Теневой экспорт - Артур, Далила 7 страница

Девушка сидела и пыталась осмыслить услышанное, с ужасом разглядывая искусственную кожу на месте индикатора. Негласное напоминание о том, что она человек без собственной воли исчезло, но осознание собственной свободы не спешило приходить. Все это было неправильным.

– А что же нам теперь делать? – дрогнувшим голосом спросила Элли, обернувшись к Гудвиллу. – Куда податься? Если я, как ты сказал, большая ценность, то разве они не будут меня искать?

Жизнь в бегах казалась теперь уже бывшей рабыне еще хуже, чем жизнь в неволе. Ни минуты покоя, вечное ожидание удара в спину. Она не была к такому готова, не после четырех лет промывания мозгов. Она ведь почти смирилась.

«По крайней мере, я не одна. Он тоже погряз в этом деле по самое не балуй, – испытывая какое-то эгоистичное облегчение, подумала Эль, осторожно, словно случайно, соприкасаясь кожей руки с холодным металлом протеза. – Но что мешает ему пойти своей дорогой, оставив меня позади? Ведь кто я для него? Обуза, причина всего этого сумасшествия, из-за которого наши жизни пошли под откос».

Эта мысль отрезвила девушку, она разорвала физический контакт и немножко отодвинулась. Верно, ей больше нельзя во всем зависеть от наемника, теперь придется учиться жить относительно нормальной, самостоятельной жизнью. И перво-наперво Элли необходимо избавиться от своей рабской сущности, что успела как следует укорениться и в сознании, и в сердце.

– Думаю, мне лучше будет уйти, – стараясь, чтобы голос звучал уверенно, сообщила L124, но дрожащие пальцы выдавали её с головой. Она сцепила руки в замок. – Так я не навлеку беды ни на кого из вас.

Слушая Элли, Гудвилл встал с кровати и открыл тумбочку-холодильник, которая стояла между двумя койко-местами.

«Девушка в стрессовом состоянии, ей многое пришлось пережить, сахар должен помочь», – думал он, пока взгляд скользил по немногочисленным полкам с провиантом.

Мужчина выбрал вишнево-красную жестяную банку с белыми буквами, гласившими «Coca Cola», и передал ее Элли.

– Вот, выпей. Тебе сейчас будет полезно.

О том, что же им делать, Гуд думал не переставая все время, пока ему зашивали рану. Теперь мужчина высказал мысли вслух:

– Оставаться тут – не вариант. Здесь нет ни одного раба, который хотя бы в половину ценен также, как ты. Тебя будут усиленно искать Драгунов и китайские покупатели. И рано или поздно кто-то из них найдет тебя. Или наши новые друзья-беглецы начнут усиленно изучать тебя. Может, они и не желают зла, но быть подопытной крысой – приятного мало.

Гудвилл застегнул куртку, скрывая синяки и почти всю тату. Посмотрев, на девушку, он хмыкнул.

– Пойдешь одна? Как думаешь долго протянешь? Два часа? Может четыре? – все заданные вопросы были риторическими, – Элли, ты четыре года была рабом и слепо выполняла команды, не обижайся, но твои навыки выживания ниже, чем у дворового кота. Мне льстит твоя забота о моем благополучии, но поверь, намного безопаснее и для меня, и для тебя будет, если мы будем держаться вместе.

Про безопасность для Хана и этого места Гудвилл умолчал. По большому счету мужчине было плевать на всех, кто тут находился. Не потому, что он был эгоистом и самовлюбленной сволочью, а потому что, не смотря на спасение и все то, что Хан для них сделал, наемник по-прежнему ему не доверял. Во многом потому, что он не видел иной выгоды для «буддиста» и его банды содержать контрабандиста еще одну рабыню и рисковать, кроме той, которую видели Драгунов и китайская корпорация. А значит, Хан для Гуда был ничем не лучше их.

