Арсен Ревазов. Одиночество12. 2 страница

Мотя, чуть наклонив голову, начал разглядывать меня как одно из чудес Ватикана. Впрочем, секретарь помешал мне насладиться торжеством. Он поднялся из-за стола, поклонился нам, подошел к двери и потянул за бронзовую ручку. Дверь открылась. За ней виднелась другая дверь, такая же черная и массивная. Он открыл и ее, а затем еще раз поклонился нам. Мы вошли в кабинет. Я ахнул, даже не успев толком оглядеться.

Полусводчатые огромные потолки. Ряд узких высоких окон с обеих сторон. Книжные шкафы, разделяющие пространство. Т-образный стол, за который могли бы сесть человек двадцать. Или тридцать. И фрески, фрески, фрески на стенах. Никаких картин в золоченых рамах. Только фрески.

Богородице, ДЬво, Радуйся! Радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою. Благословенна Ты в ЖЬнахъ и БлагословЬнъ Плодъ ЧрЬва Твоего, яко Спаса Родила Еси душъ нашихъ.

В кабинете, хотя, по-хорошему, это место следовало бы назвать залом, находились двое людей. Один стоял далеко от нас, слева, прямо напротив окна, так что был виден скорее его силуэт. Он был весь в белом. Белый чуть сгорбленный силуэт на фоне небесно голубого окна.

Второй начал движение в нашу сторону. Черная сутана с яркой пурпурной каймой. Первая ассоциация, которая пришла мне в голову при виде его была: «Прокуратор».

На вид ему было около шестидесяти, волосы торчали ежиком (кажется, это здесь принято). Тонкие золотые очки. Очень странные черные сапожки с длинной шнуровкой, уходящей под сутану. На руке перстень. Рубин, размером с компьютерную клавишу.

Силуэт у окна делал вид, что он нас не видит. Он махал белыми крыльями, как будто с кем-то разговаривал.

Отец Джозеф поклонился. Быстрым уверенным деловым поклоном. Я почувствовал себя в средневековье. Но, решив, что рукопожатия маловероятны (если что-то тут и делают с руками — то их целуют), я тоже поклонился. Не так быстро, низко и уверенно, но все-таки...

Краем глаза я успел заметить, что Матвей сделал то же самое. Прокуратор в ответ легко кивнул нам троим и жестом пригласил садиться. Мы, оглянувшись друг на друга, сели. Прокуратор сел напротив нас. Ватиканская демократия.

— Bon giorno, — сказал Прокуратор и улыбнулся чуть смущенно. Из-за улыбки и звуков чуть хрипловатого голоса он показался мне простым итальянским священником времен Петрарки. Исповедал только что бедного французского рыцаря, который умер от гангрены в придорожной гостинице, а теперь решил поговорить и с нами. Узнать, как дела, может, помочь чем? Хотя рубин и кровавый подбой все-таки создавали дистанцию.

Это мой шеф, — сказал Джозеф. — Монсиньор Креспо. А это, — он кивнул в сторону белой птицы у окна, — монсиньорРатцингер.

Nice to meet you monsignores, — сказал Матвей и чуть поклонился.

«Да ты, Матвей, — дипломат! » — подумал я. Отец Джозеф очень четко изложил все, что мы ему рассказали. Мой пятнадцатиминутный рассказ в кафе уложился в три минуты.

— Чем мы можем вам помочь, монсиньоры?.

По голосу Прокуратора казалось, что он искренне хочет нам помочь.

Мы хотим знать, кто убил наших друзей. Кто такие хаты?

Тайное общество. И в каком-то смысле народ.

Как это может быть?

Кровнородственные браки на протяжении нескольких тысячлет. Члены этого общества, они называют себя Братством, должнырожать детей от своих братьев и сестер.

Каковы цели этого Братства? В чем их миссия?

