Контролируемый ущерб 1 страница

Он не смотрит на меня, пока я иду к нему через пространство Большого Зала. Он стоит на коленях, ноги слегка расставлены, показывая широкое основание черного фаллоимитатора. Руки прижаты к бокам, так, как он приучен их держать: не пытаясь прикрыть себя. Волосы беспорядочно падают на лоб, наполовину скрывая опущенные к полу глаза.

Я вижу, как подрагивает при дыхании его живот; но лицо совершенно пустое, оно не меняет выражения, даже когда край моей мантии задевает его бедро.

Под взглядами стольких глаз – завистливых, жадных, выжидающих – я хватаю в горсть его спутанные волосы и оттягиваю голову назад, заставляя смотреть на меня. Глаза у него остекленевшие, зеленое стекло, за которым ничего нет; я не знаю, так ли это на самом деле, или это то, во что он отчаянно хочет всех заставить поверить.

- Ты слышал, Поттер? – Спрашиваю я мягко, но мой голос достигает каждого угла зала. – Теперь ты принадлежишь мне.

Мне не нужен ответ, эти слова предназначены не ему. Я протягиваю руку к его лицу и осторожно снимаю круглые очки. Я вижу, как его взгляд теряет фокусировку, становится каким-то ошеломленным, как он моргает и непроизвольно щурится. Я убираю очки в карман.

- Поднимайся, - я тяну его за волосы, заставляя встать на ноги. На мгновение наши тела почти соприкасаются: мое - одетое в черное, и его обнаженное: голая грудь и широко расходящиеся ребра, впалый дрожащий живот и мягкий член, болтающийся между ног. Яички подобрались вверх, и это единственный признак страха, который он не может скрыть.

Я толкаю его вперед, к краю помоста, и он останавливается там, не поднимая глаз.

То, что я делаю - нарушение приказа.

Инструкции были ясными, и я никогда раньше не проявлял неповиновения. Чего бы от меня ни требовали, я выполнял; моя верность никогда не ставилась под вопрос, моя способность служить никогда не оказывалась под сомнением. Это было непросто, выполнение некоторых вещей требовало всей моей воли. Но я все равно это делал.

Я бы отдал свою жизнь, не колеблясь, если бы именно этого от меня хотел Альбус Дамблдор.

Но на этот раз я не смог ему подчиниться.

Я помню слова Альбуса, они все еще звучат у меня в голове, произнесенные один раз, но неизгладимо оставшиеся в памяти. “Сейчас трудное время, Северус, трудное для всех и каждого. Чтобы выиграть, мы должны жертвовать, иногда жертвовать самым ценным для нас. Если ты готов, мой мальчик…”

Я сказал, что готов, и на самом деле думал, что так оно и есть. Я играл свою роль, как мог, целых два с половиной года. Я делал, что был должен. Даже когда это включало в себя то, о чем я не хотел потом помнить. То, с чем трудно было жить.

Но я жил, жил с этой тяжестью на душе, потому что именно этого хотел Альбус, а я бы сделал все, чего он захотел.

Однако сегодня, когда я стою в Большом Зале, глядя на мальчика, опустившегося на колени у ног Темного Лорда, голова опущена, плечи сгорбились, как будто на них давит невыносимая тяжесть – я не могу этого сделать.

Я не могу позволить ему умереть.

С ним столько всего сделали. Я не думаю, что есть способ, которым его тело не было бы использовано. Я не думаю, что осталось хоть что-то в его разуме, или душе – как бы вы это не назвали - что не было бы задето, вытащено наружу и искалечено. У него сейчас отупевшие глаза, наполненные пустотой неимоверной усталости, и губы - бледная ломаная линия - стиснуты так сильно, что в них не осталось цвета. Он выглядит так, словно не слышал, как обсуждалась его участь, делались ставки, рассматривались предложения.

Он выглядит так, словно слишком устал даже для того, чтобы хотеть жить.

Но я не могу позволить ему умереть.

