|
|||
Примечание к части 4 страницаЕго лицо замерло в таком скорбном выражении, что у Гермионы не нашлось слов. А Снейп наклонился ближе и прошипел: – Да не погибнете вы, глупая вы курица! – Это было бы просто замечательно, но я уже более или менее смирилась с тем, что мое время ограничено. Теперь я просто пытаюсь уменьшить количество невинных людей, которых утащу за собой в могилу. – Перестаньте сию же минуту! Неужели вы не понимаете? От вас одной зависит, обернется пророчество правдой или нет! Тот бред насчет Поттера мог с тем же успехом оказаться и про Лонгботтома или любого другого рожденного в конце июля мальчишку! Только зацикленность Темного Лорда сделала Поттера Избранным. А в вашем пророчестве всего лишь говорится, что вы потерпите неудачу. Если вы поверите, что неудача в этом случае равнозначна смерти, то так оно и будет. – А вам-то что? – поинтересовалась она, склонив голову набок. Снейп сглотнул, и от промелькнувшего на его лице отчаянья у Гермионы сжалось сердце. – Я не позволю вам умереть, – хрипло пообещал он. – Но почему? – она не отводила он него глаз. Северус подвинулся и тоже поднял на нее взгляд. – Потому что это было бы глупой, бессмысленной жертвой. – Благодарю покорно! – рассмеялась Гермиона. – А я-то надеялась, что жертва получится значимой и героической. – Такими вещами не шутят! – Без толку препираться на этот счет. Идите спать, Северус, – вздохнула она. Его глаза устало закрылись, а когда снова распахнулись, то показались ей нежными и печальными. – Гермиона, – прошептал он и подтянулся на одном локте ближе, чтобы другой рукой едва ощутимо коснуться ее щеки. – Попроси меня… Из ее груди вырвался вздох. Было понятно, о чем идет речь: она нужна ему, но по какой-то причине Северус не может сказать об этом напрямик. Умоляя ее озвучить просьбу, он фактически просил Гермиону сам… Она так хотела сдаться и произнести заветные слова, но не решалась: Гермиона слишком хорошо понимала, что в их положении о ничего не значащей связи больше не может быть речи. Ее сердце находилось под угрозой; одно неправильное решение – и все пойдет прахом. Разве могла бы она добровольно отправиться на заклание, если можно быть вместе с Северусом? Может, в этом и заключается его предательство? Может, Гермиона потерпит неудачу, потому что решит остаться рядом с ним, вместо того чтобы спасти мир? Она не была уверена, что Северус понимает все значение своей просьбы. В это время он двинул бедрами, прижимаясь к ней растущей эрекцией. – Попроси меня, – повторил он шепотом искусителя. Гермиона улыбнулась и ответила на его ласку, проведя рукой по колючей щеке, а потом потянулась вверх и нежно поцеловала. Глаза Северуса сами собой закрылись, а из его горла вырвался сдавленный стон, когда он страстно ответил на ее поцелуй. Гермиона немного отстранилась и, погладив пальцем его губы, прошептала: – Нет. Снейп на секунду замер, а потом отпрянул на расстояние вытянутой руки: – Нет? – Я ранена, у меня совсем не осталось сил, а ты пьян, – улыбнувшись возмущенному тону, объяснила она. – Сейчас середина ночи, и завтрашний день обещает быть тяжелым. Поэтому – нет. Я не дам уговорить себя на то, чего ты так жаждешь, но по какой-то причине не можешь начать сам. – Уперевшись здоровой ногой в матрац, Гермиона резко подняла бедра, и Снейп скатился с нее на кровать. – Ты крайне соблазнителен, но мне нужен отдых. Иди спать. Северус хмыкнул. Создавалось впечатление, что он дуется. – Ну ладно, – буркнул искуситель и лег повыше, чтобы устроиться головой на подушке. – Снейп, вообще-то я имела в виду твою кровать. Он развалился рядом и, обняв Гермиону, привлек ее к себе: – Ты забываешь, что это мое убежище и, следовательно, моя кровать. Северус поерзал. На пол упали его ботинки, и после этого он притих. Гермиона закатила глаза и перевернулась на бок, чтобы устроиться поудобнее. Снейп мигом подвинулся ближе и недвусмысленно прижался к ней сзади. – Перестань сейчас же! Досадливо цокнув языком, он отполз на пару сантиметров. Когда Северус снова заключил ее в объятия, Гермиона отметила про себя, что совсем забыла, где на данный момент находится ее волшебная