Мария Васильевна Колесникова 8 страница

Опасность пеленгации заставляла Макса вести передачи из разных квартир: из квартиры Бранко, Рихарда. Иногда он садился в машину и ехал далеко за город, чтобы оттуда вести передачу.

Эдит еще не уехала в Австралию, – в Мельбурне, где жила ее сестра, был период депрессии, и надежда на какую‑ нибудь работу там лопнула. С Бранко они жили как чужие, Макса Эдит встречала каждый раз с молчаливой ненавистью, и он чувствовал себя в ее присутствии каким‑ то преступником.

Однажды глухой ночью, когда Макс работал у Бранко, Анна проснулась от страшного грохота и звона разбитых стекол. Ей показалось, что дом рушится. «Землетрясение! » – с ужасом подумала она и кинулась к окнам. На улице творилось что‑ то невообразимое: ураганный ветер валил деревья, гремел сорванными с домов крышами. А потом начался ливень, и в квартире случилось настоящее наводнение – вода лила с потолка, мутными потоками стекала по стенам. Анна в панике бегала по квартире, спасая вещи, за ней с лаем носился испуганный Джек. Потом погас свет, и квартира погрузилась в густую темноту. Было холодно и жутко. Нашлись какие‑ то старые огарки свечей, и при их трепетном свете Анна собрала вещи в чемоданы. Утром, когда пролетел тайфун, выяснилось, что с дома снесло часть крыши.

Наконец пришел Макс. Он рассказал о такой же катастрофе в доме Бранко. С Эдит случилась истерика – насилу успокоили, а потом начали вставлять стекла и наводить в доме порядок. Связь с Центром так и не состоялась.

Осмотрев квартиру, Макс решил, что придется искать другую.

– Нет худа без добра, – сказал он, – наконец‑ то мы избавимся от соседства с гвардейским полком!

Уставшая, измученная Анна улыбнулась ему сонной улыбкой.

Они наняли квартиру в другом районе, неподалеку от парка Уэно. Квартира мало чем отличалась от старой, а близость парка очень устраивала Анну.

На новой квартире к ним пожаловал полицейский, низенький плосконосый тип с узкими подозрительными глазами. Звали его Аояма. Он сразу же справился, есть ли у них прислуга? Узнав, что нет, вежливо, но настойчиво предложил взять ее и сам «любезно» потом прислал крепкую, молодую девицу, как видно, из крестьян. Анна объяснила ей, что свободной комнаты для нее у них нет, поэтому вечером она должна уходить домой.

Обычно Анна выпроваживала Хамако (так звали прислугу) пораньше, чтобы обеспечить Максу свободу действий.

Рихард все чаще заходил к ним, чтобы передать Максу тексты телеграмм. Макс по ночам вел передачи. Радиограммы становились все длиннее. Однажды в телеграмме содержалось до двух тысяч слов. Макс передал сначала одну половину, а на следующий день – другую. Нагрузка была колоссальная, да еще приходилось уделять время делам «Инженерной компании Ф. и К. », поддерживать связи с шанхайской фирмой, пост являющей мотоциклы «Цундап».

Материалу накопилось столько, что пора было отправить его в Шанхай к курьеру Центра. И тут встал вопрос: кто же поедет?

– Я поеду, – решительно заявила Анна.

– Пожалуй, Анни права, – после некоторых колебаний сказал Зорге.

– Но там война! – заволновался Макс, и по страдальческому выражению его лица Анна увидела, как трудно ему согласиться с таким решением.

– Ничего, Макс, не волнуйся, – мягко сказала она, – я ловкая и сильная…

Зорге улыбнулся и дружески обнял Анну за плечи.

– Хотел бы я, чтобы меня любила такая женщина, как вы, Анни, – растроганно сказал он.

Для Анны составили вымышленную биографию: Юхлина Анна Георгиевна, дочь купца, имеет родственников в Шанхае, едет к ним в гости.

