15 кулудреси 7 страница

Я откусила от мяса. Мы ели в тишине минуту, смотрели, как свет угасал. Восточное небо над Феринно стало тускло-синим, усеянным звездами. Веран поднял голову, словно пытался видеть за ветвями.

- Что? – спросила я.

- О, просто смотрю. У нас есть летняя звезда, зовется Светлячок-жених – она выше, чем я думал. Я потерял звезды в замке Толукум, - он доел кусочек вяленого мяса. – Ты знаешь истории о звездах?

- Нет, - разбойники по звездам только ориентировались.

- У алькоранцев их миллион, в звездах они видят Свет. Но мой народ зовет их светлячками, потому что это первое выманило мой народ из земли. И каждое лето вместо смерти светлячки поднимаются и занимают места на небе. У нас есть церемония отправления в сентябре.

- Что такое светлячок? – спросила я.

Он откинул голову и рассмеялся, но над собой, а не мной, судя по ладони, которой он ударил себя по лбу.

- О, земля и небо. Прости. Это жучки, которые светятся. Брошь, которую ты у меня украла – пламя, это было будто годы назад, да? – это был светлячок. Это тоже, - он вытянул руку, показывая свое кольцо с печатью, там был вырезан жук с раскрытыми крыльями и овальным брюшком. – Это священный символ для моего народа, одно из мест, где мы видим Свет.

Я вспомнила, как он звал жучка светлячком, но тогда я думала, что так назывался камень.

- Где еще вы видите Свет?

- Сияющие грибы, - он огляделся. – Они растут не только в горах Сильвервуд. Тут они тоже могут быть, когда мы выйдем из дождевой тени.

- Когда ты говоришь… - начала я, утихла, обдумывая слова. – Когда ты говоришь, что там видишь Свет… многие клянутся Светом, и я знаю, что у алькоранцев есть праздник падающих звезд, но я никогда…

- Ах, ничего. Я расскажу тебе, что думает мой народ, но помни, что каждая культура понимает Свет по-своему – даже люди в одной стране, - он согнул колени и обвил их руками, глядя на темный горизонт, где пояс звезд проступал во тьме. – Свет – это… сила, наверное, которая направляет. Она поднимает растения, меняет времена года. Она говорит зверям, когда есть, размножаться или впадать в спячку. Когда мой народ начинал под землей, нас вызвал на поверхность Свет, дал смелость остаться там, среди Света на земле – светлячков и грибов. Свет напоминает нам, что мы – маленькие, но сильные, две стороны нашей природы, и что мы должны быть скромными, но храбрыми. Улавливаешь смысл?

Я подумала о свете в Феринно – как свежая вода, это было все или ничего. Пылающее солнце или холодная тьма.

- Наверное, - сказала я.

- Алькоранцы, как я и говорил, видят Свет в звездах. Они думают о Свете в осязаемом плане – что он может передавать послания и видения, порой пророчества. Моквайцы смотрят на Свет отдаленно – он есть, но не влияет толком на повседневную жизнь. Они видят его в радуге, красочном свете, как в украшении. Это мило, но несущественно.

Я кивнула, хотя это было чужим для меня – в моей жизни не было цветных украшений, и я всегда связывала видения с голодом или растением, которое зря съела.

- В Сиприяне – об этом, пожалуй, я должен был рассказать в начале – совсем другой взгляд. Они видят в Свете внутреннюю силу, - он коснулся груди. – Свет – искра в каждом, что-то личное. Что-то, что горит, даже когда все остальное во тьме. Они видят Свет в огне, - он поправил ветку в костре, поднялись искры. – Свет – тоже орудие, средство создания и разрушения, как наши импульсы.

Это мне понравилось сильнее – мысль об огне во мне, грозящем вырваться и все сжечь.

- А озеро Люмен? – спросила я. – Как они видят Свет?