палочка. Судя по всему, в постели со Снейпом оружие под подушкой не требовалось. Она улыбнулась, придвинула его руку так, чтобы положить на нее голову, и расслабилась. Засыпая, Гермиона почувствовала на виске бархат легкого поцелуя. * Пробуждение было малоприятным: казалось, что все тело болит, а мочевой пузырь вот-вот лопнет. Проморгавшись, Гермиона обнаружила рядом с собой Снейпа и прыснула от смеха. Гроза подземелий спал на животе, обнимая присвоенную подушку, как плюшевого медвежонка. Другая рука свешивалась с кровати, а лица не было видно из-под длинных прядей разметавшихся волос. Если не считать ботинок, Северус был полностью одет и лежал на постели скомканной грудой полуночного сукна, отчего походил на талую свечу черного воска. Гермиона подползла к нему, стараясь не раскачивать матрац, и приподняла с лица одну грязную прядь. На скуле красовался внушительный синяк, а у рта лужицей скопилась слюна. Вдруг один его глаз распахнулся, и миру предстал болезненный этюд черного на красном. – Тут одно из трех, Грейнджер, – прохрипел Снейп. – Либо прибейте меня на месте, за что я буду несказанно благодарен, либо проваливайте к чертям, что даже лучше первого варианта, либо найдите мне зелье от головной боли, и тогда я последую за вами на край света. Гермиона хихикнула. – Вам уже говорили, что вы наимилейший идиот? – Нет. – Глаз закрылся. – Ну, считайте, что я только что это сказала, – она вернула прядь на место и скатилась с кровати. Выйдя из спальни в поисках туалета, Гермиона обнаружила гостиную, полную страдальцев. Джордж свернулся на полу калачиком, трогательно прижав к себе пустую бутылку. Невилл полулежал на диване и слепо вертел головой, будто ориентируясь в пространстве по какому-то неслышному звуку. Квинт же сидел на столе, обхватив руками виски. – Ты что, прямо на столе спал? – Сморщившись от вопроса, гордость аврората жестами показала, что говорить надо тише. – Черт, сколько же вы вчера выпили? – Много, – прохрипел Джордж, приподнимаясь от пола. – Моя новая любовь – жестокая повелительница. – В таком случае советую прекратить отношения. Невилл, будь заинькой, раздай всем зелья. И не забудь про Его Величество в спальне. – При чем тут заинька? Попроси вон лучшего друга человека. – Ты стрелки-то не переводи! Квинт снова схватился за голову, и Гермиона хмыкнула: – Есть вероятность, что после вчерашнего розыгрыша наш щенок не перенесет встречи с похмельным Снейпом, а я не могу позволить себе потерять такого ценного помощника. – Рассказывай: ты ему по горлу заехала, да? Я на это деньги поставил, – заржал Джордж. – А вас не смущает, что я легко могла его убить? – подбоченилась Гермиона. – Даром что мы в безопасном доме – мои нервы и без ваших шуточек ни к черту. – Она окинула всю троицу неодобрительным взглядом. – Нам надо успеть активировать портал. Пошевеливайтесь. Покачав головой, руководительница дурдома проследовала в ванную, специально хлопнув дверью сильнее, чем требовалось. * Перешагнув через каминную решетку, Гермиона оказалась в гостиной дома на площади Гриммо. За ней следовали болезные: Снейп, Невилл, Квинт и Джордж. Гарри, Рон и Артур их уже ждали. – Ну как? – спросил Рон. – Калеб Ллойт мертв. Тсао Даиу тоже, как и несколько пешек преступного китайского синдиката. Гарри поморщился и пробормотал под нос пару крепких выражений. Рон заметил, что Гермиона хромает, и тоже ругнулся, сверкнув глазами в сторону Квинта. – И у нас плохие новости. – Выкладывайте. Гарри и Рон переглянулись. Последний глубоко вздохнул и начал: – Это насчет Виктора. – Гермиона внутренне похолодела. – Он в порядке, вчера мы нашли его бродящим по Мосту Тысячелетия. Кто-то основательно покопался в его голове. Виктор не узнает никого из нас и клянется, что и о тебе никогда не слышал. Сейчас его переправляют в Болгарию, где он проведет первую неделю в больнице, чтобы потом целители смогли попытаться нейтрализовать повреждения. Мне кажется, его похитителям нужна была информация о тебе, и они просто достали ее из крамовской головы – причем довольно-таки буквально. – Боже мой, – прошептала Гермиона. Артур поддержал ее локоть и помог