– Пока что игра шла по правилам Драгунова. Его партия сложилась безупречно. Он получил деньги и убедил китайцев в том, что это я украл тебя. Единственный наш с тобой козырь – это ты, – Гудвилл взглянул девушке в лицо, – бежать нам бесполезно – у Юрия и китайцев очень длинные руки, везде достанут. Но у меня наклевывается план. Я посвящу тебя в него, как только додумаю.

Мужчина взял пульт и направил на тонкий и плоский экран телевизора на стене напротив. Пару раз переключив канал, он наткнулся на новостной. Репортер вещала что-то на беглом китайском на фоне горящего полицейского авто и уничтоженных дронов на том самом перекрестке, где путников зажали в «коробку». В левом верхнем углу экрана виднелись 3D модели лиц Гудвилла и Элли.

– Гляди-ка, мы с тобой звезды, – криво усмехнулся наемник.

От газировки внутри все встрепенулось, и желудок недовольно заворчал – тут бы нормальной пищи, а не сладкую водичку, но Эль была рада и такому. Пузыри ударили в нос, и она, не сдержавшись, чихнула, едва не расплескав все на собственные колени. Девушке нечего было возразить ни на одно из заявлений Гудвилла. Даже лишившись ошейника, животное остается животным.

– И когда он у вас… тебя созреет? У нас навряд ли много времени на долгие раздумья, – рассматривая собственный портрет на экране, хмуро поинтересовалась L124. – А я… Я не хочу становиться подопытной крысой.

Последние слова они почти прошептала, словно боясь получить наказание. Ей ли говорить такое, когда в её теле жили гены леопарда, а на коже виднелись черные пятна, как у прокаженной. Четыре года над девушкой ставили эксперименты, пытаясь создать если не идеал, то что-то близкое. А в итоге обрели в её лице бескрайние возможности.

От этих мыслей становилось тошно, поэтому Эль решила отвлечься, отставив банку и осторожно встав на ноги. Её все еще шатало, без опоры передвигаться было крайне тяжело, а сидеть на одном месте – невыносимо. Бывшая рабыня упрямо попыталась самостоятельно сделать хотя бы пяток шагов, но стоило отпустить спинку кровати, как пол поехал из-под ног. Скрипя зубами – «Я как ребенок, который ничего не может без родителя», – она обернулась на наемника с немой просьбой помочь.

Гудвилл поднялся и подставил здоровую руку, чтобы девушка могла опереться на нее. Медленно, подстраиваясь под шаг Элли, он пошел к дверям.

– Осторожнее. «Не спеши», —тихо и спокойно сказал он.

Скрип зубов девушки был слышен мужчине отчетливо и заставил его хохотнуть.

– Что, не любишь быть беспомощной? И я не люблю. Больше всего ненавидел больницы за это чувство какой-то слабости и неполноценности, которое овладевает тобой, стоит только лечь на больничную койку.

Назвать это место больницей было тяжело, но по ощущениям Гудвилл хорошо понимал Эль. У наемника была способность понимать людей, сопереживать им. Правда, иногда этот талант подводил его… Контрабандист посмотрел на левую металлическую кисть.

– А теперь я ощущаю себя неполноценным все время, – механические пальцы сжались в кулак.

Он толкнул дверь ногой, и они с Эль прошли в арсенал с тиром. На щитах, закрепленных на стенах, виднелись всевозможные модели вооружения: гранатометы, пистолеты-пулеметы, штурмовые винтовки, дробовики, пистолеты, снайперские винтовки – оружия было столько, что можно было снарядить целую военную кампанию. Несколько бывших рабынь-девушек, которые занимались у одного из столов сборкой и чисткой оружия, окинули вошедших путников полными подозрения взглядами. Темнокожая девушка без видимых генных модификаций довольно громко сказала другим двум что-то на китайском. Гудвилл заметил это, но не обратил внимания. Не спеша он подвел Элли к стенду для стрельбы. В десяти метрах впереди виднелась ростовая мишень.

– Хочешь научиться стрелять? – Спросил мужчина, вытащив из кобуры Глок и положив его рядом с наушниками.

