Первый вздох 7 страница

– Итак, Капитан Каламбур встретится с нашим старым знакомым, о котором так много писали газеты его родной Ниццы, – с Франки Зеленым Сарычем.

На сцене появляется рыжий молодой человек в зеленой одежде, зеленом плаще и зеленой маске. Он выходит на середину ринга и приветствует зрителей.

– Франки из Ниццы, Франки Зеленый Сарыч, скажи-ка в микрофон, кем ты считаешь своего соперника?

– Жертвой игры слов.

Зал одобрительно смеется. Тадеуш Возняк в восхищении. Он поднимает руки, чтобы успокоить зал.

– Друзья, друзья! Давно удача так не улыбалась нам, оба противника – мастера благородного искусства игры слов, которую Виктор Гюго называл… «испражнениями разума». Как это многообещающе!

«Девушки Дария» снимают с юмористов плащи, усаживают в кресла и пристегивают ремнями. Потом спускаются в зал и, проходя по рядам, принимают ставки, которые тут же появляются на большом экране над рингом.

Большинство ставит на Франки Зеленого Сарыча, пять к одному.

– Они надевают маски и выступают под псевдонимами, как участники боев без правил. Что-то есть в этом ребяческое, – замечает Исидор.

– Ребяческое? Через несколько минут здесь начнется бойня!

– Которая не поможет нам найти «B. Q. T. ». А мы ведь ищем именно это.

– Между прочим, я хочу сделать сенсационный репортаж для «Современного обозревателя». А вам нужен материал для вашего фантастического романа.

Лукреция непрерывно фотографирует.

– Теперь комиссар Маленсон уже не станет сомневаться в наших словах.

Тадеуш Возняк делает знак. Свет в зале гаснет, яркость прожекторов над рингом увеличивается. Франки начинает довольно остроумным анекдотом, который, видимо, сочинил сам.

Капитан Каламбур громко смеется, но останавливается на пятнадцатом делении. В ответ он рассказывает старую шутку с очень непритязательной игрой слов. Никакого успеха. Франки скупо усмехается, он просто рад неудаче соперника. Прибор показывает отметку «пять» из «двадцати».

Зал свистит. Уже слышится боевой клич:

– СМЕШИ ИЛИ УМРИ!

Но Капитан Каламбур безмятежно улыбается. Звучит шутка Франки, опять вызывающая смех на пятнадцать баллов. Капитан Каламбур отвечает анекдотом на «семь» баллов.

Исидор шепчет Лукреции:

– Капитан Каламбур победит.

– Франки Зеленый Сарыч гораздо остроумнее.

– Тут дело не в остроумии, а во владении собой. Капитан Каламбур никогда не позволит себе подняться выше пятнадцати.

– Его шутки просто чудовищные.

– Да, но он их выбирает, ориентируясь на реакцию противника.

– Франки моложе, у него больше сил, – говорит Лукреция.

Обмен анекдотами продолжается. Капитан Каламбур по-прежнему держится на отметке в пятнадцать баллов и вынуждает Зеленого Сарыча подняться до одиннадцати. Старый комик не превышает отметки в пятнадцать баллов, несмотря на свист толпы, а молодой, невзирая на поддержку зрителей, постепенно теряет самообладание.

Лукреция замечает, что перестала фотографировать. Ее захватил поединок.

Господи, я не могу остаться равнодушной к этому преступному развлечению. Теперь я понимаю, почему для некоторых эта смесь юмора и азарта стала наркотиком.

Я с удовольствием подсказала бы Франки пару шуток. Старик похож на извращенца, уверена, что он отреагировал бы на непристойность. Кстати, мне всегда казалось, что бородачам нельзя доверять. Им есть что скрывать. Как минимум, подбородок.

Исидор тоже застыл от ужаса и любопытства, вызванных этим странным зрелищем, всю драматичность которого он еще не ощущает в полной мере.

Давай, Франки, давай!

