|
|||
Изнанка мести 14 страница– Я боюсь суда, боюсь битвы, боюсь, – повторяла она Ольге, – не страшно проиграть. Страшно, что в этом сражении останусь калекой. Понимаешь, можно побороться за деньги, за квартиру, ведь мне и вправду негде жить. Здесь вряд ли можно существовать зимой, – безжизненно, почти неслышно говорила она, – наверное, было бы правильно вступить в схватку, пойти в суд, доказывать, что он обокрал меня. Но не деньги меня сейчас интересуют. Я и так калека: вместо сердца – застывший камень, пусть эти слова не покажутся тебе высокопарными – я действительно это чувствую. Вместо родителей – сплошная боль. Я не хочу воевать. Не хочу. Всегда мне приходилось отстаивать себя. Когда мама и папа умерли – я крепилась, боролась с дедом, его попытками изменить меня под себя, его не стало – боролась с людьми, пытавшимися растащить меня на кусочки. Боролась с чувствами к зеленоглазому альфонсу, когда он ушел и не оглянулся. С Выгорским я не хочу бороться, – комок в горле мешал говорить, – даже если правда на моей стороне, я не в силах потратить несколько лет жизни на войну. Я просто хочу идти дальше. Не оглядываясь, не вспоминая. Я не верю, что в жизни будет что-то светлое. Я чувствую себя старухой. Покалеченной старухой. Всё, на что у меня есть силы – это просто тащить ноги. Иметь связь – даже если это только судебное разбирательство – сейчас для меня слишком тяжело. Я еле жива, чтобы дышать. Пойми. Ольга была из тех, кто понимал. Она больше не задавала вопросов, только внимательно слушала, если Вика делилась наболевшим. Она переночевала две ночи, вырывая Вику из задумчивости и тоски. Не шутила наиграно, не пыталась развлечь веселыми баснями. Просто была подругой. Была рядом. Оставалась спокойной в настоящем и уверенной в будущем. Она сунула Вике деньги, как та не отказывалась. Велела сделать новый паспорт и быть сильной. В среду Денис приехал за ней. Парень показался Вике простым, улыбчивым, серьезным. Он носил драные шорты, симпатичную клетчатую рубаху, ездил на старенькой тайоте и слушал рок. Втроем они сгоняли в загс, чтобы Вика подала документы на возвращение девичьей фамилии. Потом ребята любезно подвезли её до института. Она собиралась оформить академический отпуск, потому что в этом году не могла заплатить за учебу. А что будет дальше – неизвестно. «Как говорится, поживем – увидим», – грустно утешала Вика себя. Выходя из дверей учебного корпуса, она подумала о родителях: если б они были живы, она бы сейчас оставалась студенткой. Ярослав, наверное, имел бы дело не с ней, а с её папой. Она совсем не похожа на своих ровесниц: все готовились к следующему курсу, только она жила, как прокаженная. Внутри неё не было будущего, только воспоминания о мёртвом прошлом. Она вернулась домой в сумерках. Каково же было Викино удивление, когда она увидела у калитки мотоцикл. Дима Выгорский собственной персоной сидел на пороге. Он, якобы заглянул на несколько минут, проезжая мимо, да вот забеспокоился, ничего ли с ней ни случилось? В следующий выходной он приехал и, сыпля весёлыми шутками, почистил дымоход. Как не старалась Вика понять причины его визитов, отвадить своим злобным поведением, через некоторое время – смирилась. Дима приносил вместе с зефиром легкость и беззаботность. Конечно, она не доверяла ему, всегда была настороже, но невыносимый звук мотора, доносящийся с улицы, неизменно обещал смех, глупый флирт и помощь. Вскоре она перестала искать мотивы его поступков, просто привычно ставила допотопный чайник на плиту и спешила к двери. Наконец, во второй половине сентября, она нашла работу! Устроилась секретарем в организацию, которая занималась продажей полиграфического оборудования. Денег обещали немного, но дело было не сложным, и