Анна зашила в тонкую тряпку фотопленки и повязала на животе под платьем. Ехала на японском пароходе. Все обошлось благополучно, женщин не обыскивали, только спрашивали, не везет ли кто запрещенных вещей, и осматривали багаж.

В Шанхае была в полном разгаре война. Японцы бомбили город с воздуха, обстреливали из орудий. В захваченных районах происходили грабежи, творились неслыханные зверства и насилия. С большим трудом, опасаясь быть убитой или ограбленной, Анна добралась до квартиры Кучимовых. Они рассказывали, как японцы состязаются в зверствах над мирным населением.

В тот же день Анна встретилась с курьером, сдала пленки. В Токио вернулась немецким пароходом.

На набережной перед ней остановился грохочущий и трясущийся как в лихорадке мотоцикл. На нем – Макс.

– Дня три уже встречаю, – крикнул он ей, устремляясь навстречу. – Из конторы прямо сюда! А сегодня немного замешкался…

– Все в порядке, Макс! – поспешила она успокоить его.

– Ты‑ то как? Я страшно волновался за тебя…

– Ну и напрасно! – несколько бравируя, сказала Анна.

Наконец Клаузен нашел для себя подходящее дело, которое позволяло ему свободно распоряжаться временем. Он случайно познакомился с одним немецким коммивояжером, который имел мастерскую по копированию с помощью светящихся красок. Он спрыскивал стеклянные пластинки разного формата этими красками и затем копировал книги. Макс пригласил его к себе и хорошо угостил. Они подружились, и коммивояжер открыл секрет своего производства, продав Максу краску по очень дорогой цене.

Вскоре коммивояжер надумал уехать в Германию, и Макс купил у него мастерскую, забрав свой вклад у Фёрстера. Ему удалось заинтересовать этим делом одного японца по имени Сиока‑ сан, связанного с книжным делом. Сиока‑ сан демонстрировал пластинки перед профессорами в университетах, показывал, как с их помощью копировать старые книги. Начали поступать заказы, и Макс организовал фирму «М. Клаузен – Сиока» с конторой в одном из билдингов в центре города. Фирма изготовляла и продавала прессы для печатания фотокопий на синьку, а также флюоресцентные пластинки. Макс связался с берлинской фирмой «Шеринг», которая стала поставлять ему краску по более дешевой цене.

Дело начинало приносить хороший доход. Фирма получала заказы от таких солидных японских фирм, как «Мицубиси», «Мицуи», «Накадзаки» и «Хитачи». Клаузен предложил Зорге отказаться от денег Центра.

– Организация может обходиться своими средствами, – сказал он Рихарду. – Каждый из нас имеет свой заработок на жизнь, а фирма обеспечит все расходы организации.

Зорге вполне с ним согласился. С чисто немецкой скрупулезностью Макс определил бюджет своей семьи на месяц.

– Вот, Анни, наш лимит, посмотри, – передал он счет своему домашнему «казначею».

Анна серьезно его изучила: 175 иен за квартиру, 80 – на такси, 60 иен прислуге, 250 иен на питание и 370 – на одежду.

– Да мы с тобой капиталисты, Макс! – восторженно сказала она. – Куплю себе котиковое манто и кольцо с бирюзой.

Макс дико посмотрел на нее, закинул голову и расхохотался. Он смеялся до тех пор, пока она тоже не засмеялась. Потом лицо ее сделалось серьезным.

– Напрасно смеешься, Макс, мы теперь люди состоятельные и должны хорошо одеваться, ведь это тоже своего рода конспирация.

– Ты бесподобна, Анни! – продолжая смеяться, ответил Макс.

Солидная фирма давала Клаузену очень надежное прикрытие, и они с Анной были вне всяких подозрений. Фабрика находилась рядом с домом Клаузенов. Чтобы не выдать секрета, Макс опрыскивал красками пластинки сам. Он занимался этим один раз в две недели, и у него оставалось много свободного времени на организацию.