усесться в кресло. – Физически он не пострадал, моя дорогая. Гермиона машинально кивнула. Да, физически не пострадал, но навсегда забыл об их прошлом. Она повернулась к Квинту, после таких новостей не находящему себе места, и отрезала: – Вот тебе и предательство! Тот со вздохом согласился. Разрядить обстановку попытался Артур: – Вам удалось что-нибудь выяснить? Гермиона запустила руку в карман и подала Гарри алебастровую шкатулку, которую тот открыл, моментально пожалев об этом: нечеловеческий вой наполнил весь дом. – Нам понадобятся жабросли. Все повернулись к Снейпу. – Ладно, – процедил он, высокомерно сложив на груди руки. Глава 20 Оставив всю компанию в гостиной, Гарри и Гермиона направились на третий этаж в ванную. Пока набиралась вода, они успели обсудить подробности операции в Толедо. – Проблема сводится к тому, что за всеми калебами и синдикатами не уследишь, – резонно заметил Гарри. – Я тоже так думаю, поэтому посоветовала Квинту не тратить на них время. Мы можем до посинения пытаться обезвредить всех наших преследователей, но так ничего и не добиться. Единственный способ прекратить этот балаган – найти Кристалл. – Согласен. – Гарри закрыл кран. – Давай слушать подсказку. Стоя перед ванной на коленях, они как по команде задержали дыхание и резко опустили головы под воду. Гермиона открыла шкатулку и едва не выронила ее из-за неожиданно низкого тембра вырвавшейся наружу мелодии. Мощь звука поражала. Акустический эффект напоминал оперное пение – бас-профундо, если быть точной. Однако язык оказался не похож ни на один из тех, что были известны гриффиндорской всезнайке. Вынырнув и смахнув с лица воду, она посмотрела на Гарри, который энергично тряс мокрой головой: – Как неожиданно. Золотое яйцо на Турнире пело в ванной старост по-английски и несколькими октавами выше. Гермиона выжала волосы. – Думаю, эта шкатулка древнее английского языка. Откуда нам знать, кто записал сообщение? Может, оно вовсе не от русалок, а только для них. – Возможно. Они опять сунули головы под воду и слушали странное пение до тех пор, пока вновь не пришлось брать дыхание. – Сообщение… повторяется, – произнесла Гермиона, глотая ртом воздух. – Да, я тоже это заметил. Ты у нас спец по языкам. Есть какие-нибудь соображения? – Нет, но я и не знаю, как звучит язык русалок. – Я тоже, – поморщился Гарри, вытирая непослушные вихры полотенцем. – Я только слышал, как они сердятся, но не могу вспомнить ничего конкретного. – Даже если бы ты вспомнил, это бы нам не помогло. Шкатулка наверняка такая старая, что язык с тех пор претерпел существенные изменения. – А что, если русалки не поймут сообщение? – Или поймут, но не захотят нам помогать? – обеспокоенно добавила Гермиона. Гарри сморгнул с ресниц капли и махнул рукой: – Не беспокойся на этот счет. Случится именно то, что предначертано, – это единственное преимущество предсказаний. – Да, но в твоем говорилось, что ты «вероятно» потерпишь неудачу. У меня же все однозначно не в мою пользу. Раздраженно пожав плечами, Гермиона опять сунула голову под воду, чем и закончила неприятный разговор. * На следующий день якобы страдающий от безответной любви Квинт нарисовался на ее рабочем месте: его настойчивые, хоть и обреченные на провал публичные ухаживания давали предлог поговорить с глазу на глаз, если происходило что-то неожиданное. На этот раз «поклонник» заливался соловьем: очевидно, новости были важными. Обычно Гермиона получала удовольствие от этих импровизаций, но другие сотрудницы отдела начинали жалеть горе-ухажера и требовали «дать ему еще один шанс», так что она будто нехотя согласилась на чашечку кофе и, захватив сумочку, направилась вслед за Квинтом к лифту. На этот раз в коридоре никого не оказалось, но Гермиона все равно поставила «заглушку». – Удалось выяснить, кто напал на Виктора? – Он пока что без изменений, поэтому не в состоянии ничего нам рассказать, но медики надеются на лучшее. Мы не смогли найти нападающих и не знаем, что именно Виктор сообщил им, но думаем, что именно так синдикату стало известно о встрече в Толедо. Мы проверяем алиби наших обычных подозреваемых, однако у всех них