- Вода, - сказал он. – Точнее, отражения. Их жемчуг важен в этом – то, как каждая жемчужина по-разному отражает свет и цвет. То, как озеро движется, как водопады меняются днем, и как солнце проникает ко дну озера. Они видят Свет как нечто большое и широкое, что можно понять только путем изменений – мы не можем воспринять целое, но видим, когда он меняется и направляет все вокруг нас. Немного похоже на мой народ – логично, мы же соседи – но для нас Свет маленький и физический, а для народа озера он большой и неосязаемый.

Я поджала губы. Он заинтересовал меня, упомянув воду, но потом потерял меня.

- Это звучит… поразительно.

- Да, потому многие люди озера верят в традицию Света больше, чем в его природу, - сказал он. – Не все, конечно, я сильно обобщил. На каждом острове по-разному, - он почесал подбородок, темный от щетины, а потом тихо рассмеялся. – Это даже забавно, если подумать – ты, Солнечный Щит, сверкаешь своим щитом. Отражаешь свет. Чем-то схоже.

Я не знала, говорил он о Свете или простом свете солнца, но мне было не по себе от мысли. Я подумала о чем-то, что приглядывало за мной, толкало в разные направления. Зачем оно толкало кого-то в рабство? Зачем разлучило ребенка и семью? И почему он разлучил сотни, тысячи детей с их семьями?

Вдруг Свет перестал казаться мирной духовной силой.

- Не знаю, верю ли я во все это. Насчет направления и прочего.

Он пожал плечами.

- Не все, - он снова ткнул ветки в костре и зевнул. – Ты устала так же, как я?

- Ага.

Он порылся в припасах из кареты министра.

- Плащ только один. Спиной к спине?

Мы впервые спали спиной к спине во впадине, растерянные от обезвоживания, наши плечи и пояса были прижаты друг к другу для тепла. Почему-то этой ночью это казалось странным, когда я мыслила ясно. Но выхода не было – мы замерзнем, если будем лежать порознь, а другая поза…

- Спиной к спине, да, - быстро сказала я.

- Хочешь лежать лицом к огню?

- Нет, ты ложись, - сказала я. – Я буду с Крысом.

Мы убрали лагерь, проверили лошадей и устроились. Я ждала, пока он улегся, где хотел, у костра, а потом легла с другой стороны от него. Я похлопала по земле, Крыс свернулся рядом со мной. От него пахло немного лучше после дня у чистой воды. Веран пошевелился, чтобы укрыть нас плотным шерстяным плащом.

- Спокойной ночи, - сказал он.

- Спокойной, - ответила я.

Он заерзал и притих.

Я обвила руками Крыса, притянула его к себе и запустила пальцы в его шерсть.

Я ощущала, что Веран уснул. Его спина медленно двигалась у моей спины от дыхания. Я слушала треск костра, шорох ночных зверей. Крыс дважды поднимал голову, уши и нос подрагивали. Но каждый раз он опускал голову, убедившись в безопасности.

Я долго не могла уснуть, это меня нервировало, потому что обычно я легко засыпала на любом участке земли. Но этой ночью я лежала на боку, смотрела, как звезды медленно движутся на небе за деревьями, думая о Свете, культуре и линиях на песке. Одна страна верила в это, другая – в то. Что означало то, что я выросла не там, не имела связей с фестивалями или традициями? Что в книгах Верана говорили о камне и солнце, о дикой стране, которая принадлежала Алькоро только на словах, которая праздновала звездопад, только ради шанса выпить и горланить песни у костра?

Я попыталась отыскать внутри искру, которая, по словам Верана, принадлежала половине меня от отца. Я не знала, как это ощущалось, или как ее найти. В пустыне я всегда ощущала себя так, словно была создана из пыли, больше ничего не было. Словно я была палаткой из кожи на костях, но внутри была пустота.

Ночь остывала. Крыс дрогнул. Веран сильнее прижался во сне.

Я уснула, но не видела сны.

