7. Предводитель.

Предводитель дворянства Александр Григорьевич Волков был, один из богатейших помещиков нашего уезда. Мои воспоминания о знакомстве с ним относятся к началу семидесятых годов, когда большинство помещиков успело уже проесть выкупные и оскудело. Но Александр Григорьевич еще не был захвачен оскудением: семнадцать тысяч десятин были еще не заложены, и чуть ли не целая дюжина предводительских дочек могли «задавать тон» и поддерживать традиции своего рода.

Крепостник в душе, Волков считал себя центром уездной жизни и безмерно гордился тем, что состоит председателем «двадцати двух присутствий и комитетов». Делами, конечно, заведывали секретари и делопроизводители этих присутствий и комитетов, а Александр Григорьевич только «подмахивал» бумаги, едва ли понимая, как должно, их содержание. Особенно чванился он званием почетного мирового судьи—тогда еще провинция переживала медовые месяцы мировой юстиции—и о его судейской деятельности по уезду ходили десятки анекдотов. Как ни напыщен был Александр Григорьевич знатностью своего рода, он, все же, подчиняясь духу времени, считал нужным заигрывать с «либерализмом», и это заигрывание выражалось у него в таких смехотворных формах, как устройство судебных разбирательств между его женой и в чем-либо провинившейся домашней прислугой. О таких разбирательствах много говорили в уезде и, признаюсь, я думал, что местные зоилы тут что-нибудь прибавляют от себя: слишком уже нелепой казалась такая профанация правосудия даже со стороны столь ограниченного человека, как наш уездный предводитель. Но то, тему однажды мне пришлось быть свидетелем, превзошло по своей смехотворности все, о чем болтали разные злоязычники. Случилось, что запьянствовал предводительский повар, как раз в такое время, . когда ожидался большой съезд гостей по случаю дня рождения «младшей дочки, и не только запьянствовал, но и наговорил дерзостей Марье Петровне, то-есть самой предводительше, даме весьма тонной и властной, еще не отвыкшей расправляться с прислугой пpи помощи своих выхоленных ручек. –

- Александр, Никитка положительно от рук отбился. Третий день пьянствует, а когда я сегодня утром позвала его и стала выговаривать, он принялся на меня кричать и сказал, что ему на мои выговоры наплевать. Надо, друг мой, уволить его и взять другого...

— Уволить—это само собой, —торжественно заявил Александр Григорьевич, но прежде нужно его наказать для примера прочим. Эй, позвать сюда Никитку повара. А вы, молодой человек, —это ко мне: — пересядьте вот сюда, к стенке, в места для публики. Ты, Машенька, вот здесь сядь.

Александр Григорьевич спешно вышел из столовой, где мы сидели за утренним чаем, и через минуту вернулся, надевая поверх малинового халата, в который он был облачен, судейскую цепь на золоченой цепи и держа в правой руке томик «Уложения».

Вошел в противоположную дверь и Никита— типичный повар крепостных времен: небритый, с сизым носом к слегка припухшим глазом. Войдя, поклонился и стал у притолоки.

— Никита Обломов, —начал торжественно Александр Григорьевич, —дворянка Марья Петровна Волкова, жена уездного предводителя дворянства, отставного гвардии капитана и кавалера, обвиняет вас в том, что рано утром сего числа вы оскорбили ее словом. Что вы скажете в свое оправдание?

— Никак нет, ваше превосходительство. У меня даже в мыслях не было оскорблять барыню. Я только сказал, что им облыжно на меня насказали, будто я пьян. А я—вот разрази меня по маковому зернышку — я не то что пьянствовать, я ее, водки, то-есть и не нюхал...

— Ах, нахал какой, —срывается с места Марья Петровна. —Не верь ему, Саня. Разве я стану напрасно говорить?

— Во-первых я не Саня, а господин судья, —строго и внушительно заметил Александр Григорьевич. —А во-вторых, дворянка Волкова, когда обращаетесь с словом к судье, то должны вставать. Иначе оштрафую.

Марья Петровна от досады краснеет, но все же подчиняется и встает.

— Никитка сказал мне...

— Никита Обломов, —выразительно поправляет жену Александр Григорьевич.

— Никита Обломов, —с видимой досадой повторяет Марья Петровна, —когда я стала ему делать выговор, начал кричать на меня и сказал, что ему на мои замечания наплевать.

— Не говорил я таких слов, —мрачно буркает Никита. —Вот разрази...

— Как не говорил? —вспыхивает Марья Петровна. —Пусть Дуняша скажет, говорил или не говорил. Господин судья, прикажите войти сюда горничной Дуняше.

Появляется Дуняша. —Она поджимает губки, косит глаза и видимо из всех сил старается сдержать прущий из нее смех.

— Ваше имя и фамилия, свидетельница? —торжественно вопрошает Александр Григорьевич.

—- Авдотья Кузмина.

— Так-с. Так что же вы, Авдотья Кузмина, знаете по делу об оскорблении словом дворянки Волковой крестьянином Никитой Обломовым?

— Уж такой-то он, барин, невежа...

-- Не барин, а господин судья, —строго и выразительно перебивает Александр Григорьевич.

— Виновата-с, господин судья. Барыня ему одно слово, а он, невежа, десять. Барыня слово, а он-то десять, так и посыпает. А йод-конец и говорит: плевать, говорит, мне на все ваши слова. .,

— Вот видите, ответчик Никита Обломов, свидетельница полностью подтверждает жалобу дворянки Волковой. Что еще имеете возразить?

Никита мрачно глядит себе под ноги и молчит.

— Прошу встать, —торжественно возглашает Александр Григорь-ж евич и читает приговор: по указу и т. д. —я, мировой судья, выслушав прения сторон и показание свидетельницы по делу об оскорблени на словах крестьянином Никитой Обломовым дворянки Марьи Петровны Волковой, постановил: подвергнуть ответчика Никиту Обломова аресту на три дня без замены штрафом.

Затем, сняв цепь и обращаясь к Никите:

— Ну, пошел, невежа. Вели кучеру Антошке запереть тебя в прачешной. Да смотри, трое суток не смей выходить. А ты, Машенька, прикажи, чтобы ему туда обед и ужин носили.

Это шутовское судоговорение является, может быть, лучшей характеристикой всей служебной деятельности Александра Григорьевича, которого местное дворянство не одно трехлетие выбирало на должность предводителя. Одно время он считался серьезным кандидатом на должность губернского предводителя, —и кто знает, может быть дворянство удостоило бы его в этой высокой чести, да ко времени выборов Александр Григорьевич успел скончаться. Таково было время, когда от представителя и главы так-называемого первенствующего сословия» большего не требовалось, чем мог дать такой ограниченный и бестолковый человек, как Волков. За все время предводительствования Александра Григорьевича, очевидно, никому из наших дворян и в голову не приходил вопрос: да для чего же собственно господин Волков занимает почетное место, и не пора ли посадить вместо него кого-либо из «молодых», который бы не только числился предводителем дворянства и председателем двадцати двух присутствий, но и действительно работал бы в сфере уездного самоуправления.

Неожиданно подкравшаяся к Александру Григорьевичу смерть. избавила наше уездное дворянство от постановки этого вопроса: Волков скончался в своем родовом имении, и поминальную тризну его почтили присутствием все родовые дворяне не только нашего, но и соседних уездов.

В. Быстренин.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 78