Международная обстановка становилась все напряженнее. Под видом антикоминтерновского пакта образовался Тройственный союз: «Берлин – Рим – Токио». Пакт давал возможность этим странам вмешиваться в дела других стран, якобы для оказания помощи в борьбе с коммунизмом. Германия открыто бомбила города Испании. Были варварски разрушены Герника и Альмерия. О жестокости этих разрушений трубила прогрессивная печать всего мира.

В немецком клубе открыто пропагандировали войну и прославляли Гитлера как величайшего вождя, которого когда‑ либо имели немцы. Говорили о «Срединной империи», которая объединит все страны Европы под главенством Германии. Фрау Этер внушала своим подопечным: «Женщина вообще – хранительница очага. Немецкая женщина – верная подруга воина».

Зорге все чаще забегал к Клаузенам с текстами радиограмм для Центра. Они с Максом подолгу обсуждали положение дел на Дальнем Востоке. Японские газеты трубили о том, что безопасность японской островной империи обеспечивается присоединением новых территорий.

Радиограммы становились все длинней, и однажды от переутомления Макс свалился от сердечного припадка. Перепуганная Анна пригласила врача, пожилого, ироничного немца.

– Как давно у вас такое состояние сердца? – спросил он у Макса.

– Что вы хотите сказать? – насторожился Макс.

– Как давно вас осматривал какой‑ либо доктор?

– Лет десять тому назад.

– А‑ а! – Доктор покачал головой. – Ну, герр Клаузен, единственная вещь, которая может помочь вам, это – отдых и полный покой.

Он порылся в своем врачебном чемоданчике, вынул оттуда шприц, приготовил его и набрал в него какой‑ то жидкости из склянки.

– Давайте вашу руку, я сделаю вам укол.

Закатав рукав сорочки Макса, доктор сделал ему укол.

– Покой, только покой, и лед на сердце, если будет хуже, – строго сказал он Анне, складывая в чемодан все принадлежности. – Я поищу вам сиделку.

– Нет, нет, – бурно запротестовал Макс, – не выношу никаких сиделок, они мне действуют на нервы, заранее чувствуешь себя покойником.

– Но вам необходима сиделка, – настаивал врач.

– Не беспокойтесь, доктор, – вмешалась Анна, – я тоже сиделка, много лет проработала в госпитале, так что справлюсь сама.

– Тем лучше, – решил доктор. Уходя, он пообещал регулярно навещать больного.

Макс попросил не говорить Зорге о его болезни.

– Заменить меня все равно некому, – рассуждал он, – а события таковы, что отлеживаться некогда.

– Ну как же, Макс, – заплакала Анна, – ты так болен!

– Ничего! – как говорят русские, – отшучивался он.

– Разреши мне носить аппаратуру в условленное место, – попросила Анна.

Макс помолчал, обдумывая ее предложение, потом сказал одобрительно:

– Пожалуй, это ты хорошо придумала, дружище, спасибо тебе… Черт знает, свалишься где‑ нибудь с аппаратом на улице…

В течение трех месяцев врач не разрешал вставать Максу с постели, регулярно делая ему уколы. Зорге, конечно, узнал о его болезни и был страшно огорчен. Предлагал Максу поехать в горный санаторий, но тот наотрез отказался.

– Нужно работать, Рихард, без меня организация безгласна, а времена такие, что нужно быть начеку.

– Это само собой, – согласился Зорге, – но лучше бы отдохнуть.

Чтобы работать в кровати, Клаузен заказал в своей мастерской специальную полку. Анна научилась собирать и устанавливать передатчик, антенну. Лежа в постели, Макс готовил на этой полке радиопередачу. Затем Анна устанавливала возле кровати на двух стульях передатчик и приемник. Начиналась передача.

