Арсен Ревазов. Одиночество12. 3 страница

***Очень неприличный. См.: fnekdot. ru 29/11/2004, анекдот №18.

Потом я вернулся в комнату. Матвея не было. Зато какой-то человек в белой рубашке и черных брюках стоял прямо посредине номера. В руках у него было что-то накрытое белым полотенцем. На секунду наши взгляды встретились. Мой — испуганно-нервный и его холодно-равнодушный. Взгляд человека, выполняющего свою работу. Я подумал, что пора закрыть глаза. Умирать с открытыми глазами — привилегия слишком смелых людей.

Человек сказал: «Your order, Sir», — снял белое полотенце, на котором стояли, как игрушечные солдатики, четыре маленькие пузатые бутылочки Henessy VSOP. Я выдохнул воздух и сел в кресло. Человек подошел ко мне с бумажкой, которую я подписал не глядя, и исчез. Я огляделся. Матвей спал, свернувшись калачиком на угловом диване.

Я выпил залпом бутылочку Henessy из горлышка. Потом вторую. Потом третью. Потом четвертую. Потом я взял плейер и включил «Нирвану». Диск почему-то начал крутиться с Silver. Может, самой издерганной и фрейдистской песни. Хотя в этом весь Кобейн.

Said why don't you stop your crying, Go outside and ride your bike. Thats what i did, i killed my toes/ Grandma take me home Grandma take me home Grandma take me home Grandma take me home Grandma take me home I wanna be alone*.

Когда я был в Лондоне, то видел на блошином рынке Кемпден, как продавался восковой муляж простреленной головы Кобейна. Муляж был реалистичный до тошноты. Небритый подбородок, желтоватая кожа, полчерепа снесено, серые мозги плавают в черепной коробке, оставшиеся волосы слиплись в крови, один глаз удивленно смотрит на тебя, другой выбит пулей и на его месте — темно-синяя слипшаяся дыра.

*[Мама] сказала, почему бы мне не заткнуться? Пойди вон и погоняй на велике! Я так и сделал. Убил все игрушки. Бабушка, отведи меня домой! Я хочу быть один» (англ. ).

Бр-р... Сколько ему было? Двадцать семь? Маршал Ланн, один из лучших наполеоновских маршалов, герой Аустерлица, говорил: «Гусар, который дожил до тридцати лет, — дерьмо, а не гусар». Сам Ланн погиб в Испании как раз в тридцатилетнем возрасте. Не дожил до Русского похода. Ладно. Возраст маршала Ланна я пережил. Пора в Москву.

Всю обратную дорогу Мотя виновато молчал. Я старался сохранять строгое выражение лица, что было очень просто, потому что я не выспался. Нас встречал Антон.

— Все в порядке? — спросил он. Я неопределенно хмыкнул.

Едем в «Баскервиль», — сказал Антон. — Отличный английский ресторан.

Разве у англичан есть кухня? По-моему, на пудинге их взносв кулинарную сокровищницу человечества закончился. А, ну ещеовсянка...

Иосиф, что за негативизм?

После заказа Антон аккуратно разложил салфетку у себя на коленях и сказал: «Рассказывайте! » Я решил, что первый ход лучше оставить за Мотей. Но Мотя выжидательно посмотрел на меня. Мне пришлось начать.

— Химика убили хаты. Некое тайное общество, называющеесебя Братством. С длинной историей и непонятными принципами. Но какое-то очень мощное и зловредное. Ватикан отказалсянам помогать и рекомендовал прекратить заниматься детективнойсамодеятельностью. Мне уже поступило несколько сходных предложений от этих хатов, общий смысл которых совпадает с коптскими и ватиканскими рекомендациями, а форма — гораздо убедительней.

Я специально был краток, чтобы иметь моральное право взять слово еще раз. Настала очередь Моти.