Я знаю, что он умрет, если все продолжится так, как задумывалось. Возможно, не прямо сейчас, но это все равно случится, через несколько месяцев или дней. Его хотел получить Драко – и Люциус, скорее всего, уже пообещал ему, он же Директор. А Драко ненавидит Поттера, ненавидит с почти необъяснимой страстью – и эта ненависть, смешанная со своеволием, которое граничит с психозом - эта ненависть смертельна. Он уже успел зайти слишком далеко: с Гренджер. Возможно, девочка спровоцировала его сама, что-то уже было в ней непоправимо сломано после того неудачного побега и Люпина. Но все же это не меняло факта, что именно Драко совершил убийство – и что он может сделать это снова.

А если Темный Лорд решит оставить Поттера себе… Что ж, это гораздо хуже. Я знаю, что он делает со своими рабами, когда устает от них.

Все умирают, я знаю. Я знаю, что могу погибнуть каждый день, стоит мне сделать ошибку. Иногда мне кажется, что я не могу дождаться этого. Но по какой-то причине мысль о том, что мальчишка умрет вот так… Этой мысли я вынести не могу.

Как бы там ни было, он не заслуживает, чтобы его замучили до смерти или уничтожили случайным взмахом волшебной палочки мстительного отродья.

“Я знаю, как обстоят дела”, - слова Альбуса, последнего его послания, снова звучат у меня в голове. “Не могу описать, как огорчает меня мысль о том, чтобы отдать мальчика. Но ситуация этого требует. Фактически, это принесет долгожданный успех нашей борьбе. Твое задание – сделать так, чтобы Вольдеморт выбрал Гарри для себя. Убедить его, если необходимо”.

Я так и собирался сделать. Даже заготовил маленькую речь, намереваясь слегка подтолкнуть Темного Лорда в необходимом направлении, заставить его думать, что это его собственная идея. Впрочем, я не считал, что это вообще понадобится.

Но вместо этого я выступил вперед и заявил требование на Поттера для себя. И Темный Лорд отдал его мне.

Не знаю, из-за моих ли воспоминаний в Омуте Памяти, показанных ему – свидетельствующих, что у меня есть причина ненавидеть Поттера и что я хочу отомстить ему лично за то, что со мной делал его отец. Или же потому, что я почти никогда ничего не просил, и он доволен возможностью исполнить мою такую редкую прихоть. Он сказал, что Поттер мой. Точнее, мой на данный момент, поскольку Темный Лорд вполне может изменить свое решение.

И, по крайней мере, сейчас, в этот самый момент, Поттер не умрет.

Даже если я буду не в состоянии уберечь его от всего остального.

- Наслаждайся своей наградой, Северус, - произносит Темный Лорд. - Я надеюсь, что ты получишь большое удовольствие. Возможно, это даже сделает тебя менее мрачной личностью.

Я уважительно кланяюсь, пробормотав:

- Благодарю, Мой Повелитель.

В толпе собравшихся раздаются смешки и шепот одобрения попытке Темного Лорда пошутить; даже Люциус осмотрительно цепляет на лицо маску уважительного веселья. Драко, впрочем, все еще выглядит рассерженным, продолжая бросать на меня гневные взгляды.

Он весь последний месяц вел себя так, будто Поттер уже принадлежит ему. На мгновение воспоминания одолевают меня, и я пытаюсь отбросить их прочь: Драко со своими приятелями, нагнув Поттера над столом во время перемены, вытаскивают проклятый фаллоимитатор из него и с силой пихают обратно. У Поттера белое лицо, его губы прокушены до крови, но с них не слетает ни звука.

И я прохожу мимо, будто ничего не замечая.

Да, я знаю, что поступал так, как был должен – и буду продолжать это делать; в каждой ситуации буду действовать так, как необходимо для выполнения моего задания.

Но есть единственное, чего я сделать не могу.

Прости, Альбус, не могу.

