15 кулудреси 5 страница

- Я не помню, чтобы видела водопад, но я помню их.

- Это ты, Ларк, честное слово. Все это настоящее. Ты – Мойра Аластейр. Если не веришь мне, верь Ро и Элоиз. Верь Тамзин. Они узнали тебя раньше меня.

Да. Без моей банданы, шляпы и черной краски они быстро узнали меня.

Я потерла глаза. Моя голова кружилась от потока имен и мест. Кольм Ро Элоиз Арлен Мона Люмен Сиприян камыш огонь Мойра.

- Можно… установить правила? – спросила я.

- Давай.

- Не зови меня Мойрой, - сказала я.

Он закрыл глаза, его лицо повернулось к небу.

- Ладно.

Я притихла. Он ждал. Я думала, что у меня был миллион правил, условий, границ, чтобы укутаться в них и отогнать все это. Но я не могла придумать ничего, кроме имени.

- Только одно? – спросил он. – Или я все еще должен умерить пыл?

Я сказала ему об этом условии неделю назад, когда стояла над ним в Трех линиях, неохотно согласилась сопроводить его в Утцибор. Тогда моя жизнь была моей, а он был просто средством достижения цели.

- Наверное… пока что.

- Понял.

Он остался на спине, закрыв глаза, сцепив пальцы на груди.

- Ты в порядке? – спросила я.

Его пальцы дрогнули и опустились.

- О, конечно. Просто это был самый страшный момент в моей жизни, только и всего.

- Самый страшный? – повторила я. – Веран, в тебя стреляли из арбалетов. Ты поехал один в пустыню, чтобы тебя обокрали. Ты ударил бандита банкой по голове, вбежал в горящее здание. И это за последние пару дней. А что насчет случая, когда ты упал с веревочной дорожки дома?

Он открыл глаза, все еще смотрел на небо.

- Да, но в тех случаях я был в ответе только за себя! Я втягивал себя в проблемы, и они задевали только мою жизнь! Но в этот раз в опасности была не моя жизнь, - он потер рукой лицо. – Я просто… земля и небо, Ларк, ты должна понять. Я всю жизнь хотел делать то, о чем читал, и когда я столкнулся с возможностью…

- Ты хорошо справился, - ошеломленно закончила я. – Ты преуспел. Ты вырыл ямку с водой в самом опасном месте в мире, вернул меня, спас от обезвоживания.

- Но я паниковал.

- Кто говорил, что другие не паникуют в такой ситуации? – спросила я. – Когда ты рухнул тогда, я кричала, как ненормальная, на тебя, Крыса, небо, себя. Заботиться о ком-то еще страшно. Может, в твоих учебниках эту часть опустили.

Он выдохнул с дрожью и накрыл рукой глаза.

- Больше так не делай. Я вряд ли вынесу такое.

- Не буду. Мы перейдем водную впадину и пойдем дальше. Сколько времени мы потеряли, по-твоему?

- Может, два часа. Солнце опускается.

- Мы отдохнем, пока не стемнеет. Будем пить воду из ямки. А потом пойдем. Если сможешь.

- Да, но дай мне немного времени.

- Хорошо. Эй, - я подвинула ногу, чтобы ткнуть его ступней. Он поднял руку и посмотрел на меня. – Спасибо. Серьезно. Ты спас мне жизнь.

Его зеленые глаза сверкнули.

- Ты спасла мою. Уже пару раз.

- Давай не будем считать? – ответила я. – Я пытаюсь сказать спасибо.

Он повернул голову к небу и закрыл глаза.

- Не за что. Прошу, не заставляй меня снова делать это.

- Не переживай, - твердо сказала я. – Не буду.

Веран

Меня разбудил холод. В Сильвервуде влажный воздух сохранял дневной жар, и рассвет в августе был лишь немного прохладнее полудня. Но тут, в высохшей водной впадине холод утром был настойчивым, как жара днем. Я поежился. Без плаща или спального мешка тепло было только от спины Ларк, прижатой ко мне, и Крыса, свернувшегося между наших ног.