контора находилась недалеко от Комсомольской площади. Ездить было удобно. В первый рабочий день, шестнадцатого сентября, во вторник, Вика вышла на прохладную улицу около семи утра. Небо темнело чистотой. Утренние звезды сияли перед её взором, только над горизонтом, по краю далекого леса, плыли густые, непрозрачные облака. Не успела она дойти до станции, небо сплошь затянулось непроглядным занавесом. Бабушка говорила когда-то: «Осенью дождь из ничего соберется». На Казанском уже моросило, но Вика не обратила внимания. Наконец-то, настоящая работа! Наконец-то хоть какой-то просвет в сером существовании. У неё будут деньги, чтобы покупать еду, чтобы не бегать от железнодорожных контролеров! Она сможет запасти дров на зиму, купить калорифер. Однако восторги первого дня быстро погасли. В офисе Вика впервые услышала шутку «работа от слова раб», в полной мере осознала её значение и серьезность. Отношения с начальницей, Анной Викторовной, тощей дамой неопределенного возраста, носящей, как потом выяснилось, изо дня в день один и тот же серо-синий брючный костюм, не сложились с первых часов. Что бы Вика ни делала – всё было не так. Что бы она ни совершала, её работой были недовольны: не достаточно громко говорила, не приветливо улыбалась, слишком поздно брала трубку телефона, не туда записывала. В компании нервно-самоуверенных профессионалов Вика чувствовала себя не в своей тарелке. Не было ни одного человека, который смотрел бы на неё не как на пустое место. Никто не отнесся дружески, не объяснил толком, что и где брать, что и как делать. За неделю она превратилась в издерганного неврастеника, у которого от постоянного страха совершить ошибку хрипело горло. Она не могла ответить на мобильник, если звонила Ольга, даже боялась писать смс-ки. Руки постоянно дрожали, даже если она просто искала в папке вчерашнюю бумагу, уж не говоря о сложных заданиях. От вечного страха стала ломить шея, и Вика совершала промах за промахом. Даже и речи не шло о том, чтобы уходить с работы вовремя. Начальница сидела до ночи, и она, Вика, была ей постоянно нужна. То срочно требовались ключи, то отчеты, то салфетки. Даже скрепки мадам Босс не была в состоянии найти в собственном столе – постоянно вызывала Вику. Очень скоро она поняла, что единственный плюс офиса – это возможность посидеть в сети, если остаться до ночи. Когда Анна Викторовна уходила, Вика наводила порядок, а затем садилась у экрана. Она не раз задерживалась до полуночи, чтобы полазить в интернете, узнать о старой усадьбе. У неё было много рисунков, сделанных самой, но хотелось посмотреть другую информацию: историю здания, архитектора, декораторов, владельца. Дом оказался загородной усадьбой фабриканта Авдеева. Был построен в 1901 году предположительно по проекту архитектора Кекушева. На старинных фотографиях красовался прекрасный особняк, большой и уютный, он возвышался в окружении великолепного, ухоженного сада. Такие иногда встречаешь, просматривая виды Британии. Снимки начала века представляли восхитительные панно с пейзажами и натюрмортами, волшебного вида люстры, сказочные фонари. Вика не могла насмотреться. Даже фото советского времени отражали величие, которого она и в помине не увидела на руинах. В комментариях прочла: «Интерьер дома был выдержан в стиле парадного загородного особняка. Почти все комнаты имели представительское назначение. Первый этаж являлся фактически офисом для хозяина дома. Там были комнаты для приема, спальни для гостей и две кладовые, одна из них несгораемая. На втором этаже, кроме двух спален (одна с будуаром), все комнаты – парадного назначения. Кроме бального зала, столовой, гостиной, здесь располагалась читальня. На потолках дома находились не только панно с