Капитан Каламбур произносит жалкую шутку. Его противник насмешливо фыркает, на экране появляется отметка в четырнадцать баллов.

Зал кипит.

– Франки! Франки! – скандируют зрители.

Крики становятся все громче.

– СМЕШИ ИЛИ УМРИ! СМЕШИ ИЛИ УМРИ!

Дуэль продолжается. Оба соперника теперь постоянно останавливаются на пятнадцати делениях, их шансы равны. Но происходит то, что предвидел Исидор: старый комик спокоен, а молодой начинает покрываться испариной, несмотря на поддержку зала. И тут Капитан Каламбур рассказывает непристойный анекдот, совсем не похожий на его прежние шутки.

– Прощай, Франки, ты погиб, – шепчет Исидор.

Шестнадцать баллов, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…

– Бах! – шепчет Исидор за секунду до выстрела.

Пуля двадцать второго калибра проходит сквозь череп Зеленого Сарыча. Зал испускает стон разочарования.

Одни «девушки Дария» бегут к тем, кто поставил на человека с седой бородкой, который торжествующе улыбается, другие поднимаются на ринг и уносят тело несчастного юмориста из Ниццы.

Господи, он победил благодаря непристойной игре слов, это все равно что во время дуэли на шпагах схватить дубину и сломать ею тонкий клинок противника.

Тадеуш поднимается на сцену, развязывает победителя и высоко поднимает его покрытую татуировками руку.

Капитан Каламбур плотоядно поглаживает бородку.

– Жак Капитан Каламбур выигрывает первый матч!

– Как такой бездарный тип мог выиграть? – шепчет Лукреция.

– Главное правило любой дуэли – нельзя недооценивать противника! Ваш Франки гроша ломаного не стоил. Он был уверен, что победит, потому что его соперник стар, плохо шутит и стремительно добрался до пятнадцати делений. А тот ему просто заговаривал зубы. Сначала успокоил, а потом прикончил.

Он меня бесит. Он меня бесит. Надо быть внимательней. Я ведь и сама его недооцениваю.

Звук труб выводит Лукрецию из оцепенения.

Тадеуш объявляет следующий раунд, во время которого выступит победительница прошлой недели, Кати Серебристая Ласка. Кати в серебристом плаще и маске выходит на ринг и приветствует публику. Она будет бороться с Мими по прозвищу Пурпурная Террористка. На ринге появляется вторая женщина, в красном плаще и маске.

– Скорее! Воспользуемся суматохой и ускользнем, – шепчет Исидор.

Но бледная, как смерть, Лукреция словно окаменела.

– Лукреция! С вами все в порядке?

Внизу дуэлянтки тянут жребий. Их пристегивают к креслам и приставляют пистолеты к вискам.

– Лукреция? Что случилось?

Она не шевелится, ее взгляд остановился. Дуэль продолжается.

Первая шутка: анекдот про пингвинов, которая заставляет Пурпурную Террористку подняться на одиннадцать делений.

Она отвечает анекдотом про слонов. Кати оценивает историю в десять баллов. Шутки следуют одна за другой. О смерти, толстяках, супружеской неверности, о кроликах, крестьянах, водителях грузовиков, о путешествующих автостопом, о врачах и медсестрах.

Кати Серебристая Ласка лидирует, лоб Мими покрывают крупные капли пота. Счетчик Кати показывает четырнадцать делений. Мими, содрогаясь от нервной дрожи, уже добралась до шестнадцати. Она в двух баллах от роковой отметки.

Обессиленная Мими рассказывает анекдот про лесбиянок. Кати дает реакцию всего на одиннадцать баллов.

Зал свистит.

– СМЕШИ ИЛИ УМРИ! – скандируют первые ряды.

– Я ставлю на Кати Серебристую Ласку, – не может удержаться Исидор. – Ее соперница умрет максимум через два анекдота.

Лукреция по-прежнему неподвижна, как статуя. Серебристая Ласка начинает длинную историю про двух мужчин, попавших в рай. Ее едва заметная лукавая улыбка предвещает неожиданный конец анекдота.

