Теневой экспорт - Артур, Далила 4 страница

– Давно, сэр. Уже четыре года, – сказала она спокойно. Выдерживать прямой взгляд было трудно, но девушка не отводила глаз, разглядывая собеседника. Повисшее молчание впервые стало натянутым, словно что-то нужно было сказать, отчего она неловко добавила: – Я… Я уже привыкла.

Эль устало потерла шею и наклонила голову, скрывая лицо под пологом рыжих волос и разрывая зрительный контакт. Дыхание на мгновение перехватило, слово она после долгого погружения, наконец, всплыла и вдохнула воздух. Гудвилл не давил на нее, в его лице ничто не выражало желания подчинить себе чужую волю, но невольный страх сковывал её изнутри. Она не должна смотреть в глаза хозяину, любому вольному человеку, но L124 не смела отворачиваться, словно это означало оскорбить наемника. Вот такой парадокс: нужно, а не можешь, и две её сущности– рабыня и остатки свободной личности – боролись внутри, не имея четкого противовеса.

На автомате выполняя одно из правил, она опустилась на пол, прислонившись к спинке кровати, ожидая, какими будут следующие инструкции. Ночевка на мягком матрасе представала в подсознании Элли абсолютно дикой мыслью, о которой и думать было кощунственно. Поэтому она устроилась там, где ей и место – в ногах хозяина. «Нет, он не хозяин», – одернула себя девушка и прижала к груди колени, обняв их руками, чтобы вновь почувствовать себя в относительной, но безопасности.

– Четыре года, – задумчиво повторил Гудвилл.

«Это долго, но я знал рабов, которые сидели на этих инъекциях по пятнадцать и по двадцать лет. Те уже мало были похожи на людей. И вряд ли когда-то смогут стать свободными, – размышлял он, глядя на севшую на пол девушку, – может быть, для нее еще не все потеряно…»

Безумные мысли. Сейчас наемнику нужно думать не об этом, а о том, чего стоит ожидать в Пекине. А для этого нужно было узнать, кого, или что именно он везет с собой, по мимо напуганной девочки-рабыни.

Смотреть на то, как Элли самостоятельно выбирает худшее для себя положение, подходящее статусу в обществе, было омерзительно. Гудвилл хотел было приказать ей сесть на кровать, но поймал себя на мысли, что и в таком случае девушка будет исполнять чужую волю.

– Ты можешь сесть на кровать и спать на ней, если хочешь, – сказал наемник и положил коробку с инъекциями на тумбочку и сам сел на соседнюю кровать, – тебе ничего никто не сделает за это сейчас.

Мужчина сунул руку в свою сумку и вынул оттуда пищевой контейнер. Внутри томились сэндвичи с соевым мясом и сыром, а еще там было несколько тюбиков с пюре из мяса и овощей – еда космонавтов. Гудвилл всегда вез с собой стабильный набор провианта. В животе урчало, и наемник жадно набросился на один из сэндвичей, одним махом откусив большой кусок. Плавленый сыр приятно катался на языке, а мясо, хоть и было соевым, но пришлось по вкусу.

– Бери, угощайся, – протянул он контейнер L124 левой рукой, – кто знает, когда еще ты сможешь поспать на мягкой кровати и попробовать нормальную пищу…

Гудвилл потянулся за еще одним сэндвичем.

– Скажи, Элли, а ты не слышала, говорили ли что-нибудь те люди, которые держали тебя, о твоей особенности? Может, они держали тебя отдельно от остальных рабов, или говорили что-нибудь о том, что ты не такая как все? Обращались с тобой не так, как с другими рабами?

Девушка неуверенно встала на ноги и, помявшись несколько секунд, осторожно села на мягкое одеяло. Матрас под ней слегка пружинил, и Эль еще раз, на пробу, слегка приподнялась и плюхнулась обратно, ощущая, как её немного подбрасывает вверх. Это напоминало далекое детство, когда она, балуясь, прыгала на кровати, мечтая достать до потолка. Разумеется, у маленькой девочки ничего не получилось, а потом Элли выросла из таких глупых мечтаний и желаний.