- Прошу прощения, кажется, мне досталось нечто, желанное столь многими, - говорю я, бросив взгляд на Малфоев, мой голос слегка насмешлив. – Но я попытаюсь найти способ компенсировать это разочарование, поверьте мне. Могу я предложить нечто вроде представления, мой господин?

Темный Лорд прикусывает уголок рта – юного, свежего рта - будто скрывая улыбку. Но я знаю, что он доволен. Я оправдываю его ожидания.

Главное – не позволить себе колебаний, даже на мгновение, не позволить себе признать, что я хочу сейчас быть где угодно, но только не здесь, хочу, чтобы мы были далеко отсюда – я и Поттер. Просто исчезли, просто прекратили здесь находиться, испарились из Большого Зала, полного людей, которым я должен угождать и подыгрывать, используя его тело и находя в его душе место, где еще могу причинить ему боль.

Потому что именно этого от меня хочет Темный Лорд. Это цена за то, что он отдал мальчика мне.

Ну что ж, по крайней мере, я знаю, как контролировать ущерб, который причиню сам.

Я вытаскиваю из кармана флакон, открываю его и подношу к губам Поттера.

- Пей, раб.

Он так приучен повиноваться, страх перед тем, что случится даже при намеке на неповиновение, вбит так глубоко, что он просто открывает рот и без колебаний глотает.

А может, он думает, что с ним уже нельзя сделать ничего хуже того, что уже сделали.

Он ошибается, конечно.

Проходит всего несколько мгновений, прежде чем зелье начинает действовать – и его глаза удивленно распахиваются, в них недоумение. Он не двигается, но руки, висящие по бокам, сжимаются в кулаки. Я вижу, что глаза всех присутствующих направлены на него, на его быстро наливающийся член. Маска пустоты на его лице на секунду пропадает, по нему идет рябь унижения. Я вижу, как мышцы на его ногах напрягаются, а ягодицы подбираются, когда он стискивает фаллоимитатор внутри себя, пытаясь найти неожиданный источник удовольствия.

Я знаю, что пройдет всего несколько минут, прежде чем растущее наслаждение сменит ненасытная жажда… и еще немного времени, прежде чем он поймет, что ничто не удовлетворит эту жажду, не важно, как много и как сильно будут вонзаться в него.

- Маленький педик, - смеется Темный Повелитель.

Я касаюсь спины Поттера, подталкивая его к столу. У него горячая кожа, и я чувствую, как под ней мелко вибрируют мышцы. Он очень сильно прикусывает губу, и это, наверное, единственное, что позволяет ему удержаться от вскрика.

И только понимание, что он будет наказан до полусмерти, удерживает его от того, чтобы прикоснуться к себе.

- Ложись на спину, - я указываю на стол.

Он залазит. Его грудная клетка бешено вздымается, а лицо, бледное, с пылающими щеками, хранит странно покорное и страдающее выражение. Он выглядит как человек, который готов к хирургической операции – но к операции, которая будет проводиться при полном сознании. Я легко касаюсь его колена, и он раздвигает ноги, как уже делал много раз.

Зрелище абсолютно непристойное, его ягодицы раздвинуты широким основанием фаллоимитатора, а бедра уже начали свой слабый танец нетерпения, слегка поднимаясь – приглашая, умоляя. Я вытаскиваю фаллоимитатор, и он ахает, резким прерывистым вздохом, будто я причинил ему боль – и, да, я полагаю, это больно. Быть пустым в его состоянии очень больно.

Его анус полностью не смыкается, багровый и подрагивающий, широко растянутый.

- Подождем несколько секунд, - говорю я окружающим – моим “коллегам”.

Они выглядят заинтригованными, у них жадные взгляды, но я не позволяю обнаружить свое отвращение. Не думаю, что вообще имею право так называть это чувство, учитывая, что я делал, и что я делаю. Я смотрю на Поттера и вижу, что движения его бедер становятся более заметными, он сжимается более сильно. По лбу текут ручейки пота. Я касаюсь его ануса кончиками пальцев, и он с готовностью смыкается вокруг них, пытаясь поймать их.

