Изнанка мести 19 страница

Дима скатился по лестнице, прыгая через две ступеньки, и резко затормозил. Ярослав уже попрощался, его пиджак мелькнул за дверью. Дима шустро поздоровался с матерью и проскользнул в подъезд.

– Яр, надо поговорить, – окликнул он брата.

Что он хотел выяснить?

Странное поведение Вики не давало ему покоя уже несколько недель. Нет, даже не поведение. А что-то неуловимое, словно свежий легкий запах, витающий в солнечном саду. Что-то в движениях, походке, взглядах и даже взмахах ресниц! Он долго не мог понять, что это. Сперва подумал, что Вика излечивается от горя, порадовался её, хоть и позднему, но «выздоровлению».

Ликовал недолго: новое потрясение грохнуло лопатой по спине: Вика была беременна! «Чего только не привидится! – отмахнулся он сначала, – не может этого быть! » Однако раз за разом находил подтверждение за подтверждением: то она мимолетом клала руку на живот, то оборачивалась на крик младенца, то склонялась к встречному малышу. Казалось бы: ерунда, какая женщина не улыбнется ребенку? Но эта безделица не шла из головы. Всё было бы не так страшно, если б не участие в этом деле неизвестного мужика. От кого был этот ребенок?

Он точно знал, что у неё никого не было. Никого и не могло быть. Вика не из тех девушек, кто легко отвлекался, и тем более не из тех, кто прыгал из кровати в кровать. Это ужасное понимание взбесило его. Оставался один кандидат. Все дороги вели в Рим. Конечно, у него не было стопроцентной уверенности, но девяноста девяти процентная появилась почти сразу.

Он чувствовал себя отцом семейства, чья дочь связалась с неподходящим типом. Знал, что партия плохая, видел, что мужчине на девушку плевать, понимал, что уговорами влюбленную не вылечить – не понимал, что делать?

Ему надо было увериться, что брат её не трогал, что он не замешан в этой истории. «Пусть это будет кто-нибудь другой! Кто угодно, только не Яр»! – твердил он про себя.

В счастливый финал пьесы, каким бы он ни был романтиком, Дима не верил, поэтому и торопился поговорить с Ярославом.

– Привет! Валяй, – брат с любопытством глянул из-за плеча.

– Это касается Вики.

Диме показалось, что шаг Ярослава на долю секунды замер, но тут же легкие кабуки продолжили выбивать прерванный ритм.

Дима ускорился и придержал крепкое плечо: он хотел не только слышать, но и видеть лицо брата, когда тот ответит.

– Ты был с ней после развода?

Ярослав медленно обернулся, он оценивающе оглядел Диму, нижняя челюсть его едва уловимо шевельнулась.

– Мне кажется, – неторопливо сказал он, и в его взоре промелькнула насмешка, – тебе рановато беспокоиться о её верности.

Дима чертыхнулся про себя. Этого он больше всего опасался: Ярослав будет отшучиваться, вместо того, чтобы сказать «да» или «нет».

– Просто ответь! – он схватил плечо крепче. Они были одного роста, но Ярослав стоял на ступеньку ниже. Он примирительно обнял Диму и потянул за собой.

– Ты зря связался с женщиной сомнительной репутации.

– Ты был у неё? – Дима закипел: то, что Ярослав уходил от прямого ответа, только подтверждало сомнения.

Ярослав отстранился, нахмурил брови, но с выражением искреннего родственного сочувствия спросил: – А тебе-то что?

– Да вот значит надо! – «Не сказать ли о беременности»?

– Это не твое дело! – «Что это могло значить»?

– Очень даже мое!

– Так она теперь твоя игрушка? – Ярослав поставил ударение на слово «твоя». Так бы и врезал ему по уху!

