Мария Васильевна Колесникова 5 страница

– Скажите правду, что лежит в ящиках?

– Кроме посуды – ничего! – заверила Анна.

Контролер распорядился забить ящики. Поставил печать. Все! Пронесло…

Через лабиринт маленьких коридоров Анна пробралась на верхнюю палубу. Узкая полоса воды уже отделяла пароход от берега. По палубе прогуливалась богатая китайская публика, одетая по‑ европейски: элегантные мужчины, нарядные женщины, сильно накрашенные, причесанные по последней моде. С берега доносилась музыка, Гонконг провожал пароход песнями: «Типперэри» и «Rule, Britannia». Прощай, беспокойный, бурный Кантон! Прощай, Гонконг! На душе у Анны было легко и весело.

В Шанхае встретил Мишин и отвез на заранее приготовленную квартиру во французском секторе.

Через несколько дней приехал Макс. Он сказал Анне, чтобы она пока не распаковывала багаж, так как, возможно, им придется срочно ехать в Маньчжурию.

– Но там японцы! – испугалась Анна.

– Ну и что же? Немецкому коммерсанту это только на руку, – насмешливо ответил Макс. – У меня хороший контакт с немецкой фирмой «Мельхерс и К°» здесь, в Шанхае. Поеду как представитель от этой фирмы.

Макс явно устал. Полтора года напряженной работы в Кантоне в тяжелых климатических условиях не прошли даром. Он стал нервным, быстро утомлялся, иногда жаловался па сердце. Анна старалась помогать ему – закупала в магазинах нужные для работы мелочи, охраняла их с Мишиным, прогуливаясь возле дома, когда они вели радиопередачи. Ходила на связь с курьером. Она чувствовала себя нужной в большом ответственном деле, и сознание этого наполняло ее гордостью, делало жизнь богаче, целеустремленней.

– Как легко и удобно мне с тобой работать, Анни! – благодарно говорил Макс. – Ты незаменимый помощник и самый верный друг…

– Ну, ну! – смущалась польщенная Анна. – Что я такого делаю…

Среди своих знакомых в доме она рассказывала, что муж ее техник, очень способный человек, имеет связь с немецкой фирмой, хорошо зарабатывает на мотоциклетном деле. Они выглядели солидной немецкой четой и ни у кого не возбуждали подозрений.

Неожиданно к ним приехал Рихард. Анна сразу узнала его, хоть и видела всего однажды.

– Мне необходимо исчезнуть дня на три, – сказал он Максу. – Придется у вас пожить, не возражаете?

С Анной он как‑ то сразу нашел общий язык. Предложил ей говорить только по‑ русски, и она забавлялась его неправильным произношением.

– Читать читаю, а произношение подкачало, хотя наполовину русский, – признался он.

– То есть как русский?! – изумилась Анна. Макс никогда ничего не рассказывал ей о Рихарде, а она не расспрашивала.

– Моя мать, Нина Семеновна Кобелева, русская, а отец – немец. Родился я в России, в Азербайджане. Но когда мне исполнилось три года, родители уехали в Германию. Все же я от матери научился говорить по‑ русски. Отец мой был техник‑ нефтяник. Разбогател в Азербайджане. Его первая жена умерла там, в России, от холеры, и он женился на совсем простой девушке, дочери железнодорожного рабочего Нине Кобелевой.

Все это для Анны явилось чистейшим откровением. В чем‑ то их судьбы схожи: у нее отец русский, мать финка. Но Рихард по воспитанию все же немец, а она – чистейшая русская. Может быть, это и привлекало к ней Рихарда, делало его таким откровенным с ней. Он считал Россию своей родиной.

За те три дня, которые он у них скрывался, они очень подружились. Вспоминали первую встречу в ресторане, шутили, смеялись.

– Это были смотрины, Анни. Не могу, говорит, без нее, женюсь.

