Теневой экспорт - Артур, Далила 3 страница

Девушка сглотнула и закрыла глаза. Нет, она не хотела такой смерти. Уж лучше окочуриться где-нибудь в подворотне от холода и голода, чем скулить под пытками, окончательно теряя всякое сходство с человеком. Она и так его почти потеряла: пусть модификации приживались плохо, но Эль чувствовала, что начинает мыслить, как животное. Держаться четыре года – это почти подвиг, но кому он нужен? Разве что вот этот курьер мог оценить жалкие попытки рабыни, которые и незаметны вовсе. Иногда L124 не знала, где находится грань между её настоящей личностью и личностью-рабыней. Они настолько сильно переплелись, что ей порой казалось– она всегда была такой: маленькой, забитой девочкой, послушно выполняющей приказы хозяина и до одури боящейся боли. Препарат подавлял все, но этот инстинктивный страх растворить не мог.

Взгляд рабыни невольно переместился на зеленый индикатор, состоящий из четырех широких делений. Каждые два часа убывало по одному делению и цвет менялся на желтый, а затем и на красный.

«Обратный светофор»– как когда-то назвал индикатор мальчишка, пришедший вместе с матерью выбирать домашнего питомца. Тогда счастливое семейство прошло мимо её клетки, даже не удостоив жалкую рабыню взглядом. Неудачный образец не мог стать хорошей игрушкой, а вон та девочка-кошка тринадцати лет вполне справилась бы со своей ролью. Ведь ребенка сломать и превратить в покрытое шерстью животное с ушами и хвостом намного проще, чем взрослого.

Элли задрала рукав своего серого костюма и посмотрела на редкие крупные пятна, похожие на кляксы мазуты. Неудачный образец. Ничтожество. Бесполезный товар, который вдруг принес хоть какую-то пользу. Как, наверное, радовались хозяева притона, когда поняли, что смогут сплавить лишний груз на чужие плечи.

Внезапно машина издала предупреждающий сигнал. Девушка вскинула голову и внимательно всмотрелась в темный зев вдруг возникшего в темноте тоннеля. Шевроле ловко объехал несколько ограждений и колючих ежей и влетел внутрь подземного коридора. Режим ночного видения позволял разглядеть почти целые стены сооружения и разбитые лампочки на потолке.

– Где мы? – не замечая, что говорит вслух, пробормотала рабыня.

Каждый раз, попадая в этот тоннель, Гудвилл ощущал определенную степень восторга. Сооружение было старым и давным-давно заброшенным, потому освещения там, разумеется, не было. Зелень ночного видения придавала таинственности и загадочности. Будто становишься героем фильма ужасов.

Стальные дуги каркаса мелькали над несущимся вниз, в глубину тоннеля, шевроле.

– Активировать навигационные камеры, – скомандовал контрабандист, и на в углах лобового стекла загорелись экраны, на которые транслировалось изображение боковых видеокамер, позволяющих здраво оценивать расстояние от борта машины до стены тоннеля.

Наемник выпрямил спину, плотно прижался ей к сиденью автомобиля, пальцы обеих рук плотно обхватили руль, правая, не скрытая перчаткой, ладонь ощущала гладкость его кожаного покрытия. Правая нога перекидывалась с педали газа на тормоз на крутых поворотах, а по их окончании снова давила газ в пол. Гудвилл слился в одно целое с Шевроле, чувствовал каждое из четырех колес, как давит на авто центробежная сила, и почти явно ощущал сопротивление воздушного потока. Спуск завершился, и дорога в тоннеле теперь шла горизонтально.

– Это старая заброшенная Российско-Китайская база, – ответил мужчина Элли, – вплоть до шестидесятых годов здесь конструировали и тестировали экспериментальные образцы военной бронетехники. Но, когда к власти пришли корпорации, правительство уже успело свернуть работы. Весь персонал базы бал расформирован и отпущен по домам под подписку о неразглашении военной тайны. Все папки со штампом «совершенно секретно», содержавшие данные об этой базе, были уничтожены. И о ней забыли.

Тоннель вился и создавалось впечатление, будто путники движутся по утробе огромной змеи.

