Дитя примирения 12 страница

— А больно будет?

— Мы постараемся, чтобы не очень, — сказал Джеймс, ободряюще улыбнувшись.

Пока он готовился к операции, девушка все время говорила; страх заставлял ее болтать без умолку. Джеймс ее

успокоил, как мог; во время процедуры она молчала, вся в напряжении от боли. Одна из медсестер вынесла из кабинета кювету.

Когда все закончилось, Джеймс стянул резиновые перчатки и бросил в урну. Все прошло гладко, без осложнений. Он знал свое дело досконально. Элизабет всегда просила его, чтобы, закончив операцию, он сразу же переходил в следующую комнату, оставляя с пациентом кого-то из работников, но Джеймс не мог так поступить. Во всяком случае, не сегодня. Он остался в комнате, был заботлив; ласково говорил с девушкой, которая теперь молчала. Ему хотелось сказать ей что-то такое, что бы ее успокоило, но он не находил слов.

— Все будет в порядке, — сказал он и похлопал ее по руке.

Слегка повернув голову, девушка взглянула на него.

Джеймс посмотрел ей в глаза, и ему стало плохо. Хуже того, он вспомнил статью, которую прочитал сегодня утром.

***

Испуганная Дина сидела в приемной клиники. В комнате вместе с ней ожидали своей очереди еще полдюжины женщин. Рядом с Диной сидела мать. Дина думала, что она должна быть благодарна, ведь все остальные девушки пришли без сопровождающих. И все равно она не могла успокоиться. Правильно ли они поступают? Неужели это единственный выход?

— В приемной было тихо. Все молчали, никто не поднимал глаз. Сердце Дины начинало биться быстрее каждый раз, когда открывалась дверь кабинета и сестра называла следующий номер. Освободившееся место тут же занимала другая девушка из тех, которые ждали за дверью. Ни одного знакомого лица. Все погружены в свою личную боль. Дине казалось, что ее сейчас стошнит. Мам, я не знаю, могу ли я это сделать, — дрожа прошептала Дина.

Ханна почувствовала, как боится ее дочь, схватила ее за запястье обеими руками.

— Тише, тише. Все будет хорошо. Я все время буду рядом с тобой.

— Ох, не знаю...

— Я ведь не заставляю тебя, лапушка. Обещаю тебе, мы просто поговорим с врачом, а потом решим, что делать.

Дина взглянула в глаза матери, она больше не могла говорить. Уставилась в пол, не желая, чтобы мать заметила страх в ее глазах. Больше всего она боялась, что вся эта история повлияет на отношения ее родителей.

— Наверно, все-таки это единственный выход. Я не знаю, что еще можно сделать. «О, Боже, Боже, Боже!!! Правильно ли я поступаю? Если да — почему я чувствую, как все внутри меня переворачивается; откуда этот ужас?! Я не вижу, как можно выбраться из этой ситуации. Ведь это не моя вина, Господь. Почему это случилось со мной? Почему? »

Дина сдерживала слезы; она знала, что, если она заплачет, ее мать еще больше расстроится.

Ханна чувствовала, как мучается дочь, и переживала вместе с ней.

— Все будет в порядке, — снова сказала она, хватаясь за эти ничего не значащие слова, желая в них поверить. Ее дочь больше не останется одна. Рядом с ней будет ее мать, чтобы держать ее за руку и, когда все кончится, заботиться

о ней. Все должно закончиться хорошо, и Дина больше не будет мучиться так, как сейчас.

Дверь снова открылась. В приемную вышла женщина средних лет в белом халате.

— Двадцать восьмой!

— Это нас, — тихо сказала Ханна, поднимаясь и беря за руку дочь.

Их провели в процедурную; к ним присоединилась молодая чернокожая медсестра, которая представилась Брендой.

Бренда прочитала анкету, которую заполнила Дина, что-то там отметила.

Дина задала медсестре несколько вопросов, на которые получила расплывчатые ответы. Несмотря на то, что Бренда явно чувствовала себя неуютно, Дина продолжала настаивать.

