Татьяна Алюшина 7 страница

Первая волна слепого горя и болевого шока от потрясения отпустила Дашкин разум, смыв страшные обвинения с себя, да и с других.

Господи, как это страшно, такая простота объяснения – накопившаяся серия ошибок в одном месте, в одно время! Накопленная всеми!

В этот день у нее начались кошмары. Она больше не могла спать, то есть вообще спать! Дашка закрывала глаза и видела летевший им наперерез грузовик, несущий им смерть, улыбающееся Гришкино лицо, пляшущие пылинки в солнечном луче, и чужой металлический голос в мозгу начинал отсчет: «Раз… два… три…», она дергала Гришку на себя – «четыре! ». Все!

Она категорически отказалась от снотворного, требовала, чтобы ей показывали ампулы того, что колют, не слушала никакие суровые уговоры врача и мольбы Катьки.

Она не могла, не могла спать! Стоило закрыть глаза, и начиналось: «Раз… два… три… четыре! »

По распоряжению Антона Ивановича ее перевели в отдельную палату, там была более широкая кровать, и Дашка, впадая в полузабытье, не выдерживая такого напряжения сознания и организма, металась на ней, как на пыточном столе, мучимая видениями катастрофы.

Ее состояние резко ухудшилось. Боль, начавшая вроде притухать, вернулась и стала изощренней, что ли. Дашка слабела с каждым часом, понимала это, сопротивлялась, как могла. Смотрела на букеты цветов, присылаемые Власовым по заказу из магазина, считала количество листьев, лепестков, чтобы не заснуть. Она ни с кем не разговаривала, отдала телефон Катьке, не в состоянии никого слышать.

– Говори всем, что на процедурах или сплю. Я пока не могу ни с кем говорить. Совсем не могу.

Катька продержалась два дня – тот, когда Дарья узнала правду, и до вечера следующего. И позвонила Власову, послав куда подальше Дашкин наистрожайший запрет сообщать кому бы то ни было, и Власову в первую очередь.

Игорь находился в нормальной такой, рабочей полной заварухе, сопутствующей данному времени года, порой еле ноги домой дотаскивал, еще и аврально стараясь сделать те дела, которые не требовали особой спешки, рассчитывая освободить на будущее время для Дашки.

Он через день разговаривал с Антоном Ивановичем, с Катей, знал, как идет процесс Дашиного выздоровления, посылал ей с водителем овощи, фрукты, ягоды, заказывал доставку цветов, когда разрешили держать их в палате, и каждый день звонил, часто по два раза, и, слыша ее голос, шутки, успокаивался ненадолго.

Но последние полтора дня вместо Дашки отвечала Катя, сообщая немного напряженным голосом, что Даша спит, или ее увезли на процедуры, или делают уколы. Он спросил, не изменился ли график лечения, Катя подтвердила: да, изменился. От перегруза он списал все на естественную усталость Кати и, хоть что‑ то ему смутно не понравилось, вдаваться в выяснения не стал.

А вечером, около девяти, она позвонила сама с Дашкиного телефона.

Увидев определившийся номер, он улыбнулся: ну, слава богу!

– Даша.

– Нет, Игорь Николаевич, это Катя.

Он перепугался до холодного пота, мышцы напряглись, как перед боем.

– Что? – жестко спросил, потребовал Власов.

– Она узнала о погибших, – заторопилась Катя объяснить. – Были шок, истерика, и теперь она не спит, вообще не спит, вторые сутки, от снотворного отказывается. И ей стало намного хуже. Антон Иванович прислал психолога, она не стала с ним разговаривать. Лежит и молчит все время. И я не знаю, что делать! – заплакала Катя.

– Я сейчас приеду! – взял ситуацию на себя Власов. – А вы, Катюша, постарайтесь не паниковать. Все будет хорошо.

В темной палате горел ночник, терпко и насыщенно пахло медикаментами и цветами, расставленными на подоконниках и тумбочке.