– Смотрины были что надо! – посмеивался Макс. – А ты завидовал мне, старый холостяк…

– Завидовал, честное слово, завидовал, прямо‑ таки черной завистью… – смеялся и Рихард. – Завидовал и в то же время радовался за тебя, Макс, мол, хоть один прибьется к тихой гавани, и нам будет где голову иногда приклонить…

Все три дня Рихард что‑ то писал, закрывшись в рабочей комнате Макса. А когда собрался уходить, попросил Анну выйти на улицу, посмотреть, не крутятся ли возле дома подозрительные типы или полицейские.

– Будьте осторожней, Анни. Берегите себя и Макса, – сказал он ей на прощание.

В начале сентября Макс получил приказ срочно выехать в Циндао. Он поручил Анне покончить со всеми делами в Шанхае, затем приехать к нему в Циндао, где предполагался для них трехнедельный отпуск.

На английском пароходе Анна добралась до Циндао. Город встретил их ароматом белых акаций, которыми было обсажено прекрасно вымощенное шоссе. Улицы утопали в зелени, повсюду росли высокие зонтичные сосны. Аккуратные дома в готическом стиле под ярко‑ красными черепичными крышами напоминали Максу Германию.

Макс снял комнату на вилле богатой немецкой четы. Комната Анне очень понравилась. Она была обставлена чисто по‑ немецки: все удобно, практично, солидно. Огромная кровать с горой подушек и перинами, мягкое кресло, дубовый столик, шкаф с зеркалом, резные стулья. В прогалины между деревьями мелькало море.

– Полный пансион! – похвастался Макс. – Утром кофе, молоко, масло.

Достали купальные вещи и сразу побежали на пляж.

Золотым потоком заливало солнце голубое море, белые скалы. Выбрали укромное местечко и с наслаждением бросились в прозрачную, зеленую воду. Хорошо качаться на тяжелой, густой волне, ни о чем не думать, не тревожиться. Впервые за много месяцев они наслаждались жизнью. Как все отдыхающие, посещали фешенебельное «Циндао‑ кафе», пляж Странд‑ бич, Яхт‑ клуб. До войны китайская провинция Шаньдун была немецкой колонией, и в Циндао осталось много немецких колонистов. Макс заходил в немецкие бары выпить настоящего немецкого пива и поболтать с барменом на родном диалекте. Анна понимала, что он тоскует о родине.

По ночам, сидя на веранде, любовались огромной, красной луной, висящей над морем. Древняя луна, ночное море, отливающее сталью, навевали чувство глубокого покоя. Не верилось, что впереди снова напряженная, полная опасности жизнь.

Но всему приходит конец, настал конец и их чудесному отпуску.

Япония оккупировала Маньчжурию, за двенадцать часов заняла все главные города: Мукден, Харбин, Чанчунь, Цицикар…

Макс получил указание поехать в Харбин, выяснить обстановку и наладить в новых условиях радиосвязь с Центром. Анна последовала за ним.

Харбин напоминал Новониколаевск: русские православные церкви, деревянные дома, русские вывески магазинов, русские названия улиц и в толпе русский говор. Анне стало даже не по себе – вот сейчас выйдет из магазина ее названый отец Георгий Аркадьевич Попов и строго скажет: «Явилась, пропащая душа! Уж я тебя…» И действительно, из магазина под вывеской «Чурин. Меха, меховые вещи» выскочил молодой приказчик в плисовой жилетке, похожий на всех приказчиков сразу, постоял в дверях, поскреб пятерней русый чуб и снова скрылся. Приказчик чем‑ то напомнил Анне Мишку Афанасьева, ее сердце вдруг тоскливо сжалось. Видно, прошлое не уходит бесследно. Где‑ то теперь Поповы, может быть, здесь, в Харбине, может, удрали в Монголию. Этот жох, Георгий Аркадьевич, не стал бы ждать, когда разворошат его гнездышко. Несколько дней она колесила по городу, опасливо вглядываясь в лица прохожих. Улицы: Гоголевская, Сквозная, Участковая, Новоторговая, Большой проспект, Биржевая… Вдоль улиц деревянные и каменные двухэтажные дома, совсем как в Новониколаевске. Святой Николаевский собор с резным, деревянным входом… Русские ребятишки играют в лапту. У заборов, на вкопанных в землю скамейках, сидят взрослые и с интересом наблюдают за игрой.