Веран

Когда я проснулся, огонь угас, почерневшие бревна были в белом инее. Дыхание вырывалось паром перед лицом. Иней в августе – даже на вершинах Сильвервуда не было инея в августе. Я нахмурился, чуть пошевелился, спина была теплой, как и плечи и колени сзади. Теплый воздух двигался у моей шеи. Я застыл, когда понял, что это было – Ларк повернулась во сне. Она была лицом ко мне, сжалась у моей спины. Я ощущал, как ее лоб прижимался к моему затылку. С другой стороны от нее храпел Крыс.

Я замер, не хотел будить ее, но холодный воздух задел мои голени, пробуждая сильнее. Я осторожно поднял голову, и мои страхи подтвердились. Я стащил плащ. Ларк прижималась ко мне, потому что я укутался в ткань, оставив ей лишь уголок у бедра. Как долго она спала, открытая холоду ночи?

Ощущая угрызения совести, я повернулся на спину, придерживая ее плечо ладонью, чтобы она не перекатилась. Я лег лицом к ней, укрыл плащом ее плечи. Два дреда упали на ее лицо за ночь, и перед ее губами их покрыл иней, где ее дыхание попадало на них. Я убрал их с ее лица. Ее ладони были сложены под подбородком, пальцы – прижаты для тепла, но все равно ледяные. Я робко, словно лез к гремучей змее, сжал ее ладони своими.

Она не проснулась. Я обхватил ее ладони, пытаясь согреть. Наши носы разделяли дюймы, и я мог сосчитать все веснушки. У Элоиз веснушки были у уголков глаз, где появлялись морщинки, когда она улыбалась, но у Ларк их было больше на щеках и носу – обычно эти места скрывали краска и бандана. Вокруг ее глаз были морщины от солнца, а на лбу – морщины от тревог, но вокруг губ их не было ни от улыбок, ни от гримас.

Холодный ветер проник между нами, и я придвинулся ближе, наши колени и груди соприкасались. Мой живот странно трепетал от близости. Я опустил рот к нашим ладоням, подул теплым воздухом, стараясь не думать о ее пальцах возле моих губ. Я стал переживать, что она могла быть при смерти от холода, но ее глаза открылись.

Ее лицо напряглось.

- Что ты делаешь? – выпалила она.

- Я просто…

- Не трогай меня! – она вырвала ладони из моих рук и развернулась, придавила Крыса. Он вскрикнул. Она уперлась ногами и встала. – Ты смотрел, как я сплю?

- Я стащил с тебя плащ ночью, у тебя замерзли руки. Я пытался тебя согреть, - я сел. – Прости.

- Почему ты лежал лицом ко мне?

- Ты первой повернулась ко мне.

Она смотрела, сжимая кулаки по бокам. Ветер трепал ее старую рубашку.

- Вот, - я встал и протянул плащ. – Прости, что доставил неудобства. Правда. Я просто пытался поделиться теплом.

- Мне это не нужно, - отчеканила она.

- Ладно. Больше так делать не буду, - я тряхнул плащ, подвинув его к ней. – Прошу, возьми его. У меня туника поверх рубашки, тебе нужен еще слой одежды. До утра будет холодно.

Она помедлила, а потом выхватила плащ из моей руки. Она накинула его на плечи.

Мы замерли на миг, молчали. Ели шелестели вокруг нас. Справа лошади топали и выдыхали паром.

Ларк развернулась, плащ взлетел. Она пошла к деревьям.

- Куда ты…

- Я отойду пописать, - сказала она. – Не иди за мной.

- И не собирался, - потрясенно сказал я.

Она пропала. Я потер руками лицо, ощущая себя немного глупо, немного раздраженно, а еще немного покачивался, говоря себе, что это было от воспоминаний, как она била меня по лицу щитом или тыкала мне в грудь рукоятью меча, а то и заводила руку за спину за то, что я был близко. А потом я вспомнил ее лицо в дюйме от моего, озаренное светом солнца, а потом она прижалась к моим губам в поцелуе, бандана сминалась между нами.

Она уточнила пару дней назад, что это был не поцелуй.

