ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 1 страница

– 24‑

АГНЕС

Но я верую, что увижу благость Господа на земле живых.

– Псалом 26: 13

Агнес неслась сквозь тьму прочь из Ред‑ Крика. В зеркале заднего вида железные ворота растворились в ночи, а церковный шпиль превратился в одинокий крест на холме. Впереди блеснул зелёный знак:

«ХОЛДЕН – 33 МИЛИ».

Грузовик накренился, когда она нажала на газ – словно желая взлететь. Пространство молитвы было с ней, оно билось в ее груди, как второе сердце. Агнес испытала глубокое облегчение, все еще слыша Бога, поющего во всем. Часть нее боялась, что пространство молитвы исчезнет, как только она покинет дом.

Деревья свистели, когда она летела по дороге, и асфальт мерцал в лунном свете под резиной шин, нашептывая бесконечные возможности.

Наконец‑ то она выбралась, но новые страхи нахлынули на нее, как холодная вода прилива. Куда они пойдут? Что они будут делать? И простит ли ее Иезекииль когда‑ нибудь за то, что она спасла ему жизнь?

Мальчик на пассажирском сиденье обнимал овечку и жалобно плакал.

Агнес подождала, пока его слёзы иссякнут, прижимая поврежденные костяшки к рулю. У нее не было выбора. Либо бегство, либо смерть.

Иезекииль икнул.

– Куда ты меня везешь?

– В лучшее место, – пообещала она. – В безопасное. – Ему не нужно было знать, что она понятия не имела, где это место может быть.

– А как же Сэм?

Агнес быстро заморгала, отгоняя слезы. Сейчас она не могла думать о других детях. Она должна была сосредоточиться на вождении, на том, чтобы увести их подальше от голодной пасти бункера. Она все еще чувствовала, как он тянет ее, как магнит, угрожая с каждым ударом сердца притянуть их обратно. После такого ужаса было невозможно поверить, что они действительно сбежали, и паника пронеслась по ее венам.

Лестница в бункер, жители Ред‑ Крика, подталкивающие ее спускаться – вниз, вниз…

Она сильнее нажала на газ, и взлетела на холм. Через мгновение она поняла, что гонит уже восемьдесят. Слишком быстро. Ее желудок сжался, когда грузовик поднялся в воздух. Они ударились о подножие холма с нервным звоном, и Иезекииль подпрыгнул на сидении.

– Я хочу вернуться! Увези меня обратно! Увези меня обратно!

– Успокойся. Твой уровень сахара в крови…

Он обвиняюще ткнул пальцем.

– Если ты не отвезешь меня обратно, то попадешь в ад, Агнес. Ты попадешь в ад, в ад, в ад!

Она поморщилась. Это не значит, что он не поблагодарит ее однажды.

Агнес машинально проверила, нет ли в зеркале заднего вида фар. Позади не было ничего, кроме темноты, и, несмотря на страхи, ее рациональный ум знал, что зеркало останется темным. Для Пророка один маленький мальчик и мятежная девочка не стоили таких хлопот – не теперь, когда Вознесение было близко.

Их снова занесло. Если она не возьмет себя в руки, то разобьется вдребезги, и если сегодня ночью она врежется на грузовике в дерево, никто не придет их спасать. Она уже видела такое однажды, когда один из сыновей Хирна катался на отцовском грузовике. Он ударился о дерево и повредил трахею. Люди слишком уповали на собственную веру, чтобы вызвать скорую помощь, но это, вероятно, не имело бы значения. Он умер в течение часа.

Она сбросила скорость, а затем и вовсе остановила грузовик на обочине дороги. Ей нужно было перевести дыхание и справиться с дрожью в руках. Иезекииль молотил пятками по сиденью, завывая, как адская бестия. Она не обращала на него внимания.

В кромешной тьме фонари на шоссе казались пустыми стеклянными глазами. Дэнни сказал, что электричество отключили уже несколько недель назад, но в Ред‑ Крике работали генераторы, и она не была готова к реальности настоящей ночи. В припаркованном грузовике ей было трудно сохранять бодрость духа. Работающий на холостом ходу двигатель тикал, как часы. Даже рядом с Иезекиилем она чувствовала себя очень одинокой. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Дэнни был сейчас с ней.