Все тело болело, но это была боль в мышцах от ходьбы, а не утомительная боль, которая порой сообщала о припадке. Предплечья болели, ладони жгло от того, что я рыл землю вчера.

Идти ночью было едва ли проще, чем днем. Прохладная тьма была приятной, но земля казалась такой ровной и безликой днем, а ночью стала лабиринтом неожиданных ям, камней, зарослей. Луна была почти полной, но поздно поднялась, и хоть звезды озаряли небо пятнами лилового и синего света, их сияния едва хватало, чтобы обходить препятствия. Мы медленно двигались, много раз падали.

Я осторожно подвинулся, оставляя тепло спины Ларк. Я сел, посмотрел на нее. Вчера, пока она была без сознания у ямки с водой, меня поразила бледность ее щек и губ. И пока я был в поту, рыл землю болтом от арбалета, а потом камнем, а потом голыми руками, ее кожа оставалась сухой и прохладной. Это произошло внезапно. Пока я отрезал медальон с сапога, я понял, что ничто в учебниках не готовило к неуверенности экстренной ситуации. Там были описаны шаги, подсказки, уловки, и все это должно было вести к успеху. Но это не готовило меня к ужасу незнания, проснется Ларк или умрет.

Я не шутил, когда сказал ей, что это сильно потрясло меня.

Желудок снова сжался от паники, которая вспыхнула тогда, и я попытался подавить ее. Было еще мрачно, чтобы видеть цвет ее кожи, но она дышала легко. Ее волосы были в бусинках воды – росе. Я огляделся, впадина была лавандово-серой на рассвете, трава покачивалась, тяжелая от влаги. Я вытащил платок из кармана, тихо и осторожно полез под пояс Ларк за ее платком. Я поднял его. Крыс посмотрел на меня, но Ларк не пошевелилась.

Я подумывал снять тунику и собрать влагу с травы так, но она была грязной и отдала бы только грязь и пот. Вооружившись двумя платками, я с трудом встал на ноги и пошел к влажной траве.

Я медленно собирал воду, как Ларк показала вчера, выжимая ее в рот. После того, как я остудил жжение в горле, я стал собирать воду для нее. Несколько стеблей травы висели особенно низко из-за каких-то коробочек с семенами. Я склонился, гадая, можно ли было это есть, но понял, что это были не семена, а кузнечики. Десятки кузнечиков висели на траве, застывшие в ночном оцепенении. Они, наверное, зацепились за верхушки ночью, чтобы использовать лучше всего первые лучи солнца. Я ткнул одного, он вообще не шевелился. Я снял его с травинки, как плод, и сжал в ладони.

Мой народ ел кузнечиков, цикад и сверчков. На рынке за пару медных монет можно было купить мешок кузнечиков, жареных на ветках гикори, и моя сестра Ида обожала тушеных сверчков в можжевельнике, которое мы ели на осеннее равноденствие. Но я не ел сырых. Я повернул его в ладони, и его большая колючая лапка дрогнула от тепла моей кожи.

Я огляделся, заметил травинки, на которых висели насекомые, их было легче видеть, ведь светлело. Я мог наполнить подол туники легко, как ягодами, и даже мог бы развести огонь на юкке, растущей вокруг, но я не знал, как приготовить их, ведь положить их было некуда. Я прищурился, глядя на горизонт, словно это могло помочь мне думать. Я заметил яркое пятно, которое я принял за туман. А потом мой мозг понял, что я видел, и дыхание застряло в горле.

Не туман.

Река.

Я вгляделся, стараясь убедиться, что это не была галлюцинация, мираж или камни. Но нет, я видел блеск текущей воды, а вдоль нее линию темных зарослей.

Мы приближались к реке Телл.

Наверное, мы свернули на север прошлой ночью. Мы старались держать полярную звезду справа от себя, но порой я отвлекался на свои шаги и не следил за небом, да и Ларк точно устала от обезвоживания, так что справлялась не лучше. Мы сократили расстояние до нескольких миль.