Взяв сэндвич, рабыня долго нюхала его, глубоко вдыхая аромат обычной еды, обладающей вкусом, цветом, запахом, от которых рот наполнялся слюной, и начинал ворчать живот. Она откусывала небольшими кусочками, чтобы дольше ощущать эту мягкость сыра, горячую остроту мяса, от которой хотелось с жадностью припасть к горлу бутылки с водой, но L124 не отвлекалась от своего ужина, хоть язык и жгло с непривычки. Лишь когда от сэндвича ничего не осталось, она жадно облизала с пальцев крошки, раздумывая над вопросом наемника. Девушка бросила короткий взгляд на горлышко бутылки, торчащее из чужой сумки, но потом перевела взгляд на руки собеседника. Ведь так получалось, что Эль смотрит на Гудвилла, но контакта глаз не было, и это позволяло говорить чуточку свободнее.

– Нет, сэр. Единственная моя особенность в моей… бракованности, – она закатала рукав комбинезона, демонстрируя россыпь редких черных пятен. – Этого недостаточно. Неудачный образец. Таких наказывают.

Слова вдруг встали комом в горле, потому что вслед за разумом наказания вспоминало и тело: словно вновь по позвоночнику прошелся железный тонкий хлыст или пустили по рукам разряд тока. Рабыня сцепила пальцы в замок, чтобы унять дрожь, и продолжила:

– Со мной обращались так же, как и со всеми рабами моего класса. Я… Я не знаю, почему меня купили.

Девушка еще раз сжала руки и облизнула пересохшие губы. Она сама не особо задавалась вопросами: «Кто? », «Зачем? », «Почему? ». От ответов на них её положение никак бы не поменялось, а обременять себя ненужными надеждами или, наоборот, кошмарами, L124 не хотела.

С перекусом было покончено. Мужчина изучал лицо L124 на протяжении всего разговора. От него не скрылся ни короткий взгляд на бутылку воды, ни то, как девушка смотрела на его руки. Рефлекторно Гудвилл убрал левую руку за спину, сделав вид, что он просто оперся ей на кровать. Несмотря на то, что всю руку скрывал длинный рукав куртки и кожаная перчатка, наемник не любил, когда кто-то глазеет, или пристально изучает эту его часть тела. Другой рукой он подкинул бутылку с водой на матрас рядом с Элли.

Гудвилл уставился в потолок и задумался: «Она не врет мне. Не посмела бы, да и глаза и лицо ее подтверждают правдивость ее слов, – контрабандист был далеко не глупым парнем, а особенности профессии позволяли ему получить то, чего основная масса населения получить не может. Например, книгу по практической психологии, посвященную технике распознавания лжи по мимике. Он перевел взгляд на пятнистые руки девушки. – Если она и вправду недоработанный материал, то ее скорее утилизировали бы, или отправили бы работать на ферму. Зачем платить внушительную сумму наемнику за доставку бракованного товара? »

В этом задании было что-то, чего Гудвилл не знал, но профессиональное чутье подсказывало, что во избежание проблем, узнать это нужно было как можно скорее. Мужчина потер висок указательным пальцем – в голову не лез ни один ответ, который мог бы быть похожим на правду. В поле зрения попали две пары босых и грязных ног Элли.

– Так не пойдет. Если нам придется бежать, далеко босиком ты не уйдешь, – произнес он, роясь в своей сумке, – вот, как проснемся, оденешь это.

В руке мужчины оказалась пара серых высоких кроссовок.

– Непромокаемые и безразмерные. Они принимают форму тех ног, на которые их одевают, – он поставил обувь рядом с кроватью, – в дальней комнате есть ванная комната. Можешь привести себя в порядок, помыться, если хочешь.

Гудвилл глянул на часы:

– Сейчас восемнадцать тридцать пять, так что до инъекции еще есть время. И, да, я все хотел узнать. Что будет, если пропустить прием этой фигни?