Соперница не может подавить подступающий нервный смешок.

Развязка истории приближается, и каждое новое слово Кати усиливает истерическое возбуждение ее противницы. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… восемнадцать…

В зале царит гробовая тишина.

И тут Лукреция сбрасывает вниз веревку, при помощи которой они забрались на крышу, и стремительно спускается на середину ринга.

Девятнадцать…

Лукреция ногой бьет по пистолету. Пуля уходит в потолок, разбивает прожектор и погружает часть сцены в темноту.

Пользуясь всеобщим замешательством, Лукреция быстро развязывает Мими и тащит ее за кулисы. Они прячутся в гримерке и ждут, пока стихнет топот ног преследователей.

Они смотрят друг на друга. Лукреция хрипло, прерывисто дышит.

Шум в коридоре возобновляется, «розовые громилы» вернулись и обыскивают гримерки. Шаги приближаются, беглянки понимают, что их скоро найдут.

Мими находит силы прошептать:

– Ты спасла мне жизнь. Спасибо… Лукреция.

Лукреция, не глядя на нее, отвечает осипшим голосом:

– Не знала, что ты до сих пор увлекаешься шутками, Ми-ми Пурпурная Террористка. То есть Мари-Анж. Я узнала тебя по татуировке на руке.

1459 год нашей эры

Голландия, Роттердам

Его звали Дезидерий Эразм, но в историю он вошел просто как Эразм.

Незаконный сын священника и дочери врача, он родился в Роттердаме. После нескольких лет обучения, очень молодым, он получил место священника во фламандском городе Гауда.

Но Эразму хотелось путешествовать. Он отказался от сана и отправился дорогами Европы получать образование.

В шотландском университете он подружился с таким же любознательным студентом Томасом Мором. Оба любили остроумные шутки. Томас рассказал ему о тайном обществе, которое поставило себе целью повысить уровень общественного самосознания, используя юмор. Эта идея захватила молодого Эразма. Он решил примкнуть к удивительному обществу и овладеть накопленными им знаниями.

Томас Мор и Дезидерий Эразм получили не только поддержку членов тайного общества, но и доступ к богатейшей библиотеке, в которой хранились уникальные книги.

Два молодых человека, страстно любившие юмор и книги, решили перевести сатирические пьесы одного из создателей тайного общества, римского драматурга Лукиана из Самосаты. Томас Мор написал «Утопию», в которой представил картину лучшего мира, гарантирующего счастье всем людям. Молодой Эразм тоже создал оригинальное и необыкновенно смелое для своего времени произведение: «Похвала глупости».

Он посвятил его своему другу Томасу Мору, а главной героиней сделал саму богиню Глупость. Она бесстрашно издевалась над суевериями священников, монахов и высшего духовенства. «Глупая» героиня Эразма высмеивала теологов, философов и других педантов, которые давали уроки морали, а в собственной жизни придерживались совсем других правил.

В «Похвале глупости» автор перебрал все профессии, гильдии и братства, обнажая смехотворность их традиций и устаревшие принципы.

Он выступал за единый мир, не раздробленный на отдельные нации.

К большому удивлению Эразма, «Похвала глупости» принесла ему всенародную славу. С латыни книга была переведена на французский, а потом и на английский языки. Ганс Гольбейн Старший проиллюстрировал ее комическими рисунками.

«Похвала глупости» подготовила почву для церковных реформ (подхваченных Лютером и Кальвином); она предварила возникновение гуманистического движения в Европе. Яростный защитник терпимости и пацифизма, Эразм, тем не менее, не поддержал слишком радикальные идеи Лютера и его Реформу.

Папа Павел III предложил Эразму стать кардиналом Ватикана и впоследствии, возможно, папой. Эразм отказался, выбрав жизнь свободного мыслителя. Он продолжал работать, переводил Библию, написал учебник по воспитанию детей. В эссе о свободе воли он писал, что человек имеет право сам распоряжаться своей судьбой, без помощи политиков и священников. Это восстановило против него богословов.

