Первый вздох 10 страница

– Спасай сокровище, – сказал Бомарше. – Им нужен я.

Его товарищ скрылся с бесценной ношей. Бомарше арестовали и заключили в тюрьму «Аббатство». Процесс над ним вышел очень громким. Благодаря своему ораторскому таланту он сумел избежать гильотины. Несколько друзей, еще сохранивших влияние, помогли ему найти убежище в Гамбурге.

Бомарше дождался, когда стихнет революционная буря, вернулся во Францию в 1796 году и закат своей жизни посвятил аэронавтике. В 1799 году обессиленный, разочарованный во всем человек, который был часовщиком, музыкантом, дипломатом, шпионом, торговцем оружием, комедиографом, писателем, решил свести счеты с жизнью. Ему было шестьдесят семь лет, когда он отправился в Бретань, нашел тайное место, прошел через множество дверей и открыл бесценный ларец, спрятанный его старым товарищем.

Через несколько секунд он умер с улыбкой на губах.

Великая Книга Истории Смеха.

Источник: Великая Ложа Смеха

Скелет динозавра так огромен, что за ним не видно потолка. Кажется, что острые зубы готовы впиться в жертву.

Исидор и Лукреция в Музее естествознания.

– Да, я работал на Циклопа. Каждый, кто хоть в какой-то степени связан с миром юмора, так или иначе работал на Дария Возняка. А что делать? Жалкой зарплаты Национального центра научных исследований на жизнь не хватает. Да, я провел то самое исследование, и, кстати, мне хорошо заплатили.

Профессор Анри Левенбрук ведет их к галерее эволюции. Больших динозавров сменяют более мелкие животные. Разглядывая длинный ряд рептилий, словно выстроившихся в очередь за получением разума, Лукреция делает записи в блокноте.

– Почему Дарий так интересовался «Шуткой, Которая Убивает»? – спрашивает она.

– Вы, наверное, знаете, что сейчас в масштабе всей планеты идет война между индивидуальным и индустриальным юмором. И индустриальный юмор уже почти победил. Сильные пожирают слабых. Это закон эволюции. Динозавры пожирают ящериц.

– Но динозавры исчезли, – замечает Лукреция.

– Битва еще не закончена. Ставки в игре весьма разнообразны. И тот, у кого окажется «Шутка, Которая Убивает», получает серьезный перевес над противником. «Шутка, Которая Убивает» – это Грааль, Экскалибур, священное оружие, придающее легитимность действиям обладающей им стороны.

– Итак, вы выбрали лагерь. Вы встали на сторону динозавров, воюющих против ящериц, – говорит Лукреция.

Профессор Анри Левенбрук поглаживает бороду.

– Я бы сказал, на сторону юмора будущего, воюющего против юмора прошлого.

– Вы ошибаетесь. У промышленного юмора нет будущего, – убежденно отвечает Лукреция. – Юмор – это последний оплот, который устоит перед большими деньгами. Никогда анекдот, изготовленный поточным способом, не будет остроумнее анекдота ручной работы. Маленький размер имеет свои преимущества. Вас еще ждут сюрпризы.

Она указывает на часть экспозиции, изображающую метеоритный дождь, погубивший динозавров, и на чучело маленького теплокровного животного, похожего на землеройку.

– То же самое говорили и о музыке. Слышали «Топ-50» на радио? Все песни там состряпаны из того, что когда-то имело успех. Они слегка переработаны – ровно настолько, чтобы избежать обвинения в плагиате.

– Музыканты из «Топ-50» ничем не рискуют, – подтверждает Исидор.

– Или просчитывают допустимый риск. Специалисты по маркетингу манипулируют общественным сознанием. Вот они, новые повелители экономики! А напоследок все посыпается блестками, клипами, пестрыми нарядами. Упаковка подменяет содержание.

В экспозиции «Эволюция видов» профессор показывает гостям пестрых птичек, похожих на маленьких павлинов.

