15 кулудреси 9 страница

Извилистая тропа сузилась, пропала, когда мы попали в сердце рощи, где стояла огромная секвойя. Оно было в тридцать футов в диаметре, а то и больше, крона пропадала в тумане в сотнях футов над нашими головами. Я отклонила голову, потрясенная.

- Оу, - Тамзин посмотрела вверх, кривясь. – Обвач…

- Что?

Она потерла раздраженно лицо и указала на дерево.

- Обвач… ова. Го…о… о… ты…

Она встряхнулась с отвращением из-за того, что не могла произнести буквы, и взяла меня за руку. Она повернула мою ладонь и нарисовала буквы там. Я сосредоточилась, пыталась понять ее буквы, а потом составила их в голове, превратила их в слова.

- Облачная голова? – сказала я.

Она выдохнула с облегчением и кивнула. Она снова указала на дерево.

- Так оно называется?

Она кивнула и пошла к дереву, хромая. Она опустила ладонь на кору, осторожно стала шагать вокруг ствола. Я следовала за ней – кора и корни были неровными, идти было сложно. Но Тамзин настаивала, медленно обходила дерево. Я вела пальцами по грубой коре, пытаясь убедить мозг, что эта штука росла, живая.

«Веран, - подумала я. – Верану нужно увидеть это».

Я вспомнила, как он выражал благодарность первым рощам, которые мы нашли, протягивал ладони к стволам, словно давал им подарок. Уголок моих губ дрогнул. Я все еще не могла привыкнуть к отсутствию неба, но я начинала понимать немного лучше. Не казалось странным быть благодарным за такое, века, сгоревшие и сломанные, все еще стояли.

Мы несколько минут обходили дерево. Когда мы добрались до места, откуда начали, мы просто стояли и смотрели. Ладони Тамзин трепетали. Я взглянула на нее. Она скривила губы.

- Я, - начала она. Она сделала пару шагов от ствола дерева. Она указала на изгиб корней, покрытый за годы опавшей хвоей. – Я написала, - невнятно сказала она, изобразив, как пишет в невидимом дневнике. – Пе…

Она указала на губы, ее пальцы вспышкой отлетели от них. Она скривилась с раздражением. Она не могла произнести «с».

- Песню, - сказала я.

Она кивнула и указала на корни.

- Вот. Ту, что я играла… - она изобразила игру на дульцимере, безнадежно махнула на себя.

- Ту, которую ты пела, чтобы стать ашоки? – спросила я.

- Угу.

Я посмотрела на изгиб корней, а потом на ствол.

- Хорошее дерево, - слова были глупыми, особенно, для поэта в тени самого большого дерева, какое я видела, но другие слова на моквайском не давались мне.

Она вздохнула.

- Угу, - она похлопала по коре и отвернулась. Она сделала пару шагов к тропе сама. Я поспешила подставить локоть, и она обхватила его.

Мы сделали несколько шагов, и я решила озвучить мысль, задевающую мой разум.

- Знаешь, - сказала я. – Моя подруга Арана тоже была рабом, но теперь она в Каллаисе. Она не может слышать, - я указала на свои уши. – Когда она была маленькой, она работала у пескоструйного аппарата, и от шума она оглохла, - я надеялась, что объясняла достаточно хорошо и не звучала грубо. – Она говорит руками.

Тамзин взглянул на меня.

- Нам пришлось учиться это видеть, - призналась я. – Нам с Розой. Нам пришлось учиться тому, что она говорит. Но это произошло быстро. Это не сложно после практики. Это нормально.

Только Арана. Тогда у нас была и Битти, а еще малыши – Мейсса, Лефти, Клариет, Восс и его сестренки. Обычно мы укладывали малышей спать и садились у костра, говорили на языке Араны, чтобы не разбудить их. Это были лучшие времена – все были здоровыми, хорошо накормленными, благодаря моим походам в Снейктаун. И мы знали, что делать с малышами. У Восса и его сестер была семья в Форде Тессо, а у Клариет – в порте Джуаро. Мейсса и Лефти были украдены из Горьких источников. Из них всех только крохе Уит было некуда идти, так что она осталась со мной. Меня мутило, я вспомнила, как она медленно погружалась в молчание. Если подумать, она говорила знаками с Араной, чтобы не говорить с заячьей губой. Я не знала, пришла ли ее болезнь из-за того, что Арана и Битти ушли к семьям в Каллаисе, и что мы вернули других домой.