пейзажами, но и тонко приписанная фреска «Танец». Рука Вики сама потянулась к бумаге. Она стала рисовать усадьбу такой, какой она могла бы быть при бережном обращении. Сначала использовала только карандаш. Но дома достала кисти и нарисовала здание в окружении прекрасного зеленого парка. Потом заснеженным утром. Через несколько дней её коллекция пополнилась новыми зарисовками, воссоздающими усадьбу. Интерьеры, лестницы, лепнина, панно. Она наполнила рисунки музыкой, зажгла на них свечи. Стало немного легче. Так, словно в рисунках она искупала вину перед домом за его разорение. Нашла эскизы архитектора, посмотрела другие его проекты: реализованные и нет. Изучила их интерьеры. Нарисовала множество маленьких набросков. Это было чудесно. Она смогла помечтать о восстановлении особняка. Иногда ей даже снилось, как она реставрирует дом. Как заведенная, Вика рисовала и не могла остановиться. Дома, в дороге. Машинально на работе. Это была отдушина в потянувшихся гнетущих буднях.
Глава 15. Победитель. …на небо въехал Да по небу и поехал, Избоченясь, будто Князь, Шапка набок, подбодрясь. А. С. Пушкин Ярослав покинул лифт «Мендарин ориенталь» на двадцать втором этаже и очутился в лучшем номере отеля с видом на центр и главную улицу Лас-Вегаса. Свет заливал комнату, проникая сквозь огромные стеклянные стены. Ярослав налил воды в стакан и, пока пил, наслаждался видом вечноголубого неба Невады. Он устал как марафонец, проведя в спортивном зале два с половиной часа и выжав из себя все силы. Утомление было приятным. Эти недели ему все доставляло удовольствие. После развода он, наконец-то, смог расслабиться. Ярослав прошел в ванную, бросил полотенце на пол, отразивший его движения гладким черным глянцем. Скинул футболку и встал под душ. Поднял лицо к упругим струям и рассмеялся воспоминаниям. Он снова видел Вику. На исходе совместной жизни она его порядком беспокоила. Каждое движение вызывало тревогу. Он просыпался и засыпал с коварными мыслями, следил её перемещениями, походами в институт и по магазинам, встречами с подругами и с соседями. Однажды, когда на рассвете они лежали, расслабившись после занятий любовью, она уткнулась подбородок ему в грудь и промурлыкала: «Хочу твоего ребенка». Тихие слова прозвучали подобно воплям доисторического младенца в тишине ночной пещеры. То, что он почувствовал в ту минуту, словами не описать. Чего она хотела? Ребенка? Он чуть не расхохотался! В то время как он напряженно ждал окончательного перевода её собственности на себя, ни о чем другом думать не мог, она предавалась мечтам. А ещё говорят, что женщины обладают каким-то особым чутьем. Если это так, «бывшая» напрочь была его лишена. Ребенка? Да не сегодня-завтра он собирался вышвырнуть её на улицу, а она грезила младенцами! Даже с девушками, к которым он серьезно относился, он и не думал заводить детей. А здесь? Ярослав понимал, что надо поскорее оформлять документы. И сматываться. После минутного замешательства в то утро, он собрался, сделал глубокий вздох и нацепил улыбку в тридцать два зуба. Потянулся к Вике и поцеловал её. «Конечно, дорогая, – ласково посмотрел в темные глаза, приподнялся и лег сверху, – прямо сейчас? » Воспоминания были как раз кстати: через час у него планировалась романтическая встреча с дочкой одного сенатора. Тогда Вика закивала: «Да». Он долго целовал её, а потом как бы нехотя поднялся. «Я тоже хочу твоего ребенка, – он коснулся её живота и, улыбнувшись, уточнил: – нашего ребенка. Только давай ты начнешь пить витамины. Вдруг сегодня забеременеешь? Малыш должен быть самым крепким и очень умным. С завтрашнего утра – ежедневные прогулки, – наставил на неё палец, обязывая поверить в серьезность слов. – Что еще нужно, чтобы запланировать