– Внимание, перекресток, – сообщил ИИ Шевроле, и на зеленом лобовом экране загорелся красный восклицательный знак и обозначенное красным изображение перекрестка.
Гудвилл резко ударил по педали тормоза и крутанул руль влево. Шины истошно завизжали, и зад автомобиля начало заносить. Наемник перекинул ногу на газ, крутанул руль в противоположную сторону. Двигатель ревел, повторяя в заносе грозное «вум-вум-вум-вум». Наконец, авто выровнялось, и Гудвилл снова выжал газ до упора, от чего стрелка спидометра метнулась к отметке восемьдесят километров в час – разогнаться больше не давали системы безопасности ИИ, включенные самим наемником.

– Мой дед был инженером на этой базе, – внезапно для самого себя сказал мужчина.

Тут же он бросил быстрый взгляд на L124.

«Зачем ты рассказал ей это? Она всего лишь товар, который нужно доставить, не стоило, – мысленно упрекнул себя наемник, но через пару секунд добавил также про себя, – а еще она человек. В чем разница между тобой и простым работорговцем, если ты относишься к этой девушке так же, как это делают они? Ты просто боишься привязаться к ней? Или боишься ее, потому что она девушка? Ты, мать твою, боишься потерять жизнь, попасть в рабство, потерять репутацию и упасть в глазах людей, которым на тебя всегда было наплевать! Что ты за трус такой! »

Резко дернув руль вправо, наемник пустил машину в занос на очередном повороте. В мужчине вновь вскипела злоба к самому себе. Будучи наемником-контрабандистом, Гудвилл хотел быть хорошим человеком. Посреди моря тьмы и зла, он хотел быть, если не спасительным островом с маяком, то хотя бы маленькой шлюпкой с закрепленной на ней масляной лампой. Та среда, в которой он варился и рос, вынудила его стать тем, кем он стал. Заниматься контрабандой и заказами по нелегальной перевозке было опасно для жизни, и, конечно же, эта работа была связана с насилием. Перехват контрабандистов – любимое дело самых сообразительных, а значит, самых опасных разбойников и пиратов.

Еще хуже становилось, когда Гудвилла пытались перехватить другие, такие же, как он наемники. У тех, помимо жажды наживы, был еще и личный интерес в том, чтобы убрать конкурента, занимающего место в рейтинге. Но сущим кошмаром, к удивлению тогда еще неопытного и слишком доверчивого для этого мира Гудвилла оказалась работа в паре с наемником… Точнее наемницей. Самые болезненные удары – это те, которых ты не видишь.
Путь вновь пошел вверх под уклон сразу за поворотом. Тоннель еще пару раз вильнул, а затем дорога выровнялась, и только тогда наемник убрал левую руку с рулевого колеса и начал сжимать и разжимать скрытый перчаткой кулак. Он делал так всегда после напряженного вождения.

– Послушай, Элли, – неуверенный в правильности того, что он намеревался сказать, Гудвилл запнулся, но продолжил: – Вся эта ситуация мне совсем не по душе. Я искренне ненавижу все, что связано с рабством, и презираю все это дерьмо. Никогда я не имел дел с рабами до сих пор. Ты можешь мне не верить и считать меня таким же уродом, как и тех, кто сделал тебя такой, какая ты есть. Просто хочу, чтобы ты знала – я не буду издеваться над тобой, бить, делать больно и кричать, если ты не будешь пытаться сбежать или выйти из машины без моего разрешения.

Впереди показался стремительно приближающийся портал тоннеля, и наемник сбросил газ, чтобы избежать эффектного взлета – излишнее трюкачество было ни к чему.

«Возможно, это ошибка – успокаивать ее. Власть страха – сильная штука. Но мне плевать… Хоть на время поездки я буду думать не только о себе. Авось, зачтется на том свете», – подумал Гудвилл.

Тоннель резко закончился, и Шевроле вырулил под открытое, облачное небо. Дождь перестал. Амур остался позади, но они все еще были рядом с границей, в зоне патрульных маршрутов дронов. Колеса авто скакали на ухабах, дорога к заброшенной базе уже давным-давно заросла высокой травой.

– Рекомендуется мягкая подвеска и увеличение клиренса, – донеся из динамиков голос ИИ.

– Подтверждаю, – ответил Гудвилл.

Машина тут же перенастроилась: дорожный просвет увеличился, а кузов авто стал покачиваться из стороны в сторону при наезде на кочки. Такая болтанка раздражала, но коль уж стал на путь контрабандиста – не жалуйся на неудобства. Наемник взглянул на L124. Сейчас он обратил внимание на ее пятнистые руки, и они даже показались ему красивыми. И вновь он перевел взгляд на простирающееся впереди поле травы.