Я должна была больше стараться с Уит. Я надеялась, что о ней позаботятся в Каллаис, как и о других. Может, она найдет Арану снова, и они смогут общаться знаками вместе.

- Это слово, песня, - я вернулась мыслями к Тамзин. Я махнула ладонью туда-сюда, движение всегда напоминало мне воду, но Роза настаивала, что это выглядело как кто-то, играющий музыку, хотя я не видела этот феномен. – Так Арана показывала песню. А для письма…

- Угу, - вдруг твердо сказала Тамзин, прерывая меня. Она отвела взгляд.

Я притихла. Моя ладонь замерла в воздухе, а потом опустила руку.

Я разозлила ее. Мое лицо вспыхнуло, и я ругала себя за то, что говорила о том, что она не хотела слышать. Мы шагали, хвоя приглушала шаги. Деревья из чудовищных стали просто большими, мы оставили рощу великанов позади.

Мы приближались к туалету, и Тамзин остановилась. Я замерла с ней. Ее дыхание дрогнуло, она закрыла лицо руками. Сквозь пальцы донеслись приглушенные всхлипы.

Я побелела – я не знала, что делать с тем, кто плакал. Я могла справиться с малышами в лагере, но с кем-то моего возраста или старше я терялась. Но Тамзин не дала мне шанса придумать, что делать – она просто повернулась к моему плечу, ладони прижимались к лицу, ее плечи дрожали. Я неловко похлопала ее.

Это прошло. Ее рыдания утихли. Она отклонилась с красным лицом и махнула ладонью.

- Ты в порядке? – спросила я.

Она кивнула и вытерла глаза уголком рукава. Подобрав юбку, она опустилась на корточки и сдвинула хвою на земле, а потом провела пальцем. Она написала буквы и посмотрела на меня.

Я ощущала, что она пыталась сказать мне что-то важное, но я не могла понять линии на земли.

- Прости, я не понимаю.

Она кивнула на меня, жестикулируя. Мы обе замерли. Я растерянно смотрела на нее. Она расчистила землю, попыталась написать понятнее. Но я ужасно читала на восточном, не то что на моквайском – даже прошлой ночью от чтения букв на ее табличке у меня разболелась голова. Она несколько раз переписывала, пыталась жестами показать, что просила от меня.

КАК ЗНАКАМИ ПОКАЗАТЬ ПРОСТИ?

- О, - я задумалась, пытаясь вспомнить вечера у костра. Мы редко извинялись друг перед другом. Я вспомнила язык Араны, полузабытые знаки. Наконец, я вспомнила, как она уронила ведро воды на костер, потушив его, и нас окутали дым и пар. Когда мы перестали кашлять, мы засмеялись.

Она показала знаками «простите», но ее смех был громким и милым. Простите.

Я сжала кулак и потерла им грудь по кругу.

- Прости, - сказала я.

Она повторила жест, сначала учила его, а во второй раз, глядя мне в глаза.

- Все хорошо, - сказала я.

Она опустила руку и разжала ее, и я узнала жест. Арана не так показывала «спасибо», но это была идеальная копия жеста Верана.

- Не за что, - сказала я.

Она кивнула и вытерла слезы с глаз. Она указала на дом, выглядывающий из-за веток. Не дожидаясь, пока я протяну руку, она пошла по тропе.

Тамзин

Путь к Облачной голове и обратно оставил меня дрожащей и уставшей, но вдохновение от попыток Ларк наделило меня силой. Внутри я проглотила ореховую булочку и выпила полчашки чая, а потом села к бумагам и печатям. Ларк последовала за мной, сказав Крысу оставаться на крыльце. Он взяла булочку так же быстро, словно воровала, как ночью, и села напротив меня.