могли быть сообщники, да и Остергуда рановато сбрасывать со счетов. Зато нам удалось получить результаты тестирования толедских образцов ткани. – Рассказывай. – Гермиона покрепче сжала ремешок сумки. – Совершенно точно, что это Калеб. От тела остались одни угли, но нам удалось собрать достаточно генетического материала. Сходство составило 98, 67 процента, так что повода для сомнений быть не может: если бы останки принадлежали невинному испанцу с золотым зубом, тест не дал бы таких результатов. Гермиона задумчиво кивнула, уставившись вникуда. Квинт тихонько дотронулся до ее плеча: – Как ты? – Даже не знаю. Почему-то мне казалось, что это не может быть Калеб. Глупая какая-то смерть: «сожжен преступным синдикатом». Квинт фыркнул. – Если тебе от этого полегчает, могу сказать, что умер он не от огня: ему свернули шею еще до поджога. И вообще. Мне он никогда не казался особо умным. Глупый человек – глупая смерть. – Трудно сказать, каким он был на самом деле. Но в конце концов оказался жадным пронырой, да и всегда был таким, если верить Снейпу. – А ты ему веришь? – Не знаю… Может, верю, а может, просто не могу не верить. – Подняв глаза на Квинта, Гермиона невесело улыбнулась. – Мне просто необходимо кому-нибудь доверять, понимаешь? Вокруг меня должны быть люди, на которых можно положиться. Трудно определить, в какой степени мое доверие к Снейпу основывается на фактах, а в какой – на отчаянной надежде. Знаешь, в прошлом никто ему не верил, однако он каждый раз поступал правильно, даже когда сам этого не хотел. Квинт поморщился и отменил заглушающие чары. * – Мисс Грейнджер! Как приятно снова вас видеть. Чем могу быть полезен? – Я надеялась, что смогу задать вам пару вопросов. – Разумеется! Присаживайтесь. Утонув в бесформенном кресле, Гермиона приняла от Остергуда чашку мутноватого чая и сделала один притворный глоток, ожидая, пока хозяин кабинета тоже сядет. Бывшему невыразимцу выделили пыльную каморку на седьмом уровне, но он ухитрился сделать ее довольно-таки уютной. Из-под наваленных на столе бумаг по-домашнему выглядывали детские поделки, а стены украшали пестрые рисунки. Гермиона указала на кособокую кружку, которую благодаря комбинации ядовито-зеленого и пурпурного цветов невозможно было не заметить: – Предполагаю, это ручная работа вашего родственника? – Да, племянника. – Остергуд снял кружку с полки и повертел ее в руках. – Правнучатого племянника, если быть абсолютно точным. А пони мне нарисовала племянница, – он кивнул в сторону картины. – Я понимаю, что повсюду возить с собой эти безделушки – старческая блажь, но мне так не хочется расставаться с детскими подарками. Я работал невыразимцем слишком долго и очень многое пропустил, потому что держался особняком и избегал семейных встреч, которые всегда оказывались неловкими. Теперь вот на старости лет ударился в другую крайность. – А в Болгарии вы разве не остались невыразимцем? – Гермиона сделала вид, что не в курсе. – Мерлин упаси. Я вот уже сколько лет мирно пишу учебники. – Остергуд, покряхтывая, уселся в свое кресло и взял в руки чашку. – Но мне кажется, что вы хотели побольше узнать о времени? – Честно говоря, нет. – Она робко улыбнулась и отставила свой чай. – Это информация для таких специалистов, как мистер Филипс с его комитетом. Я в исследовании давно не участвую. Мне хотелось бы узнать подробнее о вашем бывшем коллеге мистере Ллойте. – О Ллойте? А что о нем знать? – Я надеялась, вы сможете что-нибудь рассказать. Понимаете, мне только что сообщили, что он погиб на континенте. – Какая трагедия! – У меня с ним… когда он исчез, мы собирались на свидание. – Гермиона закусила губу. – Я никак не могу избавиться от ощущения, что не успела узнать его как следует. Он всегда казался довольно-таки очаровательным, но до меня дошли слухи, заставляющие сомневаться в его характере. Может, вы расскажете, каким он был? Поделитесь, так сказать, непредвзятым мнением. – В ответ на полный надежды взгляд Остергуд улыбнулся. – Я вас понимаю: бывает трудно разобраться в чувствах такого рода. – Он откинулся на спинку кресла и, прихлебывая чай, начал: – Даже не знаю, что и