Она потянулась к телефону в кармане платья, желая убедиться, что он все еще там. Она вздохнула с облегчением, когда почувствовала его вес в своей руке. Иезекииль изучал черное устройство, крепко обхватив себя руками. Он больше не кричал. Просто раскачивался взад‑ вперед. За ветровым стеклом застыли звезды – серебряные игольчатые точки на черной ткани неба.

– Я хочу домой.

– Мы не можем вернуться, – ответила она. – Все уже внутри подземного бункера.

– Мы тоже должны быть там.

– Почему, Иезекииль?

Он посмотрел на нее как на умалишенную.

– Потому что этого хочет Господь.

– Нет. Этого хочет Пророк. И он не имеет никакого отношения к Господу.

Мальчик скривился.

– Ты врешь! Отвези меня обратно!

– Ты умрёшь, если мы вернёмся. А ты не хочешь умирать.

– Я хочу отправиться на небеса!

Это слово сорвалось с его губ и обожгло ее. О рае Агнес уже давно не вспоминала. Она была слишком занята, пытаясь спасти свою семью. Теперь сомнение кольнуло ее сердце. Была ли она абсолютно, на сто процентов уверена, что идет правильным путем? Что небеса не навсегда остались позади?

Пространство молитвы предупреждающе загудело, и она подняла глаза, чтобы увидеть оленя, переходящего дорогу. Его шерсть в свете фар казалась красной, а глаза – каменными и бесстрашными. Приближаясь, он замедлил ход.

– Видишь? Это демон, – прошептал Иезекииль.

Но Агнес видела все совсем другим. Она видела несчастное, больное создание, нюхавшее воздух, но затем решившее, что их грузовик всего лишь кусок металла, не стоящий его внимания.

Она вспомнила книгу Аввакума. После того, как дом Пророка сгорел дотла, его вера карабкалась вперед, как олень, находя опору даже в пустынных, опасных местах. Агнес молилась, чтобы и ее вера могла сделать то же самое.

Освещенный фарами, олень дернул алым хвостом и потрусил прочь. Каменные копыта эхом отдавались по асфальту. Пространство молитвы подождало, пока олень исчезнет, а затем затихло.

Нет, она не сомневалась в своем выборе. Как бы ни было темно, снаружи никогда не будет так мрачно, как та судьба, которую она оставила позади. Ей просто нужно было найти безопасное место, чтобы сориентироваться, вот и все.

Тут зазвонил телефон, и Агнес с Иезекиилем подскочили.

– Алло?

Треск.

– Агнес?

Она не могла в это поверить… Дэнни. Слава Богу.

– Дэнни, мы только что выехали из Ред‑ Крика, и теперь я не знаю, куда идти. Ты в больнице? Мы можем приехать к вам?

– Нет…

Он замолчал, и на ужасное мгновение, которое казалось свободным падением, он исчез. Растворился в воздухе.

… мама уже ушла, чтобы пойти за мной, очень опасно на улице…

– Кто это? – спросил Иезекииль, невольно испытывая любопытство.

Она поднесла палец к губам.

– Дэнни? Я тебя не слышу.

– … попасть в третью городскую библиотеку? Мы будем здесь в течение…

Внезапно в трубке раздался другой голос. Сильный. Властный. Даже радиоволны повиновались этому голосу, и треск исчез.

– Агнес? Это Матильда. У тебя есть дорожная карта? Ты найдешь на ней знак библиотеки Гила.

Агнес потянулась через Иезекииля, чтобы открыть бардачок. Крышка открылась, как рот, и она неловко зашуршала бумагами.

– Агнес, дорогая? Мы не можем оставаться на линии.

В глубине бардачка она обнаружила пожелтевший и потрёпанный дорожный атлас.

Какое облегчение.

– Да! У меня есть карта.

– Хорошо, – сказала Матильда. – Береги заряд телефона. Скоро увидимся.

Иезекииль успокоился, когда понял, что они собираются встретиться с Матильдой. Агнес не знала, как много он помнил о ней, но он, должно быть, чувствовал какую‑ то успокаивающую связь с женщиной, которая спасла ему жизнь.

Агнес сказала, что он должен быть её штурманом, и это помогло. При свете лампочки он прослеживал путь по переплетающимся дорогам – Агнес никогда бы не подумала, что в мире может быть так много путей – к городу под названием Гила.

– Мы скоро вернемся в Ред‑ Крик, – сказал Иезекииль тоном, которому она не осмелилась возразить. – Мы вернемся за Бет, Мэри, Фейт и Сэмом.