Блок Соэ для печатей был достаточно большим, чтобы я могла вставить нужные буквы. Я выстроила их, как хотела, а потом прижала к подушечке с чернилами. Ларк смотрела, как я прижимаю печать к бумаге.

ПОМОГИ МНЕ ПИСАТЬ

Я вытащила буквы и вставила следующие. Каждой буквы были по две, так что повторять их было сложно. Писать было бы проще, но запястье болело, и я хотела проверить этот метод. Я отпечатала слова.

Я ПОМОГУ ТЕБЕ ЧИТАТЬ

Я посмотрела на нее. Она удивленно приподняла брови и пожала плечами.

- Если ты этого хочешь. Я не уверена, что знаки Араны используют все. И в восточном и моквайском они могут отличаться. Но я могу показать тебе те, которые я помню.

Я кивнула и указала ей смотреть, надеясь, что она поймет. Я сжала кулак, как она показывала, и провела им по кругу на груди. А потом подвинула печать к ней.

Она нахмурилась, глядя, и мои надежды угасли. Я попыталась объяснить.

- Бери… - я указала на буквы, но она отмахнулась.

- Я понимаю. Но я должна… - она постучала по голове. – Перейти от восточного к моквайскому. Я не такая быстрая, как Веран. Дай мне время.

- А, - кивнула я и отклонилась. Она смотрела на буквы, выбрала несколько и вставила в блок. Она намочила их в чернилах и прижала к бумаге.

ПРОТИ

Я забрала у нее блок, вытащила «т» и «и», добавила «с» и вернула те две буквы на место. Она напечатала снова.

ПРОСТИ

Я кивнула. Я указала на блок, поменяла буквы и напечатала ей.

СОЛНЦЕ

Она тут же улыбнулась – это слово она знала. Она сложила ладонь чашей и подняла над головой, провела ладонью по дуге, словно рассвет. Я повторила за ней.

Мы продолжили. Сначала стратегии, кроме действий по очереди, не было. Порой она печатала слово, я исправляла его, и она показывала знак. Порой я печатала слово, и она говорила, что это, показывала мне знак. Порой мы указывали на предмет. Порой она давала только знак, и я угадывала. Когда она не знала знак, я печатала слово на другом листе бумаги, чтобы выучить позже. Когда она не знала перевод, и если жесты не помогали, мы печатали слово на третьем листе, чтобы спросить у Верана.

Сначала мы выбирали слова из того, что видели, что было просто понять с таким языком. Чашка. Огонь. Бумага. Стол. Меч. Тату. Глаза. Вскоре я стала повторять знаки за ней, чтобы убедиться, что запоминала жесты. Она перевернула процесс, печатала слово, которое я показывала ей. Слова стали сложнее, эфемернее. Прошу. Дай. Время. Музыка. Сила. Любовь. Она показывала мне, как говорить пальцами, алфавит, который я не знала. Мы почти два часа провели только за этим, чтобы я запомнила нужные буквы. Я знала, что это не останется, придется тренироваться во сне, ощущать знаки во снах. Но я была взволнована и не могла замедлиться. Я попросила ее показать, как соединять слова в предложения. Я научилась опускать артикли, перестраивать порядок слов, из кривой фразы строить плавный жест. «Как тебя зовут» стало «твое имя? ». «Как показать» стало «как» и стрелка.

Это была визуальная поэзия.

Я поняла это, пока она показывала мне разницу между «должен» и «надо» - жест был один, но с разной эмоцией в движении и на лице. Это было лирично, как игра в театре, нюансов было в тысячу раз больше, чем я думала. Мой восторг рос. Я думала о жестах в долгие часы в камере, но лишь мельком. Тогда я сказала себе, что не знала того, кто знал язык жестов. В кабинете моих родителей был глухой писарь, и один из курьеров в замке Толукум был глухим. Но первый, наверное, уже был мертв, а до курьера мы не могли добраться сейчас. Но я не только поэтому не могла вынести мысль о языке жестов. От мыслей об этом я ощущала себя как после предложения Ларк по дороге от Облачной головы. Я не хотела так резко отказывать ей, но чем больше она говорила, тем сильнее это ощущалось как удар по моей судьбе. Правда. Что мой язык не работает, больше не будет работать. Что общение речью стало для меня недосягаемым.