Еще десять минут они ехали по высокой траве, пока внезапно не выскочили на грунтовую дорогу. Метрах в пятистах перед ними виднелись мелкие домики небольшого поселка, раскинувшегося на берегу реки Амур.

– Добро пожаловать в Фуюань. Китай, – в иной ситуации эта фраза должна была звучать торжественно, но только не теперь.

Гудвилл еще раз посмотрел на Элли и все-таки добавил:

– Не нужно меня бояться.

Тоннель остался в воспоминаниях девушки смазанным зеленым пятном, сулящим опасность на поворотах. Российско-Китайская база теперь долго будет у неё ассоциироваться с лабиринтом, холодным и мертвым, в который рабыне бы не захотелось возвращаться.

Девушка вздрогнула от неожиданности, когда Гудвилл вновь позвал её этим мягким, человеческим именем. Медленно, но она привыкала к нему, и оно казалось ей лучше, чем сухой товарный код. И слова, которые произносил человек на соседнем сидении, были… мягкими. Курьер словно прочел все её мысли, и Элли на миг показалось, что она чувствует, как кто-то ослабил давление ошейника, из-за которого она задыхалась. От неизвестности, от страха, от боли.

«Его слова похожи на спутанный моток пушистой пряжи, – подумала девушка, когда водитель замолк и сосредоточился на дороге, – даже голос звучит совершенно иначе. Когда говорили надсмотрщики, я могла представить, как из моих рук падают сотни иголок и с металлическим звоном ударяются о каменный пол нашей конуры. А тут… все совсем по-другому».

По крайней мере, они расставили некоторые точки над «i», и это значительно успокаивало. Через некоторое время рабыня бросила короткий взгляд на Гудвилла, потом посмотрела на свои руки и быстро расправила рукав, скрывая свидетельства собственной испорченности.

Высокие травы и тряска отвлекли L124 и напомнили ей об африканском сафари, картинки которого она видела в старом учебнике географии. Это было необычно, но пассажирка не хотела задумываться, как же так получилось. Она просто заворожено смотрела на острые пики растений, выстроившихся, словно солдаты, в огромные стройные колонны, которым не виделось конца и края. Но вскоре и этому буйству природы пришла смена: показался Фуюань.

– Я… не боюсь, – негромко ответила Эль, впервые не испытывая опасений.

Поселок, который когда-то был торговым городком, представлял собой весьма унылую картину. Раньше здесь было много русских туристов, ради которых открывались все новые и новые рынки, но после закрытия границы здесь наступил кризис, доходы упали, и половина торговых точек закрылась. Здания разрушенных магазинов вселяли тоску в сердце любого, но Эль лишь подумала, как же это все расточительно. Улицы пустовали, фонари не горели, и все было погружено в холодную темноту. Шевроле быстро пролетел по центральной улице, когда-то полной жизни и цвета, но теперь превратившейся просто лишь в ироничное напоминание о благополучном. Сохранившиеся архитектурные изыски смотрелись комично среди изрисованных стен и гор мусора, и рабыня невольно отвернулась, ощущая какое-то неприятное, сосущее чувство внутри. «Это неправильно», – подумала она и закрыла глаза. Её снова клонило в сон, но Эль боролась с ним, упрямо смаргивая дремоту. Постепенно голова девушки склонилась к плечу, и она заснула.

И снова она плыла по безграничному зеленому океану, но цвет его напоминал инфракрасное излучение камер ночного видения в машине Гудвилла. Элли спокойно дрейфовала на мелких волнах, смотря в глубину воды, пытаясь разглядеть если не дно, то, может, рыбок или водоросли. Но океан был пуст, словно кто-то пропустил его через огромное сито, по ошибке забросив в его воды человека. Перевернувшись на спину, девушка удивленно уставилась в бледно-серое небо, похожее по цвету на стены их конуры в притоне. Это вызывало странное чувство беспокойства, словно что-то должно было произойти.

Послышался тихий всплеск, потом еще один, и еще, но L124 даже голову не могла повернуть на звук – тело словно окаменело. Шум приближался, и девушке все больше казалось, что он напоминает… шаги. А когда они стихли, рабыня скосила взгляд и почувствовала, как в горле образовался комок. На неё сверху вниз смотрела… она сама. Отличие было лишь в завершенности модификаций: у этой, другой Эль, вся кожа была покрыта песочной шерстью с черными пятнами, среди рыжих волос дернулись леопардовые уши, а из-за спины показался хвост. Взгляд животно-желтых глаз был пустым и лишенным всякой жизни. Идеальный образец, в который её, человека, хотели превратить, и от его вида у L124 застыла кровь в жилах.