Библиотека Гила располагалась на окраине города, далеко за Холденом… или там, где она когда‑ либо мечтала оказаться. Агнес решила ехать всю ночь, потому что в машине она чувствовала себя в безопасности, а на ходу – еще в большей.

Деревья проносились мимо окна, темные тени расплывались. Она сосредоточилась на движении – тормозила у знаков «Стоп», всматривалась в горизонт.

Затем Иезекииль спросил:

– Где остальные машины?

И вот так же внезапно она снова запаниковала. Потому что Иезекииль был прав – дорога была слишком пуста. Чужаков, живущих в штате, миллионы, так разве не должен кто‑ то еще путешествовать, даже ночью?

«Миллионы уже заражены, – говорил ей Дэнни, – и многие бегут на побережье. Аризона пустеет».

– Вознесение, – пробормотал Иезекииль. – Вот именно. Бог наказывает их.

– Не все Чужаки заслуживают смерти. – Агнес хотелось, чтобы до него дошла эта мысль. – Многие из них – прекрасные люди.

Лицо Иезекииля помрачнело.

– Держу пари, что все «прекрасные» уже сидят в своих бункерах.

Она вздохнула.

– Ты не хотел спускаться в бункер. Ты стоял возле меня и цеплялся за платье. Помнишь, как там было темно?

Он фыркнул.

Агнес заговорила как можно мягче:

– Дело не в Вознесении. Я обещаю, что скоро мы найдем других людей.

Но этого не случилось. Ночь становилась все глубже, и она чувствовала жуткую, властную тишину, нависшую над ней, как стервятник. Ужас перешел в изнеможение, и ей захотелось забраться в какую‑ нибудь нору и проспать там целый год. Но она должна была продолжать ехать, несмотря на мучительный страх, что они уехали слишком поздно. Что мир, к которому она так стремилась, уже исчез.

Еще один флуоресцентный знак:

«ВЫ ПОКИДАЕТЕ ХОЛДЕН. ГИЛА – 60 МИЛЬ».

Агнес нажала на педаль газа, твердо решив, что не позволит пустым бесконечным милям сбить ее с толку. Даже если Холден был полностью заброшен, это был всего лишь один город. Только одно место. В руках Иезекииля развернулась карта цивилизации, и где‑ то среди этих извилистых линий они найдут свой дом. Внешний мир был огромен, а они только‑ только начали своё с ним знакомство.

– Шестьдесят миль до библиотеки, – одними губами произнесла она. – Осталось всего шестьдесят миль.

– 25‑

БЕТ

Я забыт в сердцах, как мертвый; я – как сосуд разбитый.

– Псалом 30: 12.

В бункере не было ничего святого, в темноте – ничего святого.

Бет поняла это через несколько секунд после того, как ее заставили спуститься по лестнице. Поначалу ее борьба была показухой, уловкой, чтобы выиграть Агнес время и дать ей ускользнуть. Но потом, когда ее муж пришел в ярость, когда он толкал и пихал ее больше как скотину, чем невесту, только что вышедшую замуж перед лицом Бога, что‑ то сломалось… и Бет начала бороться всерьез.

Она не хотела спускаться в Храм.

Поэтому она боролась. Размахивала руками, пинала, кусала и ревела.

Она бы продолжала бороться вечно, если бы не тяжелый удар в плечо и красный взрыв боли, когда оно вырвалось из сустава. Даже тогда она изо всех сил билась в своих свадебных кружевах, спасаясь от чистого ужаса. Если бы у нее хватило сил, она бы убила Мэттью Джеймсона всего за один глоток чистого ночного воздуха. И она побежала бы, как Агнес, так далеко и так быстро, как только могли нести ее ноги.

Что же касается ее новообретенного благочестия?

Теперь, когда было уже слишком поздно, стало совершенно ясно: она ничем не обязана этим людям. Последние несколько недель она убаюкивала себя сном Ред‑ Крика, но здесь, внизу, она вдруг очнулась.

Одна лампочка была единственным источником света, качавшимся в конце этого ужасного пролета. В бункере пахло сыростью погреба, и маленькие дети плакали на коленях у своих матерей. Больше она ничего не успела заметить, потому что мистер Джеймсон орал о дьявольском влиянии и плевался такими словами, как «карантин». В ее глазах вспыхнули красные звезды боли, и она не могла разобрать всего этого, но он хотел, чтобы она держалась подальше от его других жен и детей. Она это понимала.