Реакция была грубой, и я надеялась, что она понимала, за что я извинялась. Я повторила первый знак «прости» несколько раз, пока она не ответила «все хорошо». А потом она улыбнулась, показала мне поток душевных ругательств, и я легко могла представить, как ими обменивались вокруг костра.

Мы продолжали до вечера, пока не заполнили почти всю бумагу на столе, а тарелка с булочками опустела. Я могла продолжать, но она застонала и потерла виски.

- Хватит, - сказала она, смеясь. – Я никогда не читала так много слов, - я просияла, она уже меньше ошибалась со временами в речи. – Я не такая умная для этого.

Я рассмеялась и повторила ее слово, которое она показала мне час назад.

«Ты умная. Как же приятно вернуть буквы! ».

Она покачала головой и встала из-за стола.

- Этого мало. Если мы наладим все с Моквайей и Востоком, - она показала мне знаки для обоих мест, говоря о них, - тебе нужно встретиться с моей подругой Араной. Она покажет знаки лучше.

«Возможно. Но ты хорошая…».

Я запнулась. Она не показала мне «учитель». Я произнесла его пальцами по буквам, прося знак. Ларк прищурилась, задумавшись, составила мои буквы в голове, поняла, что за моквайское слово я произнесла, и перевела на восточный.

Она покачала головой.

- Учитель. Я не знаю знак.

«Ты хорошая», - настаивала я.

- У тебя была хорошая идея. Это умно, - она постучала по печатям. – Так я стала лучше думать о буквах. Если бы блок был больше, мы могли бы писать предложения.

«Нужно больше печатей», - предложила я.

- Точно, - она протянула руки к потолку, хрустя суставами. – Если их будет достаточно, можно написать целую страницу. Можно написать умные вещи, которые ты говорила мне прошлой ночью. Шлеп, шлеп, шлеп - напечатать их на множестве страниц, чтобы все прочли, - она рассмеялась над своей шуткой.

Я улыбнулась. А потом улыбка сползла, и я просто смотрела.

Шлеп, шлеп, шлеп.

Я потянулась над столом, взяла блок и пригляделась. Он был простым, кусочек дерева с выемками для букв.

Если сделать его длиннее, сделать больше букв, можно будет писать сложными предложениями.

Если добавить выемок и сделать брусок шире, можно написать целую страницу.

А потом… поменять страницу.

Тело гудело, короткие волосы на голове встали дыбом.

Сотни лет на дереве вырезали картинки или слова в зеркальном отображении, наносили чернила и прижимали к пергаменту. Работа была медленной, ее не удавалось ускорить. Если ошибся, захотел изменить слово, все нужно было начинать сначала. Писать от руки, как работали мои родители, было быстрее, податливее.

А если смочь менять буквы?

Ларк опустила руки, перестав потягиваться.

- Обед? – спросила она и показала слово знаком. – Соэ говорит, в банке есть сыр.

Я встала, задела стол. Печати загремели.

- Эй, - сказала я.

- Эй, - повторила она, приподняв брови.

Мой мозг кипел. Я подняла блок.

«Ты думаешь», - показала я знаками, запинаясь, ведь мы только выучили слова. Даже с этой работой слов не хватало. Я обошла стол, но мы использовали всю бумагу. Я вытащила из-под груды свою табличку.

ДУМАЕШЬ, ТАКУЮ ПЕЧАТЬ МОЖНО СДЕЛАТЬ? – написала я.

- Какую? – спросила она.

МНОГО ПЕЧАТЕЙ НА БОЛЬШОМ БЛОКЕ, ЧТОБЫ ПЕЧАТАТЬ МНОГО РАЗ? ПРЕДЛОЖЕНИЯ? АБЗАЦЫ?