Среди русских явное оживление. По улицам ватагами расхаживали пьяные казаки в полной амуниции, при саблях, громко орали «Банзай! », «Смерть большевизму! ».

– Обрадовались, сволочи, – ругался Макс, – рассчитывают на новую интервенцию. Появилась, видишь ли, «российская фашистская партия», а попросту – семеновские бандиты, шпионский резерв для засылки шпионов и диверсантов на советскую сторону.

В Харбине они пробыли недолго. Макс помог новому радисту наладить связь, затем получил указание выехать в Мукден и заново организовать там радиостанцию.

Мукден был похож на все китайские города. Он состоял из четырех частей: старого Мукдена, обнесенного полуразвалившейся глинобитной стеной с четырехугольным «кремлем» в центре, Нового Мукдена, Мукденского арсенала и Тецуниси.

Старый город – Шэньян – был сплошным базаром. С утра до поздней ночи не затихал шум толпы, слышались пронзительные выкрики торговцев. Шэньян с его узкими, кривыми улочками и базарами напоминал Анне и Урумчи, и Пекин, и шанхайский Чапэй.

Новый город резко отличался от старого Шэньяна, он выглядел вполне по‑ европейски: широкие, асфальтированные улицы, многоэтажные дома, большие магазины, иностранные консульства, банки, конторы. Многие здания европейской архитектуры были под крышами в китайском стиле пагод, это создавало какой‑ то особый колорит улиц. Оккупанты, как видно, не терялись: на многих улицах уже зажглись характерные японские рекламы, вывески магазинов, кафе, кабаре. Всюду по‑ хозяйски разгуливали японские военные, в городе чувствовалось напряженное положение.

В тихом местечке, на краю Нового города сняли небольшой уютный домик. За домиком во все стороны простиралось пустынное поле.

– Что и требовалось! – довольно приговаривал Макс, осматривая чистенькие, пустые комнаты. – Уют уж по твоей части, – обратился он к Анне. – Только имей в виду – денег в обрез. Нужно еще арендовать помещение под магазин.

Купили подержанную, но вполне приличную мебель и вселились в дом. Он сразу ожил, преобразился, – Анна умела создавать тот домашний уют, который сразу делал дом «своим».

Ближе к центру Нового города Макс нашел помещение и для магазина. Он действовал как представитель шанхайской фирмы «Мельхерс и К°». Компания должна была за соответствующий взнос прислать для магазина Макса определенное количество мотоциклов. Вскоре прибыли из Шанхая мотоциклы, и Макс выставил пять штук на продажу.

– Вот, Анни, и у нас с тобой фирма, – посмеивался он.

Торговля шла плохо – кто в такое смутное время хотел покупать мотоциклы!

В Мукдене они прежде всего явились в немецкую колонию. Консул, узнав, что Макс играет в скат, очень обрадовался. Он оказался страстным игроком и искал себе достойного партнера. Два раза в неделю консул приходил в клуб, и они часами состязались в игре.

Анну приняли в свой круг немецкие фрау – жены коммерсантов, мелких торговцев, консульских работников. Через этих добродетельных, по‑ немецки расчетливых, дрожавших над каждым пфеннигом фрау Анна знакомила Макса с их мужьями, деловыми людьми, которые давали ему заработать комиссионные на продаже всякой мелочи. Немецкая колония насчитывала всего около трехсот человек, поэтому в клубе существовала довольно интимная обстановка.