Потупив взгляд еще больше, Элли поблагодарила мужчину и отпила немного из бутылки. Только тогда она осознала, как сильно её мучила жажда, и начала жадно глотать воду, хотя подсознание кричало ей прекратить, что так нельзя, это нарушает правила поведения. Рабыня чуть не поперхнулась, расплескав такую желанную влагу, которая тут же потекла по подбородку и закапала комбинезон. С трудом девушка остановилась. Не замечая, Эль вытерла подбородок и губы ладонью и увидела, что бутыль теперь пуста наполовину. Раньше она бы испытала жгучий стыд, но сейчас лишь испуганно поглядела на Гудвилла, ожидая наказания за расточительство и наглость. Но вместо этого перед ней поставили обувь. Хорошую, удобную обувь, от чего глаза L124 стали еще шире от ужаса и непонимания.

– Сэр, не нужно…– начала она и замолкла, поняв, что он прав, и так будет в первую очередь лучше для самого курьера. – Спасибо.

Девушка поставила бутылку на тумбочку и переставила кроссовки под свою, как дико это было осознавать, кровать. Взгляд ее упал на оставленные босыми ногами грязные следы, и вся она внутренне сжалась. Раб не должен причинять неудобств хозяину. «Нужно будет потом все это вымыть», – решила Элли, поднимаясь и направляясь к дверям соседней комнатки. Возможность воспользоваться нормальной ванной, смыть с себя грязь и пыль конуры, избавиться от самого запаха «Приюта королей» казалась ей сказочной, хоть и тяжело было перебороть себя. «Это нормально. Так я буду доставлять меньше неудобств. Все хорошо», – убеждала себя девушка, остановившись перед дверью в ванную. Но, прежде чем взяться за ручку, она, наконец, вспомнила о вопросе наемника.

– Это можно назвать приступом, – Эль не повернулась, просто прижалась лбом к холодному металлу двери и продолжила говорить, – или припадком. Эмоции разрывают разум, испытываешь все и сразу, сходишь с ума. И это очень и очень больно. Наверное, чем-то похоже на ломку у наркомана. Опасно пропускать инъекцию. Некоторые… умирали, не получив её вовремя.

Она все-таки обернулась, словно в поисках понимания взглянув в глаза мужчины. Потом рабыня быстро скрылась в ванной. Через некоторое время тишину номера разрезал шум набирающейся в ванну воды.

Как только послышался плеск воды, Гудвилл открыл внутренний карман своей сумки и запустил туда руку.

«У девушки уже выработались рабские рефлексы, но, тем не менее, она не забыла, что значит быть человеком, – думал он, пока рука шарила в кармане, – но лучше выбросить тебе это из головы, Гуд. Ты просто привязался к ней. Тебе ее жаль, да. Но, что поделать? Такова жизнь. Тут уж ничем не поможешь. Можно лишь подарить ей ощущение жизни свободного человека в эти пару дней, что мы едем до Пекина».

Из сумки на кровать наемник вытащил и положил картонную коробку с надписью «9х19 Parabellum», вслед за ней парочку черных пустых магазина от Глока, емкостью девятнадцать патронов. Мужчина расстегнул куртку и проверил разгрузку, одетую поверх бронежилета. В ее кармашках Гудвилл насчитал четыре увеличенных, полностью заряженных магазина на тридцать три патрона, одну дымовую шашку, одну свето-шумовую гранату и ЭМИ-гранату, электромагнитный импульс которой был способен отключить всю электронику в радиусе десяти метров.

Вынув матово-черный Глок 18 из кобуры, Гуд нажал кнопку у скобы спускового крючка и извлек заряженную стандартный магазин. Передернул затвор, чтобы убедиться, что в патроннике нет патрона. Отвел его назад до упора и зафиксировал в таком положении. Все эти процедуры наемник делал уже не одну тысячу раз. Мужчина мог собрать и разобрать свой пистолет с завязанными глазами. Было для него нечто успокаивающее во всех процедурах по уходу и оснащению оружия. Во время таких занятий Гудвиллу было легко сконцентрироваться и собраться с мыслями. Контрабандист открыл коробку, где ровными рядами, как солдаты на плацу, дожидались своей очереди бронебойные патроны с переливающимися латунью гильзами и белоснежными шляпами экспансивных пуль. Набрав пригоршню металлических солдат смерти, Гудвилл принялся заряжать пустые магазины.