Дашка лежала, прикрытая до подбородка простыней, положив левую ладошку на грудь, словно молила о чем‑ то Господа, не спала, смотрела в пространство. Власов подошел, придвинул к кровати стул, сел. Она посмотрела на него глазами полными горя, невыплаканных слез страданий, расширенными от боли черными зрачками. Он наклонился поближе, погладил ее по голове.

– Ну что? – спросил он обо всем сразу.

– Я не могу спать, – не жаловалась, а как бы тайну сообщила. – Когда закрываю глаза, вижу, как летит на нас грузовик, я единственная из всех, кто его видел, все смотрели на нас с Гришкой, а я видела. И в голове кто‑ то время отсчитывает таким жутким автоматическим голосом четыре секунды.

Власов встал, приподнял ее на руки вместе с простыней, передвинул к краю кровати, запахнув на себе наброшенный на плечи белый халат, лег на койку рядом, с ее левого, менее пострадавшего бока, осторожно приподнял Дашину голову и, уложив себе на руку, обнял:

– Расскажи мне. Все, что помнишь про аварию, подробно, и что видишь.

– Власов, это же страшно! Я спать из‑ за этого не могу, дышать, так это страшно! – и пожаловалась, и возмутилась Дашка.

– Ничего. – Он поцеловал ее чуть выше виска. – Вот ты расскажешь, и это перестанет быть таким страшным. Я обещаю. Я же рядом, тебе ничего теперь не надо бояться. Давай начни с того, как ты оказалась на заднем сиденье.

Она помолчала, он ждал, взял ее левую, молящую ладошку в руку и ждал.

– Меня утащил Гришка… – заговорила Дашка.

Она рассказывала долго, подробно, припомнив массу самых мелких деталей, плакала, пугалась, переживая все заново. И как не могла дышать и уже умирала, но слышала, как он ее зовет, и возвращалась на его голос. Игорь успокаивающе покачивал ее, целовал тихонько, переживая вместе с ней все ее страхи и ужасы тех страшных часов отчаяния.

И холодел сердцем, осознавая, что она чудом выжила! Чудом!

Дашка все говорила, говорила и о том, как узнала о гибели ребят, и как растолковала ей про вину Катя. Власов незаметно нажал кнопку вызова медсестры. По заранее оговоренному с Антоном Ивановичем плану медсестра неслышно проскользнула в палату, Дашка заметила ее, только когда на ней откинули угол простыни, чтобы сделать укол.

– Не надо! – испугалась она.

– Не бойся, – легонько прижал ее к себе ободряющим жестом Власов. – Больше никаких кошмаров тебе не приснится. Я обещаю.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросила Дашка, но укол выдержала.

– Знаю, – уверил он тоном, которым мужчина ставит точку в любом споре. – Теперь тебе будут сниться только хорошие сны, можно про любовь.

– Сны про любовь, Власов, называются эротическими, – закрывая глаза, еще пыталась говорить Даша. – У меня нога и рука в гипсе и ребра перетянуты, я себе пока эротические сны позволить не могу, боюсь оконфузиться.

– Ну, никто же не увидит твоего конфуза, – порадовался ее быстрой сонливости он. – Так что все можно.

Она уже не ответила. Спала.

Власов полежал рядом еще минут пять, поцеловал Дашку в висок, переложил на середину кровати, поправил простыню, не удержался, поцеловал легко в губы и вышел.

– Ну что? – измученная вконец беспокойством, ожидала его в коридоре Катя.

– Все хорошо. Спит.

Власов взял ее за локоток и повел за собой к медсестринскому посту.

Медсестра их ждала, встала из‑ за стола и поспешила навстречу.

– Сколько она будет спать? – спросил Власов.

– Антон Иванович распорядился дать усиленную дозу, восемь часов под действием лекарства, но организм ослаблен, поэтому десять часов как минимум точно.

– Спасибо, – поблагодарил он.