Затравленный Эразм бежал к своим друзьям из тайного общества. Они одни поддерживали его.

Чувствуя приближение конца, весной 1536 года он вернулся в Базель, открыл ларец с надписью «B. Q. T. » и через несколько секунд умер.

Ватикан объявил его еретиком, его сочинения сожгли на городской площади и запретили упоминать его имя.

Великая Книга Истории Смеха.

Источник: Великая Ложа Смеха

Дверь гримерки распахивается со зловещим треском.

«Розовые громилы» хватают женщин и волокут к Тадеушу Возняку.

– Вы опять чуть не сорвали нам праздник, мадемуазель Немрод. Но меня не так просто остановить. Поскольку вы вмешались в дуэль и спасли Мими Пурпурную Террористку, вы сейчас вступите с ней в борьбу на сцене.

Лукреция пытается вырваться, но «розовый громила», похожий на питбуля, крепко держит ее. Через несколько минут Лукреция и Мими уже привязаны к креслам на ринге. Мими гораздо спокойнее, чем Лукреция.

– Дамы и господа! Все в порядке! Просто перегорела лампочка. Я полностью контролирую ситуацию. Шоу продолжается.

Но зрители возбужденно шумят. Многие встают и собираются уходить. По знаку Тадеуша в зале гасят свет. Освещен только ринг с двумя фигурами в креслах.

– Спасибо за внимание! Как я уже сказал, опасаться нечего. Небольшой инцидент исчерпан, вы можете наслаждаться спектаклем.

Зрители снова садятся на свои места. Человек в черном костюме, окруженный телохранителями, встает и просит объяснить, что произошло.

– Хорошо, – говорит Тадеуш. – Вы имеете право знать. Девушка, неожиданно выскочившая на сцену, – журналистка из «Современного обозревателя».

Зал бурно реагирует. Зрители снова встают.

– Прошу вас, сохраняйте спокойствие! Сейчас мы станем свидетелями ее смерти. Она хочет проникнуть в тайну наших развлечений, и мы предоставим ей такую возможность. Она станет соперницей той, кого хотела спасти!

Все снова садятся.

Лукреция пытается освободиться от кожаных ремней, но они крепко затянуты. Она в бешенстве встряхивает длинной рыжей шевелюрой. Ее изумрудные глаза мечут молнии.

– Думаю, правила вам напоминать не нужно, мадемуазель Немрод? Вы их уже знаете. Начнем.

Тадеуш роется в сумке и достает черный камешек.

– Начинает… Мими Пурпурная Террористка! Давай, Ми-ми, покажи, на что ты способна.

Ведущий покидает ринг и садится в первом ряду. На большом экране появляются лица соперниц, на этот раз без масок. Под ними шкала гальванометра с делениями от нуля до двадцати.

Мими откашливается и начинает:

– История двух сирот в приюте. Одна из них очень красива, другая влюблена в нее, не знает, как ей об этом сказать, и наблюдает издали. Однажды вторая видит, как первая наносит себе рану острием циркуля. Она понимает, что добиться дружбы той, кого она обожает, можно, предложив причинить ей боль.

Наступает тишина. Зал ждет развязки.

– Вот моя история, – заканчивает Мари-Анж Жиакометти.

Лукреция полностью владеет собой. Всего три деления Она отвечает:

– История двух сирот в приюте. Одна из них очень одинока, и ей кажется, что она нашла подругу, которая ее понимает. Она думает, что у нее теперь есть близкий человек. Но на самом деле новая знакомая не любит ее, а просто хочет над ней поиздеваться.

Снова тишина.

– Вот моя история.

Шесть делений. Но это не смех, Мари-Анж просто взволнована.

Зрителям не смешно, они разочарованно свистят.

– Смеши или умри! – выкрикивает кто-то.