Сеять зло. Проливать кровь и слезы. Но об этом знают только члены Братства, посвященные в высокие степени. Посвященные в начальные степени считают себя избранным народом. Полагают, что их главная цель — сохранение неких тайных знаний. Что-то связанное с жизнью после смерти. Но они — пешки. Какмы полагаем, на самом деле, их задача — поддерживать устойчивость Братства. Занимать высокие посты в обществе, чтобы влиять на принятие политических и финансовых решений. Естественно, Братство помогает им в этом всеми силами, требуя от них всегодвух вещей: безусловного послушания и сохранения тайны. Наказания за отступничество весьма тяжелы. — Он задумался. — Весьма тяжелы.

А зачем им зло? Зачем кровь и слезы?

Мы не знаем этого достоверно. Не думаю, что аргументы обих непосредственной связи с дьволом показались бы вам убедительными.

А откуда они вообще взялись, эти хаты?

Матвей выглядел раздраженным. Он никогда не любил сталкиваться с силой, превосходящей его собственную.

Мы полагаем, что окончательно Братство сформировалось вначале нашей эры. Как раз в коптском монастыре Дейр-Эль-Бах-ри. С тех пор это место священно для них. Но корни его в некихтайных знаниях древнего Египта, которыми владели жрецы.

Не жрецы. Фараоны.

Фараоны?

И Прокуратор, и Джозеф посмотрели на меня с удивлением. Я коротко пересказал им то, что смог разведать про Хатшепсут. Они выслушали меня внимательно, но не согласились.

— По нашем данным, тайны принадлежали жрецам. Хотя то, что священным животным хатов стала двухглавая змея, символ власти фараона, может говорить об осмысленности и вашей точки зрения.

Змея-альбинос?

Почему альбинос?!

Мне друзья рассказывали, что в Израиле в одном месте подороге из Тель-Авива в Эйлат живет двухголовая змея-альбинос.

Прокуратор нахмурился, а отец Джозеф записал адрес места. Я решил задать, наконец, вопрос, который так мучил меня все это время: Зачем хатам публиковать кодовые слова «Калипсол», «Дейр-Эль-Бахри», «Одиночество»? И что означает число 222461215?

Ответить про число, нам, наверное, проще. Мы в течение последних пятнадцати лет анализировали его на лучших компьютерахи теперь можем сказать — у нас нет никого понятия. Про коды —сложнее. Судя по всему, это слова-заклинания или их обрывки. Изобласти того, что в средние века называлось колдовством, в излишней жесткости при уничтожении которого нас сегодня обвиняют. У нас есть серьезные основания считать, что большинствотак называемых колдунов и ведьм были непосредственно связаны с хатами. Возможно, через публикацию этих кодов хаты пытаются как-то воздействовать на общество. Хотя мы не знаем, какименно.

Как хаты организованны? Сколько у них степеней посвящения?

Как минимум — три. Но возможно — больше. ПредводительБратства носит титул Джессер Джессеру. Святейший из святых. Гдеон находится — мы не знаем. Не исключено, что в России.

Я вспомнил анекдот про Святого Духа и Россию*, но как ни в чем не бывало поднял голову и удивленно нахмурил брови. Прокуратор, словно не заметив этого, спокойно объяснил: — Легкий путь к власти. Много свободных денег. Коррумиро-ванные правоохранительные органы. Ядерное оружие. Его светское имя нам, разумеется, неизвестно. Хаты скопировали нашу схему иерархии по географическому принципу — от Папы через кардиналов, арихиепископов и епископов к простым священникам. Впрочем, — он усмехнулся, — любая международная корпорация скопировала нашу схему организации. -.

Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Святой Дух обсуждают, кто где проводит майские праздники. Бог-Отец говорит: «У меня вообще никаких праздников. Я — в Америку, работать». Бог-Сын говорит: «Я на Святую Землю. Могилы родственников навестить». Бог-Святой Дух оворит: «А я — в Россию! » Все: «А что там такое? » Он: «Ая не знаю... Надо бы посмотреть. Я же там ни разу не был... ».

Я подумал, что Антону покажется интересным, что он собирается работать в организации, устроенной по образу и подобию Римской католической церкви.

— Есть ли у вас какие-то данные о связи хатов с одним индейским племенем, живущим в верховьях Амазонки, с шуарами? Ихеще называют охотниками за черепами. Они делают такие сувениры — уменьшенные головы.