И, не выпуская Катиного локтя, повел ее дальше по коридору на выход из отделения и, только когда дверь за ними закрылась, отпустил, повернувшись к ней.

– Катюш, как насчет выпить по рюмашке? – совсем не вопросом‑ предложением, скорее утверждением обратился он. – Снять стресс, и нам давно пора поговорить и познакомиться поближе.

– Вы настолько серьезно относитесь к Даше? – недоверчиво спросила она.

– Даша Васнецова будет моей женой, а вы, Катя, соответственно родственницей. Как по‑ вашему, это достаточно серьезно? – поинтересовался устало Власов.

– А она дала свое согласие? – защищала сестру Катя.

– Нет, – улыбнулся он задорно. – Последнее, что она сказала мне на эту тему: «Я еще ничего не решила! »

– В таком случае, – с очень серьезным видом сделала заявление Катерина, – одной рюмашки будет маловато!

Он рассмеялся негромко, легко и приобнял ее за плечи:

– Вы молодец, Катюша! Молодец!

– Да, – не стала отрицать очевидного она, – но на дворе ночь‑ полночь, и тяпнуть, наверное, можно только в шумных заведениях, а я зверски устала, мне этого не потянуть.

– Вы иногда фразы строите как она, – улыбался уголком губ Власов. – Никаких заведений! Сейчас мы перевезем вас из клоповника в нормальную, хорошозвездную гостиницу, где останавливаюсь я. Вам надо отдыхать в максимальном комфорте, а в больницу будете на такси ездить. И это не обсуждается. – Он достал телефон, быстро пролистывая записную книжку в поисках нужного номера, спросил: – Что будете пить? Вы, наверное, вино предпочитаете?

– В это время суток и при данных обстоятельствах считаю, что водочка гораздо уместнее, – с максимально серьезным видом заявила Катя.

– Умница! – в очередной раз похвалил Власов. – Сейчас закажем, пока доедем, они накроют в моем номере.

Долгого разговора у них не получилось, увы, слишком сильно оба вымотались за последние дни и физически и морально, подойдя к некоему пределу сил.

Выпив пару рюмок за Дашкино выздоровление, закусив немного, почувствовали, как покидает напряжение, уступая место давящей тяжестью усталости, решили, что, пожалуй, хватит.

Власов проводил Катю до ее номера, пожал руку и поцеловал в висок.

Благодарил за Дашу и понимание.

Дарье снились речка, песчаный берег, большое дерево плакучей ивы, ветки которой опустились до самой воды, белый пластмассовый шезлонг, на котором она лежит, прячась в тени листвы от солнца.

Маленький мальчик в смешной панаме и ярких трусишках с серьезным, сосредоточенным личиком у самой кромки воды строит замок из песка. Набирает пригоршни мокрого песка и выкладывает на уже сформированные холмики, видимо подразумевающиеся башни.

Возникший откуда‑ то сбоку Власов, мокрый, холодный, опустился возле шезлонга на колени.

– Ты спала, а мы плавали и замок строили.

Дашка посмотрела на мальчика, он в этот момент был занят рассматриванием песка у себя в ладошке, посмотрел, посмотрел и засунул его в рот.

– Он ест песок, – сказала она Власову.

– Выплюни сейчас же! – прокричал Власов громко, подскочил и побежал к мальчугану.

А пацан, зажав в кулачки по пригоршне песка, улепетывал, смешно перебирая толстенькими ножками. Власов подхватил его на руки и повторно приказал:

– Открой рот и выплюни!

Мальчишка покачал головой, вывалил из ручонок песок Власову на грудь и с удовлетворением растер.

– Выплюни! – совсем грозно потребовал Власов.

Ребенок выплюнул на ту же широкую грудь, звонко рассмеялся и заявил:

– Какать!