— Я должна знать, Бренда. Пожалуйста, расскажите мне всю правду!

Молодая сестра уставилась на нее; она чувствовала себя между двух огней. Помолчала несколько секунд, потом покачала головой.

— Мне кажется, вы лучше все поймете, если поговорите с директором. Мисс Чемберс сможет вас убедить. Вы хотите с ней поговорить?

— Да, пожалуйста, — ответила Дина.

***

Бренда пошла прямо к Элизабет.

— Тут девушка и ее мать, они хотят поговорить с вами.

— У меня на это нет времени! — сказала Элизабет, потирая виски.

— Они попросили о встрече с вами, — настаивала Бренда. — У них есть несколько вопросов.

Элизабет подняла голову, уставилась на Бренду, которая развела руками.

— Простите, мисс Чемберс, но они настаивают. Мне кажется, если вы с ними не поговорите, то они уйдут.

— На каком она месяце?

— Четыре с половиной.

Второй триместр. Значит, будет дороже стоить.

— Каковы твои наблюдения?

— Мне кажется, девушка не согласна, что аборт — это единственный выход.

— А мать?

— Мать ее и привела. Она держит дочь за руку, говорит ей, что все будет в порядке.

Отлично! Это облегчает дело.

— Хорошо, я поговорю с ними, но через десять минут. Сначала мне нужно сделать один звонок.

Как только за Брендой закрылась дверь, Элизабет набрала номер офиса своего бывшего мужа. Сначала секретарша не хотела ее соединять.

— Да мне плевать, что у него встреча! Скажите ему, что это касается его дочери и напомните ему, что ее зовут Кипи!

Через секунду раздался его голос: он был зол и ждал объяснений. Элизабет рассказала ему все, что узнала от директора школы.

— Ну и забери ее сама! Зачем ты беспокоишь меня?

— Потому, что она выступила с какими-то абсурдными обвинениями! Она заявила, что я ее избиваю!

— Это правда?

— Нет, конечно! Мы с тобой прожили десять лет — за это время ты должен был узнать меня лучше!

— Ну да, тут ты права. Ты никогда не била кулаками, зато словом ты можешь прибить не хуже гранаты!

Элизабет сжала зубы, стараясь сохранять спокойствие.

— Послушай, — сказал он нетерпеливо, — у меня сейчас на это нет времени. Тебе придется самой с этим разобраться, Лиза. У меня очень важная встреча. У нас сейчас перерыв, иначе я бы вообще не смог с тобой говорить.

Удивляться было нечему. Он и раньше не настолько о ней заботился, чтобы помогать в подобных ситуациях. И с чего это Элизабет решила, что он сейчас поспешит на помощь? Хоть бы это и касалось их дочери...

— А как насчет твоей новой жены? Может, она сможет помочь? — сказала Элизабет, пытаясь скрыть сарказм.

— У Лесли тоже нет времени. Она собирает вещи.

— О-о-о, — протянула Элизабет сладким голоском, — она что, тоже от тебя уходит?!

— Нет, просто у нас второй медовый месяц. Она летит завтра на Гавайи, чтобы все приготовить. А я отправлюсь вслед за ней в субботу.

Еще один медовый месяц — как мило! Ее с ним медовый месяц прошел в общежитии для семейных пар в кампусе университета. Она потратила три года в ожидании, пока муж окончит колледж. За десять лет их совместной жизни он даже ни разу не свозил ее на курорт. А она пожертвовала всем, чтобы помочь ему достичь его мечты. Он был очень занят, расчищая свой путь наверх локтями и когтями. Теперь, когда он наконец пробился, то может делать все, что захочет, и забыть о своих обязанностях по отношению к ней. Отпуск на Гавайях! Хотя бы воспоминание об Элизабет у него мелькнуло? Спрашивать об этом было бесполезно.