Зорге в это время приносил только самые важные сообщения. А после болезни все‑ таки настоял на том, чтобы Макс уехал на несколько недель в Арконе, на горячие воды в горах. Два раза в неделю Клаузен приезжал в Токио для работы.

Анна знала, что японская полиция следит за каждым шагом любого иностранца почти в открытую. Она долго думала, как сделать свои походы с аппаратурой в разные районы города вполне естественными и безопасными. Наконец придумала. Пошла на рынок, где продавали всякую живность, и купила полдюжины кур и петуха. Все это хозяйство она принесла домой в большой круглой плетушке с крышкой.

– Вначале пес, теперь куры, – озадаченно проговорил Макс. – Не думаешь ли ты завести и корову, Анни?

– Понадобится – заведу и корову, – с нарочитой бравадой ответила Анна, но тут же расхохоталась над его обескураженным видом.

Джек с любопытством обнюхал плетушку и улегся на безопасном расстоянии – мало ли что можно ожидать от этого загадочного вторжения.

– Ты только взгляни, какие куры, Макс.

Анна слегка приоткрыла крышку. Притихшие в темноте куры заволновались, Джек навострил уши.

– Куры что надо, – согласился Макс. – Жаркое будет отличное!

– Обжора, – рассердилась Анна.

С кухни прибежала прислуга и с чисто крестьянской деловитостью одобрила покупку.

Вечером, когда прислуга ушла домой, Анна объяснила Максу, зачем нужны куры.

– Для кур нужен корм, так?

– Так.

– Я беру чемоданчик с блоками радиостанции, сверху ставлю корзиночку, завязываю все это в платок‑ фуросики и еду искать корм для кур. – Анна победоносно посмотрела на Макса.

– Обратно возвращаешься с кормом! – докончил Макс. – Ну, Анни, поистине твоей изобретательности нет предела.

В Токио куры не редкость, они водились во многих японских домах. По утрам их выпускали на улицы как санитаров – они склевывали всякие отбросы. Поэтому куры Анны никакого недоумения у местных полицейских не вызвали. Полицейские иногда останавливались у дома Клаузенов, смотрели на породистых кур и восхищенно цокали языками. Польщенная хозяйка озабоченно справлялась у них, где бы ей купить корм для своих несушек. Полицейские давали адреса магазинов, с готовностью объясняли, как туда доехать или дойти. Анна горячо благодарила, а потом ехала с узелком в назначенное Максом место. Подобный узелок ни у кого не вызывал подозрений, так как японцы имеют обыкновение носить все в таких узелках. Постепенно местные полицейские привыкли, что Анна часто ходит с узелком, и перестали обращать на нее внимание. Они знали, что госпожа носит корм для своих кур. Возвращаясь домой, Анна заходила в лавочки, чтобы купить продукты, опускала узел с чемоданчиком на пол, на него сверху клала покупки, в общем, держалась так, будто ничего не опасалась.

– Осторожнее, Анни! – предупредил ее как‑ то Макс. – Все до поры до времени, – нарвешься на слишком любопытного полицейского.

– Полицейские ищут тех, кто прячется больше, чем надо, – успокоила она его.

Зорге, узнав о выдумке Анны, весело сказал:

– Женщина, оберегая любимого мужа от его врагов, бывает изобретательна и беспощадна.

Эдит с ребенком уехала‑ таки к сестре в Австралию. Бранко остался один в большом, осиротевшем доме. Однажды не выдержал, пожаловался Анне:

– Не могу… Все время чудится, что меня зовет Рауль.

Его голос оборвался, и на глазах появились слезы. Иногда среди разговора он вдруг умолкал и при этом останавливал взгляд на какой‑ нибудь точке. В такие минуты Анна понимала, что мысли его далеко. Она пыталась развлечь его разговором, он ласково улыбался ей, но глаза оставались замкнутыми.

– Нелегко ему, – сочувственно говорила она Максу.

– Да уж, не позавидуешь! – соглашался он.