Я слышу чей-то смех.

Я знаю, как действует это зелье на его тело, вижу, как напрягаются мышцы пресса, как его соски становятся твердыми и ярко-розовыми. Эта жажда угнездилась не только внизу живота, она распространяется по всему его телу.

- Поттер, - говорю я. - Чего ты хочешь?

Я много раз слышал, как он умоляет, чтобы его трахнули – заткнули, наполнили, впихнули, слова слетают с его губ без перерыва, самые непристойные из всех. Но, возможно, он никогда не хотел этого так сильно, как сейчас.

Вот почему, наверное, он не отвечает.

- Скажи мне, чего ты хочешь, - повторяю я.

Я должен сделать так, чтобы все сдвинулось с места, чтобы все быстрее закончилось – у меня нет сил возиться с его вновь-приобретенным упрямством. Другое зелье, скользкое, течет на мои пальцы, и я сую их в него, нахожу его простату, массирую ее.

Его тело выгибается, когда он чувствует это, глаза становятся громадными и черными – я знаю, что это жестоко, но, по крайней мере, это сломает его наверняка.

Так и происходит. Меньше, чем через две минуты, он начинает всхлипывать и бормотать, извиваясь на столе, ноги пытаются сомкнуться, но он не смеет это сделать.

- Пожалуйста, пожалуйста, сэр, сделайте что-нибудь… пожалуйста, разрешите мне себя потрогать… пожалуйста, прикоснитесь ко мне… пожалуйста, пожалуйста, трахните меня…

- Мой Повелитель, - я отступаю в сторону. – Один момент, он так растянут, что это не доставит Вам никакого удовольствия.

- О, Северус, - Темный Лорд выглядит исполненным сожаления, но я вижу, как он доволен. – Ты очень великодушен. Разве ты не собираешься пользоваться им сам?

- У меня будет для этого достаточно времени, мой господин, - я склоняю голову. Они знают, что я гораздо больше интересуюсь скользкими тварями в банках моей лаборатории, чем юными телами. Конечно, я могу применить, когда это необходимо, определенные заклинания - такие существуют, как и заклинания для продления эрекции, и каждый “учитель” мужского пола в Хогвартсе их использовал. Но моя репутация человека, воздерживающегося по собственному выбору, позволяет мне игнорировать такого рода порядки.

Я взмахиваю палочкой, и анус Поттера резко сокращается, до почти нормального размера, напоминающего нетронутый вход. Это принудительное сжатие должно быть болезненно, он слегка дергается и ахает – но затем его ноги раскидываются шире, даже когда он смотрит с отчаянием, как Темный Лорд устраивается между его бедер.

Темный Лорд входит в него, и голова Поттера запрокидывается назад, горло конвульсивно двигается, будто он пытается заглушить крик.

- Почти как девственник, - говорит Темный Лорд. – Напомни мне об этом заклинании после, Северус. Я, возможно, захочу его использовать почаще.

Спорю, что захочешь.

Его бедра работают, двигая член туда и обратно. Я вижу, как его длинные ногти, заостренные и отполированные до блеска, впиваются в бедра мальчика. А Поттер, кажется, этого не замечает, он движется навстречу вбивающемуся в него члену, рот полуоткрыт, с губ слетают бессвязные крики.

Я смотрю, как он насаживает себя на член человека, который убил его родителей, и говорю себе, что делаю это ради него.

Я делаю это, чтобы не позволить ему умереть.

Когда это стало для меня важным? В тот раз, когда я погружался в его тело одновременно с Темным Лордом – после того, как он пришел ко мне в апартаменты и умолял, обещая сделать все, все что угодно – тогда мне было еще все равно. У меня были приказы от Альбуса, ответственность за выполнение задания – и мальчишка, так чудовищно выбрав время, угрожал все разрушить.