Вскоре представилась возможность перебраться в немецкую колонию и занять более удобную для работы квартиру. На верхнем этаже Макс развернул радиостанцию, а внизу Анна устроила что‑ то вроде гостиной, где можно было принимать гостей. Кстати, не замедлил появиться и первый гость – японский генерал, который, оказывается, поселился по соседству с ними. Генерал решил нанести визит вежливости своим милым соседям. Он был очень любезен, все время почтительно кланялся, «шипел». После его ухода Анна долго хохотала над обескураженным видом Макса.

– Нашли квартиру! – приговаривала она. – Прямо волку в пасть…

Некоторое время пристально следили за домом генерала, за ним самим. Пришли к выводу, что дома он почти не бывает и вообще ему до них нет никакого дела. Макс успокоился.

Несколько дней Анна без всяких приключений ездила в Харбин на связь, отвозила пленки, документы, привозила деньги. Паспорт русской эмигрантки обеспечивал ей полную безопасность.

Советское правительство держалось строгого нейтралитета относительно событий в Маньчжурии. Макс объяснил:

– Если бы Советский Союз ввязался в конфликт против Японии, вспыхнул бы крупный военный инцидент, который мог превратиться в мировой пожар. Англия на это и рассчитывала, потому и вела себя так пассивно на юге, в Гонконге.

В середине июня Клаузены поехали в Дайрен – Макс должен был выполнить какое‑ то поручение шанхайской фирмы.

В Дайрене русская эмиграция отмечала годовщину обороны Порт‑ Артура. Был удобный момент увидеть всех главарей эмиграции и солидных представителей из японской военщины. Макс и Анна поехали на военное кладбище, куда устремилось чуть ли не все русское население города.

Делегацию для возложения венков возглавлял начальник бюро эмиграции генерал Кислицын. Он был при полном параде, в мундире с аксельбантами. Много было других белогвардейских генералов, тоже при параде.

– Сколько их, однако! – удивилась Анна.

Вдруг Макс крепко схватил ее за руку.

– Видишь вон того толстенького кургузого японца с мохнатыми бровями? – зашептал он ей на ухо. – Запомни его, это глава японской разведки генерал Доихара!

На военном кладбище царила благоговейная тишина и образцовый порядок, и о прошлом говорили только надписи на могильных крестах.

– 17 822 праха! – ужаснулась Анна, увидев цифру на одном кресте. – А таких могил здесь десятки… Сколько же русских людей полегло за Порт‑ Артур!

– Думаешь, японцы зря пришли сюда? – спросил Макс. – Эти могилы – гордость их победы над Россией, смотрите, мол, на что способна Япония! Здесь же сейчас присутствуют представители всей западной прессы. Это своеобразная угроза англичанам и американцам.

Началась торжественная панихида. Все тихо возносили молитвы за сынов былой императорской России, положивших живот свой за веру, царя и отечество.

В конце лета 1932 года Макс уехал в Шанхай. Он должен был встретиться с Рихардом, передать ему деньги и забрать пленки.

Вернулся расстроенный – умер Мишин.

– Жена его рассказывала, что работал он до самого конца. Ему бы лечиться… Говорят, в Калгане есть хороший санаторий для легочников, – сокрушался он.

– Что теперь говорить… – печально возразила Анна. Она представила себе Зину, еще довольно молодую, обреченную на долгое одиночество, с ребенком и старой матерью на руках.

– Перед смертью настойчиво предлагал ей уехать в Россию, мол, у сына должно быть будущее, иначе его ждет жалкая, нищенская эмигрантская жизнь.

– А она? – спросила Анна, имея в виду Зину.

– Струсила. У меня, говорит, там никого нет, а здесь я вроде обжилась, друзья, знакомые.

– На что же она рассчитывает?

– Рихард помог ей купить овощную лавку, дал денег, – будет торговать помаленьку. Жаль мальчишку…

Япония объявила Маньчжурию самостоятельным государством Маньчжоу‑ Го во главе с наследником маньчжурской династии императором Пу И. Императора якобы похитили из его резиденции в Тяньцзине и торжественно возвели на престол. Все японские газеты вопили о том, что японские войска введены в Маньчжурию по просьбе императора для охраны Маньчжурского государства от китайского посягательства.