Полузверь ничего не сказала, потому что правила запрещали рабам говорить без разрешения. Она просто наступила на грудь девушки, вдавливая её в толщу зелени, заставляя захлебываться водой и судорожно дергать конечностями. Элли не могла сопротивляться, не могла всплыть и вдохнуть спасительный воздух, потому что её топили, без спешки, без агрессии, просто погружали все глубже и глубже, пока она не почувствовала под спиной холодное твердое дно. Словно камень, привязанный к шее самоубийцы, она лежала, не способная выбраться на поверхность.

«Клетка… еще одна клетка», – с ужасающей ясностью поняла девушка и проснулась.

В глаза ударило непривычное солнце, яркий свет слепил, отчего пассажирка поспешила прикрыться рукой, зажмурившись от боли. Она даже не заметила, как наступило утро.

Гудвилл неутомимо управлял авто, режим ночного видения был отключен, и природа Китая предстала во всем своем мартовском великолепии. Из-за резкого потепления этой весной вокруг было грязно, но островки зелени то и дело промелькивали среди лесных массивов, окруживших дорогу. При свете дня все выглядело еще более нереальным, словно кто-то разбрызгал желтую краску поверх хмурой картины. Когда же глаза Эль привыкли к солнцу, она вновь сконцентрировалась на пейзаже за окном.

ИИ машины объявило, что они в трех часах езды от Цзямусы – первого крупного города на их пути. За последние десятки лет он разросся в промышленный мегаполис, заполненный предприятиями, заводами и фабриками. Даже отсюда спутники могли видеть далекие пики бесчисленных труб и стоящий над городом смог. Девушка могла поклясться, что если бы не звукоизоляция машины, то они бы смогли услышать далекий грохот и шум механизмов.

Вскоре лесная зона кончилась, сменившись чистыми, вспаханными полями с черными штыками металлических каркасов. L124 недоверчиво приникла к стеклу – видеть такое ей доводилось впервые, потому как в Хабаровск и его окрестности продукты питания привозили из других районов, на этом специализирующихся. Она помнила лишь обрывки разговор о том, что Цзямусы является так же крупным поставщиком мяса, молока и сахара, обеспечивая им соседние районы.

«Логично, что для разведения животных необходимы корма, – рассуждала Эль, вновь откидываясь на спинку сиденья и бросая короткий взгляд на индикатор, горящий желтым, – но я не думала, что они действительно взращивают их на прилегающих территориях. Эти каркасы… Видимо, после посадки они возводят защитные теплицы, чтобы избежать пагубного влияния смога. Дожди тут, наверное, действительно кислотные…»

– Сэр, – позвала рабыня, поворачиваясь к Гудвиллу. – Инъекция… скоро время.

Ей все еще тяжело было высказывать мысли, словно каждый раз она набирала полный рот воды, не дающий произнести и слово. Тут же вспомнился сон и это бескрайний зеленый океан. По коже девушки побежали мурашки. «Не вспоминай. Это просто кошмар. Ничего серьезного», – попыталась убедить себя Эль, неосознанно обнимая себя за плечи, словно в поисках защиты. Индикатор предупреждающе пискнул, когда осталось последнее деление. До города оставалось чуть больше двух часов.

Наниматель мужчины позаботился о том, чтобы товар был доставлен вовремя. На КПП при въезде в город у них тоже потребовали номер пропуска. Тот нашелся в новом имэйле от Драгунова, как если бы этот человек мог знать о месте их нахождения. Подобная перспектива наверняка не порадовала бы Гудвилла, по крайней мере, так показалось Элли, и она решила смолчать о своих подозрениях касательно слежки.

Шевроле легко встроился в основной поток машин. Главная улица Цзямусы напоминала Хабаровск, с той только разницей, что все было ярче и объявления с вывесками были на китайском, а под ними дублировался английский перевод. Освещение в городе работало даже днем из-за смога, который черным куполом укрывал город от солнца. Эль успела заметить через лобовое стекло, что купол здесь действительно имел место быть: по полупрозрачному покрытию, возвышающемуся даже над небоскребами, периодически скользила серебристая волна, обновляющая защиту и очищающая воздух.