Будет просто идти на юг, когда мы пойдем сегодня. Но я невольно осмотрел горизонт еще раз, гадая, размышляя. Я повернулся к Ларк. Кузнечик согрелся в моей ладони, прыгнул в воздух и пропал в траве.

Я опустился на корточки.

- Ларк, - прошептала я. – Проснись.

Я коснулся ее плеча. Она подняла голову с руки, глаза были сонными. Хрип вылетел из горла. Она сглотнула и попыталась снова.

- Веран?

- Тут. Я собрал немного воды. Могу собрать больше, когда выжмешь это. Но, думаю, мы повернули слишком сильно на север ночью. Отсюда видно Телл.

Она моргнула пару раз, села и опустила голову на миг. Ее дреды закрыли лицо. Она потерла шею и выпрямилась.

- Насколько близко? – спросила она, взяв мокрые платки.

- Сложно сказать из-за склона. Пять или шесть миль.

Она выжала платки в рот и сглотнула.

- Нужно повернуть на юг, - сказала она. – Идти к Северному Бурру, где он выходит из высокогорья, а потом повернуть вверх по течению…

- Но, Ларк, - сказал я. – Это добавит ненужные мили. Пойти на юг и обратно. Мы не можем просто идти прямо?

- Я уже говорила, нельзя быть замеченными у Канавы Теллмана и быть принятыми за сбежавших рабов.

Я кусал губу, размышляя.

- Как поселение устроено?

Она с опаской посмотрела на меня.

- Это палаточный город, там живут работники. Он разделен на квадранты, окруженные стенами из пик и сторожевыми вышками. Сам карьер ниже по течению, между ним и палаточным городом огражденная тропа.

- Где живут остальные? – спросил я. – Надзиратели, кучера, стражи, когда не их смена?

- Штаб выше по течению, - сказала она.

- Если они сосредоточены на том, что сторожат рабов, то вокруг поселения охраны меньше?

- Я не знаю, я была там пару раз для проверки здоровья, - она хмуро посмотрела на меня. Я теребил кривую бахрому на сапоге. – Мне не нравится этот взгляд, - сказала она.

- А если… - сказала я.

- Нет.

- Нет, но слушай…

- Еще воды? – сказала она.

- Если мы попадем к поселению, если даже обойдем, мы сможем забрать что-нибудь полезное. Даже фляга…

- Нас заметят, – сказала она, глядя на меня так, словно я предложил сброситься со скалы. – И когда они увидят твою руку…

- Почему они сразу решат, что мы – сбежавшие рабы? Почему не люди, которые идут в Виттенту? Если мы выйдем из палаточного города, мы будем одеты иначе, не выглядя так, словно нас тащили по высохшей впадине. И мы не выглядим как жители Алькоро или Моквайи – ты похожа на сиприянку, и они не поймут, откуда я. Думаю, мы можем даже прийти и сказать, что мы заблудились…

- Нет, - она покачала головой. – Мы много рисковали на прошлой неделе, Веран, но это слишком опасно. Я не пойду в Канаву Теллмана.

- Тогда мы не пойдем внутрь, - сказал я. – Но подберемся к краю. Возьмем флягу или даже мула.

- Мула?

- После наступления ночи, - сказал я. – Будет темно, мы зайдем и выйдем, - она снова покачала головой, и я поспешил продолжить. – Знаю, звучит безумно, но, Ларк, я начинаю думать, что идти по впадине безумнее. Исправь меня, если я не прав, но мы не проживем еще один день, как прошлый, если будем идти днем на росе и мокрых камнях. И если мы не будем идти днем, а только утром и после заката – ты видела, как это прошло прошлой ночью. Мы далеко от места, куда нам нужно. Таким темпом мы днями будем идти до границы Моквайи, а потом еще дольше будем искать путь в горы, а солдаты уже разойдутся по Пасулу, Виттенте, Толукуму и другим городам. Все услышат, что на нас охотятся. Нам нужно опередить плохие новости, связаться с Тамзин и Яно, пока их не нашли. Как еще ты собираешься попасть в Каллаис?