— Лесли могла бы взять Кипи с собой. Я пошлю кого-нибудь домой, чтобы собрать ее вещи.

— Не думаю, что это хорошая мысль, Лиза. Кипи должна сама решать свои проблемы, а не убегать от них.

— Ты имеешь в виду — не повторять твоих ошибок?!

Он неприятно засмеялся.

— Старая добрая Лиза!

— Кипи — наша дочь, Брайан. Мы оба работали, строили планы и жертвовали всем, чтобы она у нас появилась. И теперь я не знаю, что делать...

— Послушай, — резко сказал он, оборвав ее, — этот разговор ни к чему не приведет, как обычно. Ты хотела оставить Кипи себе. Ты ее получила! Ты хотела, чтобы все было по-твоему, — ты и это получила! А теперь жалуешься. Ты слышишь меня, Лиза? Суд встал на твою сторону. Ты получила Кипи и помощь на ребенка, которую ты требовала. Мне пришлось на суде зубами выдирать право на два уикэнда в месяц, чтобы увидеться со своей дочерью. Семь лет все шло так, как ты хотела, а теперь ты удивляешься, откуда у тебя проблемы?! Я не собираюсь теперь бросаться на помощь и копаться в дерьме, которое ты наворотила! Разбирайся сама!

Щелк...

Уязвленная и злая, Элизабет швырнула телефонную трубку. Несколько мгновений приходила в себя, затем набрала номер частной школы. За то время, пока ее соединяли сначала с секретарем школы, потом с секретаршей директора и, наконец, с директором, Элизабет обозлилась окончательно; но ей пока удавалось держать себя в руках.

— Простите, мистер Орд, отец Кипи не сможет ее забрать. Он очень занят — готовится в отпуск на Гавайи. Она не могла скрыть Горечи в своем голосе. Больше всего ей не нравилось, что она не смогла сдержать слез. Ей-то казалось, что она уже давно переборола боль от их разрушенных отношений. Оказывается, все так же больно чувствовать себя использованной и выброшенной.

Несмотря на то, что она злилась на Кипи, ей была невыносима мысль, что дочь так с ней поступает. Почему Кипи это делает? Почему она полна бунта и ненависти? Она всегда обеспечивала дочь всем необходимым. Элизабет доказывала ей свою любовь тем, что давала все, что та просила. Она ее лелеяла, нежила и учила. В прошлом году, когда Кипи связалась с этим футболистом, — разве Элизабет не позаботилась о враче и противозачаточных средствах, чтобы дочь не боялась «залететь»?! Она даже покупала все время этому парню презервативы, чтобы Кипи не боялась подхватить СПИД! Элизабет ни разу не пыталась остановить дочь в ее попытках обрести счастье. И вот какую благодарность она получает за свое понимание! Разве ее вина в том, что этот парень — а после него и целая куча других парней — бросили Кипи?

— Она отказалась от своих обвинений, — тихий голос мистера Орда прервал цепочку ее мыслей.

— Очень хорошо; особенно учитывая тот факт, что все это ложь!

— Кажется, она очень расстроена и смущена, мисс Чемберс.

— Вы же говорили, что она пьяна?

— Мне кажется, проблема не только в этом...

Элизабет взглянула на часы. У нее не было времени

продолжать этот разговор — через несколько минут в дверь постучит Бренда. Если Кипи считает, что это у нее большие проблемы, ей бы нужно было попробовать поработать денек в мамином офисе!

— Я знаю, мистер Орд. Я делаю все, что могу. Можно сейчас прислать кого-нибудь из моих сотрудников, чтобы ее забрали? Они привезут ее ко мне на работу.

— Теперь уже это не так срочно, мисс Чемберс. Кипи сейчас спит в медпункте. Так что час или два времени у вас есть.

Элизабет чувствовала, что он хочет что-то добавить, но не стала спрашивать.

— Хорошо, тогда я подъеду к трем.

— Я бы хотел, чтобы вы побеседовали со школьным психологом.