«Так вот почему они не ходят в химзащитных костюмах», – поняла девушка, растирая пальцами каплю крови на шее от укола и рассматривая людей на улицах. Разноцветная толпа наводняла проспекты, переулки, да даже в самом узком закоулке можно было разглядеть подозрительного вида личностей. Поток машин был постоянно в движении, но курьеру и его товару посчастливилось встать в пробку. Перестроиться в соседний ряд и вывернуть на другую улицу было невозможно, поэтому они терпеливо ждали. Между авто заскользили роботы-мойщики, предлагая за некоторую сумму и вымыть, и осмотреть транспорт, да даже подкачать шины – все это числилось в списке задач на сенсорных экранах механических работников. Некоторые из них стучались к ним в стекла, но наемник проигнорировал надоед, а у рабыни и мысли не возникло вступать в контакт с чужой техникой, тем более – непонятной.

Чтобы занять себя, Эль рассматривала разноцветные табло, на которых симпатичные девушки рекламировали новую коллекцию весенней одежды: странной, эпатажной и совершенно неудобной. Однако китаянки не отчаивались и смело позировали в сшитых из алюминиевых пластин платьях и выделанных из телячьей кожи футболках.

«Мне никогда не понять моду. Особенно – китайскую», – поняла пассажирка Гудвилла, переключаясь на группу молодых людей, переходящих дорогу. Странные, похожие на мешки кофты скрывали их тела до худых колен, пестря дикими абстракциями и яркими надписями. Но особенно сильно внимание рабыни привлекли прически Цзямусыских модников: искусственно вживленные рога со строгими геометрическими углами, пышный розовый шар с торчащим из него голубым бантом, длинные волосы цвета лимона с черными полосами – это выглядело безумно и странно. А еще очень напоминало эксперименты над рабами-экзотиками, для которых подобное отличие могло стать решающим на аукционе.

И таков был весь город – дикий, яркий, полный странностей для привыкшей к серой комнатке и клетке девушки. От обилия красок и мигания света у L124 начала болеть голова, она зажмурилась и посильнее вжалась в сидение. Краем глаза она заметила, что мужчина тоже не в восторге от всего происходящего, поэтому, когда машины вновь тронулись, рабыня могла поклясться, что слышала его вздох облегчения.

Центральная улица перекликалась с национальным шоссе, на которое вскоре свернуло Шевроле, отдаляясь от столь яркой «обертки» города. «Конфетка» была более серой, но цветные вспышки билбордов постоянно встречались по пути. Проезжая мимо заводского района, Элли вновь приникла к стеклу, разглядывая монументальные строения, высокие стены заборов, часовые посты у широких ворот и устремляющиеся ввысь трубы, из которых валил густой дым различной расцветки.

– Дико…– это слово не покидало разума девушки и нечаянно соскочило с языка, когда они покинули промышленную зону и снова окунулись в жилые районы. Она все думала и думала: – «Какой же это дикий город…»

– Верно. Дико, – кивнул Гудвилл, глядя вперед на дорогу, – многие русские, которым не довелось побывать в Китае и уже, скорее всего, никогда и не доведется, думают, что здесь жизнь намного лучше.

Горькая усмешка снова появилась на его лице. Ведь когда-то он и сам так думал. Когда двадцатиоднолетний парень только-только начал карьеру контрабандиста, Китай виделся ему страной возможностей, далекой от всего того, что так не любил в России Гудвилл.

– Хорошо там, где нас нет, – сказал мужчина не то себе, не то девушке на соседнем сидении, – на самом деле в Китае вся та же «начинка», даже более мерзкая, только «упаковка» другая. Народу здесь намного больше, чем в России… И рабов соответственно тоже. Китайские корпорации в основном специализируются на производстве роботов, биомеханических протезов и на торговле рабами.

Дымящие трубы Цзямусы остались позади и становились все меньше и меньше, пока облако смога, наконец, не слилось с линией горизонта, и город остался в воспоминаниях. Электронное табло часов гласило: «13: 10, 15. 03. 2165, Чт. ». Гудвилл проверил, установился ли будильник: «В девятнадцать сорок пять назначена очередная инъекция. Ну почему жизнь подкидывает мне такие испытания? Я был доверчив и добр, особенно к женщинам – и чуть не погиб из-за этого. Я презираю рабство – а теперь вынужден не только везти рабыню, но и собственными руками вкалывать ей эту дрянь».