Матвей, долгое время сидевший молча и внимательно поглядывавший на ватиканцев, неожиданно вошел в разговор. Ватикан-цы переглянулись. Прокуратор пожал плечами. Ответить решил отец Джозеф. Он говорил медленно и осторожней обычного: У нас нет данных о прямой связи между хатами и шуарами. Хотя мы знаем про некоторые обряды шуаров. Сейчас, как минимум, две наших миссии находятся там. В районе реки Упанга, навостоке Эквадора. Какую вы видите связь с хатами?

Это же элементарно, джентльмены! Дедукция. У шуаров естьяд, не оставляющий следов в организме, есть растительный аналогкалипсола. Корень мандрагоры. И они тоже отрезают головы. Потом они их высушивают и пропорционально уменьшают. Причемникто знает, как им это удается.

Ватиканцы многозначительно переглянулись. Отец Джозеф вопросительно посмотрел на Прокуратора. Тот чуть заметно кивнул.

Это так. Вы немного ошиблись в названии. Шуаров называют не охотниками за черепами, а охотниками за головами. В отрезанной и высушенной голове, тсантсе, уже нет черепа. Шуары отрезают голову, делают тонкий надрез на коже, острожно ее снимают, зашивают надрез, зашивают губы, потом обрабатывают кожу вдубящем растворе, а затем набивают ее нагретыми маленькимикамнями. Затем коптят в течение нескольких недель. Голова уменьшается.

Вы неплохо знаете шуарские обычаи, — искренне удивилсяМатвей, хороня репутацию крутого переговорщика. — Я был уверен, что секрет уменьшения головы — нераскрытая тайна.

Мы находимся в кабинете префекта Священной конгрегациипо делам учения о вере. — Прокуратор наклонил голову в сторону белой тени, о существовании которой я уже успел забыть. — Все суеверия и ритуалы, которые с ними связаны, находятся в сфере наших непосредственных интересов.

Тут белая тень резко развернулась к нам лицом, немного взвив сутану, и подошла, встав прямо за Прокуратором. На ее груди сиял золотой наперсный крест. Лицо у нее оказалось длинным, даже вытянутым. Лоб высокий, глаза — глубокие, темные.

— У меня есть несколько вопросов к этим джентльменам. Великий Инквизитор, он же префект Священной конгрегации по вопросам веры, он же Йозеф Ратцингер, говорил тихим голосом с немецким акцентом.

— Мне кажется, — он довольно сердито оглядел всех присутствующих, — что теперь наша очередь спрашивать. Как в старые времена. Хотя мы больше никого не сжигаем.

Я понял, что это шутка, хотя голос у него был совершенно серьезный и никто не улыбнулся. Мы покорно кивнули.

Зачем вы вообще ввязались в это дело?

Умер наш друг. Потом его жена.

По-моему, такими вещами должна заниматься полиция, а недрузья.

Но русская полиция, то есть милиция, не смогла бы ничегосделать...

А как вы можете доказать, что вы сами не связаны с хатами?

Он обвел внимательным взглядом всех присутствующих в комнате, и я вздрогнул. Вот ведь казуистика во плоти! И молчание спустилось на нас, как по команде. При этом мы замолчали, как минимум, на минуту. Минута молчания — это очень много. Особенно, когда никого не хоронят.

Мне особенно не понравилось, что после слов Ратцингера все перестали смотреть друг на друга. Я понял, что ситуация уже в третий раз за два дня выходит из-под контроля, и начал поминать нехорошим словом Антона с его Демой. Хотя, с другой стороны, Дема же нас предупреждал...

— Мы связаны с хатами, — неожиданно подал голос Матвей. —Мы получили от них PR-заказ. Они убили наших друзей. И связали себя с нами.

Ратцингер, не дослушав ответа до конца, заговорил на латыни. Прокуратор и Джозеф его слушали. Прокуратор — устало. Джозеф — внимательно. Речь его длилась несколько минут. Я, естественно, не понял ни слова. Потом он резко отвернулся от нас, произнес: «In Nomine Domini», — и отошел к своему окну.