Они прошли мимо консьержа, крепкого пожилого дядьки с седой шевелюрой. Ярослав кивнул, и Дима вспомнил, как в прошлом году брат помог устроить лечение его внучки. Деньгами, кажется, тоже снабдил. Гемосидероз – редкое заболевание легких. Деда, кажется, звали Пётр Викентьевич. Дима проходил мимо него не меньше двух раз в день, но никогда не был уверен в точности имени и отчества. У него всегда была плохая память на имена. В отличие от Ярослава. Дима поздоровался и тут же забыл об этом человеке. Они вышли из подъезда.

– Ты спал с ней? – прошипел Дима почти в самое ухо Ярослава. Поскольку тот спокойно двигался и, видимо, не имел желания вести дальнейшую беседу, потребовал, – ответь!

– А ты уже спал? – Похоже, так оно и было! Блин!

– Не обо мне речь!

– Вот как? – брови Ярослава поползли вверх, и Дима явственно почуял, что если он сейчас начнет городить огороды – ничего не узнает. Ему не переиграть брата.

Ни разу в жизни ему не удавалось обвести его вокруг пальца. Сколько он не пытался. Ни в детстве, когда хныкал у подола матери, ни в юности, когда Ярослав впервые застал его с сигаретой, ни сейчас. Поэтому он честно ответил: «Нет».

– Что так? – это был вопрос, который задают походя. Так спрашивают про дальнюю родственницу тёщи или погоде на другом конце земли. Лицо и голос Ярослава оставались бесстрастными. Именно они и выдавали его.

Кажется, его брат вляпался основательно!

Конечно, любопытно узнать, что у них там произошло. Когда и почему? Сколько это продолжалось? Собирался ли Ярослав впустить Вику в свою жизнь? Что она об этом думала?

Стоило попытаться зайти со стороны девушки – здесь добиться откровенности было нереально. Человека, стоящего напротив него не только он сам, но и могучие воротилы бизнеса не в силах обдурить.

Самое главное он понял: эти двое были вместе.

– Почему ты не оставишь её в покое? – устало поинтересовался он, а сам всё раздумывал: «Просветить или нет? »

Ярослав подошел к машине и остановился, открыв дверь.

– Ты воспылал к ней страстью? – он, кажется, скрывал злость за ехидным тоном. – Надеюсь, ничего серьезного? Берегись, братец, как бы она не спалила твои потроха! Я рассчитываю, ты не забыл из какой она семьи?

– Я за себя сам постою, ты лучше скажи какие у тебя планы на Вику?

– Поверь мне, единственный план, который я вынашиваю в отношении Беловой, – это держаться от неё как можно дальше.

«Нет, – бессовестно осклабившись про себя, принял решение Дима, – я не буду вмешиваться в дела старших, я потопчусь рядышком и посмотрю, как это будет! Маленькая месть старшему брату за детские победы и прошлое превосходство! »

– Отлично! – Дима отступил, – но я не советую тебе приближаться к ней!

Ярослав взглянул на него и рассмеялся.

– Ты правда считаешь, что мне нужен совет?

– Да, блин, тебе нужен совет! – «Да! Да! Да, дорогой братец! Тебе нужен совет! Очень нужен! Только я не тот, кто раздает их бесплатно! »

– Хорошо, малыш, я тебя услышал, – Ярослав сел в автомобиль. Дима отступил и поднял руку в приветственном жесте. Минуту спустя он наблюдал за красными стоп-сигналами, вспыхнувшими у выезда на улицу.

Ярослав говорил совершенно искренне. Он казнился за то, что позволил себе так далеко зайти с Викой. Ему не следовало и пальцем касаться её, и он дал себе слово, что больше ничего подобного не допустит.

Он пропустил пешеходов у перекрестка и помчался вдоль реки. Все чувства, каждый нейрон заполняла Вика. Как это случилось? Почему? Он ведь совершенно не думал о ней после того, как удалось завершить начатое? Когда она превратилась из прошлого в настоящее?