Лицо Мари-Анж меняется.

– Нет, подруга не хотела издеваться над девочкой. Она просто хотела немного разнообразить их унылую приютскую жизнь. Девочке нравилось испытывать боль, и подруга решила помочь ей. Ей показалось, что она поняла, как лучше всего вести себя с ней.

В зале раздается несколько нервных смешков.

Гальванометр Лукреции стоит на «единице». Она спокойно говорит:

– Тем не менее доверие девочки было обмануто. Вместо того чтобы хранить в тайне их интимные игры, она привязала ее, голую, к кровати, позвала других девочек, и они разрисовали ее тело рыбками, выкрикивая: «С первым апреля! »

Несколько человек в зале смеются.

Мари-Анж не может совладать с эмоциями, гальванометр подскакивает до десяти.

Поднимаются руки желающих заключить пари. Тадеуш удивлен, но разрешает «девушкам Дария» принимать ставки.

– Скажи, что ты сожалеешь! – говорит Лукреция.

– Вовсе нет! Ты помогла мне развить природную склонность к юмору и садомазохизму. Спасибо, Лукреция.

На этот раз зал реагирует одобрительно. Ставки растут, все с интересом наблюдают за дуэлью, так непохожей на обычный раунд «ПЗС».

– Мы с тобой не виделись с тех пор. Я расскажу тебе, как я объединила обе страсти. Покинув приют, я попыталась выступать с юмористическими миниатюрами в маленьких кафе. Ничего не вышло. Я сидела без денег и искала работу, желательно на телевидении или на радио. Однажды подруга, профессиональная садомазохистка, предложила мне попробовать себя на ее поприще. Она пользовалась таким успехом, что не справлялась с наплывом клиентов. Первый сеанс прошел в ее квартире, похожей на застенок для пыток. В нем участвовали восемь мужчин в стрингах и подгузниках. Среди них я узнала руководителей знаменитых теле– и радиоканалов. Все эти начальники, до которых я не смогла добраться, чтобы выклянчить себе место, стояли передо мной на четвереньках в ошейниках и кожаных трусах с заклепками. Подруга сказала: «Бей их, они за это заплатили». Я принялась их истязать, но они казались недовольными. Я не понимала, что не так, а подруга сказала… что я бью недостаточно сильно, им кажется, что они тратят деньги впустую!

Смех в зале.

– Я стала колотить их что было мочи, и они замычали сквозь кляпы уже по-другому. Как животные. Представляешь, Лукреция, могущественные руководители средств массовой информации, к которым и приблизиться невозможно, стояли передо мной на четвереньках. Я хлестала их плеткой, а сама мечтала… как бы подсунуть им свое резюме!

Хохочет весь зал. Но Лукреция остается сдержанной. Всего три деления. Мари-Анж невозмутимо продолжает:

– Я согласилась бы и на должность секретарши!

Зрители в восторге.

– Я бросила это занятие. И нашла место, соответствующее моей первой склонности: поступила продавщицей в магазин товаров для розыгрышей. Знаешь, бутылки с невыливающейся жидкостью и чесалки для спины? Моими покупателями оказались в основном тринадцатилетние сопляки-садисты, те, из кого потом вырастают… директора каналов, те, кто посещает мою подругу!

Зал снова хохочет, но Лукреция совершенно невозмутима.

– Зарабатывала я не бог весть сколько, но смогла появляться на сцене. Усовершенствовала свое умение смешить и стала профессионалом.

– Но если ты здесь, это значит, что твой профессионализм никто не оценил, – замечает Лукреция.

Раздается несколько одобрительных смешков.

– Ты мне нравишься! Все такая же жесткая и свободная. Ты не поверишь, но я всегда любила тебя, Лукреция. Ты самая красивая женщина из всех, что я встречала. Воплощенная женственность.

Настроение зала резко меняется.

Реакция Лукреции: три деления.

Публика нетерпеливо выкрикивает:

– «ПЗС»! «ПЗС»! «ПЗС»!