Портреты Пу И были во всех газетах, на обложках иллюстрированных журналов. Молодой человек в огромных очках. Он не был похож ни на японца, ни на китайца – это был чистокровный маньчжур.

Столицей Маньчжоу‑ Го с резиденцией Пу И стал город Чанчунь.

Маленькую немецкую колонию в Мукдене потрясли январские события 1933 года – к власти в Германии пришли фашисты во главе с Гитлером. Общество резко разделилось: одни сразу стали нацистами, другие были настроены недоверчиво, третьи резко выражали свое неприятие. Клуб бурлил в криках, спорах, говорили друг другу очень резкие вещи.

– Что вы можете понимать? – кричал толстый краснолицый коммерсант, брызжа слюной в лицо приглаженного, миниатюрного господина. – Германия должна взять реванш! Мы – великая нация! Наша страна, обогатившись за счет побежденного, увеличит свою армию и побьет другого соседа, побьет третьего и так далее, может быть, до владычества над всем миром!

Миниатюрный господин, утираясь белоснежным платочком, иронически улыбался:

– Вы забываете пословицу: самого сильного не бывает, всегда найдется сильнейший.

– Ты коммунист! – вытаращив белесые глаза, орал толстяк, снова оплевывая лицо противника. – Коммунисты – злейшие враги всего человечества. Мы должны помнить, что спасение от коммунизма только в новой войне…

Толстяк что‑ то еще кричал о нации, об ее воле к жизни и победе, о подвиге и долге. А по углам шептались о том, что в фатерлянде сейчас еврейские погромы, и кто не дурак – обогащается, делает карьеру.

Генеральный консул Тикес глубокомысленно помалкивал и только яростнее сражался в скат с Максом. Максу нравился такой молчаливый партнер.

Прошла вся зима и почти все лето. В июле Макс неожиданно объявил:

– Все, Анни, уезжаем в Советский Союз, в Москву…

– Как? – не поняла она.

– Совсем. Наша миссия здесь закончена.

– Ты шутишь? – не поверила Анна.

– Вовсе нет, уезжаем в Советский Союз, понимаешь?!

– Ой… Я так ждала этого дня… Неужели он настал? – Анна даже прослезилась от радости. – Хоть одним глазком взглянуть на родную землю…

От волнения Анна не спала всю ночь. Сразу припомнились дорогие сердцу родные картины, память о которых столько лет жгла душу. «Живи хоть всю жизнь на чужбине, все равно будешь думать, что это временно», – думала она про себя. Разом все как‑ то отодвинулось далеко‑ далеко, будто и не было всех этих лет в Китае.

По версии Макс якобы возвращался в Германию через Советский Союз. Эмигрантка Анна Валениус не имела заграничного паспорта и не могла ехать с Максом. Нужно было особое разрешение немецкого консула.

– Неужели мы с тобой должны расстаться? – волновалась Анна.

– Без тебя не уеду… – успокаивал Макс. – Пойду за содействием к генеральному консулу Тикесу.

– Ты уезжаешь в фатерлянд? – удивился консул.

– Когда‑ нибудь надо же уезжать… – уклончиво ответил Макс и объяснил цель своего прихода.

– Задал ты мне задачу, – проворчал Тикес. – Я‑ то паспорт выдать не могу, не правомочен, нужно обращаться к генеральному консулу в Харбине.

– Без вашей помощи, герр консул, нам не обойтись, – смиренно проговорил Макс. – В Харбине нас и слушать не станут. Вот если бы вы написали рекомендацию… Этакий проект на получение паспорта…

Тикес задумался.

– Ладно, – решительно сказал он, – так и быть, по старой дружбе… Жаль, теряю такого партнера по скату.

– Мне тоже жаль, – улыбнулся Макс.

