|
|||
З А Р А Б О Т К И
Пал Макарыч Копейкин был купцом третьей гильдии. Имел добротный дом и три лавки скобяных изделий. Нравом он был задирист и очень любил похваляться. Хвалился всем: лицом симпатичной дочери Клавочки, рукоделием жены, расторопностью прислуги, своей фамилией и ещё всем, чем было можно. Чувство первенства не давало ему жить спокойно. Узнав, что кто-то затеял строительство второго дома, Пал Макарыч тут же осознал, что ему это нужно сделать непременно первее. Вот и сейчас, он решал проблему поиска строителей для его будущих хором. - Фимка, - заговорил купец с приказчиком, - узнай-ка мне, есть ли у нас в округе хорошие мастера по плотницкому делу! -Как же-с, - ответил тот, - обязательно есть. Недавно, вот, Иван Тарасыч для второго дома целую бригаду наняли-с. - Да, я, дурень, про свободных мастеров говорю. Про свободных. И расторопных. Сам понимаешь, мне Иван Тарасыча на коне объехать надо. Всё быстрее построить и лучше. - Понял, Пал Макарыч, - поклонился Фимка, - всенепременнейше узнаю. - Да быстрее, дурья башка, быстрее. - Сию минуту и побегу. - Давай, дуй, узнавай, - подавив зевоту, сказал хозяин. Ефим побежал на пристань. Там, по обычаю, толкалось много народу. - Слышь, мужики, есть ли кто по плотницкой части? - А что? - Так есть или нет, я вас спрашиваю? - Есть. - И что: и хорош, и силён? - Хорош – не знаю, а силён – точно. - Да я про плотницкий навык, идиот. Хорош? - Недавно в город прибыл. Иваном Чапаевым зовут. - Где проживает? – заинтересовался Фимка. - Так у Егора Горохова и живёт, квартируется, значит. - Ладушки, мужики, благодарен вам, - и Ефим заторопился по указанному адресу. Иван чинил просевшие доски хозяйского крыльца, когда приказчик вошёл в калитку. - Слышь, дорогуша, - обратился он к Чапаеву, - не ты ли будешь Иваном – плотником? - А тебе на что? - Раз спрашиваю, значит надо. - Я буду Иваном. Какое у тебя ко мне дело, коль разыскиваешь? - Мой хозяин, Пал Макарыч, купец, надумал дом построить. Специалистов ищет. Собирайся, мы сейчас к нему пойдём. - Что, вот так, прям сейчас? - А чего тянуть? Иван очень обрадовался, но виду старался не показывать. Насупив брови, объяснил Фимке, что нужно начатое крыльцо доделать. - Брось, дорогуша, заказ важнее и срочнее, - настаивал тот. - Ладно, - согласился Иван. Только жену предупрежу. Пал Макарыч долго всматривался в плотника: в плечах косая сажень, среднего роста, на голове не волосы, - конская грива в крупных завитках, окладистая борода и въедливые глаза. Руки крепкие, мощные. Такой одним ударом кулака в землю по пояс вобьёт. - Чего строил? – спросил он. - Чего только не приходилось! - А точнее? Дома строил? - Строил. Дома строил, церкви, бани, заборы, наличники резные, амбары мучные, сараи и ещё чего не попросят. Даже петушков резных на конёк делал. - Молодец, нанимаю, - рубанул купец. – Мне надобно в короткие сроки дом построить, да так, чтобы соседа опередить. Он-то уже начал своё. Ты ускориться должен. Сработай, чтоб у него глаза из орбит вылезли и на лбу поселились. Ежели сможешь, хорошо отблагодарю. Не обижу. Я добрый, это всяк знает. - Знает всяк? – кивнул он в сторону Ефима. - Знает, знает, - расплылся приказчик в улыбке. – Добры-с, добреньки-с. - То-то, каналья, - усмехнулся хозяин, глядя на Фимку. - Ты, вот что, - обратился Пал Макарыч к новому работнику. – Ты