А Дашка расстроилась ужасно, даже мысли свои во сне слышала: «Да что же это такое? Никакой идиллической картинки! Мальчишка, жующий песок, и Власов так нелепо за ним гонялся на полусогнутых ногах, словно курицу в огороде ловил! Да еще это «какать»! Ну почему никакой сентиментальной пасторали, умиротворяющей красоты? »

От обиды она даже проснулась, чуть не плача, и сразу увидела Власова, сидевшего рядом на стуле и внимательно за ней наблюдавшего.

– Ты так смешно бегал, – сказала Дашка, еще не проснувшись до конца.

– Где? – спросил он и улыбнулся своей фирменной улыбкой.

– В моем сне.

– Значит, тебе снилось, как я бегаю? А страшное не снилось?

– Нет, – смотрела на него серьезными глазами Дарья. – Ты прогнал все мои кошмары, как и обещал.

Он посидел рядом с ней совсем недолго, вручил свежий букет, коротко поцеловал и уехал. Кошмары больше ей не снились.

Даша уговорила Катю съездить в Москву на несколько дней.

– Езжай, Кать, я теперь в порядке, а они там одни. Их успокоить надо, дела бытовые решить. И отправь их, бога ради, в Италию. Езжай, Катюш, хоть переключишься, отдохнешь от больницы и меня капризной.

Катька посопротивлялась, скорее для порядка, без искры и напора, и уехала, перепоручив Дашку медсестрам и санитарке, другой, менее болтливой.

А Дарья нашла себе убежище от боли и скорби по погибшим. Она перебирала, как драгоценности в шкатулке, воспоминания. Закрывала глаза и погружалась в них, как в теплое, ласковое море, когда уплываешь далеко‑ далеко от берега, ложишься на спину, раскинув руки‑ ноги, расслабляешься телом и позволяешь легким волнам качать тебя в своей колыбели.

Она так ярко, так подробно их видела, до самой крошечной детальки, до сопровождающих запахов, ощущений, звуков, проживания тех чувств и эмоций.

Сбегала из настоящего, исцеляясь одновременно.

Мама и Марио встретили их в аэропорту, пробыли с ними три дня на вилле и уехали по своим рабочим делам, оставив их троих на попечении Марии, экономки и кухарки в одном лице.

Девчонки кайфовали, ленились, немного сибаритствовали под теплым итальянским солнышком, задвинув суету куда подальше, до Москвы.

– Даша, – позвонила ей бабушка, – мы с Лидой опять потеряли где‑ то телефон моей парикмахерши. У тебя он есть, я помню, найди, пожалуйста.

– Причипуриться решили?

– Космы поотрастали, седина светится, надо порядок навести, – объяснила бабушка Надя.

– Сейчас найду, перезвоню. Целую!

Она переставила симку в телефоне и только полезла в записную книжку, как он запел мелодией вызова у нее в руке.

«Вот же! И здесь достали» – с досадой подумала Дашка.

Итальянский номер знало в Москве ограниченное количество людей, Татьяна, разумеется, и парочка близких друзей, помимо родни. Она посмотрела на определитель – номер незнакомый, может, ошиблись? Поколебавшись, ответила.

– Здравствуйте, Даша, – услышала низкий приятный мужской голос, смутно знакомый и, судя по обращению, не ошибившийся номером.

– Здравствуйте, конечно, но, простите, кто это?

– Игорь Николаевич, – представился он.

А у Дашки почему‑ то дятлом неугомонным застучало сердце и кровь прилила к щекам.

Она болтала с ним шутливо, понимая, что нервничает, и совсем не понимая, зачем он звонит. А он пояснил спокойным, можно сказать, не очень заинтересованным тоном и, как бы невзначай и между прочим, предложил встретиться в Италии, а она от растерянности бабахнула про ухаживания и интересы.

Ну не клиника, а?

И чего, собственно, так разволновалась?

Ну, звонит мужчина, которому ты дала свой номер телефона, не сильно и заинтересованно звонит, в чем дело‑ то?

Ругая себя на чем свет стоит, Дашка и сообразить не успела, как дала ему адрес и номер телефона и попрощалась.