Последнее время на улицах города Анна наблюдала одну и ту же картину: проводы уходящих на фронт солдат и призывников. Процессии родственников, товарищей по работе, школьников, патриотических организаций сопровождали солдат и призывников от одного синтоистского храма к другому. Боги синто – воинственные, веселые боги. Все радостные события отмечаются в синтоистских храмах. Все печальные – в буддийских. Следовательно, проводы на фронт считались радостным событием. Призывники шли в красных шарфах, с яркими вымпелами в руках. Под хлопанье ладоней и громкие крики «банзай» пели воинственные песни. Провожающие сгибались в низком поклоне перед солдатами.

А жизнь становилась все дороже. Цены росли, как говорится, не по дням, а по часам. Все стало дефицитным. В магазинах исчезли многие импортные товары, а изделия из натуральных материалов заменились эрзацами.

– Думали, закончат войну в Китае инцидентом, да, видимо, подавились! – сказал однажды Зорге. – Япония слишком бедна ресурсами для такой войны…

Рихард все чаще оставался обедать у Клаузенов.

– Моя Онна‑ сан даже каракатиц перестала варить, говорит, исчезли, а в ресторанах подают такую гадость! – жаловался он, с аппетитом уплетая яичницу с салом.

– А куры‑ то выручают по всем статьям, – посмеивался Макс.

– Анни – наш добрый гений, – благодарно отзывался Рихард.

Анна с материнским чувством смотрела на этих двух больших мужчин и радовалась тому, что может скрасить им жизнь теплом домашнего очага.

Рихард посоветовал Клаузенам купить дачу где‑ нибудь за городом, на побережье Тихого океана. Городская духота плохо действовала на Макса – сердечные приступы не прекращались.

Дачу купили в местечке Тигасаки в восточной части побережья. Маленькое бамбуковое бунгало с крошечным садиком, в котором буйно цвели красные азалии и лиловые глицинии.

Деревня Тигасаки раскинулась у подножья нависших зеленых гор. Июньская зелень сверкала своей новизной и, казалось, пламенела в ярких лучах солнца. В тени деревьев скрывались храмы под тяжелыми, ребристыми крышами, напоминавшими доисторических чудовищ. Сумрачные вулканические озера с пугающей мрачностью глядели из густых зарослей трав и цветов. По склонам гор лепилась зеркальная мозаика рисовых полей. Все вокруг было подавляюще красиво и дико. А впереди – беспредельная синь океана, Золотой пляж, сосны на прибрежных скалах.

Мягкий климат побережья благотворно действовал на Макса, сердечные приступы совсем прекратились.

Иногда приезжал Зорге. Ему нравилось все – и деревня, и бунгало Клаузенов. Здесь он становился самим собой, отдыхал от двойной жизни.

«Вот она где, настоящая‑ то Япония! – восхищался он пейзажем и впадал в лирическое настроение. – Если удастся выбраться отсюда живым, буду считать, что побывал в раю. Трудно представить себе на земле более совершенную красоту! » Но Анна думала по‑ своему. Она любила степь, горячую, сухую, без конца и края раскинувшуюся в дрожащем, знойном мареве.

Рихард приезжал с новостями. Эйген Отт стал германским послом в Токио вместо Дирксена, который сменил Риббентропа в Англии. Отт предложил Зорге должность пресс‑ атташе посольства с окладом в пятьсот иен, но Рихард отказался.

– Почему? – изумился Макс. – Такие возможности…

– Возможности – да. Но я опасался излишней проверки – где‑ нибудь в архивах гестапо хранится‑ таки дело Рихарда Зорге.

– Да, это опасно, – согласился Макс.

– Я пообещал Отту неофициально занимать эту должность, без оклада. Мол, не хочу терять драгоценную свободу журналиста. Он согласился. Так что можешь поздравить меня, я теперь внештатный сотрудник посольства и тайный советник посла Отта! – Рихард от души расхохотался.

– Здорово! – восхищенно сказал Макс.