артель или, там, команду собирай, да приступай не откладывая. Прям сейчас и приступай к поиску рабсилы. - Это ж подумать надо, поискать. Так, с кондачка, не решить, кого брать, кого – нет. Да и местных я ещё плохо знаю. - На всё про всё у тебя полдня. Тебе Фимка поможет людей собрать. - Договорились, - согласился Иван и взял небольшой аванс. Много стороннего народу брать не стал. Только двоих, остальными подмастерьями были его сыновья: Михаил, Андрей и Василий. Купец Копейкин хотел ажурный дом, резьбы побольше, где только можно. Дело, конечно, это трудоёмкое, но ничего не попишешь, других заказов нет. Вечером Пал Макарыч с женой и дочерью гостили у своего двоюродного брата, купца второй гильдии, Зиновия. Разомлев от выпитой чарочки, Павел начал хвастаться. - Ты, Зиновий, не поверишь! Я вчера на охоте был, так столько трофея набил, что мы с Фимкой насилу утащили всё. - Что ты говоришь? – изумился брат, заядлый охотник. – И что же ты настрелял? - Всего и не упомню, только основное перечислю: вальдшнепов три штуки, тетеревов пяток и косулю! У жены Пал Макарыча пирожное застряло в глотке. Вчера муж целый день провалялся на диване, прикрытый газетой «Балаковские ведомости». С дивана сходил лишь дважды: в туалет и за стол покушать. Но Пал Макарыч вошёл во вкус вранья и заливался соловьем: какая молодая и нежная косуля, как он отрежет ей башку и высушит по науке, а потом приделает к стене, как это мастерит Иван Тарасыч. - Папенька, - обратилась, было, к нему Клавочка, - но ведь вы…- но ей так и не дали договорить. Мать заботливо ущипнула её под столом за ногу. Брат Зиновий понял, что Павел в чем-то его дурит, и решил подыграть: - Знаешь, дорогой, - сказал он Пал Макарычу, - я уж сегодня-то, разумеется, не пойду к тебе в гости – поздно ныне, а вот завтра, к обеду, обязательно тебя навещу, на трофея полюбуюсь. Что ты там перечислял: вальдшнепы, тетерева и косуля? – захохотал он, предвкушая завтрашнюю глупую рожу врунишки. Раздосадованный своей глупостью, Пал Макарыч домой пришёл без настроения и с порога закричал: - Фимка! Балбес, где тебя черти давят? - Я тут, - выскочил из-за угла приказчик, как чёрт из коробочки. - Завтра идёшь с рассветом на охоту и пристрелишь мне косулю, трёх вальдшнепов и пять тетеревов. - Но-о, - попытался возразить Фимка. - Никаких «но», чёртова кукла. Я сказал – ты сделал. Усёк? - Усёк, - помрачнел Ефим. Утро завтрашнего дня стало для него настоящим испытанием. В лесу не было никого. Ни тетеревов, ни вальдшнепов, ни, подавно, косуль. - И где вы попрятались? – ругался Фимка на дичь. – Вот хозяин, зараза, придумал бог весть что, а ты теперича отдувайся. Часа через два он подбил вальдшнепа, а потом трёх тетеревов. Но косуль не было ни одной. Что делать? Без неё – ни-ни. Главный трофей. Метров в пятистах затрещали ветки. Ефим вскинул ружьё и стрельнул наугад. Оказалось, попал. Но не в косулю, а в маленького кабанчика. - И так сойдет, - сказал кому-то приказчик и, собрав поклажу, двинулся домой. Хозяин лютовал: - Я тебе, дурья башка, чего велел подбить? Ко-су-лю! А ты? - А я кабанчика. - Ну, на кой ляд мне кабанчик? Что я теперь Зиновию под очи представлю? - Так вы скажите, что вчера её и съели. Вот из гостей пришли и съели. - Вот дурак! Кто ж это сможет всю косулю целиком сожрать? - Так скажите, что мясо её в трактир