– Что? – девушка недоуменно уставилась на спутника, чувствуя, как от самой мысли у неё перехватывает дыхание. – Но я ведь могу… убить так. Я… Я…

Она перевела испуганный взгляд на пистолет, лежавший на стойке, потом снова обернулась к Гудвиллу и беспомощно то открывала, то закрывала рот, пока мысль, наконец, не досформулировалась:

– Я не хочу убивать, Гудвилл. Я не хочу становиться таким же убийцей, как те, кто устраивали показательную казнь на глазах у старых и молодых, чтобы сломать их и подчинить. Даже если это быстро, всего лишь нажать на спусковой крючок, я не хочу.

Элли осторожно отодвинулась, успевая схватиться руками за перегородку между позициями, и оперлась на неё спиной в попытках выровнять дыхание. На самом деле она боялась не только этого. Её одолевал страх власти, когда ты осознаешь, что чужая жизнь у тебя на мушке и ты можешь оборвать её, когда захочется. Страх впасть в безумие и подчиниться той низменной, отвратительной сущности внутри неё, которая жаждала отомстить за все причиненные боль и страдания, за все унижения.

– К тому же, – бывшая рабыня выдавила ироничную улыбку, – я вряд ли смогу даже вытерпеть отдачу. Сам видишь, ноги почти не держат.

Гудвилл не сводил внимательного взгляда с лица девушки. Ее страх, читался на ее лице, в ее движениях. Но мужчина скорее обрадовался такому ответу и таким чувствам, чем был разочарован в них.

– Вот потому я нужен тебе, – улыбнулся он совсем не весело, – тут тяжело выжить без умения отобрать жизнь даже не попади ты в такую ситуацию, в которой находишься сейчас.
Темнокожая девушка взяла какую-то новую длинноствольную модель револьвера не известную Гуду и подошла к стенду рядом. Наемник замолк, одел наушники на Эль и перевел взгляд на мишень. Девушка-стрелок также одела наушники, вскинула пистолет и произвела пять выстрелов, эхо от которых звонко вибрировало на стенах. В груди мишени появилось три отверстия.

«Пробила легкие, но в сердце не попала, а две пули вообще ушло левее», – подумал Гуд.

Внешне он был спокоен, но в мозгу щелкнул выключатель с пометкой «Вызов принят». Гудвилл взял Глок в руку, передернул затвор и вытянул руку по направлению к мишени. Еще миг и весь мир сузился до целика, мушки и фигуры, перекрываемой ими, а свист собственного дыхания и стук сердца перекрыли все прочие звуки. Указательный палец нажал на курок восемь раз подряд, каждый раз в момент затишья между ударами сердца.

В мишени появилось восемь новых отверстий: Шесть в голове образовывали грустный смайлик, а последние две пули легли ровно в сердце. Гуд поставил пистолет на предохранитель и подмигнул чернокожей девушке, которая недовольно смотрела не него. Сунув оружие в кобуру, мужчина перевел взгляд на L124.

– Знаешь, Элли. Я тебе даже немного завидую. Потому что я уже не помню, когда чувствовал что-то помимо отдачи оружия, при стрельбе в человека.

Тут к ним подошла доктор с лисьим хвостом, которая занималась лечением Эль.

– Вам нузьно посьпать, ви слиском слабы, изёмсе.

Аккуратно взяв девушку под руку, доктор повела ту к постели. Сам Гудвилл тоже внезапно для себя обнаружил, что ноги его едва держат. Видимо, все запасы адреналина уже окончательно иссякли. Мужчина обогнал Эль и доктора и добрел до своей достаточно широкой койки. Та уже была заправлена и на ней лежала свежая черная безрукавка, которую Гуд тут же поспешил одеть – кожанка была слишком неудобна. Разгрузку наемник сложил на тумбочку-холодильник между койками, а пистолет положил на грудь, как только лег на свою кровать. Последнее, что помнил контрабандист перед тем, как провалиться в сон, это экран часов, на котором виднелись числа: «21: 20, 16. 03. 2165, Пт. ».