здоровое вынашивание? » Вика скорчила недовольную мину: «Не слишком ли много условий, чтобы просто родить ребенка? » – «Нет, если он Выгорский», – отрезал он. Вика, потянулась, выгнув спину точно профессиональная стриптизерша, пытаясь снова заманить его в объятия. Он не поддался. Все-таки было приятно коротать время с бывшей женой: в постели она становилась легкой и мягкой. Страстной. Её тело было желанным, почти таким же, как её собственность. Странно, что по мере того, как он проводил с ней больше времени, хотел всё сильнее. Впрочем, и другие женщины были не хуже. Со времени развода он в этом убедился... хотя нет, не было смысла себя обманывать: ни одна женщина ещё не выиграла в сравнении с Викой. Ярослав выключил душ, вытерся и прошел в гардеробную. Когда Вика все-таки подписала документы, он почувствовал себя победителем. Был на седьмом небе от счастья. Возбужденный, готов был обнять Зуева, озабоченно следившего за его реакцией. Ярослав расхохотался и сел в кресло, будучи не в силах держаться на ногах. Эйфория закружила. Радостный и торжествующий, хотел помчать к мачехе, но всё-таки сдержал себя. Сначала он должен был освободиться от девчонки. А тут еще и Ощепков! Он, конечно, разозлил его. Но, в общем-то, подонок не стоил потраченных на него нервов. Как только у Ярослава нашлось достаточно свободного времени, чтобы обмозговать ситуацию, он просто напросто подал на урода в суд. Только велел своим людям сделать это не тихо и аккуратно, а с большим апломбом. Было привлечено такое количество прессы, что предатель не просто заляпался грязью, но и с головой окунулся в неё. Ярослав знал: это было прекрасным уроком: подлец быстро увидел, как те, для кого он шпионил, открестились от него. Так что Ощепков вынырнет из тины не в ближайшие пять лет. Что же касается Вики и того разговора… Изначально он планировал пригласить её в хороший ресторан с тихой музыкой, расторопными официантами и степенной публикой. Он не хотел слышать лишних истерик. Конечно, был соблазн унизить её прилюдно. Понаблюдать, что как красавица проглотит пилюлю. Потом передумал: она всё-таки имела право расстроиться и даже всплакнуть. Ничего подобного Вика не сделала. Сначала она смотрела не понимающими стекляшками глаз, задавала вопросы, бессмысленные и пустые. Некоторые повторяла несколько раз. Ярослав отвечал, отдавая себе отчет, что она его не слышала: не хотела принимать правду про лживость деда. Его телефон как назло звонил и звонил. Тогда он все думал: «Когда же она вникнет»? С каждой минутой злость нарастала: девчонка не хотела осознавать, не понимала своей причастности. Конечно, он не рассчитывал, что она все воспримет спокойно. Но и такого не ожидал. Она даже неуважительно сказала о его отце. Кто она такая, чтобы судить его? Как он ей вообще мог позволить так говорить? В тот момент он готов был ударить её. Что ж, она получила по заслугам! Больше не будет распускать свой ядовитый язык. В загсе Вика уже не была такой дерзкой. Ярослав поднялся и прошел в гардеробную. Перебирая рубашки, вспомнил, как кидал одежду в сумку, думая, что Вика ещё дома. В тот день он минут двадцать потратил на телефон, а когда разговор закончился, пошёл в спальню и собрал необходимые вещи. Всё было кончено. Он чувствовал злость и облегчение. Уходя, Ярослав не мог унять улыбку. Он был свободен! Он выиграл! У него все получилось. Она могла сколько угодно плакать, злиться, даже оспаривать законность сделки. Ему было до лампочки! Он сам собирался заказывать музыку. Он, наконец-то, возвращался домой! Он снова был холостяком! Он не должен был больше приходить и уходить вовремя, дарить цветы, слушать и соглашаться. Стянул кольцо с пальца, подбросил в воздух и положил на комод. Свобода! Пьянящая