Мне показалось, что угроза миновала и встреча подходит к концу.

Можем ли мы рассчитывать на сотрудничество с вами придальнейшем расследования?

Нет.

Вот такое обрывистое, военное «нет».

— Но...

Прокуратор перестал быть добродушным средневековым священником. Глаза его стали желтыми и жесткими. Хриплый голос звучал как команда.

Не лезьте в это дело. Оно — большое и грязное. Вашего другаи его жену не воскресить. Души их да упокоятся на небесах. А ваш земной путь еще не кончен. И не надо сокращать его лишними знаниями. Как говорит Екклезиаст: in multa sapientia multasit indignatio et qui addit scientiam addat et laborem. По-английски: во многой мудрости много печали; и кто умножает познания — умножает скорбь. Вы женаты? — он обратился ко мне, неожиданноснова возвращаясь к образу доброго пастыря.

Нет, — растерянно сказал я.

Плохо. А вы? — он требовательно посмотрел на Матвея.

Тоже нет.

Также плохо. Женитесь, родите детей и не лезьте к хатам. Отец Джозеф поднялся, указав на завершение аудиенции.

Можно последний вопрос?

Разумеется...

(Мне показалось, он сейчас добавит: «... сын мой». ) Копты сказали, что вы спрашивали их о чем-то несколькосот лет назад. Это тоже как-то касалось хатов.

Да. Почти восемьсот лет назад в одном из наших монастырей на севере Италии случилась очень неприятная история, связанная с хатами. К сожалению, копты тогда не помогли нам. Мымогли бы остановить эту заразу еще в 13-м веке. У нас тогда былобольше силы. Гораздо больше. Но вот вам еще раз мой совет, — теперь это, действительно, звучало как совет, а не как приказ, — оставьте это дело. Не лезьте в него. Предоставьте это организациямзначительно более серьезным. Хотя и у них, как видите, не все получается.

А как же история о Давиде и Голиафе? — решил пошутить я.

Это было другое время, другая страна и другой народ. — Онсделал паузу и прикрыл на мгновенье глаза, как будто пытался что-то вспомнить. — Возможно, вам больше подходит история проИосифа и его братьев.

Но у меня нет братьев!

Все равно. Прочтите еще раз Бытие, главы с 37 по 50. Желаюудачи!

Мы поклонились и вышли. Белый кардинал даже не оглянулся. Отец Джозеф проводил нас до главного входа. Матвей сказал, что хотел бы получить средневековые материалы о коптах.

Отец Джозеф колебался, но Матвей твердо, даже, с моей точки зрения, агрессивно напомнил ему про договоренность в кафе.

Хорошо. Я пришлю вам документ, о котором говорил Крес-по. Но мне кажется, что он утратил актуальность несколько сотлет назад. Это скорее литературный памятник. Детективная готическая новелла.

Если это самые свежие документы по хатам, которыми выготовы делиться с нами, то мы согласны. Пусть это будет на вашейсовести.

Если быть честными, вы тоже не предоставили нам многоновой информации о хатах. Очередное злодеяние не вселенскогомасштаба... Далеко не вселенского. Странно, что вы так далеко продвинулись в своем расследовании, что дошли до нас.

Странно, что вы не хотите помогать нам больше чем литературными памятниками.

Нам не нужна ваша помощь. А вам, если вы последуете совету забыть обо всем, что вы узнали, не потребуется ни наша помощь, ни чья бы то ни было еще.

Тем не менее он записал наши адреса и подтвердил, что вышлет на них «Готическую новеллу», предупредив, что она, естественно, написана на латыни.

Матвей успокоил его, сказав, что я в совершенстве владею латынью. Отец Джозеф с удивлением на меня посмотрел, но не стал развивать тему. Он поклонился нам, повернулся, как по команде «кругом», и исчез в коридорах Апостольского дворца.

Мы пошли в не очень понятном мне направлении, раздумывая каждый о своем.