Новогоднюю вечеринку в «Запад-Авто» Ярослав давно воспринимал как нечто неизбежно-скучное. Ещё в прошлом году он раздумывал, кто бы мог заменить его на ежегодном мероприятии? В общем-то, и Мирослава, и Димка, и даже мачеха отлично бы подошли. Они все были наследниками, умели прекрасно держать себя, и никаких решений здесь принимать не приходилось. Но все-таки чувство долга останавливало. Первый салон был любимым детищем отца, его звездочкой. Как-то совесть не позволяла отвернуться.

Конечно, он и эти скучные часы проводил с пользой: оценивал управляющих – искренне ли ещё интересовались делом? готовы ли были вкладываться больше? следили ли за трендами? силен ли был дух и желание развиваться? Судил об общей организации дела, присматривал кадровые резервы. Порой проводил разбор полетов, порой, наоборот, пел хвалебные песни.

И все же такие вечера превратились в тягомотину.

Появление Вики было подобно встрече со старым другом в скучной компании. Он с удивлением осознал, что сердце радостно забилось в груди, как только ему показалось, что он заметил знакомую походку. Да! Подтверждением его волнения она прошла за один из столиков, простым движением поправила серёжки, поздоровалась. Обворожительная женщина! Лёгкая, гибкая и изящная. Юность искрилась в ней как брызги водопада.

Вот уж поистине, старую женщину красят бриллианты, а молодую – её молодость.

Как она здесь оказалась? Секретарь генерального директора? Салон на Волгоградке? Забавно! Вот это совпадение (совпадение ли? ): бабочка сама прилетела к огню! Он прямо почувствовал, что она в его руках. Представил, как подомнет её под себя, будет наслаждаться шёлком кожи и свежим запахом, раскроет губы своими губами, проникнет в неё. Теперь вечер обещал быть волнующим. Кажется, она любила его безумно ещё совсем недавно? Вряд ли что-то изменилось. Давно она работала? Несколько месяцев? Она не могла не знать, что его отец – основатель компании. Интересно, она случайно сюда попала или пробралась специально? Какая у неё могла быть цель? Глупышка! Неужели думала тягаться с ним?

Вика казалась самим воплощением безмятежности и душевного равновесия. За те дни, что они не встречались, она стала ещё красивее, а нежное лицо излучало поистине чарующее сияние. Мимо неё нельзя было пройти и остаться равнодушным. Ярослав со своего места прекрасно видел, как мужчины поворачивали головы в её сторону.

Она была в платье цвета маренго, перекликающимся с копной волос. Обтягивающее и узкое, как чулок, оно подчеркивало каждую впадинку тела. Опускаясь на стул, Вика развернула корпус в его сторону так, что Ярослав отчетливо увидел грейпфруты груди. Его мгновенно прошиб холодный пот страха, что сейчас соски выпрыгнут, и он уже будет не единственным, созерцавшим их. Что она себе позволяла? О чем, чёрт возьми, она думала, когда надевала это платье, выставляющее всю грудь напоказ?

Её директор, кажется, подумал о том же. Глаза мужчин на секунду встретились: им не удалось полностью скрыть своего изумления при виде наряда Вики. По ошеломленно-похотливому лицу Игоря Ярослав понял, что его тоже взяла оторопь при виде секретарши. Впрочем, у генерального изумление тут же сменилось выражением интимной доверительности, и Ярослав, мысленно пожелал ей провалиться в тартарары. Глазами приказал соседу закатать губу. Неужели он это видел на корпоративной вечеринке? Ради всего святого, секретарши не одеваются подобным образом, если не хотят, чтобы им раздвинули ноги!

Он с неудовольствием следил, как молодой официант обращается именно к ней, наклоняясь к невидимому свету, окружавшему девушку. Двое парней за соседним столиком бросали украдкой восхищенные взгляды и многозначительно поджимали губы, бармен исподтишка присматривался к ней. Все эти мужчины вызывали у него смутное раздражение, и он был уверен, что каждый присутствующий хотел бы получить её благосклонную улыбку.