— Отлично, я так и сделаю. Спасибо, мистер Орд. — Она дала отбой прежде, чем он смог еще что-нибудь добавить. С одной проблемой разобрались, теперь можно переходить к другой.

Через несколько секунд Бренда ввела в кабинет мать и дочь. Тепло улыбаясь, Элизабет устроилась за своим столом; руки положила на журнал регистрации, на лице, как ей казалось, выражение сочувствия. Она сразу же заметила крупный бриллиант на руке у матери. Хотя обручальное кольцо у Ханны было простой полоской золота, на другой руке сверкал перстень, усыпанный бриллиантами. Элизабет увидела и другие признаки достатка: французский маникюр, дорогие часы, итальянские туфли, костюм «от кутюр». Простая элегантная стрижка тоже стоила немалых денег.

Девочка была светловолосой, голубоглазой и привлекательной — таких берут в модели. На ней была цветастая юбка до колен, свободный белый свитер; из-под него виднелась бледно-терракотовая водолазка. Одежда красивая, к тому же скрывает нежелательную беременность.

Быстро оглядев девушку, Элизабет заметила и кое-что еще; это вызвало в ней чувство понимания и жалости. На тонкой шее виднелась золотая цепочка и простенький крестик. «Так вот, в чем проблема», — подумала Элизабет.

Она знала, какое чувство вины может обрушить религия на девушку в подобной ситуации.

— Я — мисс Чемберс, директор этой клиники. Пожалуйста, присаживайтесь, — сказала она, указывая на два удобных стула. Так значит, ей предстоит убедить христианку, что она имеет полное право на аборт?! В этой ситуации имела значение глубина ее веры и убеждений — хотя Элизабет считала, что это не непреодолимое препятствие. Так или иначе, но девушка ведь уже попала сюда. Первый и самый трудный шаг уже был сделан — она обратилась сюда за помощью!

Теперь Элизабет предстояло опровергнуть все те глупые учения, которыми их наверняка напичкали. Скорее всего, это обычные фундаменталистские христианские гиперболы — преувеличения. К счастью, сама Элизабет не связана такими духовными понятиями! Она посещала прогрессивную общину по соседству — тамошние прихожане разделяли ее убеждения и восхищались ее работой. В этой церкви ей объяснили, что сатана — просто миф, Библия — собрание историй, которые несут больше символическую, чем буквальную нагрузку, а ад — вообще не существует. Фундаментальное христианство — удобная концепция для тех религиозных лидеров, которые желают контролировать свое стадо. Страх — хороший стимул к тому, чтобы быть «хорошим». Сейчас Элизабет от этого всего освободилась! Она верила в Бога, но ее Бог был милостивым, любящим и понимающим. Он создал всех людей совершенными — и все попадут на небеса.

За многие годы Элизабет поняла еще одно. Всегда лучше поддержать религию, чем противиться ей.

— Я вижу, вы христианка, — сказала она, обращаясь к девушке. Та улыбнулась в ответ. — Я гоже!

***

Ханна облегченно вздохнула. Если эта женщина верующая, она обязательно поймет, как ей трудно принять решение. Кроме того, она, конечно же, скажет всю правду.

Удивленная Дина не знала, что сказать. Привлекательная женщина, которая сидела за столом, совсем не походила на мегеру, которую она ожидала здесь увидеть. Она привыкла считать, что все, кто работает в подобных клиниках, — монстры. «Конечно, было по-детски глупо предполагать, что и выглядеть они должны как чудища», — думала теперь Дина.

Директор снова улыбнулась.

— Бренда сказала, что вас что-то беспокоит. Я хочу успокоить вас. Уверяю вас, что процедура очень простая и не займет много времени. Вы почувствуете только легкий дискомфорт. После операции мы задержим вас в клинике всего на час и, конечно же, мама может остаться рядом. А через несколько дней вы все это забудете — и не о чем будет беспокоиться!

Ханна вжалась в спинку стула, желудок свело. Просто? Быстро? Без боли? Через несколько дней все забудется? Наверное, в этом деле многое изменилось...