Лукреция отвечает:

– А ты мне кажешься смешной. Всего-навсего продавщица из магазина розыгрышей.

Мари-Анж не смеется, но датчики улавливают ее волнение: одиннадцать баллов.

Зал бушует.

– Смеши или умри! Смеши или умри! Смеши или умри!

– Я всегда помнила тебя, Лукреция. Ты моя самая большая любовь. Но ты ничего не понимаешь. И сейчас я убью тебя, потому что я профессионал, а ты любительница. Твоя смерть станет развязкой шутки, начавшейся десять лет тому назад.

Лукреция выдает девять баллов. Это бешенство. Участники пари начинают испытывать разочарование.

– Хватит болтать! «ПЗС»! «ПЗС»! Смеши или умри! – кричат в зале.

– Видишь, публика не довольна, – говорит Лукреция. – Ты не остроумна. Давай вернемся к соответствующему тону. Знаешь, я сказала тебе тогда «ничего страшного», вернулась в свою комнату и… попыталась покончить с собой.

Зал аплодирует реплике.

– Покончить с собой? – Мари-Анж не может сдержать смешок, и ее датчики показывают тринадцать делений.

В зале вырастает лес рук желающих увеличить ставки. «Девушки Дария» бегают вдоль рядов. Перевес явно на стороне Лукреции, на нее ставят восемь против одного.

Мари-Анж Жиакометти начинает нервничать и решает перейти в наступление.

– Как же было смешно смотреть на тебя, когда ты извивалась ужом на кровати, голая, связанная и разрисованная рыбками.

Мари-Анж имитирует мычанье Лукреции сквозь кляп. Зал смеется.

Лукреция в ярости: одиннадцать баллов.

Эта штука реагирует и на смех, и на злость. Она не разбирает природу чувств. И бешенство, и радость – это просто эмоции, и гальванометр фиксирует их.

Цинизмом она может добиться того, чего ей не добиться остроумием. Меняем оружие? Отлично! Что может ее рассердить?

— Знаешь, почему тебе нравилось причинять мне боль? Потому что только так ты добивалась власти. Ты чувствовала, что не можешь любить меня нормально. Ты никого не можешь любить нормально. Вот откуда эти твои склонности: юмор и садомазохизм, издеваться и причинять страдания. Так ты компенсируешь неспособность испытывать оргазм.

Последняя фраза резко увеличивает показатели Мими.

– Смеши или умри! – кричит толпа, разочарованная и заинтригованная одновременно.

– Настоящая любовь не смешна. И не сопровождается физическими муками.

Мари-Анж останавливается на четырнадцати баллах. Теперь ее очередь нанести удар.

– Очень хорошо. Я извращенка, я люблю причинять боль и издеваться. Но что же тогда влекло тебя ко мне? Если я не испытываю оргазмов, то у тебя-то они происходили постоянно. Для отношений жертва – палач нужны двое. И нас было двое. Так ответь: кто же из нас больший извращенец? Не тот ли, кто получает больше удовольствия? И не ты ли своим притворным подчинением развила во мне склонности, за которые теперь упрекаешь?

Это так неожиданно, что Лукреция просто ахает от удивления. Нащупав слабое место, Мари-Анж продолжает:

– И почему ты спасла меня от Серебристой Ласки?.. Может, потому, что безумно дорожишь мной?

Лукреция чувствует, что ее душит истерический хохот. По спине течет пот. Волосы встают дыбом. Она пытается задержать дыхание, но показания растут: двенадцать… тринадцать… четырнадцать… пятнадцать… шестнадцать… семнадцать…

Умирает женщина, которая вела праведную жизнь. На небесах ее встречает святой Петр:

– Добро пожаловать в рай!

Вокруг светло и прекрасно, ангелы играют на арфах. Обитатели рая приветствуют ее улыбками.

В конце первого дня, полного чистых радостей, спокойствия и блаженства, женщина попадает в свою комнату и слышит, что откуда-то снизу доносится грохот барабанов.