И смотрела тупо на трубку в руке, пока Катька не вывела ее из временного кондратия:

– Кто звонил?

– Представляешь, этот Игорь Николаевич!.. – слегка ошарашенно объяснила Дашка.

– И чего хотел? – оживилась интересом Катька.

– У него в Италию командировка, предложил встретиться между делами.

– Однако… Мужчина на вас запал, Дарья Васильевна! – сделала вывод Катька.

– И чем мне это грозит? – тупо поинтересовалась Дашка.

– Большой любовью в лучшем случае, курортным сексом – в худшем. И то и другое не так уж плохо! – резвилась Катька над Дашкиным оторопением.

– Ну что ты несешь, Катька! – возроптала Дарья.

– Н‑ да, – полила скепсисом ее ропот сестрица. – А по‑ твоему, мужчина так настойчиво предлагает женщине встретиться, чтобы партийку‑ другую в шахматишки сыгрануть?

– Да уж! – согласилась Дашка с аргументом тоном Кисы Воробьянинова и отмахнулась. – А, все это ерунда! Ну, понравилась я ему, ну, хочет мужчина почву прощупать на предмет возможного секса, пофлиртовать, ну и что? Фигня, да он, скорее всего, и не объявится, командировки, как правило, отдых на несколько дней не предусматривают.

И, успокоив себя таким образом, постаралась выкинуть из головы этот странный звонок и образ самого Игоря Николаевича.

Катька у них ленилась гулять, предпочитая кулинарить и проводить время в саду, и, пользуясь Дашиным присутствием, переложила прогулки с Лизой на нее.

Они уже заканчивали свой привычный маршрут и подходили к любимому Лизкиному кафе, в котором завершали обычно променад десертом для дитя и кофе для Дарьи.

Даша непонятно почему обратила внимание на мужчину, сидевшего за столиком спиной к ним и набиравшего номер на телефоне. У нее внутри екнуло, и она вздрогнула от неожиданности и странности душевного трепета, когда зазвонил ее сотовый.

Продолжая идти следом за припрыгивающей Лизаветой, Дарья выудила из сумки телефон, посмотрела на определитель – незнакомый итальянский номер.

– Пронто, – ответила.

– Здравствуйте, Даша, – поздоровался уже знакомый голос с мягкой, чуть ироничной интонацией.

А она остановилась, обескураженно глядя ему в затылок и понимая, что это он звонит ей! И что он здесь. Сейчас. Игорь Николаевич, собственно, наяву.

И на тебе, бабуся, будь здоров! Факт его приезда, как говорится, налицо! Правильнее – перед лицом.

– Даша? – позвал он в трубке и вживую перед ней.

– Здравствуйте, Игорь Николаевич, – ответила она за его спиной.

Лизка подскочила к нему, принялась болтать, а Дарью отпускали и напряжение странное, и накатившая неожиданность оттого, что он приехал на самом деле и вот звонит ей.

Она вышла из‑ за его спины и, разговаривая с Лизой, успела его рассмотреть, уловить его запах, – так близко он находился, пережить взрыв еще одного душевного вулканчика, быстро громко и неинтеллигентно одернуть себя мысленно! И взять в руки – или куда там еще принято себя собрать? – пока усаживалась за стол, вторично здоровалась и – благодарю тебя, Пресвятая Дева, – препиралась с Лизкой и общалась с милым официантом Франческо, освобождаясь от внезапного напряжения.

Ощущения, которые вызывал в ней этот мужчина, потрясли Дашку силой и насыщенностью, словно из печки дохнуло жаром!

Энергия, которую он излучал, его запах, внешний вид, низкий, насыщенный тонами голос, кривая легкая улыбка правым краем губ, взгляд серо‑ голубых глаз с нечитаемым выражением – все как мощным водопадом пролилось на нее, оглушив и лишив на короткое время спокойной, размеренной рассудительности.