— Вы используете какую-то анестезию?

— Нет, если только ваша дочь об этом не попросит. Мы можем, конечно, — за отдельную плату. Это еще сто долларов, — она снова оглядела Дину с ног до головы. — Но у вас не такой срок, чтобы нам пришлось прибегать к подобным методам.

Когда Ханна пошла на аборт, она была только на втором месяце, но до сих пор отчетливо помнила дикую боль.

— И все же я бы хотела, чтобы вы Дине что-нибудь ввели.

— Как пожелаете! Если деньги для вас не проблема, мы Можем дать Дине кое-что до операции, а другие препараты можете взять с собой домой.

Ханна не думала о деньгах.

— Я не хочу, чтобы моя дочь хоть что-то почувствовала.

— Отлично, мы все предусмотрим. Сердце Дины остановилось — она увидела, как мисс Чемберс потянулась к кнопке на телефоне.

— Я все еще не уверена, что хочу это делать.

Директор остановилась, убрала руку от интеркома.

Наклонилась вперед, сложила руки на столе.

— Чем дольше вы ждете, тем больше проблем возникнет, тем дороже обойдется это вашей матери. Я знаю, как трудно принять решение, Дина, — но иногда нужно делать то, что необходимо.

— А вам когда-нибудь делали аборт? — вырвалось у Дины прежде, чем она успела обдумать свои слова.

Мисс Чемберс откинулась назад, глядя на Дину со странным выражением. Было ясно, что она не ожидала такого вопроса, и уж точно он ее не обрадовал.

Дина вспыхнула.

— Простите, я не хотела касаться ваших личных дел, — сказала Дина; она заметила, как сузились глаза женщины, готовой к самозащите. Девушка сама удивилась, как мог вырваться у нее такой провокационный вопрос. — Простите меня! Мне просто надо поговорить с кем-то, кто знает, как это бывает.

Ханна посмотрела на дочь.

Элизабет расслабилась.

— То есть, вы хотите, чтобы вас уговорил кто-то, кто пережил такую операцию? Хорошо, я скажу, если это вам поможет: я пошла на аборт, когда мне было двадцать четыре. — Уголки ее губ печально опустились. — Мой муж тогда учился в колледже, мы были бедны — так бедны, что едва могли платить за обучение. Содержать ребенка было невозможно. К счастью, у меня был такой муж, который поддержал мое решение.

— А потом? — тихо спросила Дина.

— Потом? — переспросила директор в недоумении.

— Ну, у вас были какие-то осложнения? Выкидыш? В общем, что-то подобное?

Улыбка Элизабет выражала сожаление.

— Я вижу, вас неправильно информировали. Уверяю, что никаких плохих последствий от аборта не будет. Вы сможете снова забеременеть и родить ребенка, когда наступит время и вы будете к этому готовы.

Ханна опустила голову: неужели только она — одна из тысяч женщин должна была страдать от бесплодия, выкидышей и долгих лет депрессии?! Неужели только ей снился тот ребенок, которого она убила?!

Казалось, мисс Чемберс почувствовала, о чем думает Ханна, — и сразу на это отреагировала.

— Иногда нам приходится принимать очень трудные решения. Если бы я не прервала беременность, мой муж не смог бы завершить образование, не смог бы обеспечивать нас так, как он это делал впоследствии. — Она развернула к ним фотографию, которая стояла на столе. — Как видите, у меня чудесная дочь, ее зовут Кипи. Мы с мужем спланировали, когда нам лучше ее родить. Для нас обоих она — чудо и благословение!

Дина взглянула на фотографию. Симпатичный, хорошо одетый мужчина стоял за спиной Элизабет; рядом — маленькая девочка. Руки мужчины лежали на плечах ребенка, все улыбались и выглядели очень счастливыми.

Глядя на это, можно было подумать, что на фундаменте смерти можно построить жизнь...