Но где-то в середине этих двух с половиной лет, пока он оставался в Хогвартсе игрушкой для траха для каждого Пожирателя Смерти, которому хотелось попользоваться его телом – я полюбил его. Просто это случилось слишком поздно – это случилось, когда его глаза уже стали пустыми и безжизненными.

Но это не имеет значения. Мне не нужно обожание Поттера. Все, что мне необходимо – что я чувствую, что не смогу отдать – несмотря на планы и команды Альбуса – это его жизнь.

Я смотрю, как Темный Лорд наклоняется над мальчиком, прядь прекрасных волнистых волос падает на лицо Поттера – и снова задумываюсь, прав ли Альбус в своих заключениях.

Он сказал, что существует пророчество о том, что они – Поттер и Темный Лорд - связаны вместе. И нахождение рядом с Поттером, со своим избранным врагом, что-то меняет в Темном Лорде. Делает его слабее, вытягивает силу, окунает ее в эту ненависть и растворяет. Каждый раз, когда он дотрагивается до мальчика, часть его силы исчезает. Он не знает этого, но чувствует себя зависимым, ощущает невольное желание повторять это снова и снова.

“Это ли не честный обмен? ” - Вспоминаю я голос Альбуса, его вопрос. - “Жизнь одного ребенка – даже нескольких детей – ради безопасности тысяч. Гарри удержит его от победы над миром” - и - “Это только временная мера, Северус. Только пока мы соберем наши силы”.

Я помню тот ноябрьский день, выходной в Хогсмиде, когда мы позволили Хогвартсу пасть. Лишь несколько преподавателей и младшие ученики оставались в школе, так что, когда Пожиратели Смерти атаковали, все оказалось просто. И когда остальные студенты вернулись в школу, их уже ждали.

Принесли в жертву.

Учителя, которые сражались, были казнены, а тех, кого пощадили, заперли в камеры в подземельях. А я занял свое место среди моих новых “коллег”.

И “веселье” началось.

Сумасшедшие, они все сумасшедшие, думаю я временами, те, кто “преподает” сейчас здесь. Трудно поверить, что они действительно пошли на это. Я готов биться об заклад, что эти люди воображают себе, что управляют всем миром, руководя школой. Но большинство из них только что покинули Азкабан, и я думаю, что время в тюрьме отразилось губительнейшим образом на их рассудке.

Пожалуй, за исключением Малфоев. Малфои – это совершенно другое дело.

Кроме того, Темный Лорд всегда заставлял людей подчиняться его желаниям. И если он хочет, чтобы они “преподавали” в Хогвартсе… Наверное, он тоже не в самом в здравом рассудке, по крайней мере когда это касается Поттера.

Я помню слова Альбуса. “Неужели лучше, если в битве погибнут сотни, чем если один отдаст свою жизнь? ”

Интересно, он именно это сказал родителям Гренджер? Или вообще не оповестил их о смерти дочери?

И сейчас Альбус думает, что если Темный Лорд доведет свою странную связь с Поттером до логического завершения - *убив его* - этим он разрушит самого себя. Утратит силу настолько, что его можно будет брать голыми руками.

И Орден не понесет ненужных потерь. И победа будет нашей.

Раньше я не сомневался в мудрости Альбуса. Но только на этот раз – может быть, самый важный для всех – я задумываюсь, а что, если он ошибается. Что, если пророчество ошибочно? Что, если смерть мальчика ничего нам не даст? Что, если он умрет зря?

Но страшнее всего то, что в любом случае я знаю: даже если Альбус прав и пророчество правдиво, я все-таки продолжу то, что начал. Я не хочу, чтобы Поттер умер.

Я могу смотреть, как его берет весь мужской состав Хогвартса, но я не могу позволить ему умереть.

И когда Темный Лорд кончает, я приглашаю остальных занять его место – до тех пор, пока мальчишка не оказывается стерт изнутри до крови, но так и не может прекратить вскрикивать при каждом толчке следующего члена – десятого? двадцатого? – входящего в него. Это все равно не помогает, он нуждается в большем, и открывается для них, а его тело принимает и принимает каждого...