– Это не преимущество, не отличие и не новое качество, – говорит Лукреция.

– Производители музыки и юмора пытаются охватить самый широкий пласт населения. Авторов слов и композиторов уже давно просят следить за веяниями моды.

Профессор Левенбрук указывает на чучело пингвина.

– С юмором будет точно так же. Смех превратился в такой же коммерческий продукт, как и все остальное.

Исидор не следит за спором. Они медленно проходят мимо слонов, львов, леопардов, страусов, газелей.

– Ваше расследование остановилось на отъезде Бомарше в Карнак. Что вы узнали о «Шутке, Которая Убивает»?

Они подходят к крупным обезьянам: гориллам, шимпанзе, орангутанам.

– Бомарше оказался последним Великим Мастером Ложи, о котором нам известно. Под конец жизни он не смог больше противиться желанию узнать правду. Он открыл ящик Пандоры, прочел текст и умер.

– Как вы считаете, что это за текст?

Глаза Лукреции вспыхивают.

– Мне кажется, что это нечто действительно необычное, волшебное, обладающее магической силой. Духовная атомная бомба. Альберт Эйнштейн открыл тайну материи, и появилось ядерное оружие. Ниссим Бен Иегуда открыл тайну разума, и появилась «Шутка, Которая Убивает».

Лукреция вдруг застывает на месте. Слева от приматов, все более крупных и более прямо стоящих на задних лапах, она замечает фигуру, чуть ниже воскового манекена.

Это грустный клоун! Он следит за мной!

Она протирает глаза.

– Что с вами, Лукреция?

– Э-э… так, ничего. Галлюцинация. Наверное, я немного устала. Надо поесть, а то у меня будет приступ гипогликемии.

Это расследование мне не по силам. Кажется, я действительно плохо себя чувствую. Только галлюцинаций не хватало.

Профессор Левенбрук ничего не замечает. Его волнует другое.

– Не стоит забывать о политической подоплеке этого дела. Вот что я понял, составляя отчет. Юмор стал не только экономическим, но и политическим оружием.

Американский, русский и китайский президенты едут на машинах и останавливаются на перекрестке. На правом указателе написано «Капитализм», на левом – «Социализм».

Американский президент без колебаний выбирает дорогу к капитализму. Сначала все идет хорошо, потом на асфальте появляются трещины, гвозди и лужи масла, машина теряет управление. Но он меняет лопнувшие покрышки и едет дальше.

Русский президент едет налево, к социализму. Сначала все идет хорошо, но потом дорога превращается в трясину, машина увязает. Он поворачивает обратно, возвращается на перекресток и едет направо, к капитализму.

Китайский президент смотрит налево, смотрит направо и говорит шоферу:

– Поменяй указатели местами, и поедем к социализму.

Отрывок из скетча Дария Возняка «Вопрос точки зрения»

В китайском ресторане «Волшебная пагода» пусто. В огромном аквариуме с подсветкой плавают белые и красные рыбки, задумчиво поглядывая сквозь стекло на тела собратьев, лежащих в карамельном соусе на подогреваемых подносах.

Предупредительная официантка, похожая на погибшую юмористку Жин Ми, предлагает меню, в котором не меньше сотни страниц. Птице, рыбе, говядине, свинине посвящен свой раздел.

Исидор заказывает креветки на пару, а Лукреция – утку по-пекински. Стремясь любым способом угодить гостям, владельцы «Волшебной пагоды» установили над аквариумом большой телевизор, где безостановочно показывают новости.

Лукреция понимает, почему Исидор выбрал этот ресторан.

Даже во время еды он хочет быть в курсе того, что происходит в мире.

— Лукреция, вы переутомились. Вам нужно отдохнуть.

Исидор заказывает пиво «циндао» и креветочные шарики на закуску. Лукреция жадно ест.