Через какое-то время я заговорил первым: — Послушай, Мотя! У меня есть к тебе один вопрос.

Ну?

Как граждане Ватикана размножаются?

???

Ватикан — государство. У него есть граждане. С тремя из нихмы только что беседовали. А граждане — стареют и умирают. Приэтом — у всех этих граждан — целибат. Они не могут жениться. Вопрос: откуда берутся новые граждане Ватикана?

Мотя объяснил в нескольких нецензурных словах, до какой именно степени его беспокоит демографическая ситуация в Ватикане. По его словам, выходило, что она его совершенно не беспокоит. Беспокоило его другое.

Эти ребята хотят, чтобы мы слились. Зачем?

По-моему, они нас просто жалеют.

Вряд ли. Зачем тогда вызывали нас к себе? Мы же рассказаливсе этому Джозефу еще в кафе.

Не знаю. Зачем?

Чтоб посмотреть на нас и решить, можно ли иметь с намидело.

Ну?

Они посмотрели и решили, что нельзя. Они нас ни во что неставят, понимаешь?

Мотя, но...

Они ошибаются. Они, бля, очень ошибаются. И когда онипоймут, что они ошиблись, они заебутся извиняться перед нами.

Мотя, но мне кажется, что они правы. Они считают, что мымало что можем сделать с этим тайным обществом, которое старше нашей, в общем-то, немолодой страны в три с лишним раза. Тем более теперь, когда мы знаем, кто убил Химика и Лилю, мыможем...

Нет, мы не знаем, кто убил Химика и Лилю. Я имею в виду, кто именно. И тем более мы не знаем, за что их убило это сраноеБратство. Но что еще хуже: эти ватиканские кастраты не верят, чтомы можем что-нибудь сделать с хатами. А мы можем. Мы до херачего можем сделать с этими отмороженными ублюдками. Как и слюбыми другими.

Я не стал спорить с заведенным до предела Мотей. Хотя, честно говоря, его реакция меня удивила. Лично мне казалось, что наша миссия выполнена. Причем выполнена на сто с лишним процентов.

Мы не без труда, не без риска и не без интуитивно верных шагов вычислили организацию, убившую наших друзей. А выносить ей приговор, и тем более приводить его в исполнение... Извините! Для этого существуют специально обученные люди.

Да и визг от проворачивающихся на асфальте шин белого «мерседеса» еще стоял у меня в ушах. Но всего этого я Моте не сказал, решив дождаться более удобного случая.

Самолет в Москву улетал завтра утром. Сегодня было времени хоть отбавляй. Мы отправились гулять по Риму. В музыкальном магазине я купил, по просьбе Антона, только что вышедший альбом Celtic Women. От нечего делать, я вставил его в CD-player и стал слушать. Пели, как и обещало название, женщины. Сначала, если бы не некий налет языческого варварства и совершенно непонятный язык, я бы сказал, что это очень похоже на американский спиричуэлс. Потом с помощью скрытой плещущей энергии варварство победило с заметным музыкальным преимуществом. Тут сказать мне уже было нечего. Особенно про An Gabhar Ban.

Разве, что кельтскую музыку в Риме слушать глупо. Лучше бы уж поставить Челентано. На худой конец, Тото Кутуньо с его Italiano Vero.

Потом я, вдруг, понял, что не прав. А кого же ставить в Риме, как не кельтов? Единственный народ, захвативший Рим на росте римской военной славы... Вандалы и готы завоевывали уставший, пресыщенный, обрюзгший и все повидавший Рим. А кельты — молодой, крепнущий и дерзкий. Тем более что настоящей латинской музыки не осталось. А кельтская — пока есть.

Sa tsean ghleann thiar a bhi si raibh Go dti gur fhas na hadharc' uirthi Bliain is cead is corradh laethe Go dtainig an aois go trean uirthi Bhi si gcro bheag ins an cheo Go dtainig feil'Eoin is gur ealaigh si Thart an rod san bealach mor Gur lean a toir go gear uirthi...