Зорге диктовал Максу тексты радиограмм.

– Передавай не спеша, кое‑ что можешь пока отложить. Главное – не переутомляйся, – советовал он.

Но однажды приехал взволнованный – японцы собираются напасть на советское Приморье в районе озера Хасан. Нужно немедленно сообщить в Центр.

– Хотят затеять войну с СССР? – спросил Макс, бледнея.

– Прежде всего хотят сорвать военную помощь СССР Китаю и поднять свой пошатнувшийся международный авторитет, – ответил Зорге.

Эта весть взволновала и Анну, – война может затянуть их пребывание в Японии, а ей так хотелось поскорее домой!

– Как ты думаешь, Рихард, это надолго? – спросил Макс.

– Думаю, нет, – уверенно ответил Зорге.

– Тогда давай работать!

Запершись в рабочей комнате, они долго готовили телеграмму, а ночью Макс передавал ее в Центр. Мешал внезапно разразившийся тайфун. На улице лил дождь, ветки деревьев хлестали по окнам, и бамбуковый домик раскачивался от ветра. Макс промучился всю ночь, по нескольку раз передавая одно и то же. А утром свалился с жесточайшим сердечным приступом. Испуганная Анна побежала на станцию и позвонила лечащему врачу. Врач приехал очень быстро со своим чемоданчиком.

– Странно, странно… – бормотал он про себя, тщательно выслушивая больного. – Эти резкие ухудшения… Непонятно. У вас неприятности? – как бы между прочим спросил он Анну.

– Почему вы так подумали? – удивилась она.

– Только от чрезмерного нервного напряжения могут быть такие перепады.

Анна, пряча глаза от всевидящего взора врача, уверила, что все в порядке.

И снова лед, постельный режим, полный покой.

В конце июля японцы действительно совершили нападение на советских пограничников, но были разгромлены советскими войсками.

Зорге ликовал:

– И мы с тобой, Макс, кое‑ чего стоим! Но каков подлец Чан Кайши! Отблагодарил, что называется, Советский Союз за помощь. Как только японцы перешли советскую границу, он немедленно предложил им заключить мир, чтобы вместе бить русских!

В конце лета снова назрела необходимость ехать в Шанхай на связь с курьером. Кроме Анны, ехать было некому.

– Не волнуйся, у меня уже есть кое‑ какой опыт, – утешала она расстроенного Макса. Он проводил ее в порт и долго прощался, глядя на нее затуманенными тревогой глазами. У Анны тоскливо заныло сердце – увидятся ли вновь?

Пароход был японский, но это вовсе не исключало опасности. Анна знала, что опасность для нее существует все время, пока она не сойдет с парохода в Шанхае.

На пароходе собралась самая разнообразная публика: англичане в белых шортах и пробковых шлемах, молчаливые и важные китайские купцы в кремовых чесучовых пиджаках и белых панамах, малайцы, похожие на маслины, японские офицеры при всей амуниции, несмотря на жару.

Англичане держались обособленно, с независимостью хозяев. Их элегантные дамы в легких полотняных платьях целыми днями просиживали в шезлонгах под зонтиками, вытянув длинные ноги.

Нижняя палуба кишела японской солдатней. Оттуда слышался непрерывный гомон и смех.

На пароходе было жарко, как в печке, и все толпились на палубе, ловя прохладный морской ветерок.

Анна вела себя просто и свободно – не пряталась по своему обыкновению, раскланивалась с соседями по каютам. С боем разговаривала только по‑ немецки, так же и с теми, кто к ней обращался.

Море было на редкость тихим. Жаркие дни сменялись прохладными вечерами с луной, такой необыкновенной над морем. Все путешествие проходило благополучно, если не считать японские сторожевые корабли, встреча с которыми бросала Анну и в жар и в холод. Их пароход могли в любой момент остановить, а пассажиров обыскать. На этот раз Анна везла на себе много фотопленок, спрятанных под платьем. Но патрульные свой пароход на задерживали, на это и рассчитывал Макс, заказывая ей билет на японский пароход.