радость захватывала его. Он сделал то, чего не мог добиться отец. Подхватил сумку, прошел в коридор: – Я ухожу! – сказал достаточно громко, чтобы девушка, притихшая в ванной комнате, услышала. Ответом прозвучало сплошное безмолвие. Ну что ж! Он усмехнулся и хлопнул дверью. В первые дни Ярослав наслаждался ощущением победы. Словно он проделал огромную работу, оценил все риски, просчитал волатильность, долго искал новые рынки, вложил все средства, терпел достаточно долго. И выиграл! Он был на коне! Ему даже хотелось, чтобы Вика пошла в суд. Он бы разбил её претензии в пух и прах! Он хотел посмотреть в её глаза, пылающие яростью, когда бы она пыталась вернуть квартиру родителей. Хотел вдоволь поизмываться над ней. Хотел понаблюдать за её попытками одержать верх. Андрей не разделял его оптимизма, ворчал. «Если она пойдет в суд, – твердил он, – ты можешь остаться без порток. Она может разделить все твои прибыли, полученные в период нахождения в браке, ты это знаешь. Поэтому, пока не оформлен развод, не советую тебе совершать особо доходные сделки, если не хочешь, чтобы она могла купить себе самого дорогого адвоката в стране». Ярослав не заморачивался. Пользовался независимостью, временем, принадлежащим только ему, доступными женщинами, весельем. Работал, пытаясь наверстать упущенное. На заднем плане сознания ждал Викиного звонка. Она не звонила. Умничка! В конце месяца он планировал проверить, съехала ли она. Спустя некоторое время тревожный голос Андрея на внутренней связи застал его врасплох: – Ты Вику давно видел? – Давно, а что? – Созванивался с ней? – Зачем? – Слушай, у меня на проводе её подружка, спрашивает, где она? Не может ей дозвониться два дня. И ты трубку не берешь. Не то, чтобы она беспокоится, просто спрашивает, не уехали ли вы куда, без её ведома? – Что за подружка и откуда у нее твой номер? И мой? Пусть Ольге наберет. Вика, наверняка у неё. – У какой Ольги? – У Щекотилиной, помнишь, на свадьбе свидетельницей была. – Помню, конечно. Это она и есть. – Она её что, найти не может? – Ярослав впервые почувствовал легкий укол... нет не тревоги, … беспокойства и раздражения. – Она прилетела из Турции два дня назад, с родителями отдыхала три недели. Вику, сам понимаешь, не видела. По возвращении дозвониться не смогла, ни ей, ни тебе. Ездила к вам домой даже – никто ей не открыл. Вот она и спрашивает, что случилось? Я, понятное дело, ей ничего не сказал. Да что я ей могу сказать? Обещал перезвонить. – Где она может быть? – Не знаю. – Может в магазин ушла? – Ольга говорит, что пыталась достучаться до Вики раз пятьдесят. – Может, уехала куда, а телефон забыла. – Это было бы здорово, учитывая её исчезновение. – Да мне плевать, где она! – Мне тоже. Сказать об этом её подружке? Пусть в полицию обращается? – Причем здесь полиция? – Если твоя жена пропала или ещё что похуже – догадайся, кто первый в списке подозреваемых? – Заткнись! – Слышу – догадался. – Хорошо, я Вике сейчас позвоню. – Очень мило. Набери потом. Конечно, телефон был вне зоны. Почему он должен беспокоиться о ней? Она помрет и его за собой потянет. Он ведь дал ей время прийти в себя, и что она вытворяла? Ярослав спустился в машину. «Он просто поедет и посмотрит», – решил он. Может она таблеток наглоталась? Подкатив к дому, увидел Викину ауди. Вот черт! Значит, она никуда не уезжала. Поднялся. Дверь была закрыта только на защелку, точно так, как он оставил, уходя. Может она вскрыла себе вены, не покидая ванную? Если она не покончила с собой, он сам убьет её! Чашка из-под чая стояла на столе, напоминая о Викиных пальцах на ободке и её затравленном взгляде. Липкое отвращение повисло в воздухе. Вики нигде не было. Ни в ванной, ни в кухне, ни в спальне, ни на балконе. Он