Сны, после прекращения действия препарата, стали намного ярче и разнообразнее. Словно кто-то повернул невидимый рычажок. И Элли с удовольствием наслаждалась этими сновидениями, погружаясь в них все глубже, словно в океан. Она видела удивительно зеленые леса из детских книжек, где на ветвях сидели птицы и добрые духи и мягко, раскатисто перешептывались о чем-то своем. Она качалась на волнах быстрой реки, соревнуясь с рыбами, кто же сможет доплыть до водопада первым, чтобы потом, раскинув руки, упасть вниз и полететь. В небе девушку грело закатное солнце, жидким золотом разлившееся по пушистым покрывалам облаков. Его желтый диск медленно погружался в пучину моря, с шипением растворяясь в нем. Медленно наступала ночь, и чем темнее становилось, тем больше грозовых туч собиралось вокруг. Начал накрапывать холодный дождь, и Эль попыталась спикировать вниз, чтобы спастись в теплых водах моря, когда вдруг раздались раскаты грома.

«Нет, не грома, – вдруг ясно поняла девушка, и руки её опустились, перестав ловить воздушные потоки. – Выстрелы».

Когда она открыла глаза, то увидела перед собой широкую мужскую спину в знакомой черной безрукавке, оплетенную ремешками разгрузки. На затылке виднелись свеженаложенные швы, который вдруг начали расползаться, обнажая плоть и металлическую пластину. Как кролик, завороженный удавом, так и бывшая рабыня смотрела на кровь, тонкими ручейками стекающую по шее на одежду, капающую на пол, под ноги мужчины. Вдруг снова раздались выстрелы и Гудвилл содрогнулся, когда пули попали прямо в бронежилет. Девушка с облегчением прикоснулась к напряженной спине, желая подержать, но почувствовала, как дрожат мышцы, не понимая, что происходит, смотрела, как наемник медленно упал на колени. На нем не было бронежилета. Стоило бывшей рабыне опустить взгляд под ноги, как все помутилось в сознании – она стояла в луже алой крови, переливающей в свете направленных на неё прожекторов. Её спутник не шевелился и не подавал признаков жизни. Эль попыталась растолкать его, но тяжелое тело не сдвинулось и на сантиметр, и тогда её накрыло волной ужаса. В горле встал комок и дышать стало невозможно, сердце бешено качало кровь, разнося холод и страх к каждой клеточке её тела. Девушку парализовало, и все, что она могла делать – это смотреть на выстраивающихся в круг дроидов, в сенсорах которых отражалось искаженное от слез и отчаяния женское лицо. Её лицо. Раздались первые выстрелы, а затем в ушах у Элли зазвенел металлический дождь.

Она подскочила на кровати, тяжело дыша и сильно дрожа. Взгляд бешено метался с одеяла на темную тень спинки кровати, потом на черное пятно телевизора и пугающе белые сложенные у противоположной стены ширмы. Остановился же он на перегородке, отделяющей кровать девушки и Гудвилла. Кровь шумела в ушах, и сколько не пыталась, L124 не могла услышать дыхания спящего по соседству мужчины. Паника и страх вновь нахлынули волной на разум, толкая Элли отбросить одеяло и на негнущихся ногах броситься к чужой больничной койке. Минут пять она пыталась выровнять дыхание, пока глаза её все больше привыкали к темноте, начиная различать лежащий на груди пистолет, очертания лица и немного нелепый, как ей показалось еще вечером, ирокез.

Гудвилл дышал, девушка видела это и чувствовала, как исчезает из сердца тяжесть, а дышать становится легче. Облизнув пересохшие губы, она ощутила солоноватый привкус, только сейчас заметив, что все это время плакала.

– Живой, – прошептала Эль и осторожно прикоснулась к протезу, обжигаясь холодом металла, но чувствуя спасительно успокоение. Кончиками пальцев она вела от локтя до кисти, ощущая лишь шероховатость стыков между пластинами. В голове всплывали сами собой воспоминания.

