«ДУШ К ТВОИМ УСЛУГАМ. ГОРЯЧАЯ ВОДА БУДЕТ БЕЖАТЬ 10 МИНУТ». 7 страница

В конце концов, сельская местность сменилась городскими пейзажами, а расстояние между штатами стало наполняться различными обломками. Искореженные останки, появившиеся после бегства людей в панике, все чаще заставляли меня съезжать с дороги.

Упавший реактивный самолет уничтожил участок шоссе. Часть вертолета торчала из небоскреба. Мосты стали зияющими дырами, наполненными грузовыми поездами, которые превратились в искореженный металл и сажу. А еще повсюду были тела. Они лежали, обмякнув, на рулевых колесах, забрызгав кровью лобовые стекла и витрины магазинов, и свешивались с водонапорных башен. Разлагающаяся плоть, окрасившая бетон в бурый цвет и пузырившаяся на солнце, была доказательством, что смерть в городе наступила от человеческих рук. Тля не оставляла за собой тел.

Я остановилась на пастбище, растянувшемся вдоль шоссе I-64 возле Шелбивилла, Кентукки, завернув за разрушенный амбар. Тусклые синие торфяные болота волновались бархатной рябью.

Под турельной установкой (прим. туре́ льная устано́ вка, или туре́ ль — установка для крепления пулемётов или малокалиберных автоматических пушек, обеспечивающая с помощью специальных систем и силовых приводов их наводку в горизонтальной и вертикальной плоскостях) с пулеметом 50 калибра на Humvee, я погладила черно-коричневую шкуру, согревавшую мои ноги. Губы дернулись при воспоминании о том, как я нашла Дарвина, прячущимся под машиной на парковке у оружейного склада. Я не испытывала сожалений из-за поездки в «Леонард Вуд». Эта авантюра оказалась полезной.

Дарвин дремал среди ручных гранат, зажигательных ракет, светошумовых гранат, осветительных ракет, дымовых бомб, боеприпасов, портативного сифона и дизельного топлива. В пищеблоке я также нашла еще один бронежилет и различные припасы, включая ботинки, носки, карты, воду, сигареты, пригодную для употребления пищу и лекарства. Я даже нашла ручную дрель на батарейках с твердосплавными сверлами для открывания замков.

Из-за холма донеслось тарахтение. На этом отрезке шоссе не было насыщенного трафика, но участок дороги и не пустовал. Мое тело напряглось от предвкушения.

Мгновение спустя мимо нашего джипа проревел фургон. Потом загорелись его тормозные огни, и автомобиль свернул с дороги примерно в ста футах впереди нас. Я схватила бинокль и перебралась на водительское место, положив АА-12 на колени.

Трое крепких мужчин с голыми, чумазыми торсами выбрались наружу. Их возраст был в пределах от тридцати до сорока лет, по моей оценке. Они обошли протараненный сбоку Эскалейд, лежащий на левой полосе, будучи вооруженными стандартным оружием — пистолетами в наплечных и набедренных кобурах и ружьями, висящими за их спинами. Бугры на лодыжках также означали спрятанное оружие.

Рядом со мной раздалось низкое рычание.

— Platz (прим. лежать)! — прозвучал твердо мой голос. Дарвин улегся на пол, но вздыбленная шерсть на его холке не опустилась.

Незнакомцы обшарили еще несколько внедорожников, но не сумели их завести или передвинуть. Наконец мужчины уехали на том же фургоне, на котором приехали. Я пошевелила плечами, пытаясь избавиться от напряжения в мышцах. Затем похлопала себя по бедру. Голова Дарвина опустилась на мои колени.

После «Леонард Вуд» я умудрялась избегать и людей, и мутантов. То же самое можно было сказать о божьих коровках, призраках детей и других фантомах. Скучала ли я по визитам своих «А»? Большую часть времени пустая полость моего существования казалась невыносимой. И все же, что-то посреди этой пустоты тянуло меня, заставляло двигаться дальше.