быстро выскочил в подъезд и взбежал по лестнице. В собственной квартире её тоже не оказалось. С облегчением вздохнул. Нет, она не покончила с собой. Вернулся обратно, теперь уже внимательно, осмотрелся. Всё здесь было ровно в том состоянии, в каком он покинул две недели назад, после разговора. Прошел по комнатам. Вика даже не думала собирать вещи. Её обувь стояла в прихожей, зеленая кофта валялась на подлокотнике кресла. Его кольцо лежало на комоде. Разряженный телефон Вики – на кровати. Заглянул на полку в шкафу в прихожей, куда она бросала сумочку, приходя домой. Та оказалась на месте. Все документы оставались в ней: паспорт, права, кошелек, косметичка. Итак, его жены здесь давно не было. И куда, черт дери, она могла деться? Набрал Андрею. – Её здесь нет, но она ничего не забирала, и здесь не была все это время. – Круто. Она профи. Вождь краснокожих. А мы с тобой два идиота, которые его похитили. Какие идеи? – Думаю, надо попросить помощи у Ольги. Не говори ей пока ничего точно, просто скажи, что мы с Викой поссорились. Я очень обидчивый. Звонил ей – она не отвечала, вот и не возвращался домой: уехал к брату. Пусть она позвонит друзьям, расспросит. Где она может быть? – Отличная идея. Только ты с ней встретишься и все это споешь. – Не наглей. Кто кому деньги платит? – Не дави. Меня посадят вместе с тобой. Там деньги не помогут. – Еще раз скажешь «посадят» – и ты уволен. Ярослав был уверен, что с Викой ничего не могло произойти. Скорее всего, она зализывала раны где-то в укромном уголке, а может быть, готовила наступление. Андрей встретился с Ольгой. Когда Ярослав слушал его рассказ, вспомнил предположение Вики, что его юрист понравится её подруге. Все произошло с точностью до наоборот. Ольга приглянулась Андрею. То, как Зуев говорил о ней, как менялось его лицо, разглаживались складки на лбу – все подтверждало желание прийтись по вкусу голубоглазой сирене. Конечно, Андрей не стал горы городить: выложил Ольге всё, что произошло, и почему. День ей потребовался, чтобы обзвонить знакомых – никто Вику не видел. «Что могло случиться? – Зуев волновался чрезвычайно, нервируя тем самым его, Ярослава. – Утопилась? Начать обзванивать морги? Или память потеряла? Есть ведь люди, с которыми это происходит? » С момента расставания его с Викой прошло две с половиной недели. Чего Ярослав ждал, он сам не понимал. Пора было обратиться в полицию. Ничего противозаконного он не делал. Тем более не убивал свою жену. Ему нечего было опасаться. Хотя состояние, конечно, было не из приятных. Это был не страх и не трепет, не растерянность. Козявка опостылела ему, и он мечтал избавиться от всякого упоминания о ней. Во вторник они наконец-то обнаружили её. Позвонил Андрей. Оказывается, за Люберцами у Викиной бабки был дом. Как объяснил Андрей – развалюха – зайти страшно. Ольга помнила, что в детстве они там провели пару месяцев, недалеко находилось кладбище, где Викины родители были похоронены. Ольга предложила Андрею съездить. Вика и правда оказалась там. Андрей рассказал, что они еле ей достучались. Ярослава это уже не интересовало. Камень свалился с души. Эта сучка словно была создана, чтобы приводить его в бешенство. Он беспокоился о ней, а у неё в руках оказался ещё один козырь. Еще один дом! И каким образом она утаила его? Странно, что его тоже не сдавала. Вот маленькая стерва! У неё, наверно, и банковских счетов имелось штук двадцать. Да она была просто мисс Сюрприз! Прекрасно, пусть живет в этом фамильном замке. Он помчался в их квартиру и стал лихорадочно собирать её вещи, бросая всё подряд в чемодан. Позвонил Андрею: «Завтра, когда поедешь, отвезешь её шмотки. Я собрал. Возьми заявление на развод. Хочу, чтобы она подписала. И прописка, выпиши