— У меня три мысли. Первая. Ватикан официально отказалсянам помогать, но отец Джозеф лично обещал прислать какой-то средневековый латинский текст. Думаю, что мы сможем раскрутить его и на большее. Вторая. У нас убили друга. Его жена покончила с собой. Мы не можем поджать хвосты и отползти в сторону. А если и можем, то не должны. Третья. Эти братья нам угрожают. Отлично! Но, возможно, они угрожают не только нам, но и всем, — Матвей выразительно обвел взглядом немногочисленных посетителей ресторана. — Считаю, что сдаваться без боя нельзя.

Возникла пауза. Я посмотрел на Антона, все еще надеясь на лучшее.

— С боем все не так просто. Я вчера получил ответ «Микрософта». Меня берут в штат, — задумчиво сказал Антон. — При этом ядолжен пройти там, в Рэдмонде, трехмесячный тренинг. Улетаю завтра утром. Думаю, что Иосиф прав. Я не понимаю, что мы можемсделать одни против такой организации. Поэтому, с одной стороны, у нас ходов нет, а с другой — такими предложениями от «Микрософта» не разбрасываются. Предлагаю отложить бой как минимум до моего возвращения. А пока всем занять исходные позиции.

От радости мне пришла в голову идея: Я согласен с Матвеем. Мы не будем сдаваться без боя. Мыпередадим дело по инстанции.

Что ты имеешь в виду?

Надо составить документ, подробно описывающий все, чтомы смогли раскопать. Изложить все факты, все мысли, все версии, все цепочки рассуждений. И отправить его основным спецслужбам мира: ЦРУ, ФБР, ФСБ, ГРУ, Intelligence Service, Ми-6, Мосад. Кто там еще? Я не специалист. Раз это Братство — международная террористическая организация, то пусть ею занимаютсяспецслужбы. В конце-концов, это их работа. Антон, твоих связейдостаточно, чтобы разослать это правильным людям? Чтоб письмо не выкинули, как бред сумасшедшего, а отнеслись бы к немувнимательно.

Моих связей хватит. Но использовать их для этого я не хочу. Если такое письмо писать, то нужно делать его анонимным. А такчерез эти мои связи спецслужбы, а то и хаты, у них там навернякаесть свои люди, на нас выйдут. При этом спецслужбы станут использовать нас в качестве живцов. А хаты просто отрежут нам головы.

Антон, но ты же сам предложил «Одиночество-12» и расследование?!.

И ошибся. Я думал — это кучка маньяков. На худой конец —продажная фармакологическая корпорация. А это международнаяорганизация, которую побаивается Ватиканская тайная полиция. Ситуация оказалась серьезней, чем я думал.

Ладно, — согласился я, посматривая на недовольно качающего головой Матвея. — Пусть документ будет анонимным. Ктоего составит и как его рассылать? И что мне делать с ФФ?

Составь его сам. Ты же все это расследовал. Рассылать — ненадо. Пришли мне на мой секретный ящик, я этим займусь. С ФФ —ничего не делай. Веди себя как ни в чем не бывало. Все, ребята, пора идти. Мне еще собираться в дорогу. Я развезу вас по домам.

Мы вышли. В машине Матвей сказал то, о чем я как раз думал: Знаешь, Антон! Я всю жизнь полагал, что самым, — он запнулся, подбирая слово, — осторожным из нас всегда был Иосиф. А теперь я понимаю, что ошибался.

Хм... Разумеется, ты ошибался. Иосиф еще полжизни назадповел себя по-геройски. В Крыму. Когда спасал Химика от аборигенов на дискотеке. А я — осторожный. Так что? У меня — Дина.

В голосе Антона появились странные интонации. Мне показалось, что за его обычным скептицизмом в этот раз кроется какая-то фальшь. Он был еще мрачнее и задумчивее, чем обычно.

— Аничего, — сказал Матвей. — Мнетерять нечего. У меня дажефиндиректрисы нет.