Карта восточного побережья Соединенных Штатов была разложена на соседнем сидении джипа. Скоро мы доберемся до Аппалачей. Меня это устраивало. Возможно, горный воздух придаст мне сил и поможет восстановиться.

***

Следующей ночью я подъехала к северо-западному краю Национального заповедника Мононгиела в Западной Вирджинии. Красочные лиственные деревья пестрили на фоне обрывистой горной гряды и согревали мою душу.

Дарвин высунул голову из окна. Запах плодородной почвы и опавших сосновых иголок кружил вокруг нас. Звук веселого птичьего пения и стрекотания крылатых насекомых заставлял меня чувствовать себя менее одинокой. Хотя я боялась, что одиночество — это единственный способ выживания для женщины в этом новом мире.

Я разбила лагерь возле заросшей пешей тропы и плюхнулась рядом со своим скромным костром. Сверчки стрекотали в густой осоке. Грызуны шуршали в опавшей листве. Заросли горного овса посвистывали под беспокойным полетом совы. «Могла ли я построить здесь будущее, в этом полном жизни месте? Обеспечит ли изоляция мир, которого я искала? » Я провела пальцами по спине Дарвина, и его тело вытянулось в ответ. Видимо, он был согласен остаться здесь.

Следующие три дня мы провели в довольстве и лени. Я не хотела уходить от джипа, пока не убежусь в отсутствии угроз. Так что постепенно мы пробирались сквозь близлежащие колючие кусты и исследовали узкие тропинки и лесные закутки.

На четвертую ночь я смазывала пистолет у огня, защищенного стеной молодых деревьев и камней. Вдруг что-то зашуршало возле Humvee. Дарвин, развалившийся рядом со мной, не насторожился. Я вернулась к пистолету.

Затем я услышала шарканье ног, шаги были тихие, но уверенные. Дарвин не пошевелился. Я повесила карабин на плечо и приблизилась к грузовику.

Лесной шум утих, и в тишине я ощутила ее присутствие. Она трепетала во мне, неслась по моим венам.

— Анна?

Мелодичное щебетание эхом раздалось в ответ. Я последовала за ним в чащу. Торчащие стебли и шипы царапали мои ноги. Листья папоротника били по лицу. Но шум от моего продвижения по лесу не мог сравниться по громкости со звуком моего бьющегося сердца.

Анна присела на склоне, поросшем сахарными кленами и крупнолистными буками. Опавшая листва цеплялась к подолу ее платья. Она захлопала в ладоши, увидев меня. Затем побежала, золото ее волос в лунном свете напоминало металлические ленточки.

Я последовала за ней. Мы шлепали по болотам и переходили течения вброд. Я шла через сухостой, мои легкие горели от быстрой ходьбы. Мы двигались все дальше и дальше.

Моя спина ныла под весом карабина и от скорости, с которой мы шли. Но я всегда оставалась далеко позади. У меня никак не получалось ее догнать. Затем я ударилась о влажную каменную стену, укрытую ковром лишайников и плаунов, и упала на спину.

Она стояла на утесе надо мной. Я жадно и тяжело дышала, обдумывая, что делать дальше. Моему призраку не нужно было карабкаться наверх. Она могла просто воспарить. Моя грудь ныла — не от утомления, а от отчаяния. Анна изогнула розовые губы в улыбке и покружила подолом платья. Я жаждала быть с ней, подержать ее.

Я уперлась носком ботинка в скалу и начала подниматься, используя корни как ступеньки и хватаясь руками за растения. Когда я добралась до вершины, Анна расправила руки, изображая самолет, и побежала к другой стороне. Я тяжело дышала, мои плечи поникли.

Она запела сопрано на бегу:

Божья коровка, божья коровка, лети домой,

Твой дом горит, твои дети улетели.