***

Когда все заканчивают, Темный Лорд тоже уходит. Ленивый взмах ресниц дает мне понять, что он мною доволен.

- А теперь, джентльмены, оставим Северуса наслаждаться его трофеем, самое для этого время.

Получив его разрешение – вступившее в законную силу – я подхожу к Поттеру, пока остальные выходят из Большого Зала. Драко все еще возмущенно на меня смотрит, несмотря на то, что тоже получил свою долю удовольствия.

Поттер лежит на столе, ноги широко раскинуты в стороны, сперма и кровь сочится из его растянутого ануса – никто не беспокоился, что может порвать его еще больше – а его грудь вздымается в отчаянных, судорожных рыданиях.

У него все еще стоит.

- Mobilicorpus, - говорю я.

Его тело поднимается, руки и ноги подергиваются, пока я левитирую его рядом с собой. Такой способ передвижения унизителен для того, кто находится в сознании. Но я не думаю, что он может идти – и не имею причин щадить его достоинство… не то, чтобы там было, что щадить.

В моих апартаментах я отпускаю его, и он падает на пол, дрожа и задыхаясь. Его бедра конвульсивно содрогаются, подаваясь вперед, ноги снова раскидываются в стороны. Он выглядит измученным и двигается как марионетка, которая не может остановиться по собственной воле. Его член опух, почти синий и выглядит болезненным – они терли его, пародируя попытки довести до оргазма. Но, конечно, это было невозможно.

Я подхожу к комоду, беру флакончик и сую ему под нос.

- Пей.

Он дрожит и смотрит на меня, в его близоруких глазах затравленное выражение, они исполнены такого ужаса, что я хмурюсь. Он стискивает зубы и трясет головой, пытаясь подтянуть колени как можно ближе к груди, раскачиваясь и подвывая почти как животное.

- Прекрати, Поттер. Выпей это. Здесь противоядие. Оно все прекратит …

Я вижу, что он меня не понимает. И разговоры с ним – просто потеря времени.

Мерлин знает, я не хотел этого делать. Я не хочу начинать с подобного. Но разве я уже не начал? И с гораздо худших вещей.

Я хватаю его за плечи, он начинает вскрикивать и пытается вырваться. Я с силой прижимаю его к полу, придавливая руки, прижимая его плечи коленями. Он бешено брыкается, жалкие остатки самоконтроля исчезают, и он бессвязно рыдает сквозь стиснутые зубы. Его тело подо мной горячее и костлявое, и у него не хватает сил, чтобы спихнуть меня с себя.

Я ловлю его лицо и зажимаю нос, пока он не делает одного-единственного вдоха. Но я уже готов, прижимаю горлышко флакончика к его зубам и выливаю содержимое в рот.

Он задыхается и заходится в кашле, бешено содрогаясь, но некоторое количество зелья все же проскальзывает в горло.

Я продолжаю удерживать его – и вскоре чувствую, как напрягается в одном мощном спазме его тело подо мной. Это продолжается несколько секунд, может, минуту, а потом Поттер обмякает, вялый и несопротивляющийся.

Я встаю с него, запрещая себе думать о том, как его тело ощущалось под моим. Есть вещи, которые я должен и буду продолжать делать. Но получать удовольствие от этого - это совсем другое. Я клянусь своей собственной жизнью, что не допущу такого.

Он лежит, распростершись на полу, ловя ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Он выглядит таким измотанным. Его жуткая эрекция пропала.

- Лучше? - спрашиваю я. Он не отвечает. Я не знаю, слышит ли он меня. – Поттер, - продолжаю я. - Я хочу, чтобы ты принял ванну.

Он никак не реагирует на мои слова, и я не знаю, зачем я разговариваю с ним. Он, должно быть, привык, когда с ним делают все, что угодно, безо всякого спроса.