Во время приветственной речи он опять боковым зрением следил за ней. Она не торопилась поднять глаза, только в самом конце метнула осторожный взгляд, и он заметил в нём растерянность и испуг. Вика его боялась? Это было приятно. Она всегда была такой самоуверенной и дерзкой. Сегодня он точно переспит с ней. Ведь для кого-то она же напялила этот наряд?

Когда, наконец, никто не стал совать ему руки для рукопожатия, тащить танцевать, мило улыбаться, пытаться завязать разговор и не приставал с вопросами о расширении сети, условиях работы и всем таком прочем, у него выдалась свободная минутка, Ярослав прислонился спиной к колонне, стилизованной под мраморную, и стал наблюдать за ней.

Он и раньше неизменно улавливал, что где бы Вика ни появлялась, мужчины тянулись к ней: взгляды, движения, голоса выдавали их. Всегда окруженная вниманием, она держалась безукоризненно – так, словно не замечала особого отношения. Она словно не осознавала собственного обаяния и красоты. Никогда в жизни он не встречал женщины, которая бы так влекла к себе.

Вика старательно избегала его весь праздник. Зачем? Они оба знали, что им придется встретиться. Малышка только разжигала его желание и подстегивала ревность. Все эти белые воротнички, которые танцевали с ней и могли касаться её рук, вдыхали аромат кожи, обнимали за талию. Какого черта она позволяла им так себя вести? Ярослав ощутил острый укол раздражения, когда очередная «блестящая рубашка» прижала Вику к себе. Этому франту не следовало бы так забываться, впрочем, Ярослав не заметил и с её стороны ни малейшего признака сопротивления. Более того, она вскинула свое личико, тряхнув волосами и внимая каждому слову. Она, определенно, вела себя слишком свободно, как будто находилась на закрытой вечеринке. Маленькое платье не скрывало ни одного изгиба, напоминая о податливости молодого тела, о тяжести груди, которую, кстати, каждый желающий мог лицезреть! Чёрт! Даже блестящее украшение, покоившееся на лбу, заводило его. Он не спускал с неё глаз, так, что управляющий пошутил: «Нравится малышка Белова? Могу познакомить». Белова? Она все-таки поменяла фамилию! Давно?

Да, в свои двадцать девять он был искушен женщинами. Именно поэтому и хотел эту маленькую отвязную сучку. Эта её гипертрофированная сексуальность, расплывающаяся как незнакомый восточный аромат и проникающий во все полости тела.

Когда, в конце концов, они оказались наедине, в её маленьком домике, он сполна отведал сладкого. Погрузился в бесподобный аромат, насладился электрикой кожи, удовлетворил желание губ. Она была ещё невозможнее, чем он помнил. Она была подобна эдемскому саду, покидать который он не хотел. Но иного выхода не было. В тот вечер он длил и длил поцелуй, твердя себе, что пора бы переходить к делу, но он не мог ничего поделать с собой, тело отказывалось подчиняться мозгу. Кажется, впервые в жизни он по-настоящему терял голову. Кровь жарко кипела при одной мысли об извивающемся под ним теле, длинноногом и стройном: голова запрокинута, бедра поднимаются, чтобы жадно встретить его толчки.

Секс оказался лучше, чем он помнил, и чем можно было вообразить. Она была волнующей, податливой, узкой, умопомрачительной и непредсказуемой. А потом не проявила ни малейшего интереса к выяснению отношений, что должно было облегчить ему душу. Он нарочно сказал самые обидные слова, которые только смог придумать. Он надеялся, что она не промолчит, даст ему возможность пооскорблять себя и выпустить пар. Но она лишь опустила ресницы, закрыв от него блеск ясных глаз. Она дала ему почувствовать себя подонком.

Назавтра он целый день думал только о том, какая она была, когда они занимались любовью. За всю свою жизнь он не мог припомнить случая, чтобы секс доставил ему такое удовольствие, и это пугало его. После того вечера не думать о Вике стало невозможно.