- Я разберусь.

- Да? – сказал я. – И ты сможешь сделать это до того, как один из нас тут умрет?

Она хмуро посмотрела на меня, но не ответила. Она посмотрела на впадину, хмурясь, поджав губы. Она напоминала Элоиз, когда так делала.

Она выдохнула.

- Это очень плохая идея.

Я ухватился за пропущенный вариант.

- Давай пройдем у края. В паре миль от него, отдохнем днем там, откуда видно поселение. Составим планы. А потом стемнеет, и мы проскользнем и устроим немного шума.

- Нет, - она повернулась ко мне. – Признаю, мы не можем идти так, как вчера, но ты должен пообещать, что не станешь пробираться туда и переворачивать место. Никакого огня, мятежа, освобождения пленных. Потому что, когда ты убежишь, довольный, с парой мулов, знаешь, что будет? Кого обвинят и заставят убирать? Кого высекут или повесят за шум?

- О. Рабы.

- О, - сказала она насмешливо.

- Прости, - я покраснел. – Я не думал об этом.

Она покачала головой.

- Ты и твой комплекс героя, честное слово. Если я пойму, что ты решил чем-то привлечь беду для пары сотен работников в палаточном городе, мы забываем об этом и уходим на юг, понятно?

- Понял.

- Хорошо, - она уперлась рукам в землю и с трудом поднялась на ноги. Она вручила мне платки. – Вот. Будем пить по пути. Идем, Крыс.

Я пошел за ней в траву, ее сапоги оставляли темный след на росе. Она провела банданой по паре стеблей и остановилась.

- Кузнечики, - она сжала травинку, на которой висел кузнечик.

- Ага, - сказал я. – Их так много… Хотел бы я знать, как их есть.

- Нужно отрывать им головы, - сказала она, сняла одного с травы. Она быстро открутила голову, а потом оторвала крылья. – А потом выжать внутренности, иначе тебя стошнит, - она встряхнула его, и комок внутренностей вылетел в траву. Она без фанфар бросила остальное в рот с лапами.

Я смотрел, раскрыв рот. Она заметила мое лицо и перестала жевать. Тишина на миг повисла вокруг нас, я пытался понять, что видел, как дочь королевы Моны Аластейр, принцесса озера Люмен, оторвала голову кузнечику и съела его сырым. Неподалеку зашумел сверчок.

- О… - сказала она, жуя экзоскелет. Она проглотила, ее щеки были румяными. – Огонь, думаю… многие из твоего народа просчитают это ниже их.

- Возможно, но не я, - я потянулся к ближайшему кузнечику. – Дай попробовать.

Ее взгляд стал рассеянным.

- Веран… в такие моменты я не могу поверить, что я – та, кем ты меня считаешь.

Я не знал, почему, учитывая ее родителей, но в такие моменты я был уверен больше всего в том, что она была той, кем мы ее считали. Что-то необъяснимое собралось в моей груди.

- Хорошо, что мы сможем убедиться в этом, ведь мы не умрем, - сказал я. – Покажи, как ты отрываешь голову.

Уже не так воодушевленно, она указала, где сжимать насекомое и разрывать. Я выдавил внутренности на траву, бросил насекомое в рот. Это было ужасно, оно не хрустящим и с дымком, как жареные на рынке.

Но я проглотил и вытер рот.

- Лучше собрать больше, пока они не согрелись и не стали прыгать, да?

Она кивнула и повернулась к равнине. Мы немного прошли, замирая, чтобы выжать банданы во рты и собрать кузнечиков.

- Знаешь, - сказала она через какое-то время. – Моя жизнь была куда проще, пока ты не появился.

Я сплюнул колючую лапку.

- Да, принцесса, моя тоже.