«Если не вколоть инъекцию, Элли может погибнуть. А если вкалывать, она будет безэмоциональным овощем, как сейчас, – размышлял он, заряжая очередной патрон, – Как же у них все продумано… У этих гребанных садистов».

Мужчина почувствовал, что начал «закипать» снова и постарался отвлечься от мыслей о рабах и тех, кто ими торгует. В голове строились планы насчет дальнейшего пути. Нужно было отдохнуть, от долгого сидения за рулем задница, ноги и спина затекли. Мягкая кровать с матрацем казалась сейчас просто райским наслаждением. Когда один магазин Глока был заряжен, мужчина затих на пару секунд, прислушался к шуму в ванной и принялся за вторую обойму.

Элли задумчиво смотрела, как горячая вода быстро набирается во встроенную ванну. Взгляд её заскользил по светло-зеленой плитке на стенах и полу, разбавленной белыми пятнами: скрытый за белой фанерной перегородкой туалет, мягкий коврик рядом со встроенной ванной, высокая раковина и настенный шкафчик с зеркальной дверцей. Тут же, между ванной и перегородкой, висело по паре полотенец и махровых халатов. Девушка с сомнением дотронулась до мягкой ткани, не зная, действительно ли ей можно этим воспользоваться. После пятиминутной внутренней дилеммы, рабыня решила, что все-таки можно. «Ведь он разрешил, так? Это было разрешение. Да, это было оно», – она убедила себя, ощущая, как проходит действие препарата, и её собственная воля становится чуточку крепче. Ведь когда еще ей, питомцу, представится такая возможность?

Эль бросила короткий взгляд на собственное отражение, отмечая общую помятость и запущенность. Возможно, именно из-за такового вот внешнего вида её и не хотели покупать? Подавив вздох, девушка открыла шкафчик, разглядывая его содержимое. На первой полке покоились бутылочки с шампунем и гелем для душа. В притоне им давали кусок обычного мыла, сваренного из старых обмылков, а тут была настоящая роскошь, от которой у L124 задрожали руки. На второй полке стоял чемоданчик-аптечка с характерным красным крестом на крышке, а на последней лежали запакованные бритвы, зубные щетки и мочалки. А еще там нашлась забытая кем-то, видимо, тонкая пластмассовая расческа.

– Все нормально, – прошептала девушка, все еще дрожащими пальцами беря все необходимое. – Это ненужно, чтобы не доставлять неудобств сэру Гудвиллу. Он разрешил, все хорошо.

Расставив бутылочки на краю акриловой ванны, она вскрыла упаковку с мочалкой и бросила ту в воду, от которой валил теплый пар. Следом за порванным полиэтиленом на пол опустился комбинезон, и рабыня медленно погрузилась в жаркие объятия тепла. По телу побежали мурашки, и чем дольше она лежала, тем быстрее расслаблялись уставшие мышцы. В голове сами собой проносились картинки недавнего прошлого.

Питомцев мыли раз в неделю, каждое воскресенье. Весь день их отправляли партиями в большие душевые, где не было ничего, кроме вкрученных в потолок пожарных распрыскивателей и решеток слива на полу. В первые несколько раз рабы не могли перебороть ощущение дискомфорта, когда вокруг находилось столько нагих тел, но потом они привыкали и уже не обращали на это внимание. Каждому выдавали по куску мыла, а затем всей партии отводилось полчаса на водные процедуры: десять минут они дрожали под чуть теплой водой, потому десять минут намыливали грязные, усталые тела, а в оставшееся время пытались смыть темную пену. Ни о каких полотенцах или расческах речи не было: их выгоняли в камеры просушки, где всю партию обдували из мощных турбин теплым воздухом, после чего всем выдавались чистые комбинезоны, и питомцев разгоняли по клеткам.