Дина начала дрожать — причину она определить не могла.

Она чувствовала себя в ловушке: с одной стороны ее мать, за спиной — отец, вокруг них толпятся Этан, Джанет и декан Эбернати, и все они подталкивают ее к краю пропасти. Теперь еще эта женщина, которая пережила такую ситуацию, заявляет, что довольна жизнью, а Дине аборт поможет построить светлое будущее.

И все-таки это ее не убеждало...

Мисс Чемберс несколько мгновений смотрела на нее; потом, казалось, приняла решение.

— Может, вы это еще раз обговорите с мамой, — Элизабет встала и вышла из-за стола. — У нас есть комната, где можно поговорить наедине.

Бренда открыла перед ними дверь.

Директор обняла Дину за плечи, провожая ее до двери.

— Я знаю, как все это вас пугает. Я все это пережила. Знаю, как трудно ставить интересы семьи выше своих собственных. Но кто-нибудь будет рядом с вами каждую минуту, я обещаю, Дина. Вы не одна, мы все здесь, чтобы помочь вам!

***

Бренда проводила их в другой конец коридора. По дороге она оглянулась и увидела, что Элизабет все еще стоит в дверях и наблюдает за ними. Она поняла выражение лица Элизабет — так четко, как если бы та это произнесла: видишь, Бренда, вот как это делается! Только попробуй все испортить!

— Когда будете готовы, просто нажмите эту кнопку.

Ханна взглянула на девушку и вяло кивнула.

— Спасибо. — Она надеялась, что Дина решит все быстро, они пройдут все процедуры и, наконец, уйдут отсюда. Ханна чувствовала себя подавленной, ей было плохо. Она молила Бога, чтобы Он дал ей силы пройти через все это. «Господь, ради моей дочери, помоги мне! » Она взглянула на Дину, которая опустилась на стул с прямой спинкой и уставилась на сложенные на коленях руки.

— Ну как, теперь, после разговора с мисс Чемберс, тебе лучше?

Дина подняла голову.

— Она не ответила ни на один мой вопрос, мама.

— Ну конечно же, ответила!

— Что они собираются со мной делать, мама? Она нам это рассказала? Еще она говорит, что все будет в порядке, — откуда она знает? При любой медицинской процедуре есть доля риска, независимо от того, насколько она проста. —

Из ее глаз брызнули слезы. — Я боюсь! Ох, мама, я так боюсь! — Дина снова опустила голову, закрыла глаза, чтобы не видеть, как лицо матери исказила боль.

— Я буду с тобой.

— Я знаю, но...

— Но что, дорогая?

— А как же Господь?

— Ох, детка! — сказала Ханна, кусая губу, чтобы не заплакать. Она придвинула свой стул и обняла дочь. Ханна молилась об этом ребенке, и Бог дал ей Дину. А когда Дина была еще младенцем, она отдала ее обратно Богу, пообещав воспитать ее в любви к Господу.

«Ведь это так, Иисус! Ведь она любит Тебя. Она пела Тебе гимны, которые сочинила сама, когда ей было еще три года. Мне никогда не приходилось напоминать ей о молитве. Она всегда с удовольствием проводила время с Тобой и всегда забо? пилась о других. Помнишь, как она стояла на берегу и протягивала к Тебе руки, — и это на виду у сотен людей, безо всякого смущения?! Почему Ты с ней так поступаешь, Господь? Почему Ты перевернул всю ее жизнь и покинул нас? »

Ханна погладила всхлипывающую Дину.

— Я тебя не оставлю, — печально сказала она, уверенная в том, что Бог почему-то оставил их обеих. — Я люблю тебя, Дина. Ты — вся моя жизнь, и я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось!

— Я не готова к этому, мама. Можешь ты это понять?!

— Я понимаю! — А разве она была готова? Разве когда-нибудь кто-нибудь бывает готов убить своего ребенка? Все говорят, — это выбор. И этот выбор должна сделать женщина! Разве у нее была возможность выбирать?! Разве есть такая возможность у Дины?!