Так она отвлекала меня, чтобы украсть светлячка, и она извинилась. Мы оба извинились за неприятности – намеренно причиненные или нет.

Извинений было много.

Я напомнил себе, что бывало, когда я приближался. Гремучая змея была неправильным сравнением. Гремучая змея нападала с неохотой. Она гремела, отпугивая людей.

Ларк кусала первой.

Нужно было помнить это.

Потирая ладони, я пошел в лес готовить лошадей.

Тамзин

Прессы Соэ для масла не отличались от других – большой винт удерживал широкую деревянную пластину над чашей. Длинная деревянная ручка вставлялась в слоты в винте и двигала его вниз. Ручка выдвигалась, вставлялась в следующий слот и снова двигалась, пока пластина не давила на то, что было в чаше. Окошко открывалось, и в ведро стекала жидкость – в этом случае сок из ягод салал.

- Тебе нужно быть готовой поменять ведро, когда предыдущее наполнится, - сказала Соэ Яно, поднимая корзину ягод. Она взглянула на меня, стоящую неподалеку, словно я могла быть полезной. – Тамзин, если хочешь, установи ситечко над большим котлом там.

Это дело заняло три секунды. Я огляделась в поисках другой работы, но не знала тонкости давки, и вряд ли я могла помочь. Я стояла, растерявшись, на краю комнаты. Пока Соэ сыпала ягоды в чашу самого большого пресса и поднимала деревянную ручку. Она вставила ее в первый слот и потянула к себе, как весло. Винт заскрипел, опускаясь. Она убрала ручку, вставила ее в другой слот и снова подвинула.

Еще несколько движений, и мы увидели, как течет первая струя темно-красного ягодного сока из отверстия. Струйка стала ручьем, наполняла ведро темной пенной жидкостью. Яно опустился на корточки с пустым ведром наготове. Он поменял ведра, но недостаточно быстро, и струйка сока попала на пол, уже лиловый от прошлых луж.

Он поднес ведро к котлу, стал лить сок через марлю. Я придерживала котел, хотя это не требовалось. Соэ поправляла пресс каждую минуту. Яно поменял еще три ведра. Я стала вытирать лужи сока, и одна задела пергамент, который Соэ использовала для ярлыков. Я погладила его ногтем мизинца, нарисовала узор, словно вела пером по чернилам.

- Эй, - позвала я Соэ, когда она стала поднимать винт. Она подняла голову и увидела, что я держала квадрат пергамента. Хотя это был не пергамент. Я проверила слово. – Бумага? – осторожно спросила она.

- Да, бумага, - подтвердила она, снова вставила ручку в пресс. – Я получаю ее от старьевщиков у мельницы в городе. Обрывки льна ткани. Дешевые. Подходит для ярлыков, потому что не сминается как пергамент. И печати хорошо сохраняются, - она подняла пресс и убирала остатки ягод из чаши, сыпала в ведро для своих индеек.

Я потерла бумагу большим пальцем. Она была не такой гладкой, как пергамент, но я видела, что Соэ имела в виду – бумага не становилась волнистой, как пергамент порой от чернил, зернистая бумага впитывала ягодный сок. Я росла в кабинете писаря, где работали мои родители. Я видела бумагу раньше, она ценилась за ее дешевизну, но обычно ее не брали богатые клиенты, предпочитающие вид и прочность пергамента. Бумага использовалась для объявлений или рекламы, ведь создавали много копий. Дешево. Быстро. Легко.

Я посмотрела на полку, где Соэ хранила печати для товаров. Плоские деревянные бруски с вырезанными зеркальными отражениями слов, типа «орех», «хвоя» и «черника». Я подняла одну печать с пола, может, потому что она появилась в той строке, что пришла ко мне посреди ночи. Дождь не мог промочить сухую землю. Я обмакнула печать в лужу сока, сохнущую на дереве.

Я прижала ее к бумаге, давила и давила, пока чернила впитывались.

Ларк

Я не думала, что что-то могло быть больше стен каньона в Трех линиях, пока мы не прибыли к тени леса красных деревьев.