– Тахо, через сколько мы проедем Харбин?

– При текущей скорости движения через четыре часа и тридцать минут без учета остановок, – ответил голос из динамиков.

Дорога от Цзямусы до Харбина была прямой. Нужно было просто ехать по трассе, никуда не сворачивая. Такой путь нагонял сонливость на наемника, и он передал управление ИИ. Шевроле ехал ровно и почти не трясся, несмотря на то что ровное дорожное покрытие уже через полчаса езды было похоже на стиральную доску. Испещренная выбоинами, трещинами и наплывами дорога тянулась через затопленные после весенних паводков рисовые поля, где в грязи копались рабы под чутким наблюдением вооруженных охранников на вышках. Не все из тех, кто становился невольниками, подвергались генетическим изменениям. Гудвилл частенько видел рабов, которые выполняли различного рода грязную работу для своих хозяев. Обычно такими становились те, кто не очень вышел лицом и не представлял никакой эстетической ценности. Один из рабов, низкорослый и жутко худой, с ног до головы перепачканный грязью проводил автомобиль равнодушным, полным безразличия взглядом.

«Технологии уже давно позволяют полностью автоматизировать любые производства. Трактора, комбайны, бурильные установки для шахт – все это уже давно снабжается искусственным интеллектом, на подобии того, что установлен на моей машине, – рассуждал контрабандист, – но зачем тратить такие большие деньги на обслуживание машин, их заправку, если есть бесплатный рабский труд? Такие вот фермы, больше похожие на концентрационные лагеря. Невольников кормят так, что средняя продолжительность их жизни составляет год, не больше. За этот год они нарабатывают достаточно, чтобы окупить свою стоимость и стоимость еще трех таких же рабов. После смерти их кремируют, а из пепла производят удобрения. Безотходное производство… Очень выгодный бизнес».

Мартовское солнце светило прямо в глаза и тем самым заставляло наемника жмуриться, но он был отнюдь не против этого. В отличие от многих представителей его профессии, Гудвилл не любил носить темные солнечные очки и людей, которые их носят, тоже не любил, потому как человеку, скрывающему глаза, верить нельзя. Контрабандист скрестил руки на груди и вернулся к размышлениям. О том, что Драгунов следит за ними, контрабандист догадывался – на особо ценных товарах всегда имелись маячки, позволяющие отслеживать их передвижение. У L124 маячок наверняка был встроен в индикатор на руке.

«В чем же твоя ценность, девочка? Ты явно не поддалась генной модификации в той мере, в которой хотели бы работорговцы. Ты не похожа на какой-то редкий вид рабов, или экзотическую девушку. У Китайцев полным-полно рабов европейской внешности, для них экзотика – это чернокожие, мулаты и латиноамериканцы, – контрабандист зевнул и внезапно, поймав себя на мысли, что вот уже минут пять таращится на Элли, поспешил отвернуться к окну, – по какой бы причине Эль не была столь ценной, мне нужно выяснить это до прибытия в Пекин».

Природные пейзажи сменялись один за другим, за полями шел небольшой лес, а после него вновь поля. Теплые солнечные лучи приятно грели кожу даже сквозь толстое лобовое стекло и Гудвилл не успел понять, что его затянуло в пучину сна.

Разбудила мужчину головная боль и судорога, сковавшая левую грудную мышцу.

«Черт, проспал прием лекарства», – поморщившись, осознал он, и нащупал пластиковые баночки.

Таблетки мерзко хрустели на зубах, Гудвилл достал бутылку воды и жадно приложился к ней – за время его сна во рту пересохло. Он взглянул на часы: «17: 43, 15. 03. 2165, Чт. ». Боль все не стихала, но была привычной, к тому же наемник знал, что через пару минут лекарство подействует и его отпустит. Шевроле ехал по кольцевой дороге видневшегося справа Харбина.