Утром она спрашивает святого Петра:

– Что это был за шум?

– А… это нижние соседи, – отвечает он. – Хотите посмотреть?

И открывает дверь в облаке.

Женщина наклоняется и видит лестницу, уходящую в красноватый дым, из которого доносится манящая музыка.

– Но это же ад! – удивленно восклицает она.

– Если хотите, можете сходить посмотреть, – предлагает святой Петр.

После недолгих колебаний женщина спускается по лестнице. Внизу идет настоящий праздник. Там очень жарко. Обнаженные люди с блестящими от пота телами танцуют под ритмичную музыку и увлекают ее в свой круг. Она веселится всю ночь. Красивые мужчины ухаживают за ней, обольщают, приглашают танцевать, пить и петь.

Рано утром женщина возвращается в рай, в спокойную и скучную обстановку, где ангелы играют на арфах и декламируют стихи. Она идет к святому Петру.

– М-м… А могу ли я выбрать, где мне остаться? – робко спрашивает она.

– Конечно. Но, приняв окончательное решение, ты уже не сможешь его изменить.

– Тогда я выбираю ад. Мне очень жаль, святой Петр, но рай похож на дом престарелых. Мне веселей внизу, там настоящий ночной клуб.

– Очень хорошо, – говорит святой Петр и снова открывает дверь в облаке.

Как только женщина спускается по лестнице, на нее набрасываются черти. Они бьют ее, кусают и приковывают к скале. Отовсюду доносятся крики. Кругом зловонные испарения. К ней подходит большой черт с вилами и начинает больно колоть ее.

– Ой-ой-ой! В прошлый раз тут все было по-другому. Что случилось?

Черт усмехается:

– Не стоит путать туризм и эмиграцию.

Отрывок из скетча Дария Возняка «После меня хоть потоп»

Восемнадцать… Девятнадцать…

И тут включается пожарная сигнализация. Зал и сцену заливает водой.

Ледяной душ мгновенно отбивает у Лукреции всякое желание смеяться.

С потолка хлещет вода. Начинается паника. В нескольких местах одновременно появляются языки пламени.

Зрители бегут, давятся в дверях у запасных выходов. Тадеуш Возняк вспрыгивает на ринг и развязывает только Мари-Анж. Лукреция пытается освободиться, но ремни крепко держат ее. Зрители покидают зал, пожар разгорается.

Огонь, несмотря на струи воды, постепенно охватывает зал. Лукреция пытается перегрызть ремни зубами, как зверь, попавший в капкан. Глаза слезятся, трудно дышать.

– Апчхи! Апчхи!

В дыму к ней кто-то приближается и начинает развязывать.

– Апчхи! Апчхи! Исидор, что-то вы не торопились!

– Не грубите, иначе я пожалею, что вмешался.

– Апчхи! Мне не нужна была ваша помощь! Все шло отлично. Я бы ее победила. Апчхи! Апчхи!

Исидор бьется над слишком тугим ремнем на ее лодыжке.

– Тем не менее вы дошли до девятнадцати баллов из двадцати возможных, – резко бросает он, пытаясь перепилить кожаные путы ключом.

Лукреция кашляет и задыхается.

– Я полностью контролировала ситуацию, у меня был четкий план. Вы мне помешали отомстить!

Огонь наступает. С потолка падают горящие доски.

– Можно было придумать что-нибудь другое, а не пожар в театре.

– Критиковать легко, сделать трудно. Вы хотели мести, я поджег логово тех, кто уничтожил вашу квартиру.

Лукреция не отвечает.

Исидору никак не удается расстегнуть последний ремень. Он помогает себе зубами и ногтями. Кроме них, в театре уже никого нет. Сирена смолкла, вода больше не льется, огонь с треском пожирает театр. Едкая серая мгла окутывает зал. Со свистом рассекая воздух, с потолка падает горящая деревянная балка и задевает Исидора.