Пресвятая Дева Мария, заступница и охранительница этих мест, взяла под свое покровительство и Дарью Васнецову, подарив время справиться с расшалившимися эмоциями, чувствами и вернуться в привычное состояние более чем разумной и даже деловой женщины, препираясь с раскапризничавшейся Лизкой.

А тут он принялся рассматривать ее книжку, и она опять напряглась тревожно, ожидая его мнения.

«Да с какой бузины?! Какая разница, что он там подумает? » – роптала Дашка про себя, но…

Она ничего не могла с собой поделать, даже дышать забыла, пока он внимательно рассматривал книгу. Следила за его руками, выражением лица, понимая всю нелогичность своего пугливого ожидания.

Права Катька, когда отчитывает ее: «Дашка, ты совсем одичала, отшивая всех мужиков подряд! Ну, не идеалы, кто ж спорит, но кого‑ то же брать надо! А ты всех на фиг, словно фрукты нитратные на базаре! »

И она растеклась теплой лужицей, когда услышала его оценку своей работы и увидела потрясенное выражение его лица. Точно одичала, факт!

Но хо‑ ро‑ шо!

И от облегчения, что ли, отмахнулась от похвалы и с удивлением заметила, что он раздражился и как‑ то даже отключился от присутствия в разговоре, в основном с Лизой.

«И что бы это значило? » – недоумевала Дашка.

Но он, что‑ то надумав, перевел все в легкую шутку и сам себя уполномочил проводить их с Лизкой домой.

– Даша идет гулять с тем большим дядькой! – не дав тетке рта раскрыть, сообщила Лизка матери, влетая в дом. – Он чей‑ то начальник!

– Да ты что! – с горячим любопытством уставилась на Дашу Катька. – Он приехал?

– Да, соблаговолил! – сдалась на милость допрашивающей Дашка. – И пригласил на легкий променад по набережной и отобедать.

– Дашка! – заканючила Катька. – Я хочу на него посмотреть!

– Приглашение зайти в дом было мягко, но однозначно отклонено, – разочаровала сестру Дарья.

– Ну, покажи мне его! – требовала Катька. – Давай я, что ли, из мансарды на него посмотрю в бинокль!

– Ну посмотри, только не засветись, а то подставишь любимую сестру, – разрешила Дарья и пошла переодеваться, а Катька понеслась мимо наверх, обгоняя ее резвой козой, перемахивая по две ступеньки.

Даша переоделась, собралась выходить, когда сестра скатилась сверху тем же «козьим» аллюром.

– Что смогла, рассмотрела, растительность мешает! – возбужденно делилась она результатами наблюдений. – Он классный! Не красавец писаный, но хорош! Правда, не мужчина моей мечты. – И примолкла, увидев Дашину реакцию на последнее высказывание скептически приподнятыми бровями. – М‑ да! – призналась Катька в сомнительности своего заявления.

Мужчину ее мечты семья пережила как злокачественную опухоль с операционным удалением и последующей профилактической химиотерапией. В роли лечащего врача выступала Дарья.

По дороге в ресторан, который порекомендовала Дарья, Игорь Николаевич преподнес ей букет, обозначив начало обещанного по телефону ухаживания.

Даша очень хорошо запомнила тот момент, когда увидела, как он позволил себе внутренне отключиться от привычного напряжения, от постоянной готовности к решению множества вопросов‑ проблем, напряжения делами, словно перешагнул в другую бытийность, в иную временную размеренность, в другие переживаемые чувства. У него даже лицо расслабилось, немного ретушировались морщинки, и в глазах отразилось море, будто он увидел наконец, впустил в себя окружающую красоту, плеск волн, солнце, вкус, запах, цвет, жизнь Италии.