направили, угостить друзей. Да мало ли чего можно придумать. Купец задумался. Несомненно, в словах приказчика было рациональное зерно. Придётся врать ещё чего-нибудь. К приходу Зиновия кабанчик был разделан и крутился на вертеле, истекая нежным соком. - Ну-с, где твоя хвалёная косуля, братик? - Знаешь, Зинок, вчера, после тебя, пришёл домой и такой жор на меня напал. - Что, всю съел? – подыграл брат. - Всю - не всю, но показать нечего. А, может, кабанчика откушаешь? - Это можно, - заулыбался Зиновий. – Кабанчика я люблю. А что? И тетеревов съел? - Нет, пойдем, покажу, они тебя дожидаются. Под кабанчика и штофчикСмирновочки разговор переменился и вскоре никто из братьев об охоте не вспоминал. Перед началом строительства Иван начертил план дома и показал его заказчику. Копейкин план одобрил и предупредил: «Будете закладывать фундамент, меня пригласите, я под него денежку на удачу брошу». На том и порешили. Когда траншея была готова, и нужно было упускать первое бревно, позвали Пал Макарыча. Тот кинул в три угла по алтыну, а в четвёртый не пожалел золотого червонца. Видимо, на этот угол у него возлагались особые надежды. Иван покачал головой. А Васька от неожиданности даже присвистнул. Чтобы заработать золотой червонец – невесть, сколько попотеть впятером пришлось бы! А тут такое добро в землю. Вечером Васька поделился новостью и впечатлениями с Андрюхой. - Представь, целый золотой не пожалел! Обалдеть! - Золотой? - Ага, червонец! - Ух, ты! – позавидовал Андрюха, - это ж, сколько безбедно жить можно! - Ну, а я о чём! – Василёк задумался. – Слышь, Андрюха, у Прошки нынче отец живот на пристани надорвал. Лежит, мается. Стонет, да помочь ему не могут. Врача нужно звать, а не на что. Вот бы ему этот червонец пригодился! - Точно, пригодился бы! Да вообще кому бы он не пригодился бы? Ты что ли ешь до сыта? - Я сейчас не о брюхе толкую, - перебил его Васька, - а о помощи. Человек помирает. Он в семье один кормилец. Без него наш Прошка сгинет. - Тогда я предлагаю Прошку позвать и этот золотой выкопать. Пусть отцу врача вызовут, да полечат. - Я уже днём об этом думал, как узнал, что у нашего товарища беда. - Надо будет найти его – предложил Андрюха. Но Прохора искать не пришлось. Он шёл им навстречу, вытирая кулаком наворачивающиеся слёзы. - Не реви, - остановил его Васька. – О горе твоём знаем, помочь можем. Только с нами пойти должен будешь. - Куда? – прошмыгалПрошка. - Ночью на стройку. - Ночью? Я боюсь. Ночью страшно. - Дурак, - отрезал Василёк, - страшно без папаши остаться, а пойти, чтобы денег добыть – совсем – совсем не страшно. - Денег? – встрепенулся мальчишка, - а где их взять? - Да под дом монетку крупную кинули. На счастье. Так мы её вынем, и отцу твоему облегчение будет. Тоже счастье, только другое. - Верно, - повеселел Прохор. Раз так, то я и бояться не буду. Встретиться договорились заполночь. Каждый нёс что-то своё: Василёк – лопату, Андрюха – спички, а Прошка - свечи. - Ну, давай, говори, с какого угла копать? – сказал Андрюха Ваське. - А кто же его знает? Я как-то позабыл. Вроде тут, - он указал пальцем на ближайший угол, - а, может, здесь, - и палец плавно переместился на другой конец траншеи. - Да, что же ты, не запомнил? – ахнул Прошка. - Да, не запомнил, выходит. Днём было, да шли другой дорогой. Придётся копать все четыре угла. - Ты с ума