Она почесала голову.

- Наверное, можно? Хотя… - она изобразила давление. – Такой большой блок… будет сложно нанести чернила и давить. Сложно опустить все буквы. Тяжелее всего будет снова и снова давить на блок.

Она была права. Я посмотрела на нашу бумагу, полную слов и пятен, где чернила не впитались хорошо, или где одна из нас давила недостаточно сильно. Пятна, где бумага подвинулась, бесформенные буквы, где они подвинулись в выемках. Было бы сложно давить на блок размером со страницу, полный букв, чтобы получилось читаемо.

- Нужна огромная рука, - сказала она и рассмеялась. Она сжала руку, показывая мышцы.

Мой рот открылся.

Большая рука.

Для пресса.

- А! – завопила я.

Ларк вздрогнула.

- Что?

Я вылетела из-за стола, ударилась об ножку. Страницы взлетели. Игнорируя их, я бросилась к мастерской. Я отбросила одеяла, на которых мы спали прошлой ночью, и подбежала к большому прессу.

- Тамзин, что такое? – Ларк прошла за мной к двери.

Я повернулась и показала то, что она мне показывала. Жар побери!

- Жар побери? – повторила она.

Я вытащила длинную деревянную ручку, которая вставлялась в винт большого пресса. Я подняла ее над головой, как трофей.

- А! – снова завопила я.

Ее лицо стало шире.

- Жар побери!

И мы просто завопили.

Веран

Поселок Великанши был людным в день рынка. Сам городок находился в роще красных деревьев, один конец занимала Великанша, такое высокое дерево, что крона становилась голубой и мутной даже без тумана. Бирюзовые ленты тянулись от ствола – Соэ сказала, что цвет меняли в тон нового си каждого месяца.

В центре поселения была большая поляна, оставшаяся от падения огромного дерева. Его пень остался посреди городской площади, на нем были доски, ставшие центральной сценой. Соэ объяснила, что почти все время сцена была свободна для публики, но в дни рынка торговцы могли арендовать ее для продажи товаров. Сейчас там продавали на аукционе коз.

Большая часть других прилавков стояла по краям, тут продавали все от свеч до одеял и мотков водорослей. Только несколько торговцев выглядели постоянными – магазин кузнеца, выпускающий едкий дым из печи, и маленькая мельница. Остальные прилавки были из ткани, натянутой на рамы, некоторые продавали с телег. Соэ устроила прилавок под красным деревом с рассеченным стволом, и люди почти сразу же собрались, чтобы купить ореховое масло или принести ей товары для пресса. Вскоре она дала мне и Яно мешок, звякающий монетами, и список вещей для дома. Мы взяли пустую корзину и пошли в толпу.

Прилавки с едой были полны летних товаров, и мы наполнили корзину узловатыми тыквами, мясистыми оранжевыми грибами и ведерками пухлых ягод. Пока мы стояли в очереди за молоком, мы услышали, как женщина купила то же количество тыкв, что и мы, за полцены. Яно нахмурился.

- Нас отметили как новоприбывших, - сказал я.

Он посмотрел на медные монеты в своей ладони, на которых был его профиль.

- Я впервые на рынке, - сказал он. – А ты?

- Примерно. Если мои родители или родня ходили на рынок, для них расчищали тот день, и отряд дворцовой стражи охранял периметр. Торговцы не стали бы брать с короля и королевы по завышенным ценам, хоть они больше всех могут себе это позволить. Моя мама всегда платит больше.

Он покрутил монеты.

- Мы не ходим толком в город, а когда ходим, то в паланкинах с сетками от москитов. Но я помню, как бабушка говорила, что они часто выходили, когда она была ребенком, навещали столовые. Они перестали, когда лихорадка усилилась.

Я не сдержался.

- То есть, когда построили атриумы замка?