– Ну, дорогой коллега, какие у нас развлечения в программе?

– Не знаю. Мы в тупике. Для романа материала достаточно, но что касается расследования, я не представляю, в каком направлении двигаться.

Официантка приносит тарелки. Исидор и Лукреция едят палочками, они оба прекрасно ими владеют.

– Ну, теперь вы признаете реальную силу «Шутки, Которая Убивает» и то, что от смеха все-таки можно умереть?

– Увы, я верю в это не больше, чем в Санта-Клауса, Зубную фею, Песочного человечка или демократию.

– А я уверена, что в этом ключ к разгадке! Надо понять, как убивают при помощи текста!

Исидор морщится.

– Мы очень по-разному подходим к расследованию, Лукреция. Я пытаюсь понять «почему», а вы пытаетесь понять «как». Это странно, обычно бывает наоборот. Женщины хотят понять «почему», а мужчины – «как». Возможно, в нашем тандеме я – женщина….

Исидор смеется, но вареник-хакао попадает ему не в то горло. Его лицо багровеет, он пытается откашляться, начинает задыхаться. Официантка равнодушно смотрит на него. Лукреция вскакивает и несколько раз энергично ударяет Исидора по спине. Безрезультатно. Исидору по-прежнему катастрофически не хватает воздуха. Тогда Лукреция обхватывает его руками и резко нажимает на живот. Кусочек пищи выскакивает у него изо рта и повисает на стенке аквариума.

Исидор извиняется, с трудом переводя дух. Из его глаз текут слезы, но он вновь начинает смеяться. Лукреция садится на место и спокойно отпивает глоток пива.

– Вот видите, от смеха можно умереть. Вы едва не задохнулись. Вам нужны еще какие-нибудь доказательства?

– Да. Но, тем не менее, спасибо, Лукреция.

Он смеется снова, на этот раз уже с облегчением.

– Скажите, Исидор, что вы считаете смешным? Когда вы в последний раз смеялись от души?

Он наливает пиво в кружку и не спеша пьет. Рассматривает пузырьки в золотистой жидкости.

– Я смеялся, когда в семнадцать лет у меня впервые был секс, и я испытал оргазм, – говорит он. – Девушка подумала, что я смеюсь над ней, ушла и больше не захотела меня видеть. Я нашел другую подружку. Она понравилась мне именно смешливым нравом. В момент оргазма, который мы испытали одновременно, мы оба расхохотались. Наш роман длился целый год.

Зачем он мне это рассказывает? Я прошу рассказать о смехе, а не о постельных приключениях! Может, он хочет заставить меня ревновать?

— Когда мы занимались любовью, вы, кстати, не смеялись…

– Я смеюсь только после «большого» оргазма. Знаете, женщины часто путают эякуляцию и мужской оргазм. Бывает эякуляция без оргазма, и бывает психологический оргазм без эякуляции. Я думаю, и у женщин все происходит примерно так же.

Лукреция чувствует, что краснеет.

Он со мной разговаривает с такой грубой откровенностью, потому что ему неловко. Ему стыдно, что он обязан мне своим спасением. Все мужчины одинаковы! То, что делает он, необыкновенно, а то, что делаю я, – так, ничего особенного. Когда он поджигает театр, чтобы спасти меня, – он герой, а когда я бью его по спине, чтобы спасти его, – я… просто добрый приятель.

Лукреция начинает есть, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

– А кроме секса что-нибудь у вас вызывало смех?

– Наверное, фильм «Монти Пайтон и Священный Грааль»! Впервые я увидел его, когда мне было восемнадцать. То, что скетчи начались прямо с титров, показалось мне ужасно новым и удивительным. Я расхохотался. Больше в зале никто не смеялся, на меня стали шикать, и это рассмешило меня еще больше. Я думаю, что человек смеется до слез как раз тогда, когда смеяться нельзя.

Он вертит в руках палочки для еды.