спятил? Все четыре! Когда это мы раскопаем, а если пойдет кто? – запротестовал Андрюха. - Ты поменьше болтай, побольше делай, - огрызнулся Васька. - И начал копать под первым углом. - А я для своего тятьки и десять брёвен подкопаю, лишь бы с пользой, - пробурчал Прошка и посветил Васильку. Под первым углом был алтын. Мальчишки на него плюнули и снова закопали. Под вторым углом – тоже. И только под третьим нашлась вожделенная монетка. Андрюха с Прошкой просто визжали от радости. Рассматривали, щупали, а Прошка даже поцеловал. - Вот завтра к тятьке доктора позовём, а там и лекарство какое купим, накормим досыта, - радовался он. Андрюха глубоко и, как показалось Васильку, завистливо посмотрел на друга при словах о кормёжке. - Ладно, побежали! – скомандовал Андрей, и они с Прошкой повернули к дому. - Эй, орлы, а закапывать углы кто будет? Но ребята уже не слышали. Орлы трусили по тропинке, и Прошка строил на золотой свои планы. Василёк вздохнул и начал закапывать траншейки подкопа. Закопать – полбеды, ещё утрамбовать, как следует нужно. А это с большим весом надо, а то песок рыхлым останется, всё и раскроется. До самого утра он закапывал и утрамбовывал. Домой вернулся тогда, когда мать ставила тесто. - Что, не спалось тебе, сынок? – Спросила она Василька. - Да, мам, жарко. - А мы с отцом проснулись – тебя нет в горнице. - Да я тут, на крылечке сидел, комаров отгонял. - Ну-ну, - сказала мать и пристально посмотрела на сына. Васька спешно отвернулся, чтобы не выдали красные щёки. Тоже самое пришлось наврать отцу. Глаза у Васьки слипались, но он упорно их таращил, разлепляя руками. - Иван, - обратилась Катерина к мужу, - Вася спал сегодня плохо, может, ему денёк отдохнуть? - Нечего тут мне антимонии разводить. Пусть со мной на стройку идёт, он мне сегодня во как нужен будет, - ответил отец, проведя ладонью возле горла. Около брёвен и траншеи Иван понял всё. Три угла были нормальными, а четвёртый – рыхлой линией указывал на вандализм с чьей-то стороны. Сопоставив сонные глаза сына и плохо закопанный угол, Иван спросил у Василька: - Твоих рук? - Угу, - густо покраснев, потупился он. - Зачем? - Отцу Прошкиному. Тот пуп порвал, помирает. Иван не ожидал такой благородной мотивации. И сказал лишь одно: - Домой придём – выпорю – врать не будешь про комаров. Пока не пришли другие работники, Иван накидал земли и очень быстро притоптал землю. Надо скрыть, чтобы купец не пронюхал. Вечером Ваське досталось. Но всё было не так страшно, главной новостью стало посещение врачом Прошкиного отца. И лекарство, и еда. Василёк знал, за кого страдал. Ажурную избу построили довольно быстро и очень красиво. Люди, проходя мимо, цокали языками и качали головами. Резным в хоромах было всё: окошки, ставенки, конёк, столбы на крылечке, петушок на крыше и даже собачья будка. Пал Макарычраздухарился и заказал ворота с калиткой и забор тоже ажурными. Купец хорошо заплатил за дом. И Иван смог купить землю, строительный материал для избы и коровника, и помочь старшим сыновьям на их нужды. Самая недорогая земля оказалась в Сиротской слободе, недалеко от Андрюхиного дома. Васька радовался, что друг будет рядом, через два дома. Иван торопился. Дом нужно было поставить до зимы. И главной в нём будет большая печь, на которой могут спать его дети. Он хорошо клал печи, но сейчас не было