Мне стало полегче на душе. Я не струсил. История заканчивается. Мне почему-то показалось, что с ФФ я все решу без проблем. Он сделает вид, что ничего не было. Я сделаю вид, что ничего не было. Может, даже заказ останется. Я осмелел и набрал его мобильный. Он взял трубку.

Федор Федорович! Я тут в Турцию ездил. Отдохнуть на несколько дней. Вот вернулся. Как там у нас дела? Все в порядке?

Да, я пока доволен, — сказал он своим монотонным голосом. Я перевел вам еще 12 тысяч.

Ну и отлично. Подъедете за отчетом?

Нет, попозже. Работайте!

Всего хорошего.

И я облегчением нажал на отбой.

Он делает вид, что все в порядке.

Что и требовалось доказать, — меланхолично заметил Антон. Это значит, что ты им очень нужен, и несильно достал их своими.

расследованиями. Кстати — мы подъехали. Тебе помочь донести вещи?

— Не, я сам. Пока, Матвей! Легкой посадки, Антон!

* * *

Я бросил сумку посередине комнаты и набрал Машу. Маша обещала приехать. Затем я поговорил с Крысой.

Крыса подтвердила, что все тихо и спокойно. Деньги на счет пришли. Публикации выходят. Журналисты ни о чем не подозревают. Взяли на работу еще одну девочку за триста долларов в месяц на мониторинг выходящих публикаций. Так что теперь у нас в штате уже четыре человека. Не считая меня. Судя по ее интонации, меня едва ли можно было считать за человека. Ехидно спросила, как я отдохнул. Я ответил: «Так хорошо мне еще не было никогда! » Она попыталась пошипеть, но я вежливо попрощался и полез в ванну — смыть дорожную грязь.

После ванны, с целью предстать перед Машей очень хозяйственным, я приготовил наскоро обед. Гороховый суп из пакетика, в который я добавил суповую приправу, аджику и порезал сохранившуюся в холодильнике ветчину. Я вообще стараюсь казаться Маше лучше, чем я есть на самом деле. Даже успел спуститься вниз в овощной и купить виноград, клубнику, груши и арбуз.

Пришла Маша. Подарила белую рубашку от Армани в стиле гусарского исподнего белья. С открытым воротом и широкими рукавами. Восхитилась обедом, точнее супом. Второго не было, и мы сразу перешли к фруктам.

Как ты съездил?

Познавательно.

Я кратко рассказал про Иерусалим и Ватикан. Сваливая всю вину на Антона, объяснил, почему мы решили завязать. Маша полностью поддержала Антона.

Слушай, — сказал я. — А чего ты была такой стервой в ОГИ? Не верила ни единому слову. Все критиковала. Ведь я же был тогдаправ!

Ты был тогда дурак. И остаешься им. Я очень за тебя беспокоилась. Я сразу поняла: здесь что-то очень опасное. И хотела тебяудержать как могла.

Что же сразу не сказала?.

— Ты бы только завелся от моих слов, как петух. Боевой. Мне стало приятно, что уже второй человек за день считает меня смелым. Даже отчаянным.

Я поделился с Машей только что пришедшей мне в голову идеей, что вся история с публикацией есть странная форма рекру-тинга.

Вряд ли, — сказала Маша. — Зачем им искать пополнение таким странным образом. Я думаю, это какое-то зомбирование всехнас. Ты же сам рассказывал про НЛП.

Маша! Но я же собираюсь продолжать это делать. Помогатьим то ли зомбировать, то ли рекрутировать невинных людей! Неужели деньги совсем не пахнут?

Откажись, если хочешь. Но у тебя, наконец, появились деньги. И я за тебя рада.

Я вспомнил, как Антон в свое время сказал про Машу довольно циничную фразу: «Она придет к тебе, только когда у тебя будут деньги. И это не генетическое блядство. Просто ей, как любой женщине, нужны стабильность и безопасность. В наше время и в нашем месте это достигается деньгами. Поэтому не веди себя, как Матвей, а работай и зарабатывай! » Я с ним спорил, доказывая, что Маше плевать на деньги, что ее сковывают странные обязательства, но Антон только качал головой. Ну а если Антон был прав, то ради Маши я соглашусь работать на черта. В полном смысле этого слова.