Они говорили о чем‑ то незначительном, и в какой‑ то момент он вдруг посмотрел на нее непонятным, нечитаемым взглядом, и, наблюдая за этой его задумчивостью, понимая совершенно ясно, что предметом его размышлений является она, Даша неожиданно для себя самой мысленно его попросила: «Пожалуйста, только ничего не испорти! Ну пожалуйста! »

Она поняла, что ей по‑ девчоночьи хочется красивости! Настоящего почтительного ухаживания, подчеркнутого внимания, обходительности манер, не модного сейчас и осмеянного романтизма, чего‑ то того, что давно позабыто, но не утратило своей красоты.

Вот именно с этим мужчиной! И только от него! Бог знает, почему так, но оказалось сейчас, это самое важное – вот с этим мужчиной!

И Господь только знает, может, они в тот обед на одну волну настраивались или узнавали друг друга, чувствовали как‑ то особенно? Неведомо!

Но только он услышал ее или она его, и зазвенели в унисон!

И с этого момента началась их Италия.

Великолепная, чувственная, необыкновенная, наполненная морским прибоем и бликами на воде, запахами цветущих растений, кофе, свежей рыбы, изысканных блюд, морского юга, на фоне сказочной красоты природы.

Дашка словно плыла во всем этом, в удивительном состоянии внутренней свободы, раскованности и приятия, благословляя каждый проживаемый момент!

Ввалившись в дом в легком дурмане от событий неожиданных, будоражащих, с букетом и неизвестным подарком, была встречена нетерпеливым требовательным вопросом сестры любимой:

– Ну?!

– Он за мной уха‑ аживает! – чуть склонив голову набок, изображая легкую степень дебильности, играла Дашка.

– С какой целью? – подыграла Катька, выступив в роли суровой мамаши.

– Без цели! – в соответствии со сценическим амплуа продолжила игру Дашка. – Отдыхает он так! Нравится ему!

– Что в пакете? – допрашивала «маманя».

– Сейчас посмотрим, – выходя из роли и сунув букет Катьке, принялась разворачивать бумагу Даша.

И развернула!

– Ни фига себе! – протянула Катька.

А Дашка на время потеряла речевые способности, прибалдев от чуда чудного, что держала в руках.

– Знаешь что, Дашка, – резюмировала Катька, – пусть ухаживает!

На следующее утро, в начале двенадцатого, Лизка, поощряемая матерью, залезла к ней в кровать и начала тормошить:

– Даша! Просыпайся!

– Лизка, уйди, – не страшно потребовала Дарья, не открывая глаз.

– Нет, Дашенька, – стягивала с нее простынь племянница. – Нам с мамой надо тебя расспросить про того дядю!

– Давайте вы через час расспросите, – натягивая на голову другой конец простыни, предложила Даша.

– Нет, сейчас, – залезла на нее Лизка. – Мы и так уже переждались!

Дашка, так и не разлепив глаз, выбралась из постели и предприняла тактическое отступление в ванную. На помощь дочери подтянулась Катерина, принявшаяся стучать в дверь:

– И нечего там прятаться!

– Я еще не проснулась.

– Спускайся, я кофе сварила, там и проснешься!

– Мы тебя ждем! – добавила заявку Лизка.

Дашка по‑ партизански спустилась на первый этаж, намереваясь перехватить где‑ нибудь Марию, уговорив ее принести кофе и завтрак в сад, в беседку, с однозначным намерением спрятаться от сестры и дочери ейной, и шлепала босиком, в ночном комплекте шелковых шортиков с маечкой, с этой целью по дому. Пряталась.

Не найдя Марию внизу, снова поднялась на второй этаж и случайно услышала мелодию вызова своего телефона из спальни.

– Если вы уже отзываетесь, значит ли это, что вы проснулись?

У нее мурашки побежали по позвоночнику от звука его голоса.

Черт‑ те что, как он на нее действует! Будоража либидо, гормоны и дурную головушку с утра пораньше! Вот ведь! И, не успев ничего сообразить, под гипнозом его голоса, что ли, уже о чем‑ то с ним договорилась.

Дашка быстренько собиралась, была – естественно! – застукана сестрой за этим занятием и подвергнута суровому допросу:

– Куда это?