Когда девушка была маленькой, ей часто снились кошмары, от которых она просыпалась посреди ночи со слезами на глазах. Тогда она всегда шла в комнату родителей и долго гладила мамину руку, находя в этом тепле и нежности спасение от всех ужасов. Мама всегда просыпалась и, конечно же, укладывала дочку рядом, оберегая её сон до утра.

Как же давно это было, но сейчас Элли вновь почувствовала себя маленькой девочкой, которой нужна защита. Закусив губу от неловкости, она обошла кровать кругом и нерешительно провела большим пальцем по тыльной стороне руки мужчины, зная, что он проснется. Такие люди, как он, привыкли к чуткому сну.

«Главное, чтобы не пристрелил тут же», – с кривой улыбкой подумала бывшая рабыня, но ухмылка быстро сошла с лица – ведь такой исход тоже был вероятен.

– Гудвилл… Мне не уснуть… Боюсь, опять будут сниться кошмары. Можно, я лягу рядом, пожалуйста? – просьбы звучала безумно дико, но что-то внутри говорило ей – так и надо, так будет спокойнее и безопаснее.

Еще толком не успев проснуться, Гудвилл рефлекторно схватил запястье руки, коснувшейся его. Пистолет уже лежал в кисти протеза. Мужчина разомкнул глаза, но вокруг было почти также темно, как, если бы глаза были закрыты. Едва различимые очертания выдавали женскую фигуру, а удерживаемое запястье было слишком тонким для мужского.

– Кира? – спросонья произнес он с интонацией, в которой смешались в равной степени удивление, злость и страх.

Через момент пришло осознание, что девушка, стоявшая рядом с кроватью – это Элли. Даже голос спросонья было не узнать. Сонный мозг медленно соображал, и Гуд не сразу понял, что руку можно отпустить и, что на заданный вопрос надо ответить.

– Кошмары? – переспросил он скорее у себя, чем у девушки, разжимая хватку, – А. Да. Наверное, можно.

Контрабандист немного подвинулся в сторону. А в голове всплывали сомнения, хорошая ли это идея, позволять девушке спать рядом. Хотя, что она могла ему сделать плохого? Ничего. Правда, про Киру он тоже когда-то так думал. Но ведь Кира была наемницей, а эта девушка – рабыней.

Гудвилл подловил себя на том, что все его тело напряглось и окаменело. Он чувствовал себя неуютно. Сон как рукой сняло, и контрабандист лежал, глядя во мрак над головой. Он поднес руку с часами к глазам – было только два часа ночи. Мужчина положил здоровую руку на рукоять пистолета на груди и нервно выбил дробь пальцами.

Она ощутила напряжение, исходящее от мужчины, и почувствовала, как щеки заливаются стыдливым румянцем. «Веду себя, как ребенок, и опять доставляю ему неудобства», – с досадой на себя, подумала Эль. Но все равно ей стало намного уютнее, чужое тепло под боком успокаивало. В голове заинтересованно щелкнуло имя " Кира", но девушка не спешила лезть в чужую душу. Потом, потом она обязательно спросит и про эту женщину, и про руку. Сейчас же она неосознанно стала поглаживать плечо Гудвилла, желая, чтобы он тоже расслабился, и понимая, что, где-то внутри, Элли очень соскучилась по простым прикосновениям, не несущим боли или страха. Она чуть не попросила наемника погладить её по голове, и бывшей рабыне стало немного смешно от нелепости этой ситуации.

– Мне приснилось, что тебя застрелили, – в попытке переключить собственные мысли, заговорила девушка. Её тихий голос звучал удивительно громко в темноте ночи. – А потом, пока я стояла рядом с тобой в крови, расстреляли и меня. Как хорошо, что этот глупый сон не пришелся на ночь с четверга на пятницу. Говорили, что такие сновидения имеют свойство сбываться.

Пальцы прекратили свое движения и вцепились в руку Гудвилла, выдавая пережитый бывшей рабыней страх. Она вновь начала прислушиваться к дыханию лежащего рядом мужчины, подстраиваясь под него и прогоняя невольную дрожь в теле.