— Доченька, я понимаю! Поверь мне!

Дина покачала головой.

— Как ты можешь понять? Я хочу уйти отсюда, мама!

— Дина...

— Я не готова! Ну, пожалуйста...

Ханна чувствовала ее страх, она переживала его как свой собственный. Ее наполняли противоречивые чувства, ее просто разрывало изнутри. Что ей теперь делать? Поймет ли Дуглас, почему Дина отказалась от аборта? Поддержит ли он это решение? Нет, никогда — он это очень ясно дал понять. Так что же ей делать?..

«Боже, почему мне приходится сидеть в этой комнате? Почему мне приходится уговаривать дочь пойти на такой шаг? Потому, что я когда-то так поступила? Но ведь на этот раз этого требует Дуглас! Пусть он и заставляет ее, как меня заставлял Джерри. Они то думают, что это так легко! О Боже, это так трудно! Они говорят, что понимают. Боже, я сама этого не понимаю! Я никогда не понимала и никогда не пойму! Неужели со мной что-нибудь не в порядке, что я не могу просто забыть того своего ребенка? А теперь мне приходится толкать Дину в этот проклятый круг! Ведь она же Твое дитя! Неужели Ты забыл, что это Ты дал ее мне? Почему Ты покинул нас? »

— Мама, — дрожа сказала Дина. Она видела, как расстроена ее мать, и не хотела еще больше все усложнять. — Можем мы сейчас уйти? Мне нужно еще немного времени, пожалуйста!

Ханна видела, как Дина смущена и напугана. Но ей не хотелось снова проходить через все это. Тем более, что она уже заплатила врачу. Почему бы быстро не закончить все это и уйти?

— Дина...

— Я не знаю, чего я хочу, мама... Просто знаю, что не готова к этому. Только не сегодня!

Ханна просто разрывалась на части. Ей придется снова говорить с Дугласом, принимать на себя всю тяжесть его гнева. Как будто это она была насильником, как будто это она ввергла их семью в пучину проблем! Как она могла помочь дочери, не превратив свою собственную жизнь в ад?!

— Ну, пожалуйста, мама! — закрыв лицо руками, Дина разрыдалась.

— Ну, хорошо, хорошо, дорогая, мы уйдем. А потом снова об этом поговорим.

И снова вернемся сюда, чтобы опять пережить это унижение...

Интересно, могут ли они выйти так, чтобы никто их не видел? А вдруг эта медсестра стоит за дверью? Тогда придется ей все объяснять. Ханна медленно поднялась и взяла дочь за руку.

Они вышли в коридор; Бренда действительно ждала за дверью. Она сделала шаг, преградив им путь.

— Теперь вы готовы?

— Боюсь, что нет, — смущенно ответила Ханна.

— А... — слегка нахмурившись, протянула Бренда. Что она может сказать, чтобы успокоить девушку? Бренда видела, что Дина собирается уходить, несмотря на уговоры матери; она не находила ни одного слова, которое могло бы убедить девушку остаться. Бренда знала, что теперь у нее снова будут проблемы. Элизабет во всем обвинит ее. И то, что она сама говорила с пациентами, уже не будет иметь значения. — Вы не хотите еще раз поговорить с мисс Чемберс?

— Ну...

— Нет, — ответила за нее Дина.

На другой стороне коридора распахнулась дверь, обе женщины вздрогнули. В коридор вышел врач и положил больничную карту на стойку справа от двери.

Ханна смотрела на него круглыми от удивления глазами.

Услышав свое имя, Джеймс оглянулся и посмотрел на элегантно одетую женщину. Его обдало жаром.

— Джеймс? Джеймс Уайатт?

***

— Это ты... — сказала Ханна, удивленная, но в то же время со странным облегчением.

Он натянуто улыбнулся.

— Мы давно не виделись, Ханна. — Джеймс перевел взгляд на молодую женщину, которая стояла рядом с ней.