времени, и Чапаев нанял печника в помощь. Печи складывали сразу две: в избе и коровнике. Вообще, коровник мало чем отличался от самой избы. Разве только по размерам. Чуть меньше дома. Если в избе сколотили крыльцо, то в коровнике – покатый настил, чтобы бурёнке было удобно ходить туда-сюда. В избе было окно и в коровнике. В избе была кровать и в коровнике – густо накиданное сено, которе предполагалось менять в два-три дня. В избе были сени и в коровнике тоже. Чтобы животное не мёрзло. Мужики скалили зубы: - Иван Степанович, для коровы или для невесты домик сооружаешь? Иван отмалчивался и усмехался в бороду. Соседи травили байки про Чапаева, про его домовитость, но по-доброму, по-свойски. Они очень уважали рукастых и деловых людей. Всем нравилась его немногословность. Такой сказал – обязательно выполнит. И если не сказал – тоже. В свой дом Чапаевы переезжали в начале ноября. Андрюха был страшно рад и вместе с Прошкой помогал Васильку перетаскивать вещи. Забота о Прошкином отце сблизила мальчишек и они стали настоящими друзьями. Егор с женой очень жалели, что постояльцы от них съезжают. Теперь, когда другие появятся! Да и к этим они привыкли. Поди-ка, не привыкни, если каждый день у тебя в горнице Аннушка моет полы и трёт стены! Катерина печёт хлеб и на их долю, только муку ей подноси да дрожжи. Иван всё чинит, а Васька носится на посылках. Поневоле к такой жизни быстро привыкнешь. Как-то декабрьским днём Иван Степанович встретил на базаре приказчика Фимку. - Здорово, борода, - поприветствовал Ефим Чапаева. - Здорово, коль не шутишь. - Да какие шутки! Хозяин рад –радёшенек твоему дому. На славу сработал! - Ну, и на радость ему. На добрую память! - Слушай, Иван, тут половой требуется в трактир к брату его, Зиновию. У тебя сынок шустрый есть. Васька, что ли? - Васька. - Может, он сгодится? Зиновий обмолвился, что прежний половой то ли помер, то ли проворовался…
- Подумаю, - ответил Иван. - Думай, но недолго. Там срочно нужно. - Завтра ответ дам. - А чего долго думать? И харч тебе дают, и одежонку, какую-никакую. - Сказал – завтра. - Ладно, - махнул рукой Фимка, - завтра к полудню приходи, я тут буду. - Васька, - начал отец, - тебе придётся половым к купцу в трактир пойти. - Сыночку? – Ахнула Катерина. - Сыночку, - мрачно подтвердил отец. - Да там пьянь одна, как же он там работать сможет? – не унималась Катерина. - Придётся привыкать. - Иван… - Уймись, Катерина, пойми, что денег у нас более нет, а, значит, и выбора – тоже. Землю купили, - начал перечислять он, - дом построили, коровник с коровой, - загибал пальцы Иван, - печи не сами клали, ребятам помогли. Что тебе ещё объяснять? - Смотри, отец, - закивала жена, - как бы дитятко не испортить. - Не испортится, не маленький… О трактире похаживали разные слухи, но чаще недобрые. Кто-то говорил, что там здорово обманывают: не доливают и недовешивают, кто-то, - что совсем пьяненьких обирают или просто выкидывают на мороз. Частица правды в этом была: прошлой зимой недалеко от этого заведения замёрло три человека, не дойдя до дома. Хотя половой или кто-то из трактира должны были проводить их до дверей. Между матерью и отцом наступила нехорошая тишина. - Я понял, тять, понял. Я пойду и устроюсь, - решил примирить их Василёк. Мать не выдержала и заплакала. - Ну, начала бабьи брызгалки, - рассердился Иван.