- Свет, - выдохнул Веран. Он повторял эту фразу последние полчаса, вытягивая шею, глядя по сторонам, даже не сжимая поводья, разглядывая высокие стволы. Я тоже так делала сначала, щурилась, глядя на верхушки, скрытые туманом, но теперь опустила голову. Ощущение, что я была в клетке, росло в моем животе, и я не могла от него избавиться.

- Это все… живое? – спросил я глупо.

- Живое, - сказал он, а потом… - Чудесный Свет!

Он остановил лошадь и соскользнул, побежал к большому стволу, самому крупному из тех, что мы видели. Я схватила поводья его лошади, чтобы она не убежала. Веран подошел к дереву, соединив ладони чашей, словно получал подарок. Он откинул голову, смотрел на крону в сотнях футов над нами. Он коснулся ствола пальцами, пошел вокруг него, пропал с одной стороны и через двадцать секунд появился на другой.

Я опустила голову. Шел дождь, обычно я радовалась этому, но дождь шел с тех пор, как мы пересекли вершину гор вчера, и я не помнила, когда в последний раз я так долго была мокрой. Я сильнее накрыла голову капюшоном плаща министра. Я скучала по защищающим полям шляпы.

- Веран, - сказала я. – Идем. Они говорили, что дом в той стороне. Ты говоришь с деревом?

Он с неохотой повернулся к лошади.

- Благодарю его.

- За что?

- За… - он забрался на лошадь и стал махать руками между собой и деревом, потом вокруг, словно это был ответ. – Воздух дышит… ты это ощущаешь?

- Ты странный, в курсе?

Он улыбнулся и направил лошадь вперед.

- Ах, Ларк… культурное превосходство. Не давай дяде тебя услышать.

Тревога во мне стала сильнее и холоднее.

- Что?

- Культурное превосходство – думать, что твой взгляд на мир единственный или лучший. Об этом твой дядя Кольм говорит своим ученикам в первый день занятий. Не стоит при нем говорить о странном, - он выпятил грудь и изобразил акцент, как я понимала, Люмена, сильнее выговаривал «р». – Не позволяй себе впадать в дихотомию правильного и неправильного, нормального и ненормального.

Я не знала слово в этом предложении – то, что начиналось на «да» - но не от этого мне было не по себе. Нормальное и ненормальное? Взгляд на мир? Я вспомнила мужчину, на которого напала в карете недели назад, когда все еще было на местах. Я помнила его хорошую одежду, четкую татуировку, то, как легко он отдал мне деньги и спички.

Я для него точно выглядела жалко, дикий бескультурный бандит. Вызывала жалость. А теперь мои товарищи – кроме Розы – направлялись в его дом. Они могли уже быть там, и когда посол и принцесса попадут туда через пару дней, новости разнесутся – что профессор связан по крови с грязным бандитом, который повредил его карету и украл его одежду.

И если он был таким, что его сестра…

Королева.

Моя мама.

Что она подумает?

Веран принял по ошибке мое молчание за раскаяние.

- Все хорошо, - сказал он. – Считай меня странным, сколько хочешь – мой народ считает хорошим делом благодарить окружающую среду, - он был в веселом настроении – большие деревья вызвали его восторг. Он ускорил лошадь. – Идем, впереди свет.

Мы спускались по тропе, копыта стучали тихо из-за влажной хвои. Ярко-зеленые папоротники окружали нас, были ростом с меня, тяжелыми от дождя. Крыс бегал в заросли, хоть я звала его, я невольно ощущала, что, если он зайдет слишком далеко, я не найду его в этом густом лабиринте без неба.

Я уловила запах дыма, подняла взгляд от гривы лошади. За деревьями выглядывал домик из необтесанных дров, крышу покрывал мох среди красно-коричневых стволов. Окна сияли желтым под дождем, и дым тянулся из глиняного дымохода. Несколько пристроек стояли тут и там – загон для индеек, сарай, конюшня с одной стеной, окруженная забором, где две лошади и два мула устроились среди сена.