То, чего она так боялась, случилось перед самым Шанхаем. По радио всех пассажиров попросили собраться в салон первого класса. «Вот оно! » – вся похолодев, подумала Анна.

В дверях салона стали два контролера‑ японца. Начали обыскивать мужчин. Их ощупывали, выворачивали им карманы. Особенно придирались к китайцам, которых заставляли вспарывать подкладку одежды и обуви.

Когда пропустили всех мужчин, пришли четыре японки и стали ощупывать женщин. Анна медленно, словно загипнотизированная, подвигалась к выходу. Старалась быть спокойной, но ноги в коленках дрожали, лицо горело так, словно горели волосы. Она всецело была занята мыслью, как спастись, – ведь трудность положения не исключала какого‑ нибудь выхода… Но мысли скакали вразнобой, и невозможно было сосредоточиться. Ее охватил невыразимый ужас. Все погибло! Макс. Рихард. Организация. Что делать?! Что?! И вдруг с ясной решимостью подумала: «Не даться в руки живой. Прыгнуть за борт в море». Сразу стало как‑ то легче, хотя внутри все дрожало.

Вот уже пропустили почти всех женщин. Осталось четверо – три англичанки и она, Анна. Англичанки громко роптали, и японки замешкались, не решаясь их обыскивать. Но главный контролер кивнул, и женщин стали ощупывать – бока, живот… Анна продвинулась поближе к выходу. Она вся напряглась, готовая к активному сопротивлению. Англичанок пропустили. Осталась одна она… В это время весь контроль двинулся внутрь салона. Японец, карауливший у выхода, крикнул что‑ то и указал на Анну. Но главный контролер махнул рукой: мол, пропусти. Японец поклонился ей и ушел. Анна чуть не задохнулись от радости, не знала, верить ей в такое чудо или нет. Через минуту охватила слабость. Она чувствовала себя так, словно из нее вытряхнули душу. По лицу ручьями лил пот, приходилось то и дело утираться платочком. На ослабевших ногах еле дотащилась до своей каюты и рухнула на койку.

Наконец пароход, продираясь между военных кораблей английского и американского флота, вошел в желтые воды реки Хуанпу. Анна благополучно сошла на берег и, очутившись на набережной, почувствовала себя в полной безопасности.

Кучимова встретила ее тревожным возгласом:

– Как?! Вы осмеливаетесь путешествовать в такое время? Опять срочные дела фирмы? Что там себе думает ваш муж! Ах, мужчины, мужчины – легкомысленный народ…

«Интересно, что бы ты сказала, если бы знала, что я пережила? » – с внутренней усмешкой подумала Анна, сердечно целуя приятельницу. Она вручила ей японские подарки, передала тысячу приветов от Макса.

– Ну, задам же я ему перцу! – продолжала возмущаться Кучимова. – Пусть только заявится, я ему все выскажу, какой он эгоист…

– К чему, к чему, а к войне привыкнуть невозможно, – жаловалась позже Кучимова. – Мне кажется, война физически давит мне на плечи. Не живешь, а перемогаешься. Не поймешь, кто здесь против кого воюет. Недавно японцы разбомбили с самолета американский военный корабль. Вот шуму было в газетах! Англичан начали преследовать – избивают, бросают в тюрьмы. По‑ моему, все хотят нагреть руки в Китае, а Япония больше всех, вот и грызутся, как собаки из‑ за лакомого куска. Несчастная страна! Уехать бы куда… Но куда? Всюду жизнь одинаково трудна, а здесь вроде работа есть.

– А в Советский Союз не хотите? – шутливо спросила Анна.

– В Советский Союз? Да хоть сейчас! Но кто нас туда пустит…

На следующий день Анна встретилась в условленном месте со связным. В тот же вечер передала материалы.

