю скальп с черепа выпотрошенного собакой младенческого трупика. Скульд невольно морщится у меня за спиной, я чищу мокрый от мертвой крови черепок штык ножом и цепляю его себе на пояс. Если ты хочешь жить - ты должен пугать, страх вновь стал неотъемлемой частью людского мировоззрения. Мы идем к истокам, намеченным нам нашими доисторическими предками. Наша жизнь = добровольная эвтаназия для идеала, кто-то непременно должен нагнуть витрувианского человека раком и вдуть ему в старую плешивую задницу.
И мы идем дальше, не важно куда, просто идем и смотрим на то, что когда-то называли Родиной, когда еще не знали, что понятие это - утопия. Когда-то мы думали, что человек - это высшее существо. Это утопия. Честь - утопия. Любовь - утопия. Счастье - утопия. Мы завтракали канализационной крысой, жареной над горящей покрышкой - вот она, реальность. На ночь мы обычно останавливаемся в брошеных квартирах, внутри довольно забавно, мы читаем старые газеты, смеемся над выцветшими фотографиями политиков, бьем зеркала, оставшиеся целыми после бомбардировок. Но самым любимым нашим занятием стало сжигание денег, огромные пачки купюр мы сжигали в руках, мы пускали их по ветру, это волшебно. Все, что было создано гениями прошлого, стало пылью и пеплом.
Скульд иногда писала мне сказки в старом блокноте, она писала о мире на небесах, так подробно и красочно она описывала ангелов, как если бы видела их сама когда-то. Плачут ли они по нам сейчас? Или все, чем заняты они, это спорами о выборе стороны в этом глупом бессмысленном конфликте.
Бывало в детстве, я садился на корточки перед муравейником в лесу, наблюдал за его жизнью. Вскоре мне это надоедало, и я длинной палкой ворошил кучу, заставляя огромные полчища муравьев выбегать из своих укрытий в панике. Я находил в траве жуков и бросал им на рестерзание, я наблюдал за битвой, и, да, мне было чертовски весело. Весело вам, ангелы? Не отбрасывайте палку далеко, ищите жуков, нам уже становится скучно убивать и расчленять себе подобных. Может пора залить наши поля фиолетовой или синей кровью, вместо того, чтобы заливать мраморные ступени райских садов золотым ихором?
Я судорожно глотаю белую таблетку из нагрудного кармана шинели.
Мы уже недалеки от цели, я и Скульд, перебираемся через свалку старой мебели, давим ногами грязных радиоактивных плюшевых мишек, сон в обнимку с таким точно лишит вас всех половых достоинств, хоть фамилию заменяй на Кюри. Мишки когда-то были милыми, когда ты еще был человеком. Ноги наши, обутые в армейские берцы чавкают в грязи, глаза залепляет ржавый дождь, он пачкает нас, кожа будто медь на воздухе, готова окислиться и позеленеть. Вперед к цели, мы не строим иллюзий. Рано или поздно мы умрем, когда-то должен наступить конец нашим мучениям. Мир сломан, его невозможно исправить силами, подвластными нам. Но, тем не менее, мы еще можем положить этому конец, наверное, впрочем, я уже ни в чем не уверен. Уверена только Скульд... вам могло показаться, что это я, добрый самаритянин, подобрал немую сироту, нет, это не так. Скульд - мой лидер, она ведет меня, она ведет меня к концу моей жизни, к концу этого жалкого, расколотого людьми мира. Это я без цели сидел в заблеванном подъезде и ширялся по вене, когда упала первая бомба. Я видел гневную толпу на площади, видел, как упали на пыльный асфальт головы политиков и ораторов. Как первобытно заголосила толпа, как солнце изменило направление своего бега. Да, я все это видел... видел, когда еще был человеком...
А что я сейчас? Сейчас я - мессия, меня можно сравнить с Ноем, за единственной только разницей: он спасал, а я разрушаю. Только вот это сомнительная слава, вряд ли меня кто-то вспомнит, некому будет вспоминать.
Разрушение = самый неблагодарный подвиг.
Когда-то люди рождались для великих целей, кто-то для тех же целей умирал, а я поставлю крест на всех целях. И может, когда-то, новая форма жизни, сформировавшаяся из радиоактивных веществ нашей умершей планеты породит гения, и он, может быть, не станет изобретать смертоносный красный луч. Он лишь задумается, глядя на обветшалые зарытые в змеле кости и вспомнит о нас. Он скажет: " А ведь когда-то эта куча пепла и песка чувствовала, она жила и любила жить... когда-то она все же была человеком"...
Вновь глотаю таблетку, от такого количества адреналина в крови меня должно разорвать, но ноги идут, а мысль идет быстрее меня, сердце стучит в висках, врачи диагностировали бы гипертонию. Но в округе нет врачей, только в мультиках жирафы могут лечить людей, пятна на их длинных шеях гораздо более заметны, чем пятна на душах людей, но они хотя бы не чешутся, напоминая о себе. Жирафы... в средней полосе?! Только поймал себя на бредовости мысли, как увидел длинные шеи у радиоактивной акации, застывшие в метрах пятиста от нас в тумане ливня. Акации под кислотным дождем западной равнины... я впрочем, уже ничему не удивляюсь.