Мы смогли лишь взглянуть мельком, и фигура спрыгнула с порога. Вспыхнул металл, и я сжала крепче поводья, лошадь вскинула голову. Я огляделась в поисках укрытия, откуда можно было стрелять, а потом сбежать. Моя ладони сжали арбалет и горсть снарядов, но Веран направил лошадь вперед, подняв руку.

- Яно! – позвал он с радостью в голосе. – Яно… это мы!

Я перестала продумывать побег и посмотрела на фигуру, стоящую под дождем. Мы приблизились, и я поняла, что он держал длинный белый лук, натянув тетиву до уха. Я смотрела на старое оружие – я видела до этого такие на полке в магазине Патцо, оно собирало там пыль, и на картинках.

Яно опустил лук с шоком на лице. Слова вырвались на моквайском слишком быстро, и дождь мешал мне понять их.

- Знаю! Мы сами сомневались, что доберемся, но мы тут, - Веран перекинул ногу через лошадь и спрыгнул. – Тамзин тут? Она в порядке?

В ответ дверь открылась, выпуская золотистый свет. Две фигуры стояли на пороге. Веран пробежал вперед, приветствуя и задавая вопросы. Я следовала медленнее, спешилась, взяла поводья его лошади и повела обеих вперед.

Тамзин выглядела здоровее после нескольких дней еды и отдыха. Ее кожа была уже не такой серой, ее щеки были не такими впавшими, а глаза не такими пустыми. Она обняла Верана, похлопала его по спине, а потом посмотрела на меня. Рядом с ней стояла девушка нашего возраста в промасленном фартуке и с длинными черными волосами, заплетенными в косу. Веран тут же стал с ней болтать, представил себя и меня, с титулами и похвалами, которые я не могла перевести. Я стояла между лошадей, необъяснимый страх бушевал внутри, словно я съела испорченное мясо.

Тамзин тихо отошла от них и спустилась с крыльца.

- Эй, - сказала она.

Я сглотнула и попыталась вспомнить моквайский.

- Привет. Ты, кхм, выглядишь уже лучше.

Она благодарно кивнула.

- Ты в порядке?

- Да… я в порядке, да.

Она криво улыбнулась, зная, что это была ложь. Она что-то сказала, и мне пришлось попросить ее повторить, хоть было стыдно так делать. Она повторила медленно:

- Я не нала, приете ли вы.

- Я… тоже не была уверена, - признала я. – Как… как твой рот?

- Фу, - сказала она, и я нервно рассмеялась, а она снова улыбнулась и забрала одну из лошадей. Она махнула рукой, поманила меня к небольшому загону. - Меса мао, - сказала она, открывая калитку. Мы завели лошадей внутрь, привязали их поводья к колышку под крышей. Они стали знакомиться с другими, толкались в тесном загоне. Один из них – кобылица – опустил уши при появлении еще одной кобылицы. Они мыслили как стадо. Раздалось взволнованное фырканье.

Тамзин прислонилась к забору загона. Я перевела взгляд с лошадей на нее. Она окинула меня взглядом, и я не знала, что она хотела сказать. Когда она видела меня в прошлый раз, я поджала хвост и убежала в пустыню, оставив их с горой проблем одних.

Она поджала губы, словно обдумывала слова, когда Яно подбежал к нам, его дыхание вырывалось паром в дождь.

- Прости, Тамзин, я это сделаю, - сказал он. Он поклонился мне, и это поражало, и переключился на восточный с акцентом. – Я рад официально встретить тебя, принцесса Мойра. По словам Верана, ты многое пережила, - он указал на дом. – Идемте внутрь.

Я стояла, в ушах звенело, а он обвил рукой плечи Тамзин и повел ее к дому. Имя прилипло ко мне, как смола к дереву. Я хотела крикнуть Верану, чтобы он передал принцу не использовать его, но все уже запуталось, и я не могла так поступить. Я шла за ними, онемев, под дождем, поднялась на крыльцо.