Он просыпался и засыпал с видением глаз, подобных манящей прохладе грота в изнурительную жару. Несколько раз в день он был готов поехать к ней. Сделать её своей любовницей.

Останавливало понимание, что даже похотливая связь предполагала привязанность. Он не хотел испытывать какие бы то ни было чувства. Он не хотел, чтобы эта девочка поселилась в его сердце. Он не мог себе этого позволить, не должен был испытывать мучительные, дурманящие, исступленные эмоции. Эмоции настолько же болезненные, насколько сладостные.

Все же он отправился к ней, вечером через пару дней после встречи нового года, загадав ещё раз просто переспать. Где была его голова?

Он подъехал к дому поздно, холод стоял жуткий. Вика отворила ему, она была в джинсах и теплом свитере, поверх которого накинула что-то. Открыла рот от изумления и даже не сказала своего привычного «здравствуй». Пришлось взять инициативу в свои руки.

– Ты не пригласишь меня? – он был уверен, что она будет счастлива это сделать.

Вика же не двинулась с места. На морозе таинственно мерцали локоны, и тонкие запястья просились в ладони.

– Сейчас…, – она заслонила проход и многозначительно оглянулась, – неподходящее время.

Неподходящее время? Что за бред?

Она была не одна! Иначе с чего эти накрашенные губы и тщательно уложенные волосы?!

Он был готов одарить её своей милостью! Разве она не мечтала об этом? Ужасно захотелось лягнуть что-нибудь. А ей переломить хребет! Хорошее настроение куда-то подевалось. Кто это был у нее?!

Он глянул поверх её головы, но что можно увидеть в темноте маленького крылечка? Старую вешалку и черный угол? Он едва удержался, чтобы не промчаться мимо, не посмотреть самому. Он ощутил себя последним идиотом. Шалава! Он обозрел её с ног до макушки. Как он мог забыть, что она не могла без секса и дня прожить? Ничего не говоря и не оглядываясь, он пошел к машине. Услышал за спиной скрип двери и хруст снега, когда она закрыла её.

Значит, она принимала гостей! Шалава! Холодный воздух со свистом врывался в легкие, но он не чувствовал мороза. Ярослав в бешенстве сжал руль. Спустившись с облаков, он вдруг заметил на другой стороне улицы автомобиль – у высокого забора вполовину заваленного снегом. Его охватила ярость. Черт подери, для чего могли мужики ездить сюда? Уж точно не за семечками! Злобно вдавив педель газа, он умчался прочь. Вот его брат, например. Тоже ведь к ней наведывался регулярно.

Ярослав раздраженно припомнил, как Димка иногда заводил про Вику разговор, когда встречались у Мирославы или мачехи. Брат стоически воспринимал его поддевки, что якобы запал на неё. Несколько раз он пытался предостеречь Димку, но тот только отшучивался. Что у них могло быть общего? Что они там делали? Идиотский вопрос! Что же еще? Интересно, она все ему позволяла?

«Тебя не должно волновать, где она живет, с кем проводит время, как одевается. Если ей нравится спать с кем попало, жить в конуре и носить вместо одежды нижнее белье, то это её проблема», – твердил себе Ярослав, но толку в этом было мало.

Как же он ненавидел! И все же хотел её. Непрерывно. Оборачивался, завидев упругие блестящие локоны. Искал в толпе. Разве не ради неё он ездил в салон на Волгоградке однажды? Презирал собственные чувства, которые испытывал: эту безумную, жестокую, жгучую потребность видеть её, касаться, ласкать. Сопротивлялся страсти, владевшей им, опустошающей и ненасытной. Эта женщина доставала его с момента их первой встречи. Ни одна другая не могла попробовать его всего лишь взглядом ощущать себя одновременно всемогущим и жалким, не пробуждала отчаянного желания доказать свою правоту. Женщина, которая вынуждала его усомниться в правильности своих поступков и в том, мог ли он стать лучше и благороднее, чем был на самом деле.