Его голос – голос ее новоиспечённого мужа – был пронизан отвращением.

Новая Бет, родившаяся заново Бет, хотела съежиться, умолять и умереть от стыда. Но старая Бет наконец‑ то проснулась и подумала: «Фиг тебе».

– Отправь ее к другому грешнику, – сказал кто‑ то, и прежде чем она успела моргнуть, ее втолкнули в чулан.

Там была бедная умирающая Магда и, конечно, боль в плече Бет, но больше почти ничего. Даже света не было.

Некоторое время она колотила в дверь здоровым кулаком. Измученная, побежденная, она обмякла.

«Я совершила ошибку. Или, как сказал бы Кори: я облажалась».

И Боже, неужели она когда‑ нибудь…

Темно. Ужасно темно.

Она думала, что ее глаза приспособятся, но прошли уже часы, а темнота оставалась все такой же непроницаемой. Левая рука Бет была абсолютно бесполезной и пульсировала болью. То, как она свисала, вызывало у Бет тошноту.

Она отмечала время в проповедях – она могла слышать, как Пророк вещает по ту сторону стены, цитируя отрывки об апокалипсисе, которые они все уже слышали прежде сотни раз.

Она слышала рассказ о Чужаках, пылающих в огне и сере, и глубоко сожалеющих о своих земных грехах. И тот, что об избранном народе, спускающемся в Подземный Храм. Пророк едва перевел дух, прежде чем пуститься в рассуждения о бледном коне:

– И тот, кто сидел на нем, имел имя СМЕРТЬ, и убивал мечом, и мором, и дикими зверями земли.

Она прислонилась головой к двери, и на нее нахлынули приглушенные слова. На расстоянии вытянутой руки от нее плакала Магда.

Плакала и плакала.

– Что я сделала, чтобы заслужить такое?

– Например, распространяла обо мне сплетни, – фыркнула Бет, растираниями пытаясь вернуть чувствительность левой руке. – Уговорила мальчишек закидать яйцами мой дом.

Магда заплакала ещё сильнее.

Бет пожалела о своих словах. Пожалуй, эта девчонка заслуживала хорошую затрещину, но она точно не заслуживала соприкосновения с демоническим псом. Никто такого не заслуживал.

Бет не видела Магду в темноте, но слышала, как стучат от лихорадки ее зубы. Пророк сказал, что демоны не могут навредить праведникам, так что если Магде сейчас было плохо, в этом была виновата она сама. Это походило на логику сна. Старая Бет никогда толком не верила в проклятие кишечным гриппом или насморком. Но никогда и не подвергала его сомнению, как следовало бы. Порой было намного проще плыть по течению, чем бороться с потоком.

По крайней мере, пока этот поток не угрожал поглотить тебя целиком.

Бет стукнулась лбом о деревянную дверь, невольно потревожив прозрачную паутину. Она ненавидела паутину. И темноту тоже ненавидела. Крики застревали у нее в горле, и она была уверена, что еще через час не сможет их проглотить. И если – когда – она закричит, это будет пыткой для близнецов и пушечным мясом для патриархов.

«Слышите? – скажут они. – Это вопли бунта, дикий вой демона…»

Магда застонала, и Бет дернулась, толкая вывихнутую руку. Пот выступил по всему телу. Кожа под прилипшим свадебным кружевом начало зудеть. Сколько часов она потратила на шитье этих дурацких искусственных жемчужин?

Магда умрет в этом чулане, поняла она. Но как насчет меня?

Эгоистичная мысль, но, с другой стороны, она никогда не хотела быть святой. Она всегда хотела иметь только друзей, которые смеялись бы вместе с ней, и сестру, которая любила бы ее, и кого‑ то милого, с кем можно было бы поговорить, когда одиночество обостряется. И за это… а может быть, и за слепое упрямство… она была обречена на все это.

Не справедливо. Чертовски несправедливо.

– Я слышал, что один из нас порвал с нашей верой, – прогудел Пророк. – Сегодня ночью она сбежала из святилища и забрала с собой невинного ребенка. Мы будем молиться, чтобы смерть ребенка прошла безболезненно. Но за девочку – мне сказали, что ее зовут Агнес – мы молимся о вечном разрушении и бесконечной боли. Аминь.

Бет едва не рассмеялась вслух.

Господи, Агнес. Она выбралась отсюда.