У неё был целый час до инъекции. И хотя Элли планировала потом заняться приборкой, ей было тяжело заставить себя встать и намылить душистым гелем тело, потом смыть грязную пену и повторить процедуру. Она отдраивала себя, как могла, понимая, что в следующий раз ей может уже так не повезти.

Ванная пропахла персиком и молоком, зеркало запотело, и девушка, не особо задумываясь, нарисовала на его поверхности свое настоящее имя. Буквы потекли, размываясь, как и собственная сущность L124 медленно, но верно растворялась в рабском мировоззрении. Индикатор надрывался, предупреждая, что осталось совсем мало времени, но Эль не торопилась, укутавшись в полотенце и бессознательно ощущая комфорт. Потом, сложив его и убрав в шкафчик под ванной, она натянула немного прилипающий к влажному телу комбинезон и быстро расчесала мокрые волосы. Процесс был болезненным и неприятным, но вскоре и с этим было покончено. К удивлению рабыни, из зеркала на неё посмотрела уже не усталая и забитая жизнью дворняжка, а вполне симпатичная и приятная девушка. Такую и приобрести было бы не жалко, но Элли понимала, что купить её могли бы отнюдь не для роли домашнего зверя.

– Как была, так и осталась ничтожеством, – без особой досады констатировала она, снова поворачиваясь к шкафчикам под ванной. Там она нашла половую тряпку, которую смочила в теплой воде, а потом вышла из комнаты. В номере было прохладнее и свежее. От этого тело непроизвольно покрылось гусиной кожей, но L124 не обратила на это внимание, решительно направившись к оставленным грязным следам. Она затирала их от кровати до входной двери, перемещаясь на четвереньках, потом быстро сбегала под аккомпанемент пищащего индикатора обратно в ванную комнату, чтобы помыть тряпку и вернуться к сидящему на кровати мужчине. Он, несомненно, заметил её приближение, но Элли не стала дожидаться каких-либо слов: встав на колени, она стала быстро чистить высокие черные кроссовки, даже попыталась приподнять ногу Гудвилла, чтобы вытереть и подошву.

Она ощущала себя обязанной ему. Вся эта доброта казалась незаслуженной, и это подтачивало её изнутри. «Он рассердится, да? Но ведь я делаю, как мне и должно – забочусь о хозяине. Нет, он не хозяин. Но я не могу так. Мне нужно сделать хоть что-то», – думала она, закусив губу и усердно работая уже над второй кроссовкой.

– Сэр, простите, но я…– Эль замолкла и подняла глаза на наемника, не зная, как сформулировать мысль и будет ли вообще правильным что-либо говорить. Индикатор замигал. Оставалось от силы минут десять, прежде чем начнется приступ, а она уже могла чувствовать болезненную дрожь во всем теле.

У Гудвилла даже рот немного приоткрылся, когда он увидел девушку, вышедшую из ванной. Приятный запах, исходивший от Элли, дурманил. Некогда огненно-рыжие волосы потемнели от влаги и приобрели медный окрас, к тому же, теперь и вправду были похожи именно на волосы, а не на гнездо на голове. Поймав себя на том, что он глазеет, раззявив рот, наемник поспешил отвернуться. Нужно было срочно занять себя чем-то. Он принялся собирать коробку с патронами, поспешно заталкивать ее в сумку вместе с пустыми обоймами. Два магазина, которые ему удалось зарядить, парень сунул в свободные отсеки разгрузки. Смотрел он то на пистолет, то на магазины, то на сумку – куда угодно, главное не на L124. Но от ее притягивающего запаха избавиться не мог.

Гуд взялся за пистолет, вставил магазин, перевел затвор в рабочее положение и дрогнул от ощущения, что его кроссовки трогают. Сердце екнуло, он опешил, вновь посмотрел на девушку, которая ползала на четвереньках. Первым делом контрабандист удивился, и хотел было остановить Эль, но он поперхнулся словами, застрявшими в горле, и немо открывал рот, как рыба.