*Она всегда была маленькой и держалась указанных границ, пока не протрубил рог и она не поняла, что ждать до ста с лишним лет — это очень долго. Тогда в день святого Иоанна она сбежала вниз по дороге. И все было бы хорошо, но ее начали преследовать... (кельт. ).

Ну?

Как граждане Ватикана размножаются?

???

Эти ребята хотят, чтобы мы слились. Зачем?

По-моему, они нас просто жалеют.

Вряд ли. Зачем тогда вызывали нас к себе? Мы же рассказаливсе этому Джозефу еще в кафе.

Не знаю. Зачем?

Чтоб посмотреть на нас и решить, можно ли иметь с намидело.

Ну?

Они посмотрели и решили, что нельзя. Они нас ни во что неставят, понимаешь?

Мотя, но...

* Она всегда была маленькой и держалась указанных границ, пока не протрубил рог и она не поняла, что ждать до ста с лишним лет — это очень долго. Тогда в день святого Иоанна она сбежала вниз по дороге. И все было бы хорошо, но ее начали преследовать... (кельт. ).

Стало темнеть. Матвей предложил пойти поискать казино или ночной клуб. Ему хотелось оторваться. Я отказался. Тогда мы вернулись в «Эль-Греко», поужинали и отправились в гостиницу.

Мы пошли к стойке регистрации гостиницы и подтвердили билеты на завтра на утренний рейс. Матвей выглядел очень раздраженным и чуть не наорал на черноглазую длинноногую итальянку за то, что та записала его фамилию с ошибкой. Buhaev вместо Bugaev. Я еще подумал, что спать мне не светит.

Затем мы пошли в гостиничный бар. Матвей заказал коньяк. Мне совершенно не хотелось никакого алкоголя. Я пил зеленый чай.

Значит, ты за то, чтобы смотать удочки? — мрачно спросилМатвей.

Ну если так советует сам Папа Римский... Послушай, у нихбольше опыта, денег и связей. Им бороться с хатами проще. Сподручней. Понимаешь, каждый должен делать свое дело.

Да я все понимаю. Только это как-то... Не круто.

Мотя! Я придумаю, как смотать удочки круто. И, вообще, рано решать. У нас же концессия. Давай послушаем Антона. Завтра мы будем в Москве и все обсудим.

На самом деле, на Антона я особенно не надеялся. Если для Моти пробным камнем было «круто — не круто», то Антона больше волновало «честно — не честно». Точнее, fair — not fair.

Мы пошли в номер. В номере Матвей в минуту опустошил алкогольную часть мини-бара, позвонил в room service, заказав добавки? и завел пластинку под названием «ненавижу хатов и баб». Я устал от пьяного Матвея вместе с его финдиректрисой и пошел в душ.

У каких-то японцев я читал, что холодная вода закаляет, горячая — расслабляет, а еле теплая — тонизирует. В самый разгар водных процедур мне показалось, что зазвонил гостиничный телефон. Для одиннадцати по европейскому времени и час ночи по Москве это было поздновато.

Я остановил воду, чтоб хоть что-то услышать, и закричал: Мотя, если это room service, скажи им, чтоб добавили к заказу чаю. Зеленого! Слышишь?!

Да я им сейчас все скажу! — прозвучало мне в ответ.

Я понял, что позвонившему не повезло: у Матвея боевое настроение. Кроме room service и Антона, все равно звонить в наш номер никто не мог, а их обоих мне было не жалко. Но вскоре я решил, что Антон скорее всего позвонил бы на мобильный, а для room service беседа затянулась.

Поэтому мне захотелось выйти и послушать, с кем там беседует Матвей. Но то, что я услышал еще из ванной, просто выключив воду, заставило меня пулей вылететь оттуда. Дословно текст звучал так: «Да какое, бля, предупреждение? Ты что, запугать меня вздумал? Я тебя сам так предупрежу, козел вонючий! И не надо мне больше звонить, ты понял меня? Нет, в натуре, ты понял? » На этом месте Матвей элегантно бросил трубку на телефон (попал), откинулся в кресле и потянулся за сигаретой.

Поскольку к последней фразе мой бег трусцой из ванной перешел в запоздалый прыжок, то Матвей удивленно оглянулся на мое голое тело.