А уж на какое-то Братство с неопределенными целями... Да кто указал мне на неблаговидность этих целей? Инквизиторы? Люди, которые сожгли Джордано Бруно? Заставили отречься Галилея? Пытали мать Уленшпигеля? Сжигали бедных индейцев? И эти люди теперь запрещают мне ковырять в носу?!

А может, это именно Братство хатов, а не Римская церковь занимается настоящим спасением человечества?

Позвонил Матвей и сказал, что он тут, неподалеку, явно напрашиваясь в гости.

Заходи, — обрадовался я.

Только я не один, — многозначительно сказал он.

С финдиректрисой, что ли?

С ней.

Так отлично! Я тут тоже с Машей. Вот и посидим по-семейному.

— Вот-вот, — сдержанно сказал Матвей. — Именно по-семейному.

Они пришли минут через двадцать, и мы сели пить кофе, который я приготовил по рецепту Аркана. Я смотрел на финдиректри-су внимательней, чем всегда, и пытался представить ее себе в постели. Пухленькую, мягенькую, безразличную, со скрещенными руками. Получалось неплохо. Она действительно была сексапильной, а холодное бездействие в постели ей определенно шло.

Разобраться в том, такая ли она умная, как расписывал Матвей, или нет, было трудно, потому что финдиректриса в основном молчала. Иногда тихо улыбалась. Матвей ползал перед ней, как мазохист перед мастером. Смотреть на это было весело и непривычно.

— Оленька, а хочешь тортик? Не хочешь? Виноградик? А клубничку? Ты же любишь клубничку...

— Конечно, — не выдержал я. — Все девочки любят клубничку. Матвей посмотрел на меня уничтожающим взглядом. Я смог удержаться от смеха и невинно потупил глаза.

Мы болтали о всякой ерунде. Мотя начал рассказывать, как в одном его бутике произошла забавная история. Я тут же посмотрел на финдиректрису. С одной стороны, выражение «мой бутик» предназначалось ей, с другой — она лучше нас с Машей знала, что Моте принадлежало не больше 15% этого бутика. Оля осталась совершенно невозмутимой. Как сфинкс.

Сама история заключалась в том, что в бутик приходит женщина лет тридцати. Модная, ухоженная, уверенная в себе. За ней плетется лысоватый неспортивный человек лет пятидесяти, с золотыми часами на руке. Обручальные кольца у них одинаковые. Значит, муж. Выражение лица, как и должно быть у мужа в магазине женской одежды. Мягко говоря, тоскующее. Женщина выбирает самое дорогое платье, долго примеряет его и постепенно начинает стонать от удовольствия. Муж быстро устает от стонов и покупает это платье, тихо присвистнув от цены. Три тысячи долларов. Они уходят.

На следующий день эта женщина приходит с совершенно другим мужчиной. Молодым, спортивным, отлично одетым, Тоже, кстати, с обручальным кольцом. Но с другим. Любовник. Женщина берет точно такое же платье, что она купила вчера, и начинает его опять мерить. Продавцы — дисциплинированные люди. Вида не подают. Женщина снова начинает стонать от вожделения. На этот раз громче и убедительней. Мужчина долго колеблется, но в конце концов разводится и отваливает три штуки. Женщина, преисполненная благодарности, счастливо целует его в губы, и они уходят.

На третий день эта женщина приходит в бутик третий раз. Одна. И сдает одно из двух платьев. Получает три тысячи долларов на руки и уходит.

И что? — спросил я, не очень врубаясь.

Как «что»? Муж уверен, что платье купил муж. Любовник убежден, что любовник. А у женщины на руках три штуки и шикарноеплатье.