Я еще не добралась до двери, внутри зазвучал шепот, и Яно оглянулся на меня.

- Прошу прощения, принцесса, - сказал он. – Но Соэ просит оставить собаку на крыльце. Она сказала, что соберет ему миску объедков.

Я сама хотела остаться на крыльце сначала, но лишь кивнула и сказала Крысу остаться. Он сел там, смотрел, как я уходила в дверь и закрывала ее перед ним.

Дом был теплым и светлым, полным запахов еды и пара. Огонь горел в камине. Яно помог Тамзин устроиться на скамье возле огня, и она посмотрела на меня из-за него, похлопала по месту рядом с собой. Я сделала вид, что не видела ее, забилась в тень в углу у двери.

Веран ходил по домику, помогая девушке с косой расставлять миски на столе, говоря то на моквайском, то на восточном, когда видел меня. Я поняла, что его голос был резким на любом языке.

- Ларк, это Соэ, она подруга Тамзин. О, я могу это достать. Пахнет хорошо. Да, я бы хотел сидра. Ларк, будешь сидр?

- Кхм, да, - я не знала, на что соглашалась. Я сильнее вжалась в угол. Соэ посмотрела на меня, помешивая кипящий котел. Ее глаза были разного цвета, как у моего старого товарища, Восса, один темно-карий, другой – голубой, как небо пустыни.

- Бандит Солнечный Щит, - она кивнула меня взглядом. – Признаю, я думала даже, что ты – выдумка. Ты не такая, как в историях – они описывали тебя на большой черной лошади с большой черной шляпой, черной грязью на лице и с зеркальным щитом, - она покачала головой и посмотрела на свой черпак. – Думаю, истории всегда преувеличивают.

Тамзин пошевелилась у огня, словно ей было неудобно. Она опустила голову, возясь с чем-то, а потом подняла взгляд.

- Эй, - она позвала Верана. Она подняла черную табличку, где были написаны слова мелом. Я прищурилась, глядя на них:

ТЫ ГОВОРИЛ ЧТО-ТО О КОБОКЕ?

- О, точно, - Веран принес мне чашку чего-то горячего. – Он был в Канаве Теллмана, приказал им собрать рабочих из порта Искон. Похоже, он сделал так и в Редало. Он перемещает их из карьеров на острова.

Тамзин нахмурилась в смятении, и она вытерла табличку и стала писать еще вопрос. Она не успела закончить, Яно сказал:

- Что вы делали в Канаве Теллмана? – спросил он, опустил перед Тамзин кружку сидра и сел рядом с ней. Я подняла свою кружку к губам – напиток был горьковатым, с пряностями, но таким горячим, что обжигал язык.

- Пытались найти способ не умереть, - Веран протянул миску Соэ, чтобы она наполнила ее рагу. – Мы надеялись украсть припасы, но пришлось… кхм, украсть карету Кобока.

Яно отклонился от миски, рука с ложкой замерла.

- Украли его…?

- Да, кхм, - Веран взглянул на меня. Я сжала горячую кружку, постаралась передать взглядом, что я не хотела, чтобы он рассказывал незнакомцам, что мы захватили карету министра, подожгли его штаб. Мы скрывались под одной крышей, но это не меняло факта, что правительство, которым управлял один из этой комнаты, назначило награду за мою голову. Если я чему-то научилась в делах с шерифами городов, так это то, что две враждующие фракции можно объединить чем-то, типа грязного бандита.

Яно опустил ложку.

- Думаю, ты не так перевел мысль. Вы одолжили карету министра? Слово «украли» означает, что вы забрали ее без разрешения.

- Я знаю, что оно означает, - возмутился Веран, перевел взгляд с меня на него. – Мы украли карету. Ну, Ларк ее украла, - я вздрогнула. Он, наверное, пытался скромничать, но я видела только награду на объявлении, которая становилась все выше с каждым словом. Может, я уже стоила вдвое больше, чем раньше.