Тамзин

Мне нравился дом Соэ, потому что там было тихо.

Это была не тишина от стеклянного пузыря замка Толукум, тут тишина была открытой, дышащей. Секвойи возвышались над треугольным домом и маленькими пристройками, и я ощущала себя как жучок, ползающий у ног существ, которые не замечали меня. Ветер дышал среди их ветвей, было легко слышать его издалека, ведь все вокруг дома Соэ было тихим, приглушенным. Ее индейки бегали туда-сюда, клевали то, что оставалось от орехов после прессов. Двор был устелен медной хвоей, а на крыше было так много мха и папоротников, что она сливалась с лесом. У северо-западного угла крыши росло деревце, тонкие ветки тянулись к свету, порой проникающему среди секвой.

Я старалась навещать Соэ как можно чаще за три года с тех пор, как мы делили комнату, но обычно мы болтали, играли музыку. Когда я прибыла к ней в первый раз, я подарила ей красивую новую дульцимеру, с узорами из опала, в благодарность за старый инструмент, который она дала мне, когда мы расстались - я играла на нем перед родителями Яно, чтобы получить титул ашоки. Эта дульцимера все еще была у нее, замотанная во фланель в кедровом сундуке. Я утром гладила ее пальцами, задевала струны. Но не играла на них, ведь я была тут одна.

Соэ и Яно не сразу согласились на это, и только после того, как Соэ показала мне, как попасть в ее скрытый подвал, где она хранила вина и масла. Дверь была такой же зеленой, как земля в лесу, и ее не заметил бы чужак, но подвал был темной дырой, и там было сложно стоять, а мне не хотелось попадать в места, откуда я не могла выбраться. И все же я послушалась Соэ, попросившей проверить, хватит ли мне там места, которое она освободила. Я попыталась улыбнуться Яно, когда он добавил пару вещей внутрь – одеяло, флягу и коробку орехового печенья. Но я представила, как сижу или лежу под кожей земли, слушаю, как люди крадутся снаружи, ищут меня, и подавила дрожь. Я не хотела сидеть в той дыре.

И потому нужно было вести себя тихо – не играть музыку, не напевать, почти не двигаться. Приближающиеся копыта заглушила бы зелень на земле леса, и одного путника было тяжело заметить. Даже мул и телега, на которых Соэ уехала с Яно рядом с ней (он каждые шесть секунд оглядывался с тревогой), пропали в глубокой тишине леса. Но это было к лучшему – так Яно сможет следить за дорогой в поселок, пока Соэ собирала ягоды и орехи, которые ей нужны были для пресса. Она была на рынке две недели назад, и мы застали ее, когда ее запасы были скудными.

Она жила просто, с тремя нарядами, и я была в одном из них, рабочем пласте, которое сидело бы на мне впритык несколько недель назад, но теперь висело, как мешок. Яно пришлось переодеться в наряд для путешествия, с этим, новой бородой и собранными в косу волосами, убранными под кепку, я надеялась, что его не узнают как лицо на медных монетах, если кто-то пройдет мимо. Я потянулась к следующему масляному ореховому печенью, хотела вернуть хоть немного своих изгибов, пока изучала пергамент, лежащий на моих коленях.

Я начала записи с нашего разговора прошлой ночью. Связь Кимелы с плантациями в Кетори, ее внимание к символам и церемонии. Желание королевы Исме увидеть порядок в разваливающемся дворе, и ее печать на объявлениях о награде.

Я добавила министра Кобока, но его имя было связано с полдюжины других, которые тоже хотели сохранить рабство в Моквайе. Кобок выделялся только тем, что управлял карьерами на краю Феринно, и его решимостью защитить индустрию страны от бандитов – едва ли незначительные мотивы.

Кто и как утомляли, и я стала составлять список дел, начало того, что можно было считать планом.

Было приятно писать спустя долгое время. Я все организовала, как могла. В моей голове идеи спутывались и прятались, но на бумаге я могла изложить их прямо, связать их, создать список. Две страницы были наполнены теперь запутанным текстом в стрелочках, кругах и подчеркиваниях.