Мы с Мотей посмеялись, не удержавшись от некоторых обобщений. Маша с Олей, сделав вид, что обиделись, по-феминистски резко обвинили нас в безделье и праздности. Маша даже сослалась на древнерусские названия дней недели «пренедельник», «неделя» и «понедельник», чтобы доказать, до какой степени исторически мы не любим работать. Маша регулярно раскапывала какие-то приколы в своем университетском издательстве. Потом мы обсуждали какие-то светские темы.

За все это время финдиректриса не произнесла и пяти предложений, хотя я заметил, что удостоился с ее стороны двух или трех очень внимательных взглядов. Особенных. Оценивающих. Женских.

Наступил вечер. Маша засобиралась домой. К Герману. Опять. Мне стало тоскливо, но мы тут же договорились завтра (воскресенье, оно же «неделя») утром опять увидеться, и я немного успокоился. Финдиректриса предложила ее подбросить. Мы с Матвеем решили пойти в казино. Развеяться.

Через полчаса мы прошли по мостику над рыбками, встречающими гостей казино Golden Palace. Сокращенно — ГП. Оригинальная идея поставить большой аквариум с огромными рыбами под ноги меня всегда забавляла, как и некоторое другое в ГП: ярко-красный китайский дизайн и бесплатные напитки. Впрочем, в свое время я подсчитал, что мне порция виски обходится в ГП примерно в 40-50 долларов. Но это еще что. Многим — гораздо дороже. Дело в том, что я стараюсь не брать с собой в казино больше трехсот долларов и не пью меньше пяти-шести порций.

Так что виски, на самом деле, в ГП дорогой. Даже очень. Впрочем, как говорил Мотя, посматривая на тусующихся в районе бара длинных холеных блядей, бесплатный секс бывает только в мышеловках.

Не выигрывал в казино я, как и все остальные, практически никогда. Или, скажем, очень редко. Поэтому раньше мой бюджет не позволял мне ходить в ГП чаще чем раз в месяц. Но сейчас дела налаживались, и я пошел в казино с открытым сердцем.

Мы вошли, немедленно проиграли входные фишки и огляделись. Все как всегда: немного натурализующихся вьетнамцев, немного цивилизующихся бандитов, немного профессиональных игроков, немного командирочных и гостей столицы, немного жен новых русских, немного раздолбаев среднего класса, вроде нас с Матвеем. А в итоге набивается толпа, так что к столикам не пробиться.

Мы пошли играть в покер. Все было как положено. Через полчаса я разменял вторую сотню, потом мне начало везти, и я получил флэш с раздачи. Еще через час везти перестало, и я разменял третью сотню. Матвей, которого за это время успешно раздели на 700 долларов на рулетке, 500 в blackjack и на несколько тысяч рублей в автоматы, засобирался домой, матеря свою судьбу в общем и ГП в частности.

— Матвей, — сказал я. — Ты же знаешь. Чтобы выигрывать вказино, надо становиться его владельцем.

— Нет, — сказал Матвей. — Просто сегодня я изменил системе. Меня всегда забавляли люди, играющие в казино по какой-нибудь системе.

Матвей! Есть только одна система выигрыша в казино —очень радоваться редким выигрышам и плевать на обычные проигрыши.

А зачем тогда ты сам ходишь?

Развлечься. Поиграть с судьбой на небольшие деньги. Получить за проигрыш в игре выигрыш в любви. Проверить интуициюи убедиться, что как ее не было, так и нет, и что все предчувствияврут.

А я прихожу, чтобы выигрывать. Нельзя выиграть, если тыпсихологически настроен на проигрыш. И его ждешь. И с ним смирился еще до начала игры. Надо верить в себя. Чувствовать вдохновение. Но... Все, я пошел.

Мысли, высказанные Мотей, показались мне как банальными, так и спорными. Хотя откуда я знаю, как надо побеждать? Может, правда, дело только в настроении? В любом случае, если Мотя трахнут на азартных играх и относится к ним гораздо серьезней, чем к собственной работе, то что делать? Nobody's perfect. Я махнул Матвею рукой и пересел за рулеточный стол. Не успел шарик сделать первый спин, как я услышал: — Привет, Иосиф!