Итак, ему жизненно необходимо было отвлечься. Что лучше всего отвлекало? Работа. Работа, как никакое другое лекарство, лечила от хандры. Да, пришло самое время потратить неприличную сумму, вложившись во что-то безумно рисковое. Забота о деньгах отвлекала от мыслей о бывшей жене, её мужчинах и в том числе его брате. Почему, чёрт дери, она не выбрала для своих развлечений кого-нибудь другого?

Он покинул Москву в тайной надежде свободно вздохнуть. Он оставил за спиной подгнивающую цивилизацию, кипящие котлы политических и чиновничьих войн, отправился к новым берегам. Он поднял несколько проектов, заставляя людей поселиться на работе. Иногда ему приходила в голову ужасающая мысль, что не надо было разводиться. Она предательски возникала в дальнем уголке сознания, и прежде чем в ярости прогнать её, он несколько миллисекунд наслаждался видениями семейной жизни. Вика в фартуке резала салат, Вика намыливала голову шампунем, Вика замерла с карандашом в руке, Вика танцевала.

Одна мысль не покидала его, его самого подчас изумлял непонятный внутренний протест: «Чёрт возьми, что же с ним делалось? » Ведь он не ревновал других женщин? Его совершенно не интересовало, как и с кем они проводили время. Он никогда не спрашивал, куда они идут и когда вернуться. Но стоило ему вспомнить о Беловой – он приходил в ярость! Разжигаемый каждой мелочью, коловшей его, точно заноза, он порой спрашивал себя: «Чем она приворожила его? » Он понимал, осознавал, что в душе его совершается медленная работа ревности, усиливающаяся с каждым напоминанием, что девушка однажды была у него в руках, но он не удержал её.

Несколько раз его телефон определял её номер на входящих звонках. Ярослав их игнорировал. Он устоял перед искушением броситься и узнать, что произошло. Нет, он выработал иммунитет к манящим чарам. Он и думать не хотел, что бы там у неё ни случилось!

В тот момент, когда работа была в самом разгаре, позвонил Андрей. Он собирался жениться. На ближайшей подружке его бывшей жены? Неужели?

Вот он и приехал. Он был уверен, что сумел подчинить желания воле. Он не планировал хранить заиньку в памяти. Он старался и, казалось, заровнял прошлое, сделался безучастным. Он не вспоминал о ней, пока Дима не завел этот разговор. Ярослав выругался. Нет, рано стал кичиться безразличием. Одно упоминание о Вике – и разом всплыли перед глазами все встречи.

Его долг – выкорчевать сучку из памяти, оставить за поворотом дороги эту часть жизни, перестать сожалеть о прошлом и невозможном будущем. Через два дня он увидит её на свадьбе и теперь уже не будет мягкотелым.

Ярослав припарковался, выключил зажигание, но только когда захлопнул дверцу машины, с удивлением обнаружил, что приехал в Ховрино. Не понимая, для чего это делает, поднялся в квартиру её родителей. Она выглядела покинутой и неуютной. Пыль матовым слоем лежала на полу, полках, столе. Не стояла обувь в коридоре, не толпились этюдники и подрамники в большой комнате. Плотные шторы пропускали мало света. Сумрак печально мерцал тишиной. Отовсюду веяло заброшенностью. Пустота угнетала. Здесь больше не было Викиной одежды, сумочек, красок, не валялись на полу её шарфы и босоножки.

Только старое протертое кресло, как и прежде, стояло у окна. Он живо представил Вику, забравшуюся в него с ногами, чтобы почитать. Она шевелила босыми пальцами и невзначай теребила локоны, если книга увлекала её. А если это была учебная литература – хмурила лоб и шепотом медленно проговаривала текст. Ярослав быстро отвернулся. Он искал призраки, которых не существовало! Он почувствовал незнакомое жжение в грудной клетке.