её из моей квартиры, – чеканил он указания, – больше я не хочу о ней слышать! » Потом, раз в несколько дней, интересовался у Андрея, как продвигались дела с расторжением брака. Надо было ждать положенный месяц. Ярослав держался, стиснув зубы. Ко дню развода она была выписана. В загс они должны были приехать оба, чтобы проблем не было. Она, как обычно, не опоздала, вошла бравируя. Хотя вид имела жуткий. То, что Вика похудела, бросалось в глаза. Она не снимала темных очков, но он видел даже через стекла, что она не смотрела на него. Облизывала нижнюю губу. Нервничала. Не поднимала головы. Молчала. Как же он ненавидел её! Ярость вскипала бурной пенной, когда он вспоминал, что она называла его отца дураком. После развода он, наконец-то, смог без спешки заняться своими делами. Теперь не было причин задерживаться в стране. Он мог сосредоточиться на деньгах и бизнесе, мог вести дела из любой точки мира – непосредственно участвовать в самых нужных переговорах. Главное, дело с квартирой завершилось! Удивительно, что Вика не стала предъявлять имущественные претензии при разводе. Она упустила отличный шанс. Андрей не мог нарадоваться. Он шутил по этому поводу несколько недель кряду. Ярославу оставалось только гордиться. Он строго-настрого наказал Зуеву, чтобы тот не вздумал довериться её подруге – Андрей не скрывал, что хотел бы приударить за девушкой. После того, как Ольга пару раз встречалась с ним, предпринимая попытки разузнать подробности заварухи между Выгорскими и Беловыми, Андрей пытался ухаживать, приглашал её в театр и ещё Бог весть куда. Девочка оказалась не сговорчивой. Оно было к лучшему. Не хватало еще беспокоиться о связи своего юриста с подругой бывшей жены. Квартиру в высотке Ярослав оставил в единоличной собственности, щедро выкупив у мачехи, брата и сестры причитающиеся им доли. Квартиру Викиных родителей пока оставил у себя. Её деда – продал. Как и ту, которую покупал в Викином доме, – они ему были не нужны. Квартиру на Соколе оформил в дар бывшему владельцу, который, как и он, пострадал от Белова. Это был суетливый мужичок-колобок средних лет. Он, на первый взгляд, открыто и благодарно тряс руку Ярославу, но присмотревшись внимательнее, Ярослав прочитал застывший в глазах вопрос: «Что требуется взамен? » Ярослав не хотел ничего, более того, он выплатил налог на дарение и госпошлины, а затем оставил знакомство в прошлом. Одевшись, Ярослав неторопливо спустился в бар и устроился за стойкой. Охватил посетителей спокойным взглядом, посмеиваясь над собой, что уж больно это похоже на высматривание добычи. Глянул на часы. Девушка должна была появиться с минуты на минуту. Две женщины за столиком у зеркала подняли на него глаза. Это были молоденькая милашка лет двадцати и патронесса – её мать или тетушка, одетая и причесанная тщательнее молодой. Вика в это время прибежала на работу, сняла пальто и взялась за дела, лихорадочно соображая, что надо бы сделать с самого утра. В первую очередь включила компьютер, приготовила всё, чтобы сварить кофе для начальницы, как только та появится. Потом прочла все записи на день, внесла пометки в календарь, сделала нужные копии, чтобы не тратить время в течение рабочего дня. Вписала в книгу входящих документов часть писем, не подшитых накануне. Таковых у неё накопилась целая сотня, наверное. «Хорошо, если сегодня будет время зарегистрировать, – думала Вика, бешено стуча по клавиатуре, – иначе меня ими скоро завалит». И тут вошла Анна Викторовна. Не удостоив Вику взглядом и приветствием, она прошла в кабинет, бросив на ходу «кофе». «Доброе утро! – приветливо ответила Вика, – несу». Итак, день начался. Ярослав поймал себя на том, что разглядывал фигурку вошедшей длинноногой красотки. Она появилась