Я поднял глаза и обернулся. Рядом со мной сидела жирная свинья с заплывшими глазками, обвисшими щеками и светлыми щетинистыми волосами. Свинью звали Сергей Стариков. Он некоторое время работал со мной в PR-Technologies. Его обязанностью был поиск новых клиентов. Как человек с такой внешностью мог искать клиентов, — я не представлял.

Кроме неоднозначной внешности, у него была еще одна раздражающая особенность. Тяга к патологическому вранью. Это вранье имело цель на самый короткий срок резко повысить значимость Старикова для людей, с которыми он беседовал. Я в свое время выслушивал истории про законченный Стариковым MBA в Гарварде, про папу — одного из высших чинов ФСБ, который может стать бесплатно нашей крышей, про брата — очень богатого инвестора, который уже готов купить 25% акций PR-Technologies за миллион долларов.

Я несколько раз покупался на этот бред, потому что не мог понять, зачем врать так бессмысленно и краткосрочно? Какая-то наркотическая страсть к мгновенно возникающему уважению...

Полгода назад Крыса его уволила. Это случилось, когда он пообещал (слава Богу, устно) небольшой туристической компании, что о ней покажут 45-секундный сюжет на ОРТ в девятичасовой программе «Время».

Старикова было не жалко, и спорить я не стал. Просто заметил в присутствии оставшихся сотрудниц, что свинья с крысой не смогли найти общий язык. Затем я вспомнил и рассказал девушкам анекдот про кошечку с собачкой*, и на этом история с увольнением Старикова закончилась.

Жили-были кошечка с собачкой. Жили они душа в душу. Был у них садик-огородик, огурчики-помидорчики, авотдетейунихнебыло. Тогда они пошли к ветеринару. Ветеринар их смотрел-смотрел, а потом говорит: «Слушайте, чего вы мне голову морочите?! У вас же не может быть детей! » — «Почему? » — «Потому что вы обе — девочки! ».

Но сегодня у меня было такое радужное настроение, что я обрадовался даже Старикову. Тем более что Матвей ушел, а я не люблю играть один. Стариков попытался занять у меня 20 доларов, но был твердо послан — у меня было всего 100 своих.

Он ничуть не обиделся. Просто сидел, пуча на меня свои маленькие глазки и делая вид, что очень за меня болеет, делая это, кстати, крайне фальшиво. Но фальшь меня не покоробила, потому что именно с его появлением мне начало везти. Я просто ради прикола поставил вместо обычных 2 долларов целых 10 на номер и угадал. Мне отсчитали 350 долларов.

Еще через десять минут у меня была заветная «таблетка» — переливающаяся перламутром фишка на 500 долларов, и я принимал восхищенные поздравления от Старикова.

Таблетка была засунута в карман, на оставшиеся 300 с чем-то долларов я продолжил игру, вернувшись за покерный стол. Стариков, естественно, поплелся за мной. Сменяющиеся крупье получали чаевые.

Причем они получали их не в зависимости от выигрыша или проигрыша, а в зависимости от того, совпадало или нет имя крупье с его образом. Имена были написаны на больших бэджах, приколотых к груди. Большие чаевые получили Маша и Жанна. Григория и Сергея я не обрадовал. Ольге, которая сдала мне full house, я дал всего 5 долларов, объяснив, что у моего друга есть любимая девушка Ольга и она не шевелится. (Кажется, виски начал действовать. ) В покере везение продолжалось. Тут уж, конечно, я одолжил Старикову и 100, а когда они кончились, еще 150, потому что в его присутствии мне явно и совершенно немеренно везло.