– Я считаю, что настоящий смех – это бунт против остального человечества. Фильм Монти Пайтона ценен именно умом и дерзостью.

Лукреция ест утку. Она берет косточку и шумно обсасывает ее.

– А что смешит вас, Лукреция?

– Во время секса я не смеюсь. И мне кажется, что, если бы вы в такой ситуации стали бы смеяться, я обиделась бы точно так же, как ваша первая подружка.

Вот так. Я сказала это.

Он улыбается.

– Насколько я помню, больше всего я смеялась над анекдотом, – продолжает Лукреция.

– Так вот откуда ваша вера во всемогущество шутки.

– К врачу приходит пациент в большом цилиндре. Доктор спрашивает: «Что вас беспокоит? » Пациент приподнимает шляпу, под ней лягушка, лапки которой словно приросли к его голове. Врач в ужасе спрашивает: «И давно это у вас? » А лягушка отвечает: «Сначала это была просто бородавка на ступне! »

Исидор хохочет. Лукреция удивлена, что анекдот ему так понравился.

– Отлично! Абстрактный анекдот!

– Я услышала его в четырнадцать лет. У меня тогда как раз были бородавки на ступнях, и я страшно переживала. Анекдот меня несколько успокоил. А у вас какой любимый анекдот?

– Не помню. Я их сразу же забываю.

– Ну, хоть один!

– Ладно, но он короткий. «Доктор, у меня провалы в памяти! » – говорит больной. «И давно? » – спрашивает врач. «Что – давно? » – спрашивает пациент.

– И все? Не смешно.

– А мне смешно потому, что я боюсь болезни Альцгеймера. Это своего рода заклинание, изгоняющее злых духов.

– Юмор действительно обладает терапевтическим воздействием. Когда-то одна шутка чуть не убила меня, а другая спасла от смерти.

– А чуть не убила вас шутка вашей… Немезиды?

Лукреция вздрагивает.

– Может быть, вы так хотите узнать, от чего погиб Дарий, именно потому, что шутка едва не отправила вас на тот свет. Я прав?

Он понял. Он все чувствует. Он гораздо внимательнее к собеседнику, чем остальные. Меня это очень трогает. Другие мои любовники говорили только о себе и ничего не слушали. Они делали вид, что интересуются мной, чтобы я ими заинтересовалась. А Исидору действительно важно не только мое тело, но и душа. А я не ценю это и считаю вторжением в личное пространство. Я неправа. Рассказать ему все?

— Я могу сказать вам только, что это произошло первого апреля.

Неожиданно она прерывается и смотрит на экран телевизора.

– Черт! Сегодня двадцать седьмое марта.

– Ну и что?

Лукреция показывает на экран, где идет новостная программа. Журналист ведет репортаж, стоя у входа в «Олимпию». На огромной афише изображен знаменитый глаз с сердечком. У дверей концертного зала толпится народ.

Лукреция встает.

– Скорее, – говорит она.

– Ну, что еще? Неужели нельзя в кои-то веки спокойно поесть?

– Сегодня вечером в «Олимпии» большое шоу, посвященное памяти Циклопа!

Маленький циклоп спрашивает отца:

– Папа, а почему в школе только у меня один глаз?

Папа завтракает, читает газету и ничего не отвечает.

– Ну, папа! Почему у всех два глаза, а у меня один?

Папа опускает газету и говорит:

– Потому что ты – циклоп, а у циклопов один глаз.

Ребенок задумывается, а потом снова спрашивает:

– А почему у циклопов только один глаз? А?

Папа отгораживается от сына газетой.

– Папа, скажи! Папа, ну, скажи, почему у циклопов один глаз? А? Почему?

Папа резко опускает газету и в бешенстве кричит:

– Долго ты мне тут будешь яйцо выкручивать?!

Отрывок из скетча Дария Возняка «Жизнь артиста»

Сердечко в глазу.