Трактир у Зиновия был тесноватым, но в нём стояли большие столы и лавки. На столях стояли ведёрные самовары, а в плетёных корзиночках, укрытых белыми салфеточками, лежали сушки и баранки. У самой стены стоял длинный прилавок, за которым главенствовал худощавый Жорка. За Жоркиной спиной располагалась витрина с многочисленными полочками, на которых стояли пирожки и булочки, вина и водки, конфетки и пирожные, колбасы и различные копчёности. В общем, было всё и на любой вкус. В обязанности Василька входило мыть регулярно полы, столы и лавки. Протирать прилавок и витрины. Менять старые продукты на новые, следить за самоварами, чтобы всегда были полными и горячими. Встречать посетителей и провожать их же до самых дверей, чтобы по пьяне не упали. Единственное, к чему было трудно привыкнуть – это к дыму. Все курили папиросы, трубки, самокрутки. Табачный дым стоял плотной завесой. Васильку приходилось часто выбегать на улицу, чтобы продышаться. Жорка был доволен. Новый половой работал не покладая рук и быстрых ног. Он так и Зиновию сказал, мол, молодец Васька. Старательный. Сегодня в трактире особенно много народу. За столами шумно, весело и крикливо. Особенно за одним. Там два друга решили выяснить, кто богаче и удачливее. Изрядно подпив, они сначала мерились силой в руках, потом, скрестя ноги под столом – силой ног, потом стали таскать друг друга за бороды и одного уронили носом в чашку с чаем. Он забулькал и закашлялся. Один поднялся и побежал к выходу, оставляя друга расплачиваться по счёту. Друг оказался совсем невменяемым. Счёт оплатил большими ассигнациями и положил оставшиеся деньги мимо кармана. - Васька, - сказал Жорка, - поди и подыми деньги купчишки. Да мигом, чтоб. Василёк подлетел к посетителю, подобрал рассыпанные по полу деньги, расстегнул на купце пальто и сложил их тому во внутренний карман под пуговку. Паучьи пальцы Жорки сжались в кулак: - Ты, что, образина, делаешь? – зашипел он на Василька. – Я тебе сказал – собрать деньги, но не класть их ему в карман. Не к-л-а-сть! Деньги нужно было мне отдать, дурень! - Ведь не ваше. - Много ты понимаешь, голодранец! - Не хорошо это, Жора, - отпирался половой. – Грех большой чужое брать. - Заткнись и не учи меня, что грех, что – нет. Василёк пошёл проводить купчишку. Он хоть и не любил их сословие, но было жаль просто человека. Следующим днём в трактире появился хозяин, купец Зиновий. Он похвалил Василия за своего вчерашнего друга. И сказал, что скоро поставит такого работника к прилавку, то бишь повысит. Вставать к прилавку Васильку не хотелось. Он постоянно был голодным. Еду, которую давали в трактире, нёс домой родителям. А отпускать товар и исходить слюной – просто невыносимо. Красть, как Жорка крал своими паучьими пальцами, он не умел, да и никогда бы не стал. Так что, половой – это самое то. Но Зиновий настоял, и наступили мучительные рабочие дни. Василёк отрезал и взвешивал копчёную, истекающую соком, свинину, отпускал по десять пирожных за раз, торговал ароматными пирогами с визигой и капустой. А в животе свистело и бурчало. Как-то раз, купец вызвал в маленькую каптёрку Ваську и стал обучать того хитростям торговли: - Слушай и запоминай: когда взвешиваешь продукт, обязательно сбоку, товар прижми посильнее пальцем. Так на весах лишние сто граммов будут. А сдачу даешь, копейку – три зажми. Или сделай вид, что уронил. Ищи до тех пор на полу, пока у посетителя терпение не закончится, и он махнёт на них рукой. Я тебя, голубь, ещё и не таким премудростям научу. Парень ты пронырливый, ловкий. На себя не тянешь, как Жорка. Будешь делать, как я велел, поощрю тебя. - Не, Зиновий Петрович, не смогу. Не приучен воровать. Я – честный и простой. И хитростям вашим учиться не буду. - Ах ты, змеёныш, ты меня в воровстве упрекать вздумал! Да я тебя, - захлебнулся купец слюной. Да я тебя… Пшёл вон отсюда! Без денег. Снимай одёжу, которую я тебе дал. - Как без денег? – изумился Василёк, - я же три месяца не разгибаясь, трудился.
- Прочь! – орал взбешенный Зиновий, - Прочь, голопузый! Василёк стянул с себя чужую рубаху и пошёл к выходу. Там надел на голое тело зипун и, уходя, обернулся к купцу со сжатым кулаком. - У-у, упырь, попомнишь ты меня, поверь, придет время!...
|
|||
|