Услышав Lady in Black, единственную песню Uriah Heep, которую я люблю по-настоящему, я поднял глаза. На втором этаже начинался стриптиз. На стриптиз мне было плевать, а вот музыка меня завела. Вспомнив о завтрашней утренней встрече с Машей (утренние встречи с любовницей — всегда томительно неожиданны), я вообще решил, что песня эта пророческая, и немедленно заказал еще виски.

For in darkness I was walking, And destruction lay around me From a fight I could not win*.

К этому времени я уже выпил не меньше четырех двойных порций. Выигрыш навел меня на мысль, что я сегодня настолько крут, что мне пора перейти с виски на коньяк. Мысль была совершенно идиотской, поскольку в ГП напитки бесплатные. Естественно, что виски у них еще терпимый, потому что виски не так просто испортить, а вот коньяк — просто отвратительный. Мы со Стариковым выпили два по сто коньяку. В обычной обстановке от такого коньяка мне стало бы плохо. А в этот раз мне стало хорошо. По крайней мере, мне так показалось.

Стариков сказал, какое это счастье, что он встретил меня именно сегодня, потому что послезавтра, в понедельник, он встречается с потрясающим клиентом, от которого можно получить заказ на полмиллиона, и не долларов, а евро, что он совершенно на меня не зол за увольнение, понимая, что все это устроила Крыса, а он всегда относился ко мне с глубоким уважением и почтением.

Я растрогался и предложил в честь нашего примирения выпить шампанского. Нам принесли два фужера. Каким было шампанское в ГП, я уже не помню. Все дальнейшее сохранилось в моей памяти какими-то разбитыми стеклянными фрагментами, склеивать которые не стоит.

Сначала мы вернулись на рулетку. Там было как-то не очень. Потом Стариков, взяв все мои фишки, кроме запасливо припрятанной в карман «таблетки», и сказав, что ему сегодня везет, поставил их на черное. Выпало красное. Мы проиграли не меньше 400 долларов. Мне показалась это самоуправством, и моя милость начала меняться на гнев. Через некоторое время я обнаружил, что от всего богатства у меня осталось одна стодолларовая фишка. После этого я настолько зло и громко начал материть Старикова, что к нам подошли охранники казино и очень вежливо порекомендовали закончить игру и расходиться по домам.

Но мне под хвост попала вожжа. Что бывает со мной, когда я напиваюсь.

She came to me one morning, One lonely Sunday morning.

Her long hair flowing in the midwinter wind.

I know not how she found me.

Она пришла ко мне утром, одиноким воскресным утром. Ее длинные волосы развевались на зимнем ветру. Я не знаю, как она нашла меня, потому что я ходил во тьме и меня окружало разрушение от проигранного боя. (англ. ).

Я сказал Старикову: — Вот теперь, козел, ты будешь отвечать за базар. Поехали комне домой, расскажешь мне про своего клиента на пол-лимонаевро, а если соврешь, как всегда, то я тебе уши отрежу.

Не то чтобы я собирался резать уши кому бы то ни было, но алкоголь и вчерашняя телефонная удаль Матвея в обращении с хатами, сделали меня каким-то отчаянным. А Стариков позволял мне помыкать собой и выносил все довольно безропотно.

Мы поехали ко мне домой. Дома виски не оказалось, зато я нашел бутылку теплой водки и немного красного вина. Я налил все это в початый пакет с томатным соком, насыпал перец, встряхнул и сказал, что это Bloody Mary. На рубашке у Старикова образовалось ярко-красное пятно, потому что я забыл закрыть пакет перед встряхиванием. Пятно, судя по виду, относилось к категории невыводимых.

Рубашка... — начал скулить Стариков.

Насрать на рубашку! — решительно сказал я, немедленно залив теплой красной гадостью собственную гусарскую. Ту, которуюмне только что подарила Маша.

Зачем срать на рубашку? — испугался Стариков.

Да че ты? Видишь, я сам тут... Я к тому, что когда мы разбогатеем, я тебе, подонку, десять таких куплю.