Знамя Дария реет над входом. На фасаде «Олимпии» сияют огромные неоновые буквы: «Шоу памяти Циклопа». Один за другим подъезжают черные лимузины. Из них выходят знаменитости, на которых тут же нападает толпа фотографов.

Порядок поддерживается образцовый. У входа стоят не «розовые громилы» из «Циклоп Продакшн», а парни в черных костюмах из службы безопасности Стефана Крауца.

– Сожалею, но вы не можете пройти.

Лукреция показывает журналистское удостоверение.

– Сожалею. Пригласительные билеты именные, вас нет в списках.

– Я лично знаю Стефана Крауца, – настаивает Лукреция. – Спросите у него, если не верите.

Охранник соглашается позвонить ответственному по связям.

– Сожалею, но билеты кончились три дня назад. Мы всем отказываем.

– Я сотрудник «Современного обозревателя».

– Сожалею. Кстати, от вашего журнала уже есть представители. Госпожа Тенардье или что-то в этом роде.

Исидор и Лукреция вынуждены признать поражение. Обогнув здание «Олимпии», они подходят к служебному входу, рядом с которым, пытаясь согреться, отбивает чечетку группа курильщиков.

– Придется нарушить закон, – говорит Лукреция.

Она замечает пару клоунов в розовых костюмах подходящего размера. Под предлогом интервью она уводит их в ближайший подъезд и, угрожая оружием, заставляет снять одежду. Затем связывает и затыкает им рты.

Исидор старается немного ослабить веревки и оставляет в пределах досягаемости мобильные телефоны, чтобы пленники смогли позвать на помощь.

– Сейчас не время любезничать, – замечает Лукреция.

– Но это они оказали нам любезность, одолжив костюмы. С моей стороны это элементарная благодарность.

Переодевшись, Исидор и Лукреция входят в театр, затерявшись среди других розовых клоунов. Едва они оказываются внутри, как охранники закрывают двери, чтобы не допустить вторжения журналистов.

– Отлично, отступать уже некуда.

– Спрячемся где-нибудь и будем наблюдать. Главные действующие лица уже здесь.

– Осторожно, вот как раз один из них.

Перед ними «розовый громила», похожий на питбуля. Он явно ищет кого-то или что-то. Исидор и Лукреция отступают, чтобы не попасть ему на глаза, и чувствуют, как их хватают за руки.

– Господи, вот вы где! Наконец-то! Мы вас везде ищем. Торопитесь, через несколько минут начинаем.

Они понимают, что ассистент заметил большие цифры у них на спинах. Исидор и Лукреция смотрят на свои номера. У них обоих это цифра «девятнадцать».

– Наверное, дуэт, – вздыхает Исидор. Он чувствует растущее беспокойство.

Но «розовый громила», похожий на питбуля, продолжает шнырять поблизости. Выбора не остается.

Ассистент заталкивает Исидора и Лукрецию в большую комнату, где много клоунов в таких же розовых костюмах. Исидор и Лукреция наносят грим, приклеивают красные носы, надевают черные повязки. Затем вместе со всеми они толпятся в коридоре. Все комики, даже знаменитости, наряжены в клоунов с повязкой на глазу. К ним подходит возбужденный ассистент с наушниками.

– Все должны помнить текст! Напоминаю, суфлеров тут нет.

Ассистент предлагает напитки. На экране видна сцена. Лукреция замечает Феликса Шаттама. К счастью, он так занят заучиванием текста, что не обращает на нее никакого внимания. Раздается голос из громкоговорителя:

– Две минуты.

Напряжение нарастает. «Розовый громила», похожий на питбуля, не двигается с места, словно что-то учуял. Он топчется у двери.

– У меня такое чувство, что я лечу в самолете и нужно прыгать с парашютом, – говорит Лукреция. – Вот только парашюта у меня нет.

– Лукреция, я задам вам глупый вопрос, на который вы можете не отвечать. Так ли уж нам было нужно приходить сюда?