«Я ведь просил… Я ведь говорил, что я не хозяин! Зачем она это делает? », – крутилось в голове, но сказать мужчина ничего не мог.

Красивые женщины – вот слабость Гудвилла. А, может, это слабость любого мужчины? За всех наемник не решался говорить, но за себя он знал наверняка. Как только рядом оказывалась симпатичная девушка, которая проявляла себя не враждебно, способность здраво мыслить, весь холодный профессионализм и расчетливость заталкивались в самый дальний ящик на задворках сознания мужчины. Еще Гудвилл знал, что эта красота бывает смертельно опасной. Он убедился в этом на собственном опыте.

«Кира. Моя первая и последняя напарница», – мелькнул образ в голове.

И вслед за удивлением накатила злость. Сложно было понять, злился ли наемник на девушку, которая ставит его в неловкое положение и заставляет проявлять слабость, опять-таки на всех работорговцев, которые делают из нормальных людей вот таких вот слуг, или на себя, за то, что он не учится на собственных ошибках. А может воспоминания того давнего предательства были всему виной. Кулаки сжались. Правый стиснул рукоять Глока так, что костяшки пальцев побелели. А левый так сильно сжимался, что кожаная, отнюдь не тонкая, перчатка, скрывавшая его, жалобно заскрипела и начала трещать, но не успела порваться. Мужчина все же решил, что не будет срываться на Элли. Она тут была ни при чем. Сдержанно поставив ноги на пол, как только L124 закончила, Гуд спрятал оружие в кобуру, потянулся за коробкой со шприцом-пистолетом, быстро зарядил его. Когда гнев заполняет нутро, колебаний нет. Контрабандист небрежно отодвинул волосы девушки, оголяя шею, приставил шприц и нажал на спуск. Смотреть на то, как лекарство покидает ампулу, было легче, чем в близкие желтые глаза девушки, которые прямо-таки сверлили его насквозь.

«Плевать, что она хочет сказать. Не слушай, – подумал наемник и тут же перевел взгляд на часы, – сейчас девятнадцать сорок. Инъекцию ввел раньше на пять минут, так что надо переставить будильник». Понажимав на кнопки, Гудвилл установил сигнал на три сорок, сразу же зарядил шприц ампулой и убрал в коробку, чтобы в следующий раз не тратить на это время. Лишь краем глаза он замечал Элли, но смотреть на нее не хотел. Он поставил подушку, прислонив ее к спинке кровати, и положил на нее неприятно ноющий затылок.

Снова мужчина вытащил свой Глок и положил себе на грудь.

– Спи, Эль, – коротко кинул он, изучая потолок комнаты взглядом.

И та, конечно же, послушается, хотя сам мужчина этого не видел. Лишь слышал, как скрипнула соседняя кровать под весом забравшейся на нее девушки. Мысли Гуда были далеко от этого места. Сейчас он находился в своем старом линкольне, ждал Киру, которая должна была вернуться с товаром из здания корпорации в Москве. Незаметно для себя, наемник погрузился в сон.

Он всегда спал очень чутко. Профессия обязывала даже во сне слышать любой шорох за дверью. Но ночь была тихой, и Гудвилла разбудил лишь будильник, голосивший о времени для инъекции. Элли мирно спала, когда мужчина сделал ей очередной укол и поставил будильник на одиннадцать сорок. Коробку с «лекарством» и шприцом он убрал в одну из сумок и закинул обе на левое плечо.

– Просыпайся, Эль, – громко произнес он, – нам пора ехать. Я буду ждать в машине. Как посигналю два раза – выходи и садись в нее.

Первым делом контрабандист приоткрыл дверь мотеля и оценил обстановку на улице через щель. Одиноко горел фонарь на стоянке, и не менее одиноко там стоял Шевроле Тахо. Больше машин не было, но это не удивляло – приезд авто наемник услышал бы сквозь сон. Открыв дверь больше, контрабандист высунул голову и повертел ею в поисках возможных угроз, но все было спокойно – все окна занавешены, а на улице не души. Только тогда наемник, не выпуская Глок из руки преодолел путь до водительской дверцы, которая сама открылась ему. В салоне зажегся свет.