– На свиданку!

– Нет, не хило! – возроптала Катька. – Сестре ни слова, ни полслова, про вчерашнюю гулянку отмолчалась и с утра пораньше опять намылилась! А поделиться ходом событий?

– Вернусь и поделюсь! – пообещала Дашка.

– Когда вернешься, загульная? – плеснула скепсисом сестрица.

– Когда вернусь! – рассмеялась Дашка.

Он встретил ее букетиком диких миленьких гвоздичек, источающих горько‑ терпкий аромат, и проводил в кафе выпить обещанного кофе. Дарья хотела заказать завтрак, но Игорь Николаевич загадочно пообещал, что позавтракают они в другом месте.

Дашка было по привычке полезла за кошельком расплатиться за кофе, но, перехватив его взгляд, быстренько затолкала кошелек обратно в сумку, дабы не нервировать мужчину, вспомнив вчерашний разговор на эту тему, когда она в ресторане сделала аналогичную попытку.

– Пожалуйста, Дашенька, больше не делайте так, – указав кивком на кошелек в ее руке, мягким, но с намеком на предупреждение тоном попросил он.

– Игорь Николаевич, – спокойно глядя ему в глаза, с нажимом ответила Дарья, включив крутого топ‑ менеджера. – В наше время, если мужчина заплатил за даму в ресторане, он уверен, что выдал аванс и она его приняла и что это автоматически позволяет ему снисходительно‑ покупной тон с женщиной и предполагает ее расположение определенного плана. Поэтому за себя я всегда расплачиваюсь сама.

– Это правильно, Даша. И обязательно продолжайте поступать так и дальше со всеми остальными мужчинами, – улыбнулся он уголком губ – чтоб его кто‑ нибудь побрал! – своей убойной для женщины улыбкой. – Но, находясь в моем обществе, вы этого делать не будете, договорились? – утвердил он и пояснил: – Женщина, достающая кошелек в моем присутствии, выказывает тем самым свое неуважение ко мне как к мужчине.

– Ну, если вы так ставите вопрос… – засомневалась Дашка.

– Именно так! – с нажимом подтвердил он.

Дашка несколько опешила, когда Игорь Николаевич гуляющей, променадной походкой, держа под локоток, подвел ее к яхте. Спрятала за шутками странное волнение и совсем уж обалдела, когда увидела красиво сервированный стол на палубе. Быстрый, как ртуть, помощник капитана вытянул из руки оторопевшей Дашки букетик, сбегал в каюту, вернулся с вазочкой и водрузил последний цветочный штрих в центр стола, треща без остановки, как повезло синьору, что у него такая синьорина, и что‑ то еще про ее красоту.

– Баста! – остановила его она.

Дашка все пыталась удержать шляпку на голове, скрывая за полями глаза, ну, чтоб уж не так явно показывать свою радость, но он сорвал с нее шляпку, а Дашка махнула мысленно рукой на непонятно откуда взявшуюся застенчивость.

Ну здорово же!

Они пили ледяное шампанское, закусывали фруктами и сырами, разговаривали о ерунде и немного о работе и ее семье, так, по касательной, краем.

А она смотрела в эти его серо‑ голубые глаза, отливающие металлом и голубизной моря, и тонула в них бесшабашно, немного пугаясь самой себя. И находя в нем созвучие одинаковости переживаний красоты момента.

Она увидела, как вспыхнул мужской азарт у него в глазах, когда сказала, что он может принять участие в рыбной ловле. И смотрела со своего места, как он ловко управляется с удочкой и уловом и посмеивается, переговариваясь с другими рыбаками бог знает на каком языке, на рыбацком, наверное, но понимали они друг друга отлично!

Он выделялся на фоне всех этих итальянских мужчин, как красавец лайнер на фоне сухогрузов, – ростом, статью, манерой держаться, раскованной и уверенной одновременно, одеждой: легкой, обманчиво простой, но явно именных марок.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