Я смотрела на записи. Было приятно видеть мысли на бумаге. Писать было неприятно. Я разминала запястье, пытаясь игнорировать жаркую боль в суставах. Девять часов в день три месяца я проводила за столом, записывала статистику рабов, проходящих через незаконное распределение – наказанием за эту работу стало мое правое запястье, и это напоминало мне, что я легко отделалась. Я тряхнула рукой, пытаясь разжать пальцы. У мамы тоже был артрит писаря, ее пальцы были такими кривыми к концу жизни, что едва шевелились. Но я хотела написать больше, сделать больше. Я набрала в рот еще вяжущего тоника Соэ с уксусом – она говорила, что это помогало моему языку зажить – намазала масло на печенье, взяла перо, не попала в чернильницу в первый раз из-за напряженности в пальцах.

Я покрыла почти все интересы, которые пришли в голову, думая о нашем враге в замке Толукум, и я перешла к следующему важному делу.

Веран и Ларк:

Где???

Проверить Южный Бурр на активность

Проверить Пасул, могли вернуться – почта, тюрьма, гостиницы

Проверить Снейктаун, могли уехать на восток

Послать письмо в Каллаис, узнать о послах Востока и лагере Ларк

Если новостей нет?

Мое перо замерло на странице, вихрь в голове на миг затмил пульсирование в запястье. Если не будет следов принца Сильвервуда и принцессы Люмен, то что тогда?

Набросать письма для монархов Сильвервуда и королевы Люмена/посла Сиприяна

Устроить поиск тел

Я сглотнула.

Подготовиться к разрушению дипломатических от…

- Ах! – я бросила перо и печенье, и оно упало маслом вниз на верхнюю половину моей страницы. Я вдохнула и прижала запястье к груди. Пальцы сами сжались, сухожилия напряглись. Я терпела боль, опустила испорченный пергамент у ног, опустила запястье на колено. Левой ладонью я разогнула пальцы по одному, кусая губу. Огонь взбежал по руке к плечу, потом по спине. Я писала всего час, а тело уже было против. – Куас, - сказала я, ругательство не вышло, потому что я не смогла произнести «с» в конце. Прижимая правую руку к животу, я согнулась и подняла печенье с пергамента. Двойная трагедия – масло испачкало аккуратные листы в верхней половине, а печенье было в чернилах. Я чуть не выбросила печенье в гневе, но не хотела попасть по пустым стеклянным бутылкам Соэ или корзинам орехов. Я думала скомкать в недовольстве пергамент, но это казалось тратой усилий, и мне нужны были две руки, чтобы сделать это хорошо. Я хотела кричать, но подумала о безликом враге, который мог ходить за окнами Соэ, ожидая знака, чтобы ворваться и прикончить меня.

Я склонилась, опустила здоровую руку на голову.

Ни речи.

Ни пения.

Ни письма.

Я представила жизнь фрагментами, короткие слова и фразы на табличке. Жесты. Вопросы «да или нет». Играть мелодию на дульцимере, но слова будут лишь в голове. Я могла научиться жить с ограниченной речью, если бы еще могла изливать мысли на бумагу. Но это… быть лишенной письменных слов…

Мое последнее оружие пропало.

Я все еще была в темнице.

Ларк

Сумерки опустились на холм над Канавой Теллмана, Веран снова рухнул.

Он сидел в этот раз, так что просто упал на бок, рассыпав свою горсть корешков цикория, которые мы собрали. Я утихомиривала Крыса – он скулил – так что не успела поймать Верана. Я бросилась вперед и повернула его голову от травы, похлопала ладонями по его щекам, пока он дрожал.

- Крыс! – крикнула я. Он устроился в стороне от нас, что было странно, ведь мы ночевали под нависающим камнем, и земля тут была прохладной и влажной. Он выглянул из горячей травы, убрав уши назад. – Иди сюда, Крыс! Сюда!