Я догнала ее на полянке. Она стояла перед огнем, окруженным неглубоким каменным очагом. «Огонь? Это часть галлюцинации? »

Ее глаза блеснули, когда я подошла ближе. Она продолжила свою песенку:

За исключением одной, и это малышка Энн,

Которая заползла под грелку.

Я протянула руки, чтобы обнять ее маленькую фигурку. Ее изящный подбородок приподнялся. Веснушки на носу сверкнули в свете пламени. Затем она растаяла завесой тумана между моих пальцев.

— Нет. Пожалуйста. Нет, — обнять ее было все равно что обнять струю воздуха или луч лунного света. Мои руки никогда не ощущались такими пустыми. Я сжала их в кулаки, пока моя надежда когда-нибудь обнять ее еще раз воспламенилась и прожгла свой путь к моему сердцу.

Ее силуэт обрел плотность над каменным очагом. Пламя танцевало в считанных дюймах за ней. Затем огонь разгорелся сильнее и превратился в подобие руки с когтями. Она потрескивала над ней. Я опять потянулась к Анне. Рука сжалась и утащила ее в сердцевину огня.

И я нырнула за ней.

***

Мое лицо и руки обжигало болью, пока я лежала в какой-то грязи. Жар от огня подогревал боль, которая была доказательством, что моя погоня за Анной не была сном.

Внезапно раздался низкий голос:

— Полоумная.

Я вздрогнула и открыла глаза. Хозяин голоса склонился надо мной. Длинные черные волосы полотнами свешивались по обе стороны его смуглого лица. По другую сторону огня пожилой мужчина с седыми косами сидел на бревне. Дарвин лежал у его ног.

Пожилой сказал:

— Оставь ее в покое, Барсук.

Барсук выпрямился, но остался стоять рядом со мной.

— Она покрыта ожогами. Что если она опять попытается броситься в огонь?

Пожилой встал и подошел ближе. Я задрожала от нервного напряжения и холодного воздуха, коснувшегося моих ожогов. Я больше не чувствовала вес своего карабина. И не видела его поблизости.

Мужчина присел передо мной на корточки. Смуглая дряхлеющая кожа говорила об его индейском наследии. Черные и красные перья были вплетены в кожаные аксессуары в его волосах и на одежде.

— Ты преследуешь призраков или они преследуют тебя?

Мои плечи съежились от видения.

— Зависит от призрака.

Беззубая улыбка пересекла его морщинистое лицо.

— Полагаю, то, что правдиво в нашем мире, правдиво и в мире духов. Дети — наши проводники. Они хранят правду.

Должно быть, у меня все еще продолжались галлюцинации. Как иначе он узнал бы о детях, которые меня преследуют? Я сдвинула голову на несколько дюймов. Карабин был прислонен к стволу черемухи в нескольких ярдах от меня.

Его голос смягчился:

— Здесь тебе не нужен порох, женщина. Мы — мирные люди.

Я не отводила глаз от ружья.

— У меня есть лечебные травы для твоих ожогов. Ты можешь встать?

Я приподняла верхнюю часть тела. Мой проницательный пес встал в предвкушении. Его инстинкты еще меня не подводили. Если он доверял им, значит, и я должна.

Барсук помог мне подняться на ноги. Моя кожа покрылась мурашками под его прикосновениями, но я не отреагировала. Я спросила пожилого:

— Чего вы хотите?

— Нация сильна настолько, насколько сильны сердца ее женщин. Ее воины могут быть храбры и многочисленны, но когда кровь ее женщин проливается на землю, сражение проиграно.

Дарвин оставался неподвижным, как будто ожидая, пока я последую его доверию. Я не собиралась позволять старику уйти от вопроса.

— Чего вы хотите? — спросила я снова.

Он вздохнул.

— Великий Вождь Сиэтл говорил о конце жизни и начале выживания. Дело не в наших желаниях. Дело в надежде. Идем.

Я кинулась к карабину. Напряжение утихло во мне, как только я схватила винтовку. Позади меня оба мужчины стояли неподвижно и ждали. Возможно, у меня была паранойя, но я не собиралась ослаблять бдительность. Я встала, расправила плечи и кивнула.