сказать. Вас, наверное, интересует его личность, а не исследовательская деятельность … Что ж… Насколько я помню, Калеб всегда пользовался популярностью у прекрасного пола. Возле него постоянно крутились девицы, которые увлекались им больше, чем он – ими. Была там одна в нашем отделе, правда, из другой Комнаты… Мэри, кажется. Пылинки с него сдувала, а он бессовестно этим пользовался. Но с тех пор прошло много лет, и я уверен, что с возрастом Калеб остепенился: от этого никуда не деться. Больше никаких недостатков я за ним не замечал, даром что бабник… Хороший был парень, к работе относился серьезно, хотя, мне кажется, ближе к роспуску нашей Комнаты Ллойту уже не сиделось на месте, будто ему все надоело. – Почему? – Ну, не вдаваясь в подробности, могу сказать, что виной тому была интеллектуальная апатия. – Остергуд улыбнулся. – Это случается с учеными, бросающими все силы на одно исследование, которое потом подходит к концу или, что хуже всего, оборачивается неудачей из-за несостыковок в теории. Найти в себе искру для нового проекта может оказаться крайне трудным делом. – С вами тоже такое бывало? – Несколько раз! – рассмеялся Остергуд. – Помнится, однажды утром я пришел на работу, а оказалось, что ваш Темный Лорд разрушил всю мою карьеру. – Бывший невыразимец хитро прищурился, и у Гермионы тут же создалось впечатление, что он, как и Калеб, прекрасно знает о ее участии в разгроме Комнаты Времени. – Тогда я долго думал, за что взяться, но… – он указал на детские рисунки, – все обернулось к лучшему. Теперь я очень доволен своей жизнью. – Калеб сказал мне то же самое: что он просто устал сидеть за письменным столом. – Да, он всегда казался мне слишком зеленым для нашего отдела. Непростая это была жизнь для молодых людей. Гермиона постаралась изобразить на своем лице простодушное непонимание: – А скажите, почему вашу Комнату закрыли? Разве нельзя было просто все починить? – У нас больше не было сырья для экспериментов. Мы вновь и вновь использовали имеющиеся крупицы, но после погрома и они были утеряны. – О каком сырье вы говорите? – спросила она так небрежно, как только могла. – О хрономиниуме. – А что это такое? – Это волшебная субстанция, позволяющая изменять время, – со смехом объяснил рассказчик. – А, как в маховике времени! Я пользовалась им в школе. – Правда? – с нескрываемым интересом переспросил Остергуд. – Как часто? – Наверное, каждый день, – Гермиона наморщила нос, стараясь припомнить подробности. – На третьем курсе я решила стать еще большей заучкой, чем уже была, и декан моего факультета дала мне маховик времени, чтобы я могла посещать все предметы. – И на сколько дней вы в сумме повзрослели? – Я как-то попыталась подсчитать, но это оказалось непросто. Я пользовалась маховиком каждый день на протяжении восьми месяцев, но всего по часу-другому. Думаю, что повзрослела максимум на неделю. Откинувшись на спинку кресла, Остергуд довольно кивнул: – Очень жаль, что вы больше не входите в комитет, мисс Грейнджер. – Почему? – Я скучаю по вашему энтузиазму, – улыбнулся он, – но кроме того, я практически уверен, что все происходящее как-то связано со временем, а у вас, судя по всему, наблюдается склонность к этому предмету. – Склонность ко времени? – Понимаете, маховиками крайне трудно пользоваться. То, что уже в детстве это давалось вам так легко, бесспорно свидетельствует о ваших исключительных умственных способностях, о которых можно догадаться и по степени доверия, оказанного вам вашим профессором. К тому же стоит предположить, что у вас есть талант, позволяющий с особой легкостью перемещаться во времени. – Разве это возможно? – Не без источника энергии, конечно. – То есть хрономиниума? – Именно так. Это песок внутри маховиков времени. – Понятно. – Гермиона изо всех сил старалась выглядеть лишь умеренно заинтересованной. Остергуд подался вперед: – Никак нельзя уговорить мистера Филипса принять вас обратно в комитет? Я уверен, что вы оказались бы ценным дополнением. – Боюсь, что это невозможно, – поморщилась Гермиона. – Кулуарная политика. Вы, наверное, слышали, что ответственные за убийства люди отправили Филипса