Зачем приехал сюда? Зачем поднялся? Бессмыслица! Он задыхался, давился воздухом. Развернувшись, он в ярости отшвырнул это чертово кресло! Оно отлетело и ударилось в стену, прямо рядом с тонким торшером. Лампа угрожающе зашаталась.

Ярослав повернулся к двери и выскочил из пустой неживой коробки.

Глава 21. Ребенок.

К ногам Прекрасной Любви

Кладу этот жалкий венок из полыни,

Которая сорвана мной в ее опустелых садах…

С. Черный

Вика намеренно изматывала себя, чтобы вечером свалиться без сил в холодную постель и уснуть. Даже сил топить печь не оставляла. Вечно красные глаза, готовые выплеснуть слезы при любой возможности, раздражали, так же как и леденящий холод, и никак не желающая наступать весна. Попытки делать что бы то ни было проваливались. Она очень старалась вникнуть в Ольгины проблемы, запомнить всё, что подруга ей говорила, но частенько ловила себя на полетах разума далеких от теперешнего момента. На работе всё сыпалось из рук, и Вика сама себе напоминала сомнамбулу. Нейроны мозга, подобно запруженным улицам мегаполиса, не пропускали текущие мысли, так как на каждом бульваре, транспортной развязке, проезжей части стояли дорожные знаки, которые путали всё движение. Они голосили: «Осторожно, у тебя может быть будет ребенок! »

Игорь Евгеньевич обращал внимание на её рассеянность, говорил строго «Я тебя не узнаю». Вика бледнела, извинялась, давала слово, что больше такого не повториться, но что она могла сделать? Она уговаривала себя, ругала, называла дурочкой, махала рукой, ждала месячных со дня на день, снова уговаривала, но пульс в висках не прекращался. Борьба со страхом беременности и одновременно надеждой отнимала те немногие силы, которые у неё еще были. Вика каждый день велела себе прекратить думать и мечтать о ребенке, пока однажды вечером, засыпая, не услышала слова, произнесенные собственными губами помимо воли: «У меня будет ребенок». От удивления Вика открыла глаза и стала бодрой, как хоккеист, ожидающий выхода на лед.

Да что же это такое происходило? Что с ней?

Заснуть нормально она так и не смогла, лишь под утро провалилась ненадолго в туман беспамятства.

На следующий день не выдержала и потратила деньги, приготовленные для обеда, на тест.

Подтверждение того, что она в положении заставило её просто обезуметь. У неё под сердцем новая жизнь! Новая жизнь, которую она не в силах обеспечить. Она сама ребенок и у неё будет ребенок! Ей самой нужна забота и помощь! Никто не поможет ей. Никто не позаботится. Одно дело знать или смотреть в кино, читать в книгах о девушках, которые рожали детей, не будучи замужем. Совсем другое, когда это касается тебя. Когда тебе самой и твоему ребенку суждено быть мишенью пересудов. Как она может дать жизнь новому человеку, чему будет его учить, если сама жизнь ненавидит? Если сама каждый день думает о том, как перерезать себе вены, но остается трусихой, чтобы сделать это? Она не видит будущего и смысла жизни. Что ждет её за восходом завтрашнего дня? Новые предательства? Злость? Безжалостный мир? Бесперспективная работа? Сидение в офисе от темна до темна? Презрение людей? Зачем её ребенку это невыносимое бремя?

Разве не достаточно того, что Ярослав развёлся с ней, использовал? Бросил? Почему она была такой дурой? Почему так беспечно вела себя? Будь он неладен, что так с ней поступил! Проклятие ей самой, что такое позволила. Она должна была подумать! Должна была побеспокоиться! Сколько раз она удивлялась, возмущалась, что люди не позаботились о предохранении? Сейчас какой контрацепции только не было: до, во время и после, для мужчин, для женщин. Она сама называла таких неумех «дурами». Каков итог?