Надежда вновь окрылила Анну. И хотя день отъезда еще не был обозначен, она уже начала складывать вещи. Один за другим выставлялись в переднюю упакованные чемоданы, их квартира принимала какой‑ то опустевший вид.

Наконец распрощались со всеми знакомыми.

– Правильно делаете, – подмигивали Максу нацисты. – Германии сейчас нужны такие крепкие парни.

– Богатеть едете? – иронизировали другие.

Макс отшучивался, стараясь не задеть ни тех, ни других, он строил из себя лояльного немца.

В Харбине Клаузен пошел к генеральному консулу насчет заграничного паспорта для Анны. Отдал ему проект документа и рекомендации от Тикеса.

– Придется делать запрос на Вильгельмштрассе, – официально сказал консул.

Макс знал: Вильгельмштрассе – улица в Берлине, где находилось министерство иностранных дел.

– Так и за год не получишь паспорта! – воскликнул он.

– Вполне вам сочувствую, но таковы правила, – красноречиво развел руками консул. – Она как иностранка должна получить разрешение на въезд в Германию.

– Нам нужно ехать, – решительно сказал Макс. – Я рвусь в фатерлянд. Германии нужны солдаты. Хайль Гитлер!

Против такого аргумента консул не стал возражать. Он хитро поглядел на Макса мудрыми, старыми глазами, сказал добродушно:

– Только благодаря рекомендации Тикеса…

И оформил Анне паспорт как иностранке для проживания в Германии в течение шести месяцев.

– И скат сыграл свою роль, – весело говорил Макс, помахивая паспортом перед глазами Анны.

В тот же день Макс сделал запрос в Центр и получил разрешение на въезд Анны в Советский Союз.

Теперь уже ничто не задерживало их в Харбине.

На пограничной станции Маньчжурия японские таможенники долго и тщательно осматривали их багаж. Перебрали, что называется, все до нитки. Наткнулись на фотографии, которыми Макс очень дорожил. Снимки были сделаны в разных городах: в Кантоне, Шанхае, Мукдене. Это были документальные подтверждения жестокости колонизаторов в Китае. Расправа англичан с демонстрантами. Убитые китайцы на улицах Шанхая. Повешенные на улицах Кантона. Японские солдаты в Мукдене.

Низкорослый, тщедушный таможенник в форменной фуражке вздел огромные очки и стал внимательно рассматривать фотографии. Его узкие глазки за очками зажглись интересом. Отложив последнюю фотографию, он, не глядя на Макса, лаконично сказал по‑ немецки:

– Es ist verboten (это запрещено).

– Но позвольте… – возмутился Макс.

– Man darf nicht (нельзя), – строго остановил его таможенник и бросил фотографии в ящик стола.

– Черт, – ругался после Макс. – Как я не догадался запрятать их подальше? Такие фотографии. – Он был сильно раздосадован.

На советской стороне их отпустили очень быстро. Молоденький, румяный пограничник, отдавая им паспорта, вежливо взял под козырек.

За окном купе международного вагона как бесконечный зеленый сон тянулась великая сибирская тайга. Анна и Макс занимали отдельное купе. Большую часть времени Анна проводила у окна. Тихо плыли мимо поезда мохнатые шапки сопок, бежали кусты, обгоняя друг друга, растворялись в ночном спокойствии города… Поезд стремился вперед, к ее родному Новониколаевску. Сердце замирало от радости – неужели это не сон и она на родней земле?

В соседнем купе ехала пожилая английская чета, он – холеный, толстый господин с седыми усами, она – длиннолицая, зубастая дама. Англичанка при встрече благосклонно улыбалась Анне и слегка наклоняла голову. Познакомились в вагоне‑ ресторане, оказавшись за одним столиком.

– Москва? – как бы между прочим спросил англичанин.

– Берлин, – просто ответил Макс.

– Дойч? – обрадовался толстяк, взгляд его утратил остроту, стал мягким и дружелюбным.