– Я тоже развиваю «женскую интуицию», Исидор.

– Очень хорошо. И кого вы подозреваете?

– Одного из клоунов. Все-таки очень полезно понаблюдать за таким количеством потенциальных убийц, собравшихся в одном месте, в одно время и при обстоятельствах, довольно схожих с обстоятельствами гибели Дария. Знаете поговорку: «Преступник всегда возвращается на место преступления».

Исидор пожимает плечами. Слова Лукреции его не убеждают.

– Тридцать секунд, – раздается голос из громкоговорителя.

Лукреция указывает на пожарного, сворачивающего самокрутку:

– Кстати, именно этого пожарного, Франка Тампести, я первого опрашивала после убийства. Доверьтесь мне хотя бы раз, поведем расследование моими методами.

Исидор поднимает брови.

– Не уверен, что это хорошая идея. Меня терзают нехорошие предчувствия. Как только питбуль отвернется, нужно убираться. И понаблюдать из какого-нибудь укрытия.

Громкоговоритель снова оживает.

– Пять, четыре, три, два, один. Тишина на площадке. Мотор! Начали!

Звучит симфоническая музыка. Один-единственный прожектор освещает медленно разворачивающийся над сценой гигантский портрет Дария.

Церемониймейстер Стефан Крауц выходит к публике. Зал аплодирует. Он ждет тишины.

– Когда я впервые увидел Дария, то сказал ему: «У вас ровно три минуты, чтобы рассмешить меня» – и включил хронометр. Он заставил меня расхохотаться через пятьдесят шесть целых и две десятых секунды. Его уже нет с нами, но магия его жива. Двадцать лет спустя я не боюсь сказать, что Дарий смешил меня всегда. И будет смешить людей еще долгие столетия.

Зал аплодирует.

– Дарий бессмертен. Он навсегда останется в сердцах тех, кто видел его выступления. Но я хорошо знал его лично, и могу сказать, что за веселой маской клоуна скрывался необыкновенный человек. Человек великой эрудиции, великого благородства, великой смелости. Может быть, поэтому его называли не только Циклопом, но и Великим Дарием.

Зал снова взрывается овацией.

Затем Стефан Крауц зачитывает программу шоу памяти Дария, перечисляя имена комиков, которые выступят, переодевшись в розовые костюмы. Снова звучит музыка, занавес поднимается. Первым выходит Феликс Шаттам, в сопровождении десятка девушек, тоже одетых розовыми клоунами.

Он подражает голосу мастера:

– Привет, друзья, я призрак Дария! Я перевоплотился в Феликса и страшно рад, что после смерти собираю еще больше зрителей, чем при жизни….

В зале слышен смех. Клоуны вокруг Исидора и Лукреции, кажется, испытывают облегчение. Первый парашютист приземлился удачно. Зал оживился, он разогревается. Следующим будет проще.

– Ненавижу имитаторов. Они воруют чужие голоса, – говорит один из комиков. – Хамелеоны. Своих красок нет, они заимствуют чужие.

– Меня Феликс Шаттам никогда не мог рассмешить.

– Ты прав, полное ничтожество.

– Да вы послушайте его! Принимает себя за второго Дария, но ведь давно известно: тот, кто копирует льва, не лев, а обезьяна.

Юмористы усмехаются.

– Когда обезьяна лезет на пальму, всем видно ее красную задницу.

– Он просто жалок. Зал смеется не там, где предусмотрено. Все шутки проваливаются.

Лукрецию удивляет такая недоброжелательность.

Исидор шепчет ей:

– А я вам говорил, что комики жестоки.

– Как и представители всех остальных профессий. Об отсутствующих коллегах всегда говорят плохо. Вы замечали, когда в «Современном обозревателе» обедаешь с кем-нибудь, он обязательно будет перемывать косточки остальным журналистам?