– А еще говорили, что, если рассказать плохой сон, он не сбудется, – продолжила Эль, понимая, что смысл беседы равен нулю. – А тебе снятся сны, Гудвилл? Моему папе они не снились, и я иногда ему жутко завидовала, из-за кошмаров в основном. Он все смеялся, что я глупенькая и не понимаю ценность сновидений, а я обижалась и жаловалась на него кукле.

Слова лились рекой, в голове девушки уже сами собой всплывали воспоминания, и она не смогла сдержать грустной улыбки, которую вряд ли бы кто заметил.

От прикосновения Гудвилл вовсе окаменел и напрягся так, что даже пошевелиться не мог. Мужчина пытался себя успокоить и убедить, что все нормально:

«Не напрягайся. Чего ты боишься? Это же просто Элли. Ей просто страшно, и она лежит на кровати рядом с тобой… И трогает тебя. Зачем она трогает меня? »– сознание наемника стремительно выстраивало высоченную стену из психологических блоков.

– Я не верю в вещие сны и всю эту мистику. Но, если и так. То лучше бы тебе рассказать. Потому что завтра мы уедем отсюда, и тебе придется слышать выстрелы и видеть, как умирают люди. Просто, потому что мир таков и, чтобы выжить, нам нужно закончить незавершенные дела в Пекине. Я попросил Хана, чтобы он раздобыл информацию про Драгунова и покупателя, если хочет нам помочь.

От девушки приятно пахло, нежные пальцы также были приятны, но Гуд отторгал все это, закрепощался и нервничал. Сталкивать девушку с кровати было бы дикостью, так что единственное, что ему оставалось – это лежать неподвижно, еле дыша, как в гробу. Ситуацию спасало то, что Элли говорила.

– Нет, – тихо произнес Гуд, – мне не снятся сны. Я просто закрываю глаза и оказываюсь во мраке, а потом просыпаюсь от звука будильника, и мрак рассеивается.

Непорочность и искренность, исходившие от девушки, стремительно топили весь лед, оставшийся в сердце контрабандиста. Мужчина сам невольно улыбнулся, услышав рассказ о детских воспоминаниях, Эль.

– Расскажи про себя. Кем были твои родители? Как ты попала в рабство? Как тебя зовут на самом деле? Ты ведь больше не раб. У тебя должно быть нормальное имя.

Поняв, что разговор налаживается, девушка попыталась улечься поудобнее, подперев голову рукой, согнутой в локте, чтобы быть чуточку выше лица мужчины.

– Моя семья была иммигрантами из бывшей Англии, бабушка и дедушка переехали в Россию в поисках счастья, да как-то не сложилось. Мама была русская, она работала на заводе – стояла у упаковочного конвейера. Я в неё рыжиной пошла, а карие глаза – они не всегда у меня желтыми были – от папы. Он был историком в школе для таких же трущобных детей, как я. Еще у меня была старшая сестра, вредная, зараза, но она всегда мне помогала, – улыбка, с которой Эль рассказывала, дрогнула, а глаза вновь увлажнились. – Знаешь, у нас было много книг – еще от бабушки с дедушкой осталось, да и папа умудрялся где-то доставать учебники и художественную литературу. Мама иногда приходила и читала нам их с сестрой перед сном, и тогда меня не мучили кошмары. Словно она произносила волшебное заклинание, отгоняющее все плохое…

Рассказчица сдавленно всхлипнула и закусила губу, чтобы не расплакаться. Подождав, пока исчезнет дрожь в голосе, она снова заговорила, снова осторожно прикасаясь к руке мужчины, чтобы отвлечь разум от грусти.