– Дойче коммерсант, – отрекомендовался Макс. – Едем с женой из Шанхая в свой фатерлянд.

– О, очень хорошо… – Лицо англичанина расцвело улыбкой. – Я тоже коммерсант, а это моя жена, леди Кросби.

Леди показала в улыбке свои длинные зубы.

– Ваш Гитлер, несомненно, великий человек, – продолжал мистер Кросби. – Он широко мыслит. А главное, – мистер Кросби оглянулся и, заговорщически подмигнув Максу, тихо продолжил: – А главное – непримиримый враг России и большевизма!

– Да, да, – согласно улыбался Макс.

– Я ненавижу свое правительство за крохоборство, Гитлеру надо помогать! – убежденно продолжал мистер Кросби.

– Ну, положим, ваше правительство гораздо щедрее по отношению к нам, немцам, чем это может показаться с первого взгляда, – возразил ему Макс. – Гитлеру нужна прежде всего моральная поддержка. И тут он на Англию обижаться не может. Я иногда просматриваю английские газеты. Так, совсем недавно ваша «Дейли мейл» писала, что переход политического влияния в Германии в руки наци выгоден остальной Европе: он воздвигает еще один оплот против большевизма.

Мистер Кросби рассмеялся, шутливо погрозил Максу пальцем.

– Теперь убеждаюсь, как вы, немцы, пристально следите за каждым нашим шагом. Мы всячески поддержим Гитлера! – воскликнул он с жаром. – Большевиков нужно загнать в тиски. Японцы сделали свое дело: оккупировав Маньчжурию, они вышли к границам СССР! Я приветствую такой шаг. Гитлер и японцы – вот те самые тиски, которые раздавят СССР!

– Согласен с вами, – добродушно, как политический дилетант, откликнулся Макс. – Британское правительство поддержало Японию. «Таймс» заявила, что Япония может не считаться с Китаем, который даже не представляет собой «целостного государства»…

– Правильно… э..?

– Клаузен.

– Правильно, мистер Клаузен! Именно не представляет собой целостного государства, здорово, черт возьми, сказано!

Он рассмеялся довольным смехом.

После Макс возмущался:

– Так хотелось достойно ответить этому толстому лорду.

А поезд стремился вперед… И однажды утром проводник объявил: «Новосибирск! Стоянка пятнадцать минут…»

Анна прилипла к окну. До боли знакомый вокзал. Все такой же, только название станции изменено: вместо «Новониколаевска» «Новосибирск». На перроне встречающие. Молодо машет соломенной шляпой пожилой мужчина, парень с пестрым букетом цветов напряженно всматривается в проплывающие окна вагонов.

– Я выйду, подышу, – быстро говорит Анна еще сонному Максу и устремляется к выходу.

Она хочет побыть одна в эти короткие минуты свидания со своим родным городом. Поезд замедляет ход, скрипнув тормозами. Анна быстро спускается по ступенькам, прыгает на перрон. Она идет по перрону и пристально всматривается в каждое лицо – земляки… А за вокзалом город, и она знает там каждую улочку. Вой и колокольня собора виднеется – уцелел, а говорили, что большевики все церкви разрушили. Кто‑ то живет теперь в доме Поповых?..

Все, что было плохого с ней в этом городе, уже не бередило душу, осталось только дорогое чувство родины.

Зазвонил станционный колокол. Анна поднялась на площадку вагона. На площадке пахло угольным дымом от паровоза и тайгой, или это так казалось. Родина всегда имеет какие‑ то свои запахи.

Поезд тронулся. Искры, погасая, бежали по откосу насыпи. Вот и свершилось. Куда же она теперь едет? А не все ли равно? Ведь она на родине!

Макс умел покорять людей, покорил он и мистера Кросби. Англичанин пригласил его сотрудничать в свою фирму, которая выполняла какие‑ то военные заказы Германии.