Он робко встал и подошел ко мне, обогнув содрогающееся тело Верана, опустив нос. Я схватила его за загривок и опустила за спиной Верана, чтобы он оставался на боку.

В последний миг я подумала стащить с него штаны, чтобы он не намочил их – у него не было запасных, как в прошлый раз – но я не успела, его дрожь ослабла. Его тело расслабилось, и его стошнило в грязь, а потом он замер.

Я выдохнула сквозь зубы и убрала волосы с его лба. Он не ударился, когда падал, свежих порезов или крови не было, только старый синяк от прошлого припадка, теперь он был зеленоватым пятном у линии роста волос.

Могло быть хуже.

Но он приходил в себя дольше в этот раз. Я вытерла его рот его банданой и смочила другой платок в ямке, которую мы по очереди рыли вечером – река была близко, и не нужно было копать слишком глубоко, так что последние пару часов мы пили мутную воду из ямы. Я несколько раз влила ему воду из ямки в рот, и он закашлялся, застонал и протер глаза. Он попытался лечь на спину, и я сжала его плечо и остановила. Он повернул голову и посмотрел на меня.

- Привет, - сказала я. – С возвращением.

- Фу, - он моргнул пару раз. – Ох…

- Это я, Ларк. Мы в водной впадине над Канавой Теллмана. У нас нет снаряжения, мы оба грязные, и вода только в грязной яме, а есть можно только корешки цикория и сырых кузнечиков.

Его глаза закрылись.

- О, точно, - вяло сказал он. – Проклятье.

- Ты в порядке? Я пыталась держать тебя на месте, но ты упал на землю раньше, чем я успела тебя остановить.

Он ощупал щеку.

- Да… похоже. Пламя, - он потер лицо. – Веселая из нас пара.

- Ты хотя бы навлек это на себя не упрямством и вредностью. Хочешь сесть?

Он сжал мою руку и приподнялся. Крыс встал от его движений, и Веран почесал его за ушами.

- Спасибо, Крыс, - он посмотрел на себя, выдохнул с облегчением при виде сухих штанов. Он вытер ладонью рот. – Три припадка меньше, чем за две недели, - прошептал он. – Они стали появляться ближе, чем было с моих пятнадцати лет.

- Ты жестоко обращаешься со своим телом, - сказала я, намочила платок и передала ему. – Мало сна, еды и воды, мили ходьбы. Я не виню наши тела за бунт, - как только я это сказала, я пожалела. – Прости, не стоило шутить.

- Нет, шути. Так менее ужасно. И ты права. Я сильно давлю на себя, - он сжал платок, сглотнул капли оттуда и опустил голову на колени. – Я просто переживаю, ведь мы не закончили. Нам нужно выбраться из впадины, попасть в Моквайю. И когда мы будем там… кто знает, что мы найдем. Если у Соэ опасно, или Тамзин и Яно там нет, придется придумывать что-то еще.

- Сначала нужно зайти в лагерь и выйти, - сказала я. – Как говорит твоя мама?

- По одной проблеме за раз, - сказал он.

- Да, я начинаю видеть в этом мудрость, - я указала на лагерь внизу. – Если не найдем что-то полезное, будет не важно, сможем ли мы найти Тамзин или Яно.

Он смотрел на лагерь, обвив руками колени. Первые желтые огни стали мерцать среди бараков.

- Я знаю, что для тебя значит возвращение туда, - тихо сказал он.

- Это просто штаб. Я была там редко. Было бы хуже, если бы это было… - я махнула вниз по течению в сторону карьера и палаток.

Он посмотрел в ту сторону, большая трещина тянулась вдоль реки, скрытая сумраком. В палаточном городе не было огней, только по периметру лагеря.

- Долго ты была там? – спросил он.

- Сложно вспомнить. Не было смысла следить за временем.

- Теперь тебе девятнадцать. Ты сбежала из лагеря… три года назад?

- Четыре.

- Четыре года. И сколько ты там была?