Возвращалась домой на японском же пароходе без всяких приключений. Ей уже не страшны были ни сторожевые японские суда в море, ни контролеры. Она сделала свое дело. Максу решила не рассказывать о своем приключении, чтобы не переживал в следующую ее поездку. Прошлый раз он злился неизвестно на кого. Пусть будет спокоен. Она давно, вполне сознательно, считает себя полноправным членом организации, следовательно, должна делать свою долю работы. И если раньше она делала ее больше из‑ за любви к Максу, то теперь старается ради самого дела. Все‑ таки жизнь не обделила ее! Она вернула ей родину и подарила настоящую любовь. Теперь она не понимала, как могут жить на свете женщины, не зная, что такое любовь, дружеское товарищество с любимым человеком.

Не успела Анна опомниться от поездки в Шанхай, как ей позвонила фрау Этер.

– Фрау Клаузен, вы так давно не были в клубе, – послышался ее укоризненный голос. – Вы здоровы?

– Да, да, конечно. Спасибо, – поспешно ответила Анна. – У меня был муж сильно болен.

– Очень сочувствую. А у нас большие новости: наш клуб теперь называется клубом японо‑ германской дружбы. Много работы. Так что приходите, мы вас ценим за активность.

– Непременно приду, фрау Этер, – как можно любезнее ответила Анна. – Признаться, я порядком соскучилась по немецкому клубу.

А про себя подумала: «Провалиться бы ему вместе с тобой», у Макса спросила:

– Что там за японо‑ германская дружба в немецком клубе?

– А! Да, да, Рихард говорил, – живо отозвался Макс. – Он там теперь завсегдатай. Собираются немецкие и японские фашисты, пьют пиво и сакэ, играют в скат и в открытую говорят о войне.

– Они давно говорят, – скептически усмехнулась Анна.

– Дело гораздо серьезнее, чем ты думаешь, – возразил ей Макс. – Пахнет военным союзом. К власти пришел барон Хиранума, ярый противник СССР. Помнишь мистера Кросби, который говорил про «тиски»? Мол, Япония с востока, а Германия с запада? Хиранума тоже думает о «тисках».

– Мистер Кросби еще спохватится! – снова усмехнулась Анна. – В Шанхае японцы уже нападают на англичан – мол, вон из Китая, избивают их, бросают в тюрьмы.

– Это интересно! Рихарду расскажи поподробней.

В первый же клубный день Анна действительно увидела Зорге в кругу японских журналистов.

Фрау Этер буквально набросилась на нее с кучей всяких поручений по организации очередного бала.

– Кому же, как не вам, дорогая, принимать деятельное участие? У всех дети…

И Анна принимала: выколачивала иены из расчетливых немок то на покупку подарков для японских солдат, то на цветы, бегала по магазинам, закупала всякую всячину для лотерейного киоска. Фрау Этер была неистощима в своих выдумках. Один за другим следовали балы, вечера дружбы с выступлениями самых известных гейш Токио, которые развлекали публику пением и танцами.

В клубе царил культ Японии. Многие немки приходили в изящных кимоно, некоторые пытались вместо туфель носить гэта – деревянные скамеечки, но вскоре бросили эту затею – портится походка. Зато вошел в моду макияж «под японку» – черным карандашом удлиняли разрез глаз, красили волосы в черный цвет, мода есть мода, дай только повод.

Большой зал клуба убирали в японском стиле, чайные и закусочные буфета изобиловали японскими закусками: ломтиками сырой рыбы в сахаре, рисовыми колобками, скияки – жареным мясом.

В общем‑ то балы как две капли воды походили друг на друга: танцы, ларьки, крюшоны, лотереи, шумные сборища немецких и японских офицеров. Но за всем этим крылась определенная политика: воспитывать немецкую колонию в Токио в духе дружбы к Японии как к будущему союзнику Германии в войне против СССР.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 10 Следующая ⇒