— Это моя дочь Дина.

Джеймс протянул Дине руку. Девушка была бледна, рука у нее, как ледышка, — и она была беременна. Казалось, что она вот-вот заплачет; и только и ждет момента, чтобы убежать отсюда.

— Я знал твою мать, когда мы учились в колледже. Они с моей сестрой жили в одной комнате в общежитии.

Неужели именно эта девушка окажется его последней пациенткой сегодня? А Ханна будет стоять рядом и наблюдать за его работой?...

Ханна следила за лицом Джеймса; казалось, что он смущен и чувствует себя неловко. Врач остро чувствовал, в каком окружении они находятся; ему не очень-то приятно было встретить Ханну в такой обстановке. Джеймс прочел в ее глазах вопрос: как ты докатился до того, что работаешь в таком месте? Он почему-то почувствовал стыд, хотя и не мог понять его причину.

— Кажется, вы собрались уходить? — натянуто спросил он. Да, он работает здесь, а они пришли сюда за помощью, не так ли?

— Дину мучают сомнения.

— Понятно. Это трудное решение.

— У нее целая куча вопросов.

— Мама! Давай уйдем, пожалуйста! — Дина шагнула в сторону выхода.

Ханна взглянула на Джеймса, в ее глазах он прочел мольбу.

— Ты сможешь нам помочь, Джеймс? Можно нам поговорить с тобой... ну, об этом всем? Сама процедура, риск... В общем, ты понимаешь.

Он понял — она ожидает, что Джеймс будет с ней честным, и это поможет развеять сомнения Дины. Он взглянул на Бренду, но та уставилась в анкету, которую держала в руках — от нее помощи не дождешься. Он, конечно, понимал ее позицию. Политика руководства... Он также был не согласен с этой политикой, но Элизабет умела заставить людей выполнять свои требования.

Как бы подслушав его мысли, Элизабет выскочила из своего кабинета, остановилась и уставилась на них. Ее глаза сузились. Иногда Элизабет действовала как зверь, охраняющий свою территорию. Джеймс раздраженно обернулся и посмотрел на директора. Ему были хорошо известны ее взгляды. Элизабет была уверена, что женщинам не обязательно знать о боли и возможных осложнениях. Она считала, что такая информация только ухудшает состояние пациентов.

Джеймс никогда с этим не соглашался. Он считал, что женщины имеют право знать всю правду. Но здесь его мнение никого не волновало — тем более, что Верховный суд поддерживал точку зрения Элизабет, а не его. В большинстве случаев девушки не задавали вопросов — и проблем не возникало. Иногда вопросы были, и ему приходилось отвечать на них расплывчато. А некоторым пациенткам хотелось рассказать все в деталях — вплоть до того, что происходит с плодом во время операции!...

Почему ответственность за то, чем занимается клиника, должен нести он? Почему в этом случае ему приходится помогать девушкам принимать решение? Почему он должен смотреть в лицо правде и мучиться, работая в этом мрачном месте?

Девушка, которую он только что прооперировал, уже была здесь шесть месяцев назад. Джеймс узнал ее; ему пришлось, стиснув зубы, сдержать свои чувства и гневные слова, которые были готовы сорваться с губ. Ему пришлось напомнить себе, что он не имеет права ее судить.

Она была не первой, кто возвращался к ним для аборта; и не в первый раз ему приходилось сдерживать свой гнев. Этот гнев, как ржавчина, пожирал то сострадание, которое в нем еще оставалось.

Почему эти девчонки не использовали противозачаточные средства, которые им выдавали? Почему они не слушались советов Элизабет, не запоминали ничего из лекций по половому воспитанию, которые проводились в старших классах школ по всей стране?

С каждым годом число этих пациентов возрастало.

Бизнес процветал!

Имея такую профессию, можно было нажить целое состояние... От этих мыслей ему стало дурно. Он не видел никакого выхода и чувствовал себя в ловушке собственных принципов и причин, по которым оказался в клинике.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