Как же было больно…

Не потому, что она забеременела от бывшего мужа, который не любил её. Нет – от сознания того, что она неспособна на простые, нежные, доверительные отношения, которые так легко завязывают другие девушки. Классическая семья, брак – неужели она навсегда лишена этого? Вика попыталась взять себя в руки, но она слишком устала за это долгое время от изнуряющего холода, боли, утратила все надежды, чтобы сделать это. Как она прокормит ребенка, когда самой есть нечего? Как будет его в садик водить? В школу? Как будет работать? Что будет делать? Что могла дать она ребенку, если сама не видела света? Вся её жизнь была чередой бесконечных потерь. Родители, бабушка, дед, надругательство Выгорского. Что хорошего принесла ей жизнь?

Да, воспоминания детства веяли любовью, только они остались так далеко, были так надежно скрыты завесой времени, что она почти не верила, что когда-то была их участницей.

Впереди Вика видела только пустоту и отчаяние. Холодная работа, никаких перспектив на образование. Грустная зрелость, безнадежная старость. Она встречала таких людей на улицах, в магазинах, в транспорте: пустые озлобленные лица. Звери, огрызающиеся друг на друга, торопящиеся домой, чтобы там вылить раздражение на близких, испугать окриками детей и животных. Человечество, спешащее за чем-то неуловимым, чего невозможно достигнуть, забывшее радость и смех, стареющее раньше зрелости, разлагающееся раньше смерти. Что даст она своему ребенку в этом озлобленном мире? Капельку раздражения? Немного усталости? Зачем её ребенку все это? Должна ли она рожать его?

Она даже не могла обрадоваться беременности. За это тоже презирала себя. Собственные растерянность и никчемность усугубляли боль. Она увязла: увязла глубоко и надолго. Она тонула в болоте и топила ещё не рожденное существо.

На следующий день на работе в поисковике Вика спросила, не поздно ли на её сроке сделать аборт? Три месяца. Поздно, и было поздно ещё месяц назад.

Тогда же она решила, что ей придется сказать Ярославу. Любой отец, так же как и мать, имел право знать, что у него должен родиться ребенок. Хотел он или нет участвовать в его жизни – это другой вопрос. Решался ли сделать ребенку больно – это тоже из той оперы. Соизволит сгноить их – так тому и быть. Родитель – урок для ребенка, ребенок – урок для родителя. За молчание ей никто потом спасибо не скажет. Это точно.

Маленькая часть её, та часть, которая была «влюбленной Викой» до того, как рассудок успел сказать «стоп», живо нарисовала в воображении его счастливые глаза. Тут же Вика отругала себя. Хватит! Не стоило обманывать себя. Он не станет радоваться. Если уж она, со своей рассудительностью и милосердием, осенью допустила мысль шантажировать его ребенком, что ожидать от Выгорского? Может ли он отнять у нее малыша? Бесспорно. При его-то средствах. Захочет ли отнять? Вполне возможно. Хотя бы для того, чтобы наказать её. Вика вспомнила истории про бывших супругов, похищающих собственных детей и исчезающих с ними на многие годы. Да, конечно, она рисковала. Своим спокойствием и спокойствием малыша. Но утаить было выше её сил. Объединит ли их ребенок? Нет. Наивно думать иначе.

Вика положила руку на живот, погладила сквозь кофту. Тринадцать недель никак не были заметны. Может быть, Ярослав будет милостив и даст ей денег на содержание? Может быть, захочет откупиться от них? Это было бы здорово. Она, ребенок и не надо трястись за будущее. Можно спокойно уйти в декретный отпуск. В очередной раз она остановила себя: «Прекрати быть дурой! Ничего он тебе не даст».

О, почему она не могла жить без мыслей о нем? Забыть его. Эта безумная любовь наполняла каждую частичку души. Что станет с ней, если она не выбросит его из сердца? Целый год она не смотрела ни на одного мужчину. Не целовалась, не мечтала, даже не заинтересовалась. Горевала и томилась, когда, казалось бы, должна была броситься в водоворот страстей.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