- Mobilicorpus.

Он дрожит, когда поднимается вверх и плавно движется вперед. Я опускаю Поттера в ванну, включаю воду, забрызгивая его. Он съеживается в самом дальнем углу ванны, как будто вода причиняет ему боль, обняв колени и уткнув в них лицо. Через некоторое время я понимаю, что он не собирается шевелиться – и почему-то я не хочу приказывать ему. Я беру душ с крюка и начинаю поливать его водой.

- Она не горячая, - говорю я рассудительно, – правда?

Кажется, мои слова проникают в его сознание. Голова слегка покачивается, хотя он все еще не смотрит на меня. Но его голос кажется почти нормальным, почти контролируемым; он мог бы меня обмануть. Если бы я не знал лучше.

- Нет. Сэр, - говорит он.

Он распрямляется с заметным усилием, то ли от того, что все его тело болит, то ли потому, что хочет оставаться в этом положении, свернувшись в комок. Он тянется к душу, и я передаю ему его. Его рука так сильно дрожит, что он его роняет.

Я снова поднимаю душ.

- Встань на колени, - говорю я. – И раздвинь ноги.

Мне нужно смыть с него их сперму. Лицо Поттера не меняется, пока я это делаю. Вероятно, он не ощущает больше вообще никакого стыда. Было бы идиотизмом злиться по этому поводу. Особенно учитывая, что я – один из тех, кто послужил этому причиной.

Мне интересно, думает ли он о моих словах, о том, что я якобы хочу отомстить ему за то, что делал со мной его отец – понимал ли он вообще, о чем я тогда говорил. У него такое пустое, бессмысленное выражение лица, по-совиному моргают глаза.

Я закрываю краны. Поттер стоит на коленях в ванной, вода обтекает его лодыжки. Она еще слегка розовая, у него до сих пор идет кровь. Я раздумываю, стоит ли поднять его за руку, но на предплечьях у него целое кольцо синяков.

- Можешь встать? – спрашиваю я. Он кивает и поднимается на ноги. Вода бежит с повисших сосульками мокрых волос.

Я передаю ему большое полотенце, и на мгновение он смотрит так растерянно, словно не понимая, чего я хочу. Затем заворачивается в ткань. Он дрожит. Вода была теплой, но он все равно дрожит.

- Идем со мной.

Он медленно бредет в спальню. Его глаза не меняют выражения, когда он видит кровать.

- Садись, - говорю я. Есть ли хоть что-то, что он не сделает, если я прикажу? Он когда-нибудь меня ослушается? В нем так много сломано… Но все, что я делаю, - ради того немногого, что, как я надеюсь, еще уцелело.

Он садится на кровать, ноги касаются пола. Я иду в гостиную и возвращаюсь с тремя флаконами и стаканом воды.

- Выпей их. Сначала красный.

Мне очевиден его страх. Он, наверное, никогда не примет больше ни одно зелье без этой реакции. Его рука дрожит, пока он тянется к первому флакончику.

- Да ради Мерлина, Поттер, - говорю я. – Это всего лишь болеутоляющее, исцеляющее зелье и снотворное.

Почти невероятно, но я вижу призрак ухмылки на его губах, гримасу, в которой нет ничего от юмора. Его голос звучит безжизненно:

- То есть вы хотите, чтобы мне не было больно, чтобы у меня все зажило и чтобы я хорошо спал. Сэр.

То, с каким выражением произносит он это “сэр”, само по себе почти оскорбление – и несколько лет назад я бы разъярился, услышав это. Но сейчас я почти доволен. Мог ли я когда-либо представить, что буду счастлив видеть Поттера все таким же дерзким?

- Пей.

Его лицо искажается, когда он глотает исцеляющее зелье. Я киваю на стакан с водой, и он запивает. Последний флакон, и я показываю на подушки движением подбородка.