– С юмористами дело обстоит еще хуже – они остроумны по определению. И издеваются более зло.

Лукреция не находится с ответом.

– Так, питбуль исчез. Пошли?

Они хотят уйти, но тут к клоунам подходит Стефан Крауц. Исидор и Лукреция поспешно отворачиваются.

– Номер два. Приготовьтесь, Феликс скоро заканчивает. Освежите грим и становитесь на точку выхода на сцену. Не забудьте дойти до белой полосы, иначе боковая камера вас не увидит.

– Они выходят по порядку, – шепчет Исидор. – Пока очередь дойдет до девятнадцати, мы успеем улизнуть.

Клоуны продолжают комментировать происходящее.

– И все-таки… Все превозносят Дария, а ведь прекрасно известно, что он воровал чужие скетчи, – говорит клоун под номером тринадцать.

– Под конец он даже не давал себе труда воровать лично, его ребята приходили на чужие выступления и записывали хорошие шутки. Таковы крупные мошенники, за них всю работу делают подручные, – добавляет пятнадцатый номер. – Вот и один из них, пожалуйста.

Действительно, появляется «розовый громила», похожий на питбуля, и усаживается в кресло у выхода.

Юморист номер два выходит на сцену. Оставшиеся за кулисами обсуждают его точно так же, как и первого артиста.

– О-па! Первая шутка прошла незамеченной! – говорит тринадцатый номер.

Выступление продолжается, юмористы комментируют.

– Тут он промахнулся, – говорит пятнадцатый номер.

– А тут кусок текста забыл. Это из-за марихуаны. Он слишком много курит, вот память и отшибает. Он сам не помнит своих убогих шуток, – смеется одиннадцатый номер.

– Смотрите, публика не отреагировала на «пережаренного цыпленка»! А ведь это его лучшая шутка. Бедный, все резервы исчерпаны.

Через несколько минут клоун возвращается за кулисы.

– Ну, как это было? – спрашивает он с беспокойством.

– Великолепно! – отвечает тринадцатый номер.

– Ты их покорил. Взял за горло! – говорит одиннадцатый.

– Зал просто шел у тебя на поводу! – подхватывает пятнадцатый.

– Правда? А то мне показалось, что я вдруг забуксовал.

– Ты слишком требователен к себе.

Лукреция пихает локтем Исидора.

– Может быть, тут мы узнаем больше, чем за все время расследования.

Номер третий готовится к выходу. Остальные поддерживают его.

– Ни пуха ни пера! Не стесняйся, посылай нас к черту.

Странно, кажется, каждый искренне считает, что плохо говорят обо всех, кроме него.

Номер три выходит под свет прожекторов.

Клоун номер тринадцать провожает его глазами, а потом оборачивается к коллегам:

– Если хотите знать мое мнение, Дария доконал кокаин. Под конец он столько его нюхал, что его трясло даже на сцене. Аж под носом следы были видны.

– Видите, у нас появляется новая информация о его гибели, – шепчет Лукреция.

– Я вижу, что нам отсюда будет трудно выбраться.

Двадцать четвертый добавляет:

– Если его канонизируют, то это будет первый святой-наркоман.

Все хохочут.

– Это был самый злой человек, которого я встречал, – говорит одиннадцатый.

– И самый скупой! Когда мы ходили в ресторан, он всегда забывал кошелек! Подумать только, живет в замке и не может заплатить по счету!

– А как этот представитель народа презирал обслугу! Постоянно оскорблял официантов. Чаевых никогда не давал.

– И выступал со скетчем, в котором официант обсчитывает бедных клиентов! Мир встал с ног на голову.

Снова звучит смех.

Мимо, еле волоча ноги, проходит Феликс Шаттам. Он вышел из туалета, где его долго рвало. Все умолкают. Тринадцатый шепчет у него за спиной:

– Тише, тише, вот призрак Дария!

И снова раздается смех.