– Когда мне исполнилось пятнадцать, в семье начались проблемы. Завод закрыли, маму уволили, а в одиночку отцу было трудно прокормить такую большую семью. Как я потом узнала, он обратился за помощью к каким-то влиятельным людям, которые финансировали школу, где работал папа, не подозревая, что те связаны с работорговлей. Ему дали сумму в долг с расчетом, что через два года он вернет деньги – мы надеялись, что, когда кризис пройдет, мама сможет вновь устроиться на работу, да и мы с сестрой уже начинали подрабатывать. Точнее работала сестра, я лишь собирала металлолом на сдачу. Какие-никакие, а деньги. Но, как уже становится понятно, вернуть долг мы не смогли…

Голос Эль постепенно сошел на шепот, когда она рассказывала, как заболел кормилец их семьи, как мать так и не смогла устроиться на работу, и в их доме постепенно не оставалось вещей – все уходило на барахолку. Даже такое сокровище, как книги, было продано на растопку.

– Когда пришел срок, а денег не появилось, к нам пришли мрачного вида амбалы – люди какой-то шишки, видимо, Драгунова, не знаю. Тогда меня это не интересовало. Они сделали нам предупреждение, но что мы-то могли поделать? В итоге, в конце недели к нам вломились люди в форме, и все разгромили. Отца застрелили сразу, как только он попытался встать на нашу защиту, потому что больной и уже не молодой раб не имеет особой ценности. Нас же, трех беспомощных женщин, скрутили и унизили, так что под конец их налета мне хотелось просто откусить себе язык и умереть там же. Нас разослали в разные притоны – еще один прием на слом воли и психики, чтоб они горели в аду, сволочи. Так что я не знаю, живы ли мои родные, здоровы ли. Вот такая грустная история.

Бывшая рабыня села на кровати и отвернулась, не желая показать, что все лицо у неё мокрое от слез. Её трясло от злости на тех гадов, что сломали жизнь их семьи, на саму себя за то, что как была, так и осталась беспомощной. Минут пять Эль сидела, громко дыша и сжимая руки в кулаки, пока не успокоилась, чтобы вновь обернуться и слабо улыбнуться.

– Фамилию называть не буду, от неё ничего не изменится, но мама звала меня Лилой, от Далилы. Ироничное имя, не правда ли? А тебя как зовут? Гудвилл – немного странное прозвище, ты уж извини.

История Элли, а точнее Лилы, не показалась Гудвиллу какой-то необычной или шокирующей. Она не вызвала удивленного вздоха или какого-либо другого проявления удивления у наемника. Таких историй было минимум по две на каждый дом, в том районе, где жил и рос Гуд. Однако эта история вызвала у него чувство досады и грусти. В отличие от прочих людей, Лила не была для него чужой… Больше не была.

– Мне жаль, что так вышло с твоей семьей, – Гуд попытался изобразить скорбь в голосе, но вышло, как ему показалось, не очень, и он попытался тут же реабилитироваться: – твои мать и сестра, возможно, все еще живы. А значит, шанс вернуть их еще есть.

Наемник не видел лица девушки, лишь слышал ее дыхание, чувствовал, как ее трясло. Он нахмурился и задумался:

«Далила… Знакомое имя. Где-то я его слышал…– правой рукой он похлопал по уже не существующему карману той куртки, которую он выкинул на выходе из забегаловки Шао. Вместе с курткой там остался и бабушкин «Псалтырь» и лекарства, которые помогали организму мужчины принимать его металлические протезы, – Ну конечно».

Лекарства не были проблемой. Хан снарядил Гудвилла всеми нужными препаратами в том числе и капсулами для восстановления после сотрясения мозга.

– Лила-Далила… А. Вспомнил. Бабушка рассказывала мне истории из Священного Писания. Ветхий Завет. Там Далила была филистимлянкой, которая обольстила и предала Самсона, сдав его злейшим врагам.

Контрабандист, осознав всю комичность ситуации, хохотнул.

«Судьба сама напоминает мне о том, что никому нельзя доверять. Особенно женщинам. Тем более, если они красивые и сами тянут тебя в постель, – он кинул взгляд на силуэт Лилы в темноте, – или ложатся к тебе».

– Я доверчивый баран, но очень злопамятный. Ты мне нравишься… Как человек. Но, если предашь меня– убью без промедления, можешь не сомневаться, – посчитал нужным сказать мужчина, – Гудвилл – это экономический термин. Он означает стоимость деловой репутации– оценка деятельности лица, с точки зрения его деловых качеств. А зовут меня Артур.