Они повели меня через лес и завершили этот поход у ручья, огражденного несколькими постройками, сооруженными из сухих веток и хвои. Я последовала за пожилым к его постройке в центре лагеря, Дарвин шел рядом. Старик указал на кроваво-красное шерстяное одеяло и стал копаться в своих корзинах с сушеными травами и мазями.

Я устроилась на одеяле, положив карабин на колени.

— Как вас зовут?

Он нашел то, что искал, и присел передо мной. Его взгляд метнулся к ружью и обратно ко мне.

— Мои люди называют меня Оуота ла Акичита.

Я моргнула.

— Оу... что?

— Зови меня Акичита.

— А-кии-чии-та. Я — Иви. Так, что значит твое имя?

Он открыл небольшую баночку и залез туда двумя пальцами.

— Честный страж мира, — он поднял пальцы, покрытые мазью. — Будет жечь.

Я кивнула и почувствовала кого-то позади себя.

— Прислонись к Барсуку, — он размазал по моему лицу успокаивающую мазь, пахнущую мятой. Я дернулась от покалывающего ощущения. Барсук прижался к моей спине. Я закрыла глаза и позволила старику намазать мое лицо и руки.

Успокаивающие напевы рокотали в его груди, пока он работал. Ощущение боли от моих ожогов начало неметь. Дремота навалилась на меня тяжелым одеялом. Затем я уже не могла бороться с весом собственных век.

***

— Доброе утро, Полоумная.

Я потерла глаза в сумерках.

— Нет, нет, не три, — забота обволакивала тихий голос.

Я опустила руки и улыбнулась.

— Значит, Полоумная?

Он рассмеялся и опустился рядом со мной на колени.

— Да, очень. И, должно быть, тебе лучше, — его пытливые карие глаза пронзили мои. — Так, кто ты такая?

— Эм...

— О, погоди. Иви, верно? Акичита сказал мне.

Мальчишеская улыбка растянулась до острых скул. Его густые волосы укрывали плечи и спину. Мои кончики пальцев закололо от желания прикоснуться к его смуглой коже, которая выглядела так, будто песок отполировал ее до идеальной гладкости.

— Ты разговариваешь во сне, знаешь, да? — сказал он. — Откуда ты? Как зовут твою собаку? Мы не видели ни одной собаки после резервации. Куда ты направлялась? Есть еще...

«Иисусе. Бл*дь». Мой рот открывался в нескольких безуспешных попытках перебить его. Я не могла вставить ни слова.

—... горах. Почему, черт подери, ты бросилась в огонь? Во имя Великой Тайны, чем ты думала? Я...

— Барсук, уймись.

Я повернулась, услышав новый голос. Его черты и манера двигаться не сильно отличались от Барсука. Они могли бы быть близнецами. Только незнакомец выглядел старше.

— Привет. Я Наалниш. Не обращай внимания на моего брата. Мы сказали ему приглядывать за тобой, а не заговаривать до смерти.

«Да, уж».

— Он не так и плох.

Мужчина шлепнул Барсука по затылку.

— Убирайся отсюда. Дай ей спокойно поесть, — он поставил передо мной миску, и Барсук с ворчанием ушел.

— Наалниш, верно?

Он улыбнулся.

— Имя Навахо.

— Ты — Навахо?

Он покачал головой и ответил:

— Мы — Лакота. Из Северной Дакоты. Наш отец был Навахо.

Он предугадал мой следующий вопрос, сказав:

— Мы оставили Дакоту после заражения. Жукам нравится наш полузасушливый климат, и они вытеснили нас.

— Вас всего трое?

— Четверо, вообще-то. Одинокий Орел ушел этим утром, чтобы забрать твои вещи. Поначалу нас было несколько дюжин. Путь был долгим.

— Мне жаль.

Он тепло улыбнулся.