на пенсию и посадили меня на его место? С тех пор он меня презирает. – Очень жаль! – разочарованно цокнул Остергуд, а Гермиона рассмеялась: – Сказать по секрету, я рада, что не увязла в этом болоте. Вы же сами говорите, что простая жизнь намного интересней. Но бывшему невыразимцу было не до смеха. – Да, только в данном случае люди готовы на убийство ради того, чтобы решить эту задачку. Все мы, хоть каким-то образом связанные с исследованием, находимся в опасности. Я буду крайне недоволен, если один из нас не доживет до разгадки: тогда не будет больше ни аляповатых рисунков, ни джентльменов, с которыми хотелось бы познакомиться поближе. Достаточно было одного взгляда на Остергуда, чтобы понять, что он говорит искренне. Старик немного повеселел, лишь когда добавил: – Знаете, если аномалии действительно предвещают растяжение во времени, то после этого приключения у нас, возможно, появятся новые запасы хрономиниума. Не прошло и десяти лет с тех пор, как мы утеряли последние крупицы этого песка, так что грядущие события не могут быть простым совпадением. Если у нас действительно появится сырье, я не отстану, пока вы не согласитесь поступить ко мне в стажеры, и буду рад передать вам свои знания, да и сам вернуться к экспериментам. Потому что, повторюсь, я подозреваю у вас склонность к этому предмету. – Но ведь сейчас я даже моложе Калеба, когда он начал работать в Комнате Времени. А вы сказали, что он был еще слишком зелен. – Да, но у него никогда не было вашего таланта. Его эксперименты со временем проваливались будто сами собой, – махнул рукой Остергуд. – Ллойт был старательным ученым, но интересовался всегда только одной вещью. – Какой же? – На этот счет он не распространялся: мы все были довольно-таки скрытными. Знаю только, что Ллойт пытался точно определить моменты прошлого. – В смысле, перенестись в определенные отрезки времени? С помощью маховика это было совсем не трудно. Конечно, можно было вернуться лишь на пару часов, но с достаточно высокой точностью. – Нет, мне кажется, он только открывал во времени миниатюрные окна, но не собирался путешествовать сам. – Окна? Чтобы наблюдать за событиями? – Даже не целые окна, а маленькие дырочки. В самую большую едва поместился бы мой мизинец. – Или кончик волшебной палочки… – Да, размер приблизительно такой, хотя растяжение во времени непременно разрушится, если попытаться что-нибудь протолкнуть через него. На этот счет есть несколько противоречащих друг другу теорий. В восемнадцатом веке Пекингхэм выдвинул идею, что стабильность растяжения зависит не от его диаметра, а от количества сырья. Мысли Гермионы скакали галопом: – И все же Калеб потерял интерес к своим экспериментам до того, как у вас закончился песок… Как вы думаете, почему он решил перейти в наш отдел и летать по лей-линиям? Остергуд поджал губы и принялся изучать цветастый ковер. – Если бы я был по натуре человеком подозрительным, то предположил бы, что Калеб знал: лей-линии станут первым предвестником значительного события, при условии, что оно связано со временем. Тем не менее, это подогнанный под наши факты ответ. На самом деле заранее предсказать такой феномен и угадать его природу невозможно. Однако Калеб сразу бы распознал все признаки, как только дыры бы участились. – Каким образом? – По остаточному временному смещению, сопровождающему аномалии. – Но в вашем отчете не говорилось ни о каком смещении, – подалась вперед Гермиона. – Ничего подобного! Смещение было и легко отслеживалось. Я записал результаты тестов и передал их с Эрин вам лично. Она может это подтвердить. – Когда вы видели ее в последний раз? Остергуд почесал затылок, припоминая тот день. – Эрин проводила меня до дома и сказала, что по дороге в Министерство собирается перекусить. – Когда на лице Гермионы отразилось явное недоверие, добродушный старик и подумать не мог, что под подозрением находится он сам, поэтому бросился защищать Эрин: – Она серьезная девушка! Ни за что не поверю, что она могла переписать мой отчет! – А что, если кто-то переписал ее воспоминания? – Все равно получается какая-то бессмыслица. Дюжины разнообразных феноменов