- И все птички стали биться об стекло, да, - сказал он, повторяя мой едкий тон, но все еще серьезно смотрел на монеты. Через миг он сжал их в кулаке. – Думаю… я и не замечал, как это влияло на отношения между монархией и жителями.

Я открыл рот для ответа, но передумал. Женщина в очереди перед нами повернула голову, словно слушала. Яно заметил мое застывшее лицо и взглянул. Он замер и притих. Я понял, как громко мы говорили.

Повисла долгая неловкая пауза, женщина ждала, пока девушка выполнит ее заказ на молоко. Было видно край ее лица, веко было кривым и без ресниц от слабого шрама. Мы старались стоять спокойно, вести себя так, словно не болтали о жизни как напыщенные принцы. После долгой паузы женщина забрала товары, заплатила и ушла, дав нам место для наших дел.

Когда мы вернулись к прилавку Соэ, ее товары почти закончились, коробка с монетами гремела.

- Где вы были? – спросила она. – Я думала, вы вернетесь час назад.

- Мы начинающие, - сказал я, опуская корзину. – Так что быстро не могли.

- Давайте сдачу, и я посмотрю, сколько еще нужно…

- Эм, сдачи нет, - сказал Яно.

Соэ всплеснула руками.

- Вы дали каждой бабушке обмануть вас? Краски, - она открыла ящик с монетами и отсчитала несколько горстей полумесяцев. – Вот, нужно разделить это, если мы хотим качественные товары. Яно, почему бы тебе не сходить к травнице? Она там, у колодца. Веран, купи одеяла и одежду. Почти все ткани продают у сцены. Если кто-то спросит о твоем акценте, просто скажи, что ты с островов.

Мы с трепетом разделились, как она и сказала. Я теребил монеты в ладони, пытаясь не потеряться. Хоть я знал язык, я не тратил толком моквайские деньги, и они отличались от серебряников Востока. Я заметил прилавок с одеялами и пошел туда, стараясь не выглядеть как легкая добыча.

Прошло лучше, чем я ожидал, как и с мужской одеждой, где я купил пару нарядов себе и Яно. Я застрял у прилавка платьев, не знал, как оценить размер Тамзин. Я выбрал два платья, которые выглядели достаточно короткими для нее, а потом прошел к рабочим рубашкам и штанам для женщин.

- Какой размер ищете? – спросил торговец.

- Эм… - я смотрел на рубашки, вдруг поняв, что делал. Одно дело – выбирать одежду Тамзин. Но представлять наряд для Ларк… я вдруг вспомнил это утро, ее мышцы под голой кожей, ее лопатки…

У меня выступил холодный пот.

- Ну? – спросил торговец.

Мой взгляд упал на груду жилетов, похожих на тот, который она сбросила в Канаве Теллмана, чтобы сделать бомбу. Нить блестела на швах, и я посмотрел несколько вариантов.

- Этот, - указал я. Торговец вытащил ее, и я невольно улыбнулся. Я не нашел бы варианта лучше, даже если бы сам заказал. Синяя, как флаг Люмена, жилетка была расшита золотом на лацканах, узор тянулся лучами солнца. Пуговицы сияли бронзой, как ее глаза. – Точно этот, - сказал я.

- Это дорого стоит, - предупредил торговец.

- Не страшно. Я беру, - сказал я. – И две рубашки с длинными рукавами.

Мой заказ завернули, за сверток потребовали аж семь полумесяцев, но я не переживал. Я забрал покупки с одеялом и отвернулся от прилавка, довольный. Я прошел вдоль последнего ряда, купил несколько пар чулок, несколько платков. С охапкой тканей в руках я хотел пройти мимо последнего торговца, когда заметил его товары.

Шляпы.

Многие были соломенными, но было несколько и широкополых кожаных шляп. Табличка рядом с ними гласила, что это была алькоранская кожа, шляпы из Восточной пустыни. Я посмотрел на шляпу наверх, красивую, из коричнево-белой шкуры коровы. На первый взгляд шляпа казалась большой, а потом я вспомнил, какой большой была старая черная шляпа Ларк, чтобы уместились ее дреды.