Мне показалось, что у меня испортилась дикция, и я решил говорить простыми короткими фразами. Проблема частичного контроля над собой во время опьянения всегда меня интересовала, но сейчас уже не было сил сконцентрироваться на ней.

А галстук? — подозрительно спросил Стариков. — Он тоже...

А на галстуке я тебя повешу. Если ты меня обманул с клиентом... Пей, ублюдок!

Да здравствует мыло душистое И веревка пушистая...

Мне в голову вдруг пришли стихи Генделева, израильского поэта, с которым дружил Антон.

Зачем веревка? — не понял и, на всякий случай, напрягсяСтариков.

Это стихи, идиот! Тебя в твоем Гарварде поэзии обучали?

Нет, — зло сказал Стариков. — Меня обучали маркетингу.

— Потому что они все свиньи. И ты — свинья. Рыночная.

Все дальнейшее погрузилось в коричневый алкогольный туман. Мы ругались. Стариков говорил, что он крут и прямо сейчас вызовет отца-чекиста, которому я отвечу за базар. Я заставлял его звонить. Стариков говорил, что у него нет с собой записной книжки.

Я говорил, что если бы у такого ублюдка и вправду существовал бы отец-чекист, то этот ублюдок должен был бы помнить телефон отца-чекиста наизусть. Стариков, ломая оскорбленную невиность, обещал меня зарезать ночью, пока я сплю, потому что такие оскорбления порядочному человеку снести нельзя.

Я смеялся и говорил, что уже утро (было около пяти) и что я рад знакомству с порядочным человеком, который готов резать спящих. Ножи, если они ему потребуются, — на кухне, но зачем свинье ножи?

Говорил, как мне жаль, что он на самом деле свинья, а не баран. Баран мог меня хотя бы забодать! Словом, сцена была отвратительная и антихудожественная. Я, кажется, за всю жизнь не вел себя так гнусно.

Мы допили пакет теплого сока с вином и водкой. Через какое-то время я обратил внимание, что Стариков окончательно отрубился прямо за столом в конфигурации «жизнь удалась». Храпел он при этом, как настоящий боров. Я, ненавидя храп, попытался доползти до постели, но стены начали скользить в круговом движении. Это вызвало чувство тошноты, поэтому я сломался на первом же действии — слезании со стула. Я медленно опустился в полусидячее положение, облокотился на уплывающую стену и заснул.

* * *

Я заставил себя открыть глаза от третьего по счету тыканья мне в живот металлической палки. Палка оказалась дулом автомата Калашникова. Принадлежала она менту, одетому по полной выправке, включая бронежилет. За ним стоял второй мент, экипированный сходным образом. Автомат его также был лениво наведен в мою сторону. По квартире ходили какие-то люди.

Поднимайтесь, гражданин!

А которой час? — Мои губы еле двигались. Повернув голову, я понял, что полдевятого. — А что случилось?

Человека вы убили, вот что случилось! Поднимайтесь побыстрее!.

148 Арсен Ревазов. Одиночество-12 Что?! — у меня хватило сил только чтоб покачать головой.

Гражданин, не валяйте дурака и вставайте! Вы человека убили. Вон и рубашечка-то у вас вся в крови!

Я попытался подняться, опираясь на стену. Кое-как это получилось. Гусарская рубашка действительно была вся в крови.

— Руки вперед!

Я вытянул руки, на них моментально очутились наручники. Я сел на стул.

— Я сказал, встать!!! — Мент неожиданно заорал как резаный. —Сюда иди!

Я вышел в прихожую. Там толпились какие-то люди. При появлении меня они расступились. На полу лежало человеческое тело, на которое был небрежно наброшен длинный черный мешок с молнией. Из-под мешка торчали ноги с квадратными ботинками Старикова. Мент приподнял мешок. У Старикова было очень удивленное выражение лица. Горло было перерезано примерно посередине. Голова была так изогнута, что из-за разреза она на две трети отделилась от шеи.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