Конечно, выбралась. У ее сестры всегда все получалось. Яростная гордость охватила Бет, и в тени этой гордости затаилась ревность, темная и холодная. Ревность тоже имела свою тень… и это была ярость. Бет ухватилась за это чувство, как утопающая – за плавающую ветку.

– Как ты могла оставить меня и детей? – пробормотала она в ладони. – Как ты могла?

Но она уже знала ответ. Агнес сделала бы что угодно, чтобы спасти Иезекииля.

Бет оказалась здесь по собственной вине. И из‑ за нее Сэму и близнецам тоже пришлось очутиться в темноте.

Но Бет отказывалась взваливать на себя бремя вины. Оно принадлежало Пророку и патриархам, и тому кошмару, которым по своей сути был Ред‑ Крик.

«Убийцы, – подумала она. – Убийцы! »

Увидев бункер собственными глазами, Бет поняла, что никто здесь больше не увидит света. Холодный, сырой бункер, уже вонявший человеческими нечистотами, был братской могилой.

И наверное, она заслуживала смерти, будучи достаточно глупой, чтобы считать, что брак с Мэттью Джеймсоном ее спасет.

Глядя в непроницаемую темноту, Бет стиснула зубы и подавила крик.

Тишина. Людям было приказано спать, чтобы сберечь силы для пришествия Господа. В тишине лёгкие движения Магды были намного громче… и она стала пахнуть намного хуже. Ее зловоние напомнило Бет мышиную тушку, которую она обнаружила за грядой давным‑ давно, только сильнее. И, в отличие от мыши, она могла говорить.

– Я изменяюсь, – прохрипела Магда. – Моя кожа… она твердеет. Мне страшно, Бет.

Будь она Агнес, то сейчас обнимала бы Магду, пытаясь утешить умирающую девушку. Агнес не стала бы мешкать – как не стала мешкать, чтобы подобрать мертвую мышь, и спасти Бет от необходимости ее убирать. Ее сестра делала подобные вещи из‑ за доброты и невероятно огромной любви, но ещё из‑ за того, что просто была такой сама по себе. Всегда была такой.

Думай. Нужно думать.

Если Господь собственноручно не наслал на Магду проклятие, тогда все сводилось к собаке. Собака коснулась Магды, и если Магда коснется Бет… Она не знала, что именно произойдет, но она точно знала, что это будут не поцелуи с объятиями и морем веселья.

Она подвинулась ближе к двери, прижимая к себе больную руку и не обращая внимания на виноватый стук своего сердца. Она не могла рисковать, прикасаясь к Магде, потому что все еще оставалась надежда, что она как‑ нибудь выкрутится.

Разве нет?

«Ты выживешь, – сказала ей однажды мать. – Не то, что Агнес. Ты – та, кто выживет».

Возможно, у её мамы и поехала крыша, как сказал бы Кори, но могла ли она говорить правду? Неужели Бет больше всего на свете не хочет выжить? Снова увидеть солнце, почувствовать дуновение ветерка, почувствовать запах ванили или еще чего‑ нибудь, кроме ужасной вони Магды?

Бет хотела. Она очень, очень об этом мечтала. Внезапно она снова ожила – та часть ее души, которую она закрыла, когда летящее яйцо ударило ее в лицо и слова выскочили из нее, как крысы… «Бет распутничает с Кори Джеймсоном. Гори в аду».

Они пытались убить самую лучшую, самую миролюбивую ее часть. Но знаете что? Они потерпели неудачу. Они возблагодарили Господа, сделали свой выстрел и промахнулись. Теперь все было честно, и настала ее очередь играть.

Она сделала сознательное усилие, чтобы успокоиться – глубоко дыши, как всегда говорила Агнес, и это так раздражало, что она всегда была права, даже здесь, – и решила спасти свою собственную жизнь.

Ей нужны были свет, вода и возможность убраться подальше от Магды. Но прежде, чем она успеет подумать об этом, ей нужно было вылечить руку. Где‑ то она слышала, что лисы, попавшие в капкан, скорее откусят себе ногу, чем станут ждать смерти.

Ну, по крайней мере, она была крепкой, как лиса. Или была когда‑ то.

Осторожно, она зажала кусочек рукава между зубов. Старый материал легко порвался. Ей нужна была обнаженная кожа. Она не могла допустить, чтобы ее рука соскользнула, когда она попытается вернуть плечо на место… она не была уверена, что у нее хватит смелости сделать это во второй раз.