Снотворное действует моментально. Я вижу, как его ресницы становятся тяжелыми и трепещут в попытке держать глаза открытыми. Его лицо выглядит почти детским в этот момент, и я стискиваю зубы.

- Под одеяло. Быстро.

Он повинуется, скорее всего, потому, что у него нет больше сил сопротивляться, – проскальзывает под одеяло, ложится на спину, и его ресницы больше не поднимаются.

У него лицо очень молодого человека, очень бледное и очень усталое, однодневная щетина, губы кривятся слабым трагическим изгибом.

Я подтыкаю вокруг него одеяло и гашу свет. Зелье продлит его сон до самого утра.

В ванной я крепко стискиваю раковину, внезапно почувствовав нахлынувшую на меня усталость, от которой слабеют колени. Держусь и жду, пока перед глазами перестанут летать черные мушки, и я смогу снова увидеть свое темное, суровое отражение в зеркале.

Ты хоть знаешь, во что ты впутался, Северус, спрашиваю я себя. Ты предал доверие Альбуса. Ты решил, что это хорошая идея – играть против Темного Лорда самостоятельно. И даже больше, - отныне именно ты будешь тем, кто станет нести ответственность за все, что случится с Поттером.

Ты должен будешь причинять ему боль – если хочешь защитить его. Сумеешь справиться?

А затем я вспоминаю тот день, когда он стоял в моем классе, обнаженный – ему запретили носить одежду целый месяц к этому времени – и желто-коричневые ручейки текли по его ногам. Потому что Крэбб и Гойл за день до этого брали его на отработку взыскания, и его анус больше не закрывался после того, что они с ним сделали, пользуя вдвоем в одно отверстие. Вне всякого сомнения, это развлечение стало популярным после того, как Темный Лорд завел такую моду.

Забини смеялся, Уизли выглядел убитым, а я ничего не мог сделать, только выглядеть таким же довольным, как и все слизеринцы.

А после этого Люциус засунул в него этот фаллоимитатор, как он сказал, “чтобы предупредить подобные вещи в будущем”.

Контролируемый ущерб. То, что я могу сделать. И эта мысль заставляет меня не испытывать сожалений о принятом решении.

Я умываюсь и иду в спальню. И проскальзываю под одеяло на другом конце кровати.

***

Я просыпаюсь резко, как от толчка. Еще очень рано, но мне следовало этого ожидать. Поттер в моей постели, он не спит и лежит очень тихо. И эта бесшумность беспокоит меня больше всего.

Когда он проснулся? Снотворное должно было действовать дольше. Но ему, наверное, слишком больно. Я не вижу причин продолжать спать, поэтому встаю с постели и, не глядя на него, быстро накидываю халат.

Я отдаю домовым эльфам приказ принести завтрак, и когда я одетый выхожу из ванной, поднос уже здесь – огромный и весь заставленный едой.

Учебный год закончен; для Поттера больше нет необходимости появляться в Большом Зале на завтраки, говорю я себе. Если только мне не прикажут привести его.

- Прекрати притворяться, Поттер. Сядь и завтракай.

Я ставлю поднос на кровать, когда он исполняет мое указание. На его лице упрямое выражение, он бормочет что-то вроде того, что он не голоден.

- Ешь, Поттер, - мой голос достаточно холоден, чтобы лишить его желания со мной пререкаться. Я смотрю, как он наливает себе кофе и начинает апатично жевать тост. – Поттер.

Он смотрит на меня. Без очков его лицо выглядит незащищенным, странно уязвимым. Я не думаю, что он в состоянии разглядеть выражение моего лица.

- Я хочу, чтобы ты очень внимательно меня выслушал, - говорю я сдавленным голосом, стиснув руки за спиной. Он не видит, как я до боли сжимаю пальцы. – Тебя отдали мне.

- Я знаю, - бормочет он.

Я должен дать ему пощечину за то, что он перебивает меня – указать ему на его место. Но почему-то я не могу заставить себя это сделать.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 Следующая ⇒