– Доброе утро, Гудвилл, – поприветствовал ИИ.

– Кому как, – небрежно ответил Гуд, – запустить двигатель.

Мотор заворчал. Сумки наемник положил на заднее сидение. А после закрыл водительскую дверь. Он описал круг по стоянке и припарковался так, чтобы пассажирская передняя дверца находилась прямо напротив выхода из номера. Гудвилл открыл ее и дважды нажал на кнопку звукового сигнала на руле.

Он действительно разозлился. Эта мысль не покидала девушку и во сне, и во время пробуждения. От того Эль стала еще тише и незаметнее, она молча выполнила все " утренние" процедуры и даже напоследок успела расчесаться, когда за окном раздался условный сигнал.
Стоило рабыне сесть в машину, как она почувствовала напряжение, повисшее в воздухе. Как там писали в книжках? «Его можно было ножом разрезать»? Но они-то не литературные персонажи. Они– люди, обычные смертные, которым не под силу переписать текст собственной жизни.

Машина тронулась и быстро вывернула на уже знакомую трассу, устремляясь к следующему промежуточному пункту их пути – Чанчуню. Ночная тьма разбавлялась лишь ярким светом фар и негромким рычанием мотора, напоминающем звук диковинного зверя. До города было три часа езды, если верить ИИ машины, а мимо них проносились смазанными кадрами рисовые поля, редкие перелески и далекие черные прямоугольники рабьих хлевов, где ночевала главная рабочая сила сельскохозяйственного сектора китайской экономики. В тот самый миг L124 хотела бы поменяться с кем-то из них местами, чтобы не ощущать давления, состоящего не то из страха возможного наказания, не то из еще какого-то странного, слабого чувства, которые причудливо смешались и теперь кипели в девичьей груди.

– Сэр…– позвала она осторожно, поворачиваясь к Гудвиллу и пытаясь во мраке ночи разглядеть выражение его лица. – Я сделала что-то неправильное, да?

Рабыня заметила, что он всячески игнорирует её взгляд, присутствие, даже голову не повернул в её сторону. Раньше бы Элли такое полностью устроило: целые сутки назад она мечтала о том, чтобы об её существовании вообще забыли. А сейчас это почему-то казалось неправильным, ведь она не имела ни единой плохой мысли, она хотела как лучше. И в этом желании было не только раболепие перед сильным и свободным человеком.

– Простите? – интонация получилась не то вопросительная, не то умоляющая, и девушка спешно откашлялась, выравнивая голос. – Я не хотела причинять неудобств. Это была… благодарность. Понимаете, сэр?

Пистолет покоился в кобуре, а взгляд Гудвилла замер на скользящей перед капотом автомобиля дороге. Он смотрел на область, куда ровным потоком проливался свет фар, и пытался перестать злиться, выкинуть из головы дурные воспоминания, которые вызывали не то жалость к себе, не то гнев на себя же и на людей бесчестных и подлых. Одно было ясно совершенно точно – уголка ненависти для L124 в сознании контрабандиста не находилось. Злился он не на нее, но от чего-то робкие слова извинений разжали стальную хватку, которая сковывала сердце мужчины.

– Ты не виновата ни в чем, – тихо сказал он, – просто ты привыкла жить так. Я понимаю и злюсь не на тебя. Все дело во мне. Не бойся, ты не сделала ничего дурного. Просто…

Гудвилл понял, что его понесло, и он вот-вот начнет изливать душу перед девушкой, как он это делал всегда лет восемь назад. Но он уже успел пожалеть о своей открытости и честности, так что быстро одернул себя и закончил разговор:

– Просто пристегнись.