Она оторвала рукав от ключицы, не обращая внимания на головокружение, нахлынувшее от боли, а затем, вспомнив все причины, по которым ей не хотелось кричать, скатала ткань в комок.

– Ох, Магда, – вздохнула она, прежде чем сунуть грязный рукав платья себе в рот. – Лучше помолись за меня. Потому что это будет очень больно.

– 26‑

АГНЕС

Душа наша избавилась, как птица,

из сети ловящих: сеть расторгнута, и мы избавились.

– Псалом 123: 7.

Надежда горела в груди Агнес невыносимо ярко. Она ехала по этим незнакомым дорогам в темноте, и вот наступил заслуженный ею рассвет – рассвет в городе под названием Гила.

«ГИЛА» – как было написано на карте и на знаке при въезде.

Какое красивое и чужеродное для слуха название. После удушливого воздуха Ред‑ Крика она жаждала всего захватывающего и нового.

Так вот каково Извне.

По дороге в город она увидела здание почты, рестораны, ферму и школу. Теперь все это было заколочено и покинуто, а тротуары вокруг были усыпаны зловещими листовками, словно осенними листьями – «НЕМЕДЛЕННО СООБЩАЙТЕ О ПРИЗНАКАХ ИНФЕКЦИИ, НЕ ЖДИТЕ! », – но Чужаки скоро возьмут Петру под контроль. В этом она была уверена. Затем люди вернутся, а Агнес с Иезекиилем смогут сделать Гилу своим домом.

Агнес припарковалась у библиотеки. Карту она развернула на коленях спящего брата. Тот бормотал что‑ то, мучаясь кошмарами даже во сне.

– Иезекииль. – Она потормошила его, заставляя проснуться. – Мы на месте.

– Где?

– В библиотеке, помнишь? Мы приехали встретиться с нашими друзьями.

Она помогла Иезекиилю выйти из машины. Он спотыкался, неуклюже покачиваясь, словно бегство из бункера состарило его бедную душу.

– Сэм, – настаивал он. – Мне нужен Сэм.

Горе рокотало у нее в груди.

– Я знаю. Будь храбрым.

Он вытер нос рукавом.

– Так, подожди, – сказала она. – Пока мы не вышли из грузовика. Что ты забыл?

На лице мальчика отразилась растерянность.

– Помолиться?

Она покачала головой.

– Ты забыл свой холодильник с инсулином. Теперь, когда мы Извне, мне нужно, чтобы ты за него отвечал. Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать: это вопрос жизни и смерти.

Он полез на заднее сиденье и сунул холодильник себе подмышку.

Потом они вместе уставились на старое кирпичное здание библиотеки.

Оно было больше, чем их церковь, величественное. На лужайке развевался на ветру американский флаг. Символ, который Пророк достаточно ненавидел, чтобы описывать в деталях. На вершине крыши вращался флюгер. Он был похож на какую‑ то темную птицу – скворца или ворону.

– Можно мне подождать в машине? – попросил Иезекииль.

– Что? Нет, – отрезала она. – Мы здесь, чтобы найти новый дом. Как евреи, вышедшие из Египта.

– Евреи никогда не увидели земли обетованной, – напомнил он ей. – Они ели манну в пустыне, а потом они умерли.

«Ладно, с этим не поспоришь».

– Я просто упростила. Дети их детей нашли свой дом.

– И это мы?

Она напряглась, потому что не знала. Помимо веры, которая их воспитала, кто они такие?

– Идём, Иезекииль. Давай.

Рука об руку, они поднялись по гранитным ступеням, ведущим к двойным дверям библиотеки.

Агнес подняла кулак, чтобы постучать, но не успела она коснуться дерева, как дверь сама со скрипом отворилась, заставив их подпрыгнуть. На пороге стоял Чужак. Не Дэнни и не Матильда.

Незнакомка.

Стоя лицом к лицу с хорошенькой девушкой в шортах и синем топике на бретельках, Агнес понимала, что она должна что‑ то сказать, но вид голых плеч лишил ее дара речи. Грех. Страшный грех, по меркам Ред‑ Крика.

«Опасность», – подумала она.

Иезекииль дернул ее за руку, затягивая назад, в безопасное пространство отцовского грузовика.

– Ты Агнес?

Чужачка знала её имя – но где были Дэнни и Матильда? Неужели эта девушка что‑ то с ними сделала? Зарезала их во сне?