с толпой молодых пижонов. На ней было скромно пошитое черное вечернее платье, с виду довольно простенькое, но явно стоившее дороже, чем его новые часы. Её легкие светлые волосы касались плеч. Она была хороша собой и, видимо, искушена в житейских делах, так как взгляд её непрерывно скользил от одного к другому из присутствующих мужчин. Многим она открыто улыбалась, не забывая кивать собеседникам. Вика скомпоновала присланные от руководителей подразделений отчеты в одну табличку, тщательно проверила цифры, в которых она едва ли что-то понимала и отправила руководительнице. Тут же принялась названивать какому-то Игорю Степановичу, с которым второй день не могла соединить Анну Викторовну. Будь он неладен! Наверное, уехал с любовницей на Канары, а секретарше велел отвечать, что будет чуть позже. Параллельно искала в интернете курс доллара на завтра. Сегодня не было возможности даже в туалет сбегать, в приемную то и дело заходили люди, требовали бумажки, печати, подписи. Затрещал телефон и, подняв трубку, она услышала истеричные вопли серо-синего костюма. Слушая крик, Вика сглотнула. Почему у неё постоянно пересыхало горло, когда Анна Викторовна повышала голос? Интересно, у неё был муж? Что она ему говорила, когда приходила домой? А когда сердилась? По бессвязным фразам Вика догадалась, что присланные данные по отделу продаж нелепы, что секретарю следует быть внимательнее. Щёки запылали с удвоенной силой, она положила трубку и стала проверять отчет. Нет, она не ошиблась. Такие сведения она получила от руководителя отдела. Она попыталась оправдаться, но её никто не слушал. Глаза Ярослава искрились весельем. Длинноногая красотка заметила его и теперь, как и парочка у зеркала, бросала любопытные взгляды. Он привык, что женщины попадали в его ловушку, потому что он был богат, привлекателен и молод. Он им всем нравился. Особенно когда они узнавали приблизительное количество нулей его банковского счета. Он посмотрел на блондинку глубоким взглядом и улыбнулся. Тут изящную фигурку заслонила пышная брюнетка в бордовом платье японского стиля. Она пронзила Ярослава пылающим взглядом, и двинулась в его сторону. Вике проработала почти две недели, и знала, что в офисе скандалы случались каждый день. Люди входили в кабинет её начальницы на полусогнутых ногах, и через какое-то время она обязательно слышала громкий ор за плотно прикрытой дверью. Ей хотелось вжать голову в плечи. Это казалось жестоким, но она была рада, если объектом гнева являлся кто-то другой – не она сама. Она никогда еще она не бывала в таком положении: убогого бесправного существа, подобного жуку. Ей часто приходилось на работе притворяться послушной идиоткой. Проще было сказать «да – я ошиблась – извините», чем доказывать свою правоту. Проблем меньше, воплей и криков – тем более. Она уже не была гордой девушкой: уверенной в себе, красивой. Она стала рабыней, за что ненавидела себя, свою контору и свою жизнь. С раннего утра до позднего вечера она ощущала себя щенком, которого немилосердная хозяйка дергала за ошейник при каждом шаге. Поводок был деньгами, и они ей были очень нужны. Она сама посадила себя на цепь. Ярослав должен был быть польщенным. Дочка сенатора оказалось не только красавицей, но и известной спортсменкой, выступающей за сборную штатов. Она имела в коллекции титул чемпионки мира. Но ему было плевать. Ему нужно было просто развлечься, она предлагала способ сделать это, и он согласился. Женщины и деньги являлись достойной наградой за кровь, пролитую на полях финансовых сражений, за изнурительные, по десять часов кряду, переговоры, за выдержку, с которой он принимал на себя такие жестокие удары соперников, что трудненько бывало вспомнить даже собственное имя.
|
|||
|