Мужчина глянул на часы еще раз.

– Да, и кто-то, по-моему, собирался спать, а не болтать, – непрозрачно намекнул он с улыбкой, которую не было видно в темноте.

– А силенок хватит? – попыталась пошутить в свете недавних открытий девушка, ощутив, как по спине пробежали мурашки.

Верно, доброта добротой, но закон джунглей никто не отменял, и как бы она не «нравилась» этому мужчине, он в любой момент может избавиться от бывшей рабыни, как от ненужного балласта. Беседовать как-то расхотелось, и Лила с удовольствием ухватилась за предложенную возможность замять тему и просто лечь спать. Но уходить на свою кровать она не собиралась то ли из проснувшейся вредности, то ли потому, что, не смотря на проскользнувший холодок, ей было уютно и спокойно рядом с Гудвиллом. Нет – Артуром.

– А псевдоним все равно дурацкий, – упрямо выдала девушка и поудобнее устроилась под боком наёмника, притворяясь спящей и надеясь, что ей не прилетит подзатыльник за хамство.

Она медленно расслабилась, прижавшись щекой к теплой сильной руке, словно маленький ребенок, и умиротворенно выдохнула. В этот раз ей не нужны будут мамины заклинания, которые рассеяли бы все кошмары, потому что, на месте ужасов, Лила давно бы испугалась Артура и спряталась по дальним ящикам.

– Спокойной ночи, – невнятно пробормотала она, окончательно погружаясь в сон.

Когда девушка проснулась, то с удивлением обнаружила, что вольготно расположилась на чужой постели, свернувшись компактным калачиком прямо по центру. Простынь пахла мужчиной, и как-то впервые за время их знакомства Далила осознала, что Артур не просто курьер, наемник, её спаситель, но еще и представитель сильного пола. В голове закружились воспоминания вчерашней ночи и того, как она себя вела. На щеках расцвели красные пятна, а сама виновница полуночных бесед с ругательствами уткнулась носом в подушку, чтобы хоть чуть-чуть приглушить свой всплеск эмоций.

«Напряженный он был, да? Успокоиться хотела, да? Успокоила?! Ду-у-у-ура! Последние мозги растеряла от этих препаратов, что он мог о тебе подумать? – типично женская логика, пробудившаяся спустя столько лет, раздавала подсознанию тумаков, от которых хотелось завернуться в одеяло и притворится гусеницей, которой как бы и нет. – Потому ты ему и нравишься только “как человек”! »

Минуту бывшая рабыня лежала неподвижно, осознавая, что же это мысли летали у неё в голове.

– Я схожу с ума, – констатировала Лил, садясь на больничной койке и рассеяно приглаживая непослушные волосы пятерней. – Какое мне вообще дело до того, что обо мне подумают? Просто отличное время, чтобы вспомнить, что я как бы девушка. Блеск.

– Любите говолить с сямой сьобой? – с улыбкой поинтересовалась от дверей врач, медленно подступая к своей пациентке со свертком в руках. – Кяк ви сибя сюсвуете?

– Отвратительно, – с головой накрываясь одеялом, чтобы спрятать вновь загоревшиеся щеки, ответила Далила, а потом поспешила переменить тему. – А где Ар… то есть Гудвилл?

– Визю, кь вям верьнюлось сюство юмола, – покивала женщина-лиса, после чего положила рядом с бывшей рабыней свою ношу. – Этьо озезда, лазмел мозет бить чють велик. Твой длюг сицас с Ханом.

Гостья коротко поблагодарила и переоделась. Как и сказала врач, армейский штаны цвета хаки держались только за счет туго затянутого ремня, а у свободной, явно мужской черной рубашки пришлось сильно закатать рукава. Через широкий разрез виднелась белая майка, которая – о чудо! – была впору. Кроссовки, одолженные еще Артуром, прятались под койкой его спутницы, но были быстро обнаружены и обуты.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 242526 27 28 29 Следующая ⇒