Матвей, —тихо сказал я, восстановив равновесие. —Ты с кемговорил?

Да хрен его знает. Козел какой-то. Он думал, что говорит стобой. Пугать нас вздумал, ублюдок.

А... так это был не Антон? А что... Что тебе сказали?

Я говорил медленно, вкрадчиво и почти шепотом. Мне становилось страшно.

— Что я, то есть ты, далеко зашел, и он надеется, что двух предупреждений мне, ну то есть тебе, хватит. Что третьего не будет. Короче, тупой наезд. Надо было четко реагировать и отбиваться.

Я качнул головой, как бы в благодарность за исчерпывающий ответ, и почувствовал, что тело, на котором еще не успела высохнуть вода, покрывается холодным потом.

— Спасибо, Матвей! Ты мне очень помог. И нашей концессиитоже...

Затем я взял телефон, нашел номер ФФ и набрал его, лихорадочно придумывая, что я скажу. Я скажу, что нам кто-то позвонил, что взял трубку мой пьяный друг, а я не успел добежать до телефона. Если звонил не он, то просто извинюсь за беспокойство.

Не успев додумать, какя оказался в Риме и почему звоню именно ему, я выслушал металлический голос автоответчика, сообщающего мне, что «абонент не отвечает или временно не доступен».

Тогда я вышел на балкон, чтоб Матвей меня не услышал, и позвонил Антону. Сначала я извинился за поздний звонок. Потом поблагодарил за присланного мне в помощь Матвея и высказал уверенность, что поездка пошла ему на пользу.

Потом я взорвался. Антон выдержал взрыв. Потом осуждающе сказал: «Какой кошмар! » Потом примирительно сказал: «Ладно, возвращайтесь, в Москве разберемся».

Антон, хотелось бы услышать больше оптимизма в твоих словах! А то я, по твоей просьбе, поработал для Моти психотерапевтом. А вот теперь ты утешь меня. Чем можешь. Потому что намтолько что позвонили хаты. И я не хочу даже думать, как они узнали номер телефона в нашем отеле. Я почему-то верю им, что третьего предупреждения не будет.

Утешить тебя легче, чем тебе кажется. Есть сразу три анекдота на эту тему. Первый «Плюнь в лицо вождю»*, второй — «Вася, расскажи пацанам, как ты колдуна на х.. послал»**. А третий —на эту же тему ФФ — «Волк! Не поверишь — извиняться пришел»***.

Я смотрю, тебе, Антон, весело!

Ты сам хотел психотерапию.

Хорошо. Спасибо и на этом. До завтра!

Я вас встречаю. Не убей Матвея во сне.

Ничего-ничего. У тебя и некролог на него получится веселым. Спокойной ночи!

Вот теперь я совсем не знал, что делать. Я остался на балконе и минут пятнадцать медитировал на Вечный Город.

Я смотрел на подсвеченный Колизей и пытался подсчитать, сколько гладиаторов рассталось там с жизнью. Если, как писал Тацит, по пятьдесят человек в день, а игровых дней за сезон там было под сто, то получается пять тысяч в год. Это значит, полмиллиона за сто лет. Интересный способ для здания проводить время.

*Ковбой, попав к индейцам в плен, читает статью в брошюре «Как вести себя с индейцами», доходит до места «плюнь в лицо вождю», плюет, переворачивает страницу и видит фразу: «Продолжение в следующем номере».

**Три новых русских обсуждают, как они отдохнули в экзотических странах. Один говорит: «Ну, пацаны... Таиланд — это фишка. Телки, короче, намыливаются специальной пеной и ползут по тебе. А ты... » Второй говорит: «Не, бля. Филлипины — это ваще... Телке 12 лет, а она тебе — все... » Третий: «Я думаю, Кения — круче». Лениво лезет в карман, вынимает из него четвертого нового русского. Все как надо. Гол-да. Малиновый пиджак. Только очень маленькие. Вынимает и говорит: «Вася! А расскажи пацанам, как ты колдуна на хер послал! » "

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