Веран не остановился, хоть я старалась мысленно поджечь его. Он продолжил, не видя мой взгляд:

- Мы поехали на север через водную впадину и оставили карету в паре миль от Северного Бурра. Те лошади, на которых мы приехали, были с каретой.

Тамзин рассмеялась, хлопая по колену. Яно же побелел, его бледное лицо лишилось крови. Соэ подошла ко мне с миской рагу, скрывая изумление, отвернувшись от Яно.

- Уверен… вы знаете, что это было грубо, - робко сказал Яно, глядя на Тамзин, которая держалась за живот от смеха. – Вы с Мойрой делали то, что было нужно, чтобы выжить и добраться до нас. Если… вред не был нанесен… можно сослаться на нужды для выживания…

- Мы в бегах, - удивленно сказал Веран. – Ты в бегах. Мы вместе убежали из замка, Яно. Ясное дело, пришлось бы нарушать правила.

- Я убежал от врага в замке, а не от всего двора, - ответил Яно величаво, от этого я напряглась. – Мы не нарушили правила, покинув замок. Мы не нарушили правила, прибыв сюда. Прости, но я хочу так это и оставить. Может, для тебя это не так важно, но я не хочу усложнять отношения со своими политическими союзниками, воруя у них.

«Кобок вам не союзник», - подумала я, но не смогла это сказать. Если принц говорил, что был на одной стороне с тем министром… то я не знала, куда мы пришли.

Веран разделял мои мысли, но не мои сомнения.

- Кобок, может, вам и не союзник! – сказал он. – Он спешил что-то прикрыть в Канаве Теллмана, и он всегда давил на меня при дворе. А если он тебя шантажирует?

- Ты не знаешь, что это он, - сказал Яно. – И если это не он, он нужен мне на моей стороне. Его влияние при дворе одно из самых больших. Я не буду злить его, пока у меня нет всех фактов.

Королевичи защищали своих. Конечно. Было глупо не ожидать этого. Меня мутило, и я отставила миску разу, и я ожидала такое. Веран, казалось, хотел сказать что-то еще, что повысит награду за меня еще на пятьдесят или шестьдесят монет, и я заговорила первой:

- Порт Искон, - выпалила я. – Где он? Почему рабочие оттуда важны?

- О, да! – Веран повернулся к Тамзин. – Да. Кобока интересовало перемещение только работников из порта Искон. Почему он так переживал из-за одного места? Где оно?

- Порт Искон? – Яно в смятении склонил голову. – В Моквайе нет города с таким названием.

- Так я и думал, но… Тамзин, ты точно знаешь. Или Соэ, вы работали на них какое-то время… это тайное место? Тайное название?

Тамзин покачала головой, виновато пожала плечами.

- Нет? И упоминаний не было? Ни в одном документе, которые ты копировала?

- Ты должен понять, что черный рынок работает не так, как официальная торговля, - сказала Соэ, сев у стола. – Те, на кого работали мы с Тамзин, не использовали связи с правительством.

- Не было тех, кто ходил между системами? – спросил Веран. – Те, кто…

Он не закончил. Их слова на моквайском уселись в моей голове, и мое тело вспыхнул от шока, было неприятно, ведь Яно уходил от темы, пока звал того министра союзником.

- Тамзин, - рявкнула я, - была работорговцем?

В комнате стало тихо. Все повернулись ко мне. Смех Тамзин угас.

Веран склонил голову.

- Я думал, что сказал тебе это пару дней назад в Трех Линиях.

Я заговорила на восточном, не могла организовать мысли на моквайском.

- Ты сказал, что ее задела торговля рабов. Веран, что, по-твоему, я должна была подумать? Я думала, что она работала как раб, - я прислонилась к стене. Клеймо на правой руке покалывало. – Ты хочешь сказать, что я разбила свою жизнь, тащила тебя и себя по Феринно, чтобы спасти работорговку?

Веран покраснел, взглянул на других.

- Ларк, прости, я не знал, что ты так подумала… но это не так, как ты решила…

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