Лукреция, чьи легкие наполнились дымом, теряет сознание.

Исидор, собрав все силы, отрывает от кресла подлокотник, к которому крепятся ремни.

Он берет Лукрецию на руки и выносит из театра. На улице он кладет ее на землю и жадно дышит свежим воздухом.

Лукреция не шевелится. После некоторого колебания, Исидор делает ей искусственное дыхание. Он вынужден повторить процедуру несколько раз.

Наконец Лукреция приходит в себя.

– Апчхи! Апчхи! Апчхи! Чего только не сделаешь, чтобы заслужить ваш поцелуй, Исидор.

И в изнеможении закрывает глаза.

1528 год нашей эры

Франция, Монпелье

Группа студентов-медиков раскапывала могилы на кладбище.

Только так они могли проникнуть в тайны человеческой анатомии. Они знали, что рискуют жизнью, предаваясь этому кощунственному занятию, но страсть к научным открытиям заставляла их резать трупы.

Студентами руководил высокий статный человек, бродивший по кладбищу с лопатой и киркой. Это был Франсуа Рабле. Бывший бенедектинец, отец двоих детей, он был, несомненно, самым обаятельным из всех студентов-медиков. Он не только владел десятком языков, в том числе древнееврейским, греческим и латынью, но еще и сочинял стихи, которые пользовались неизменным успехом у девушек.

Когда студенты из Монпелье не откапывали мертвых и не лечили живых, они собирались в укромных местах, чтобы пить, танцевать и веселиться до утра. Они любили веселые песенки и смешные анекдоты. Вдали от чужих глаз и ушей они смеялись над священниками-реакционерами, над преподавателями теологии из парижской Сорбонны, над буржуа и самодовольными аристократами, которых они именовали «горемыками».

Но вольнодумное поведение Франсуа Рабле стало вызывать недовольство. Почти все студенты стали прекрасными врачами, но завистники распустили слухи об их тайных сборищах. Им пришлось бежать из города.

Весной 1532 года Франсуа Рабле назначили врачом в госпиталь «Отель-Дье» в Лионе, где он обучал студентов науке Гиппократа и Гелена. В то время он познакомился с поэтом Жоашеном дю Белле, который стал его покровителем. Дю Белле в июле того же года пригласил Рабле совершить путешествие в Бретань. Там он ввел его в тайное общество. Жоашен дю Белле познакомил Рабле с неизвестными текстами великого голландского философа Эразма.

Это стало для Рабле открытием. Он навсегда оставил занятия поэзией и сосредоточился на прозе. В том же году под псевдонимом Алькофрибас Назье (анаграмма имени Франсуа Рабле) он опубликовал сатирическое произведение «Пантагрюэль, король жаждущих, в его подлинном виде, с его ужасающими деяниями и подвигами».

Франсуа Рабле написал плутовской роман, полный издевок над аристократами и святошами, пародию на великие рыцарские романы. Рабле восхищался народной мудростью, побеждающей самодовольство знати. Веселый главный герой, великан Пантагрюэль, любил праздники, вино и женщин. Франсуа Рабле, не называя имени Эразма Роттердамского, воздавал ему в своем произведении особые почести, представлял себя его духовным сыном и продолжателем философских традиций.

Несмотря на немедленную и огромную популярность, эрудиты упрекали автора в вульгарности и грубости языка. Под давлением эпископов его книгу объявили «сочинением еретическим и порнографическим» и внесли в «Index Librorum Prohibitorum» (в список официально запрещенных книг).

Это не помешало врачу-писателю через два года, опять-таки под псевдонимом Алькофрибаса Назье, издать продолжение Пантагрюэля: «Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля» – книгу, не ведающую никаких ограничений, полную откровенных сцен и грубых шуток (например, Рабле сравнивал качество различных средств для подтирания зада, начиная с живого гусенка и заканчивая листком дуба), написанную весьма образным языком. Среди ее героев фигурировал даже Франсуа Вийон.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