- Я бы хотел эту шляпу, - сказал я.

Шляпник окинул меня взглядом.

- Двенадцать полумесяцев.

- Возьму за семь, - у меня осталось лишь восемь и пара медяков. Вот бы он продал ее за семь. Я мог вернуться к Соэ и узнать, продала ли она остальное, но что-то говорило мне, что она и Яно не одобрят эту покупку.

- Шкура, из которой шляпа сделана, стоит девять, - недовольно сказал шляпник. – Если нет двенадцати, уходи, - он посмотрел на клиента, подошедшего за мной.

- Нет! Эм… - я подвинул свои покупки на его стол, и он недовольно цокнул языком. – Нет, вот. У меня есть восемь полумесяцев и это, - я вытащил из кармана медальон с цветком лавра, который я отрезал с сапога в водной впадине. Я протянул его торговцу. – Это настоящее сильвервудское серебро, - сказал я. – Не подделка. Это стоит не меньше восьми полумесяцев.

Шляпник удивленно моргнул, может, от моего отчаянного желания купить шляпу. Он взял медальон, покрутил его, изучая. Я смотрел, нервно стуча пальцами.

- Хорошо, - он потер металл большим пальцем. – Восемь полумесяцев и эта серебряная штучка.

Я радостно отдал ему остальные деньги. Он поднял шляпу с подставки и опустил на мой сверток покупок. Я вдохнул запах чистой кожи. Я собрал все и повернулся.

А потом застыл.

За мной стояла та же женщина, что была перед нами у прилавка с молоком, шрам искажал ее веко. Я глядел на нее. Она смотрела на меня, щурясь.

- Шляпы для пустыни сейчас хорошо продаются, - отметил торговец за мной. – Спасибо Солнечному Щиту. Ты с Востока? Оттуда у тебя иностранное серебро?

Я сглотнул, но не повернулся к нему, все еще глядел в глаза женщины.

- Нет, - сказал я, надеясь, что звучу уверенно, а не испуганно. – С островов.

А потом без паузы обошел женщину и пошел прочь как можно быстрее, но не бегом. Я направился к прилавку Соэ, но в последний миг повернул. Если женщина смотрела мне вслед, я не хотел, чтобы ей было просто снова найти меня. Вместо этого я обошел ряды и попал к сцене в центре на пне красного дерева.

Торговец с козами ушел, теперь мужчина хвалил перед толпой чудо-лекарство. Я обошел сцену. Табличка с объявлениями висела на давно умершем дереве возле нескольких молодых деревьев. Я пошел туда, чтобы скрыться из виду и отдышаться.

- Эй!

Я вздрогнул от вопля.

Мужчина стоял у доски, прибивал новый кусок пергамента. Он вытащил гвозди изо рта и гневно махал на меня молотком.

- Слезь с корней!

- П-простите?

- Слезь с корней? Тебя растили под камнем? Уважай окружающую среду!

Я опустил взгляд. Я стоял меж двух молодых красных деревьев, и их корни переплетались под моими ногами.

- О… простите, - я шагнул в сторону, нервничая. Мужчина покачал головой, вбил последний гвоздь в доску и отошел, бормоча о вытоптанной земле и беспечной молодежи.

Я прислонился к доске, пару раз глубоко вдохнул. Сверток в руках становился тяжелее с каждой секундой, мне нужно было вернуться к Соэ. Я надеялся, что смогу пройти по людной площади, не попавшись на глаза женщине со шрамом на веке.

Может, мне казалось. Это был день рынка, разве странно было столкнуться с одним человеком у двух разных прилавков? Может, ей нужна была новая шляпа. И все. Может, она не слышала, как я болтал с Яно о жизни в замке, еще и с акцентом у прилавка с молоком. Может, она не слышала, как я хвалил шляпнику сильвервудское серебро.

Я сглотнул.

Нам нужно было уходить.

Я отошел от доски. В последний миг я вспомнил просьбу Ларк проверить новости и посмотрел на объявления на доске.