Скетч на сцене награждается громкими аплодисментами. Наступает очередь четвертого клоуна. Он присоединяется к группе розовых клоунов, участвующих в номере.

Во время паузы Стефан Крауц напоминает, что Циклоп не только смешил зрителей, он еще и воспитывал новое поколение комиков в «Школе Смеха» и в «Театре Дария».

Как странно! Такой контраст – на сцене его осыпают похвалами, а за кулисами поливают грязью. Не знаю, кому и верить.

— Пошли! Кажется, путь свободен, – говорит Исидор.

Но как раз в тот момент, когда они собираются улизнуть, клоун номер семь подскакивает к Лукреции и хлопает ее по заднице.

– Так ты вошла во вкус? Не терпится увидеть тебя на сцене!

Удивленная Лукреция разглядывает перечеркнутое черной повязкой лицо с красным носом.

Мари-Анж!

— А ты знаешь, что должен делать на сцене дуэт номер девятнадцать? – насмешливо говорит Мари-Анж.

Лукреция спокойно смотрит на нее.

– Представлять знаменитый скетч Дария «Я раздеваюсь». Это стриптиз.

Лукреция сжимает кулаки, собираясь нанести удар. Исидор шепчет:

– Сейчас не время привлекать к себе внимание.

– А этот толстый господин, который пришел тебя поддержать, наверное, твой папа? Я думала, что ты сирота. Браво, ты его все-таки нашла, – продолжает Мари-Анж.

Лукреция закусывает губу.

– Видишь ли, Лукреция, меня всегда разочаровывало в тебе отсутствие остроумия. Ты по-настоящему насмешила меня только тогда, в тот памятный первоапрельский день. Интересно, превзойдешь ли ты саму себя сегодня?

Лукреция бросается на бывшую подругу, но Исидор, уже изучивший манеру ее поведения, становится между девушками.

В этот момент церемониймейстер приглашает на сцену клоуна номер семь.

– Увы, друзья, хотелось бы продолжить беседу, но мне пора работать.

Исидор наклоняется к Лукреции.

– Предупреждаю, если вы еще раз не сдержитесь, я выйду из игры. Я не могу терять время на маленькую грубиянку, которая не умеет себя контролировать и, словно бык, бросается вперед, завидев красную тряпку. Пошли отсюда!

Но тут «розовый громила», похожий на питбуля, возвращается, и они остаются на месте. Рисковать нельзя. Клоуны, ожидающие своей очереди, продолжают отпускать комментарии.

– Это Мари-Анж Жиакометти! Кажется, она спала с Дарием, – говорит одиннадцатый.

– И не только с ним. И с его братьями тоже. И с телохранителями!

Звучит смех.

– А я считаю, что Дарий был отличный парень, – говорит клоун номер девять. – Я женщина, а мне он не только помогал, но и всегда относился с уважением.

– Естественно. Потому что ты не такая шлюха, как Мари-Анж. Ты создана скорее для фильмов Феллини, чем для Тима Бартона.

Смех.

– И все равно Дарий – настоящая звезда, а вы просто завистники. И если бы не это шоу в его честь… вас никогда в жизни даже близко к «Олимпии» бы не подпустили!

Выпалив это, девятый клоун на всякий случай отходит подальше от коллег, которые с трудом сдерживают гнев.

С волками жить, по-волчьи выть? Не люблю я этого.

Лукреция смотрит на экран, надеясь, что выступление ее бывшей подруги не увенчается успехом. Но та, может быть желая произвести впечатление на Лукрецию, превосходит саму себя и вызывает гром аплодисментов.

Громкоговоритель объявляет: «Изменения в программе! Дуэт номер девятнадцать выступает вместо клоуна номер восемь. Приготовьтесь».

Исидор и Лукреция застывают от ужаса. Телохранитель-питбуль и не думает уходить. Он спокойно разговаривает с пожарным Франком Тампести.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