– Будете моим представителем в Берлине, – решил Кросби к дал свою визитную карточку.

Макс сделал вид, что страшно доволен и счастлив.

– Они уже вкладывают свои капиталы в Германию. Натирают Гитлера силовыми мазями против СССР, – задумчиво говорил он потом Анне.

– Неужели опять война? – тревожно спрашивала она.

– Что‑ то зреет…

В Москве мистер Кросби долго тряс руку Макса, потом наклонился и тихо сказал ему на ухо: «Хайль Гитлер! » Так они и расстались, как два заговорщика. Кросби поехал в Ленинград, чтобы оттуда плыть в Англию. Клаузенов усадили в машину и отвезли в гостиницу «Москва».

Пока Макс улаживал служебные дела, Анна осматривала столицу. Какая она величественная и… русская. После затейливых китайских храмов глаз отдыхал на древних соборах Кремля. Несмотря на августовскую жару, на улицах было шумно и людно. По карнизам многоэтажных зданий аршинными буквами кричали лозунги: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! », «Да здравствует Союз Советских Социалистических Республик! », «Да здравствует Коммунистический Интернационал! » Можно было свободно прогуливаться по улицам, не боясь, что из‑ за угла дома в тебя прицеливаются, не опасаясь ни английских полицейских, ни военных, которые в Китае торчат на каждом шагу. Здесь же не часто встретишь даже милиционера.

Сразу после возвращения из Китая они получили длительный отпуск, который провели на Черном море под Одессой. Целых шесть недель жили самой беззаботной жизнью. Их окружали друзья, товарищи… У Макса еще с войны была на ноге рана, которая никак не заживала и причиняла ему большие страдания. В Шанхае он долго лечился у очень дорогого врача, но безуспешно. Вода Черного моря избавила его от недуга.

Далекими и нелепыми казались ей рассказы белоэмигрантов о зверствах большевиков, о красном терроре. Она с удовольствием произносила слово «товарищ», такое теплое, сердечное и вместе с тем уважительное. «Товарищ»… Удивительное слово!

После краткого пребывания в Москве они уехали на жительство в Республику немцев Поволжья, в город Красный Кут.

Маленький степной городишко вызвал целый рой воспоминаний. Семипалатинск, мельница, вся их с Валениусом жизнь… Как давно это было! Какая она была наивная и легковерная… Какой длинный жизненный путь проделала, чтобы снова вернуться туда, откуда этот путь начался. Как она была молода, неразвита и доверчива. С грустной усмешкой смотрела она из своего далека на прежнюю Анну.

Макс устроился слесарем в Краснокутскую МТС. Затем его назначили инструктором политотдела в колхоз «Розенфельд». Он решил воспитывать людей не только словом, но и делом. Освоил трактор и выполнял на нем по три‑ четыре рабочие нормы в день. Его портрет повесили на доску Почета. Он весь отдавался работе. Анна даже протестовала против такой нагрузки, опасаясь за его здоровье. Он только посмеивался.

– Ты представляешь, где мы находимся? В Советском Союзе! Всю жизнь мечтал об этом! Я приехал сюда строить социализм, вот и строю, своими руками…

Однажды он пахал тридцать шесть часов подряд. Его премировали крупной денежной суммой. На премию Анна купила целый выводок инкубаторских цыплят, овцу, корову. Давно мечтала о такой простой, спокойной жизни! В ней проснулась крестьянская жилка.

– Оказывается, в тебе сидит крупная собственница! – шутил Макс.

Анне нравилось выгонять по утрам свою буренку в стадо, когда из‑ за кромки горизонта едва показывался алый край солнечного диска и зябкая ночная прохлада сменялась приятной утренней свежестью. Пахло отсыревшей пылью, парным молоком, кизячным дымом. Просторно орали петухи. Все дышало миром и покоем… Потом она провожала Макса на работу. Он садился на мотоцикл, распугивая на улице кур и гусей, мчался в колхоз «Розенфельд».

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