Я тут же заметил объявление с наградой за нее и резко вдохнул. Яно и Соэ не преувеличивали, Двести полумесяцев, живой или мертвой, и еще пятьдесят за подельников. Но портрет был старым. У Ларк уже не было меча и щита, как и черной шляпы с краской на лице. Рядом был портрет Тамзин, но его отчасти скрывал новый лист, один из многих с одинаковыми жирными буквами. Ветер трепал страницы.

Мой рот открылся.

Приходите и увидите

Новую ашоки Толукума

Кимелу Новарни

в ее

дебютном туре

Ниже был список названий городов и дат выступлений. Поселок Великанши был посередине, дата – 31 моконси – последний день августа. День перед коронацией Яно, и Кимела была назначена как ашоки вместо него. Зачем ей выступления за неделю до этого?

Я повернул голову. Мужчина, который прибивал объявления, стоял перед сценой с толпой, слушал о чудо-тонике. Я оторвал одну из страниц от доски, сунул под тунику и поспешил к нему.

- Простите, - выдохнул я. Он повернулся ко мне и нахмурился. – Вы повесили только что объявление об ашоки. Откуда оно?

- Из-под печати, да? – раздраженно сказал он.

- Нет, откуда новость? Толукум? Кто отдал приказ разместить объявление?

- Замок, - сказал он. – Гонец принес брусок для печати утром.

- Приказ был от королевы?

Он пожал плечами.

- Наверное. Королевская печать внизу. Не мне перечить приказам из замка, - он посмотрел на меня. – Ты не из этих краев, да?

Я поздно заметил женщину со шрамом на веке в паре шагов от меня, она смотрела на сцену с далеким взглядом, словно не была сосредоточена на выступлении.

Я сжал сверток и без слов развернулся и поспешил по площади, не переживая из-за того, казалось ли это грубым. Я огибал прилавки и покупателей, детей и тележки, пока не заметил прилавок Соэ. Она и Яно как раз закончили разбирать стол. Они подняли головы, когда я подошел к ним, тяжело дыша, вспотевший.

- Где ты был? – спросила Соэ. – Мы думали, тебя обокрали.

- Нужно уезжать, - выдохнул я, бросил свой сверток в телегу. – Меня преследовали – та женщина, которая слушала нас в очереди за молоком, Яно. И это не все. Кимела проедет через поселок Великанши в дебютном туре через несколько дней. Ее назначили ашоки без тебя.

Яно побелел.

- Что? Когда? Кем?

- Не знаю. Тут объявление. Давайте уходить, и я покажу.

Мы поспешили собрать последние покупки в телегу. Я оглядывался, ожидая, что женщина со шрамом появится из толпы. Но она не появилась. Соэ впрягла мулов в телегу и направила их на людную дорогу. Мы с Яно запрыгнули в телегу, он сел рядом с Соэ, а я – сзади. Я втиснулся между корзиной с едой и свертком с вещами, опустил голову, пока Соэ направляла мулов в толпе. Я кусал губу, гадая, что означало назначение ашоки для нас, Тамзин, Моквайи, Востока и обреченного альянса. Ашоки назначались на всю жизнь.

После нескольких минут тряски высокие деревья снова окружили нас. Шум рынка утих, сменился скрипом телеги и пением птиц в ветвях сверху. Я прислонился головой к свертку из одеяла, смотрел на небо среди темных веток. После стеклянных куполов замка Толукум и открытой жаркой пустыни Феринно я и забыл, как скучал по деревьям. Я с трудом дышал от тревоги.

Яно повернулся.

- Хорошо. Что с Кимелой?

- Вот все, что я знаю, - я вручил ему смятое объявление. – Мужчина, который повесил его, сказал, что новость принесли из замка утром.

Яно взял объявление, но не сразу повернул его, чтобы прочесть.

- Что это? – он посмотрел на шляпу.

- Риск, - сказал я. – Но я начинаю думать, что не напрасный.

- Как это понимать?

- Пока не знаю, - признался я. – Но, думаю, у меня есть план.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