- Думаю, три года, - я помнила три пьяных фестиваля в честь алькоранского Звездопада, потому что мы с Розой могли тогда спать следующим утром.

- Тогда ты… в двенадцать лет сбежала из телеги с рабами. И тебе исполнилось пять, когда тебя… когда ты пропала в Матарики. Значит… - он посмотрел на почти невидимую реку. – Семь лет.

Ветерок с ночным холодом скользил среди травы. Желудок сжался, но меня не мутило. Вчера он методично соединил мою жизнь, хотя части казались другой жизнью, не принадлежащей моей, и это вызвало у меня панику. Но теперь это просто казалось нереальным.

- Вряд ли я была тут все время, - сказала я.

- Нет?

- Обычно они не бросают детей в карьер. Им не хватит сил копать песок. Я начала с мытья стекла на фабрике, - я все еще ощущала вонь средства с кедровым маслом, которым они натирали стекло.

- Наверное, в Виттенте.

- Наверное. Потом они отправили меня сюда после пары лет пустых телег. Я была в карьере год или полтора.

Он потер утомленное лицо.

- Уверена, что мы не можем просто поджечь штаб, пока мы тут?

- Нет, - сказала я. – Одного из работников могут в этом обвинить.

Он вздохнул.

- Как насчет выпустить мулов?

- Почему бы тебе не отдохнуть немного? – сухо сказала я. – Нам обоим нужны силы, чтобы забрать пару фляг.

Он заворчал, но устроился на земле, сцепил пальцы на груди. Он пару раз глубоко вдохнул.

- Просто хочется что-то уничтожить, - сказал он.

Уголок моего рта приподнялся, и я почесала Крыса за ушами.

- Из тебя плохой бандит. Ты должен выбирать разрушение с умом.

Он вздохнул.

- О, поверь, у меня есть список. Первым делом – тайна порта Искон. Я бы сжег это место.

Странные эмоции вспыхнули во мне. Было бы просто задеть его, отругать за то, что принц ничего не знал, но меня удивило, как меня утешало его возмущение. Как это звучало, словно он переживал за… меня. Я напомнила себе, что переживания были в шаге от жалости, а я не хотела его жалость. Я напомнила себе, что не могла полагаться на него или кого-то еще – люди не всегда говорили то, что имели в виду. Люди не всегда оставались рядом. Особенно принцы-неженки с комплексами героя.

Но было сложно игнорировать крохотное семя благодарности. Он переживал.

Я встряхнулась, и он приоткрыл зеленый глаз.

- Ты в порядке? – спросил он.

- Да, просто… кхм, холодно, - я покраснела от глупого ответа, пот все еще покалывал спину.

Он закрыл глаза.

- Я бы предложил плащ, но у меня его нет.

- Вот спасибо.

- Не за что. Я люблю помогать.

- Только не умирай ради этого.

- Эх, - сказал он, - этим я не управляю.

Моя улыбка исказилась от тревоги.

Шутки могли делать момент легче, но хотела бы я, чтобы это не било так близко к реальности.

Веран

Мы крались вдоль ограды по периметру штаба. Ограда не была созданной тщательно, столбики были чуть выше наших голов. Ларк уже описала двойную стену в двенадцать футов высотой, со стражами, окружающую палаточный город. Эта ограда существовала для вида защиты.

Крыс крался с нами. Мы не знали, где выйдем из штаба, так что не могли оставить его. Но Ларк отметила, что он мог послужить отвлечение. Если кто-то уловит шум, они увидят только любопытного койота в лагере. Я надеялся, что это не приведет к перестрелке.

Мы добрались до одного из широких брешей в ограде для телег, легко перелезли. В паре дюжин ярдов от входа было большое здание из бревен, из окон лился свет. Другие здания были темными и тихими, и мы скрылись в тенях. Ларк повела нас вправо к низкому длинному зданию в дальнем конце штаба. Конюшни. Я следовал, стараясь управлять дрожащими, как желе, ногами.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