Они обогнали пассажирский автобус с обитыми стальными листами окнами и пулеметно-ракетной установкой на крыше. Дорога все шла и шла, вела путников все дальше от Харбина и все ближе к Чанчуню. Постепенно светало. Густая темнота становилась все более серой. Мимо проносились заправки, другие автомобили, иногда целые колонны авто, придорожные лагеря торговцев и деревенские рынки, где торговали едой, одеждой, оружием, рабами и всем, чем только можно представить. Черные рынки, на которых продавалось в основном то, что удалось награбить у корпораций, или их богатых клиентов. Когда время перевалило за шесть утра, впереди показалась промышленная зона Чанчуня.

– Город тряпочников, – произнес Гудвилл и глянул на Элли, – тебе бы, наверное, понравилось тут. Девчонки любят всякие нарядные тряпочки. За сто с лишним лет Чанчунь полностью провел переспециализацию производств. Сейчас это китайский центр моды и текстильной промышленности. Городом управляют несколько конкурирующих между собой корпораций. Каждая рвется выпустить как можно больше цветного тряпья и с каждым годом их костюмы становятся все более и более немыслимыми.

Наемник хмыкнул, и заскользил взглядом по коробкам фабричных зданий на горизонте:

– Ей богу, если заехать в их резервацию, увидишь, что двух похожих нарядов нет. Что за мода пошла. Твою дивизию… Куда катится мир? Я частенько бывал тут и возил заказы для богатеев и из России и их жен, ну, и для бизнес-леди, конечно же. В Чанчуне почти не стреляют, потому что, по сути, тут и стрелять то некому. Если кто и не живет в резервации, так это рабы, которые работают на текстильных фабриках. Заезжать в него мы не будем. Объедем по кольцу, а остановимся уже в Шэньян – там я тебя угощу нормальной едой.
Гудвилл кивнул будто бы самому себе и снова принялся молча рулить.

Пристегнутая и немного успокоенная, Эль внимательно слушала объяснения Гудвилла. Она невольно несколько раз посмотрела на свою одежду: простую, серую и неброскую в целом, но быстро показывающую её социальный статус.

– Не знаю, понравилось ли бы мне, – негромко ответила девушка, перебарывая рабский инстинкт молчаливого согласия с хозяином, – но, наверное, там очень много людей в очередях.

«Тряпочный» город вскоре скрылся из виду, и спутники снова погрузились в молчание. До Шеньяна предстояла недолгая дорога, около четырех часов, как вновь уведомило ИИ шевроле, и рабыня снова сконцентрировала внимание на виде за окном. Вначале они долго петляли по нервным узлам дорог, лавировали среди потока таких же бронированных машин, нескольких фур с конвоем из внедорожников и парочки автобусов с пулеметами на крышах. Каждый водитель на магистрали с подозрением относился к другим, стремясь скорее вырваться вперед и оказаться в намеченном пункте. Несколько раз их подрезали, и у девушки инстинктивно сжимались пальцы.

Лишь когда они, спустя час, оказались одни на дороге, несущейся среди полей, Эль смогла расслабиться и откинуть голову на подголовник. Ей не хотелось спать, но и смотреть на однообразный пейзаж казалось бессмысленным. Перефокусировав взгляд, девушка стала рассматривать собственное отражение в стекле.

Она не сильно изменилась за эти четыре года, если не считать цвет глаз, осунувшийся вид и взгляд полный безразличия. Тонкие женские пальцы прикоснулись к рыжим, на удивление мягким на ощупь, прядям и стали их медленно перебирать. Раньше мама или сестра часто заплетали ей косы. Смеясь, что такую львиную шевелюру нужно «держать в узде», они становились по бокам от тогда еще девочки и с легкостью укрощали рыжее пламя, превращая его в подобие прически. Их прикосновения были мягкими и ласковыми, в каждом жесте читалась бережность и забота. Уже четыре года никто не притрагивался к ней даже с намеком на нежность. Волосы потускнели, посеклись на концах, и от «гривы» осталось лишь жалкое напоминание. Нет, конечно, в притоне заботились об их здоровье: каждый день по утрам им разносили маленькие подписанные кодом раба коробочки с набором таблеток и кружку воды. Витамины, антибиотики, имунновостанавливающие, гормональные, аллергические. Для каждого свой набор, но во многом он совпадал.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