Она улыбнулась, показав самые белые и ровные зубы, какие Агнес когда‑ либо видела. Она не могла прочесть улыбку Чужачки, потому что эти манеры были такими чуждыми. Она не была похожа на убийцу – ее блестящие губы были ярко‑ розовыми, – но кто знает?

Извне Агнес чувствовала себя беспомощной, как ребенок, и была этим возмущена.

– Дэнни сказал, что ты, возможно, придешь. Он обходит с Матильдой периметр, проверяя, нет ли зараженных. Хочешь зайти внутрь?

Это звучало вполне разумно… Дэнни и Матильда охраняют здоровых. Только глаза Иезекииля умоляли: «не заставляй меня делать это».

Она оглянулась на сельскую дорогу, размышляя. Ей хотелось, чтобы кто‑ нибудь был здесь и сказал ей, что делать. Но если она надеялась когда‑ нибудь жить среди Чужаков, то должна привыкнуть принимать решения самостоятельно.

Во время семейных поездок в Уолмарт отец всегда приказывал им отводить глаза от посторонних женщин. Разноцветные одежды и яркие белые зубы – вот и все, что она знала о них. Теперь, освободившись от контроля отца, она могла рассмотреть Чужаков более внимательно.

Несмотря на яркую одежду, глаза незнакомки были мягкими, приятного цвета кленового сиропа. Она была ровесницей Агнес, только худее и более угловатая. И выглядела она очень мило. Как будто она поможет тебе сложить белье или испечь печенье.

«Чужаки коварны, как змеи», – прошептал Пророк.

«Убирайся из моей головы», – подумала Агнес в ответ.

– Мы зайдем внутрь. Спасибо.

Эта фраза была её личной маленькой победой, но как только она попыталась переступить порог, Иезекииль снова дёрнул ее за руку.

Глядя на встревоженное лицо брата, она подумала о пространстве молитвы. Разве оно не предупредит ее, если опасность будет рядом? Она скользнула в него, на мгновение закрыв глаза. Это становилось все легче. Какая‑ то таинственная духовная мышца крепла с каждым разом.

Тишина города Гила захлестнула ее. Она чувствовала лужайку позади библиотеки, а за ней – сухой шелест не сосен, а кактусов и мескитов. Где‑ то на севере она услышала ровное журчание бегущей воды.

Она также почувствовала Гнездо. Оно окружало город полукругом, вибрируя и гудя, как вороны Ред‑ Крика, только это гнездо было человеческим, состоящим из десятков и десятков людей. Она ощущала их дрожащие человеческие очертания.

Она старалась не обращать внимания на нарастающий страх. Гнезда не могли причинить прямой вред… в отличие от ходячих тварей. Если то, что сказал Дэнни, было правдой, половина Юго‑ Запада, вероятно, уже превратилась в Гнездо.

И Гила все еще мог быть хорошим местом. Безопасным местом.

Ей только хотелось убедить в этом Иезекииля.

– Я хочу домой, – настаивал он, пока Чужачка смотрела на него.

Он прижал овечку к груди, широко раскрыв глаза.

Агнес сглотнула.

– Я знаю, тебе непривычно быть среди Чужаков, но…

– Я хочу к папе. Я хочу к Сэму.

– Мы можем начать здесь все с начала. Новую жизнь. Может быть, однажды, ты даже сможешь пойти в школу.

Это была мечта хрупкая, как сахарная вата. Она произнесла ее тихо, словно молитву.

– Я не хочу встречаться с Чужаками! Я просто хочу домой.

– Ты можешь довериться мне, Иезекииль? – отчаялась она. – Пожалуйста.

Он пристально посмотрел на нее. На какое‑ то ужасное мгновение она представила, как он бросается вниз по лестнице и бежит, сломя голову, в пустыню.

– Эй, ребята, вы любите макароны с сыром? – вмешалась Чужачка.

Иезекииль склонил голову.

– Это его любимая еда, – прошептала Агнес.

Девушка уперла руку в бок, так что ее топ подтянулся вверх, обнажая ещё дюйм голой кожи.

«Грех», – снова подумала Агнес и возненавидела себя за это.

– У нас макароны на завтрак, так как закончилась овсянка. Будем рады поделиться.

Иезекииль внимательно посмотрел на Агнес, которая старательно сохраняла нейтральное выражение лица. Ему тоже нужно было научиться принимать решения.

Он вошел в библиотеку, как приговоренный к смерти, но, по крайней мере, шел вперед, не оглядываясь.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