Скульд скользит по грязи впереди, она ныряет за горы мусора и вновь появляется, как мираж в пустыне, пустыне битых стекол и полиэтилена. На горизонте замаячили вышки энергоблока, мы почти у цели, здесь, самая мощная АЭС мира, мы устроим свой библейский потоп, и никакой ковчег не защитит мир от гамма-излучения. В масштабах организма - медленное гниение, злокачественная мутация живой материи, в масштабах планеты - колотая гноящаяся рана, шрам от которой не скроется никогда. Мы уже близко...
Мы сидим на крыше энергоблока, темнеет, мы уснем прямо здесь, нам некуда торопиться. В сознании мы уже трупы, с треснувшей кроватной ножкой в легких лежим в углу и смотрим на то, что осталось от младенца Атласа, неспособного удержать небо, порубленного осколком разбитого светила пополам, картинка дублируется в миллионе зеркальных стекляшек, и мы из последних сил бьемся головой о пол, усыпанный ими, превращая ее в кровавую кашу, и заставляя свой череп искриться стеклом, как яйцо Фаберже. Мы понимаем, что это конец, но мы все еще живем, чтобы доставить себе побольше боли и этот самый конец оценить по достоинству...
Проснулся от резкой холодной боли в сердце, инстинктивно потянулся к левому легкому и... наткунулся на нож, воткнутый по рукоятку в мою грудь. В глазах помутнело, тело тряхнуло и иней посыпался с кончиков нависших светлой стеной челки волос. В моей голове гулко шумела кровь, непонятно как, но она еще циркулировала по телу, ноги начали неметь.
- Все просто, - в моей голове прозвучал голос Скульд, она смотрела на меня, сидя облокотившись спиной на лестницу энергоблока, - нож - твой спасительный клапан, что сохраняет твою кровеносную систему замкнутой.
Да, она права, я потому и жив, что чувство боли притуплено адреналином, выделившимся в кровь из-за таблетки-наркотика. Скульд убила меня, за что? Я не задавал вопроса вслух, но голос девочки в голове уже ответил: " Подумай. У тебя еще есть время, пока наркотик действует. "
Я отвернулся на рассветное небо, вдалеке дул суховей, заметая остатки некогда процветающей цивилизации. Я залюбовался этим миром, пусть разрушенным гнилым и обрекающим на смерть. Я его любил, любил, это чувство сродни пьянству, глотая спирт, чувствуешь, как он убивает помыслы и организм.
" Романтика не правда ли? ", - спросил я, почувствовав как струйка крови из моего рта, пробежав по подбородку, капнула на шинель. " Да, наверное", - протянула Скульд, -" теперь-то ты понимаешь, да?

И я понимал, я бы ни за что не смог достичь цели, я слишком люблю, чтобы уничтожать. И это я должен быть уничтожен, слезы брызнули из глаз. Скульд кивнула: " Да, поэтому ты себя и убил. Ты ведь не выполнишь цель, что сам перед собой поставил... "
В моей голове будто что-то оборвалось, мозг сделал тройное сальто, неудачно упав. Череп хотел разорваться красивым фонтанчиком, как астра на один из патриотических праздников, что ежегодно проводились, когда мы еще были людьми.
Я себя убил... А что Скульд?
" А я смотрела... "
" Но, как? "
" Все просто, ты наркоман. " После этих слов моего прекрасного миража в облике маленькой девочки, мой мир поплыл, я знал как это бывает, наркотик прекращал действие.
Бомба упала рядом с моим окном, оно лопнуло на мельчайшие кусочки стекла, кусок арматуры оторвало от стены, он пролетел метра два и вонзился мне в сердце, закупорив его. Мираж рассеялся, я лежу в своей кухне и умираю, за окном горит толпа, слышны крики и сирены. А я с трудом держу жизнь в объятиях. И я умру самом начале революции... бесславно. Шарю рукой по рваному горячему линолиуму, ищу таблетку, родимую таблетку с номером 2013, отпечатанном в меле... не находя, я кричу, я плачу... о, Танталловы муки...
" Скульд, вернись, нет, это не может быть реальностью... Вернись, умоляю... " Мой ослабевающий голос дрожит в истерике. Но вдруг нежный шепот над моим ухом... Скульд положила мне в рот таблетку, я судорожно глотнул.
" Я здесь, я рядом, до конца... "
Я улыбнулся, по телу пробежала приятная дрожь, я не знал, что это было, счастье или наркотик. Я чувствовал языком циферки, что медленно растворялись, как растворялись секунды моей жизни. Я увидед перед собой лицо моего миража-спасителя, я знаю, она доведет меня до Эллизиума, как поводырь, доведет слепого. Она улыбнулась мне, даже с неким любопытством. Все вокруг запылало, все утекало к подножьям, к корням Иггдрасиля. Но я был счастлив...
Я вдохнул воздуха в последний раз, замер, приняв естественную позу, и, улыбаясь, душой погас...

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.