могут быть связаны со временем, и они зачастую разбросаны на века или даже тысячелетия друг от друга. Их невозможно предсказать. Для этого понадобилась бы информация, которой в Комнате Времени не владел никто. Надо было бы знать наверняка, что именно произойдет. – Остергуд покосился на Гермиону: – Мисс Грейнджер, а вы уверены, что больше не принимаете участие в исследовании? В ответ она лишь поморщилась: – Это просто мое неуемное любопытство… * Гермиона плюхнулась на диван и приняла из рук Гарри заботливо предложенный им бокал вина. – Неужели все так плохо? – шмыгнул носом Рон. – Хуже некуда. Никак не пойму, то ли я совершаю глупейшую ошибку, не доверяя людям, то ли именно моя настороженность мешает нам продвигаться дальше. – Тебе нельзя так думать. – Гарри подсел ближе. – Я был в такой же ситуации и постоянно винил себя: если б я с самого начала доверял Снейпу, на нашу долю пришлось бы намного меньше испытаний; если б я с самого начала сомневался в Дамблдоре, я был бы лучше подготовлен к развязке. Но такие мысли только гложут тебя изнутри. Наше будущее предначертано. Смирись с этим, иначе свихнешься. Тяжело вздохнув, Гермиона кивнула. – Кажется, я узнала больше о возможных мотивах Калеба. Мне рассказали, чем именно он занимался, кроме попыток «изменить прошлое». – Ну, не томи. – Он прокалывал дырочки в материи времени и наблюдал за событиями, однако не мог повлиять на них без большого количества хрономиниума. Загнав свои эксперименты в тупик, Калеб занервничал. Парой недель позже мы разгромили Комнату Времени, а он сменил работу и с тех пор восемь лет летал по лей-линиям. – И что в этом подозрительного? Гермиона отпила из бокала. – Снейп говорит, что Калеб всегда интересовался только деньгами, но тогда карьера невыразимца кажется странным выбором, не так ли? – Гарри кивнул, а Рон только нетерпеливо махнул рукой: все это они уже знали. – Ллойт мне сам рассказал, что в молодости ненавидел свою бедность и что его пра-пра-пра-какой-то там дедушка отказался от десяти процентов Гринготтса, чем обрек потомков на жалкое существование. Первые несколько лет после окончания Хогвартса были потрачены им на разнообразные аферы, а потом Калеб вдруг остепенился и заделался талантливым ученым по части времени. – Гермиона подняла руку, призывая ерзающего Рона потерпеть еще чуть-чуть. – А что, если он надеялся сорвать джекпот и искал способ вернуться далеко назад, чтобы повлиять на решение своего родственника? – Но тогда он поставил бы под угрозу свое собственное существование! – Да, но вдруг он догадался, как изменить прошлое, не покидая настоящего? Вдруг смог зафиксировать нашу реальность? Может, одной дырочки в ткани времени было для него достаточно, чтобы просунуть кончик волшебной палочки и расправиться со своим дедом, прежде чем тот успел разбазарить его наследство? – Ты думаешь, Калеб пытался добиться именно этого? – Да. Стоило ему понять, что на всей планете осталось недостаточно хрономиниума для такого эксперимента, как он сменил тактику и начал заглядывать в будущее в поисках следующего временного феномена, после которого останется больше сырья. К счастью для Калеба, теоретически подходящее событие намечалось уже через восемь лет, так что ему оставалось только скрывать все предвестники от общественности, пока не удастся определить природу феномена. Поэтому если бы мы не разрушили Комнату Времени, это сделал бы Калеб. – А что же с убийствами? – спросил Гарри. – Он начал избавляться ото всех, кто был в состоянии понять, что происходит: сначала от бывших коллег-невыразимцев, потом от полевых агентов. Калеб знал, что должен продержать все в тайне, пока дыры не начнут появляться с частотой, достаточной для отслеживания их источника. Поэтому он стал манипулировать целым отделом. Когда этого перестало хватать, люди начали гибнуть. А когда и этого оказалось мало, Калеб совершил гениальный отвлекающий маневр, заменив дельного начальника на неопытную выпускницу школы. – Ну, тут он просчитался, – дружно заявили мальчики, и Гермиона с благодарностью улыбнулась. – Какие у нас есть доказательства? – серьезно осведомился Рон.
|
|||
|