Город с пятнадцатимиллионным населением даже издали выглядел убого. Как и в Хабаровске, большинство зданий было разрушено в ходе решения конфликтов среди местных триад, военных и мелких банд. Ничего интересного окрестности города близ кольцевой не представляли, но Гудвилл знал, что за могучей монолитной стеной, которая ограждала центральную часть, скрывается совсем другая жизнь. Стену было видно даже от сюда – она превосходила по высоте любое из зданий внешнего кольца Харбина. Там, за толстым слоем стали, существовало царство богачей, где любой мог найти миллион способов спустить целое состояние. Войти в это царство могли лишь избранные, те самые двадцать процентов тех, кому повезло родиться в богатой семье, или работать на корпорации. Профессия Гудвилла позволила ему побывать там не раз. Харбинская корпорация FORZA занималась производством и торговлей оружием и боевыми дроидами-полицейскими и военными – эти две отрасли занимали первое место по прибыльности. Оружие всегда пользовалось спросом, а уж когда городские зоны, не включенные в резервации, по всему миру остались без системы охраны правопорядка, спрос на него подскочил в шесть раз. Рыночные отношения – то, что для одних угроза, для других – возможности. Пребывание в резервации Харбина не принесло ни грамма удовольствия наемнику – видеть весь тот разврат, эту богатую шваль, прожигающую деньги, сделанные на крови других людей, в клубах и казино, было омерзительно.

Даже сейчас, как только в сознании замелькали кадры из жизни харбинской резервации, Гудвилл отвернулся от города. Мужчина взял на себя управление машиной. Как только они покинули кольцевую, город постепенно стал удаляться, пока совсем не скрылся за спиной и только тогда наемник выдохнул.

– Рекомендуется дозаправка, до ближайшей заправочной станции два километра, – сообщил ИИ.

Боль отпустила, и теперь курьер был полностью способен соображать.

– Там есть мотель?

– Подтверждаю. Стоимость одноместного номера двадцать китайских юаней за сутки. Стоимость двухместного номера тридцать китайских юаней за сутки. Желаете снять номер?

– Давай двухместный.

– Подтверждаю. С вашего лицевого счета перечислено тридцать юаней. Номер двести тридцать два. Ключ-карту получите при въезде, – сказал ИИ и замолк.

Вскоре показалась зеленая голографическая вывеска с крупной буквой «H». Шевроле был оснащен водородным двигателем, и заправить его можно было вот в таких местах. Наемник вырулил к колонке и робот заправщик, оперативно обслужил авто, зарегистрировав еще один денежный перевод, после чего передал ключ-карту к номеру.

Авто Гудвилл запарковал прямо у входной двери с цифрой двести тридцать два.

– Сиди тут, – приказал мужчина Элли.

Со стоном он выбрался из машины – ноги и филейная часть затекли от долгого сидения на одном месте. На стоянке было пусто, окна всех номеров были плотно зашторены. Гудвилл коснулся пальцами рукояти Глока на правом бедре и подошел к двери номера. Чиркнув карточкой, он быстро открыл дверь, тут же вошел и юркнул в сторону от дверного проема, готовый вытащить оружие в любой момент. В номере было пусто. Две кровати, разделенные тумбочкой, справа у стены, большой шкаф напротив них, телевизор в углу, в дальнем конце номера виднелась белая дверь в ванную комнату. Контрабандист проверил под кроватями, в шкафу, осмотрел ванную комнату и, убедившись, что все чисто, несколько облегченно вздохнул и вернулся к машине.

– Идем, – сказал он девушке, взял ее под руку и закинул свою и ее сумки на плечо.

Как можно быстрее он завел Элли в номер и тут же закрыл за собой дверь. ИИ автоматически заблокировал двери машины.

– Располагайся. Мы здесь передохнем недолго. Не думаю, что ты спешишь. До Пекина можно доехать за один день, а у нас есть четыре.

Гудвилл опустил железные жалюзи на окна – такими снабжались все мотели вне резерваций, чтобы защитить постояльцев от случайных пуль и осколков в случае перестрелок, которые были не редкостью.

На самом деле мужчине нужно было выиграть время для того, чтобы попытаться разузнать у L124 о ее особенности. Хотя вряд ли сама девушка знала об этом, но попробовать стоило. Он кинул сумки на диван и достал коробку с инъекциями.

– Давно тебе колют эту дрянь? – карие глаза в упор смотрели на юное лицо Элли.

Обстановка их обители на эту ночь казалась... стерильной. Девушка была уверена, что соседние номера представляют из себя ту же картину: минимализм и простота. Но даже эта неброская комнатка была уютнее, чем клетка в «конуре».

Элли с сомнением остановилась около кроватей, желая задать вопрос. Но мужчина уже был занят распаковкой сумок, поэтому она решила повременить.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