— Ешь, — кивнул он на миску. — Это пеммикан. Жир и протеины помогут тебе выздороветь, — с этими словами он ушел.

Помимо разнообразных ягод и жесткого мяса, большая часть стряпни была нераспознаваемой. Но она наполнила мой живот и придала сил. Я с шумом втянула в себя последний кусок, пристегнула ножи и отправилась на поиски Дарвина.

Я увидела Наалниша у ручья. Он махнул рукой, увидев меня, и рассмеялся над Дарвином, когда тот бросился за лососем в неглубокую воду. Акичита и Барсук встретили меня на полпути.

Пожилой мужчина ощупал мое лицо.

— Заживает. Энергия сильно течет в тебе.

— Какая энергия...

— Идем, — Барсук схватил меня за руку. — У нас миллион вопросов.

Акичита опустил свои костлявые пальцы на его предплечье, останавливая тянущее движение Барсука.

— Никаких вопросов, Барсук. Мы поговорим о погоде или об отсутствии кроликов в этом регионе. Или о твоей замечательной собаке.

Я улыбнулась и пошла за ними к реке.

***

Мы сидели вокруг каменного очага, когда Одинокий Орел вернулся с моей экипировкой. Он появился со стороны тропы, и его глаза встретились с моими.

На мгновение мужчина просто застыл, глядя на меня. Я смотрела на него в ответ. Он оказался не таким, как я ожидала, — выглядел не как клон Наалниша и Барсука. Его бронзовая кожа и сильные черты лица несли намек на индейскую кровь, но его потрясающие глаза и короткие волнистые красновато-каштановые волосы говорили о другом наследии. Он был совершенным.

Я почувствовала вину. Пялиться на другого мужчину казалось мне изменой. И все же, я не могла отвернуться.

Его большой палец постукивал по плечу лука, тетива терлась о мускулистое бедро. И его глаза... что-то кружилось в их медных глубинах, как будто он видел меня. Меня изнутри. Потом уголки его губ опустились, и он нахмурился. Его губы привлекли мое внимание. Я снова сглотнула.

По лагерю прокатилась тишина, когда он приблизился. Воздух, как будто следовал за ним.

— Я отогнал Humvee глубже в горы. Он все равно находился на расстоянии миль, — вопреки его бесстрастному тону, в некоторых словах слышался тягучий южный акцент.

— Как ты...

— Я — следопыт. Куда положить твои вещи?

«Ааа. Несомненно, во время погони за Анной я оставила кричащий след».

— Я возьму их. Не уверена, где я остановлюсь.

Его брови сошлись вместе. «Это было презрение? Или любопытство? » Прежде чем я успела решить, он прошагал к какой-то постройке с моими вещами.

Барсук подсел ко мне.

— Не беспокойся из-за него. Он вроде как одиночка. Недолго пробыл с нами. Нашел нас после вспышки инфекции. Его мать была одной из нас.

Ничего на это не ответив, я пошла за своими вещами и странным мужчиной, который их нес.

Я нашла его, складывающим мои вещи, в последнем убежище на дальнем краю лагеря. Ни один предмет из моего вооружения не добрался сюда, но я и не ожидала этого, учитывая их отношение к оружию. Я сказала его спине:

— Одинокий Орел, верно?

Когда он повернулся, я слегка растаяла. Этот мужчина был горяч, как солнце Аппалачей.

— Моя мать называла меня Одиноким Орлом. Джесси, вообще-то. Джесси Беккетт.

— Ладно, Джесси. Спасибо, что забрал мои вещи.

Его тело напряглось, глаза засветились.

— Арсенал, который ты перевозила... ты даже не представляешь, с чем имеешь дело. Я удивлен, что ты не отстрелила себе конечности. И где ты достала АА-12? Ты понимаешь, что если бы столкнулась с настоящим противником, то это оружие отобрали бы и использовали против тебя.

К моему лицу прилил жар.

— Ты был бы того же мнения, будь у меня член? Пошел ты.

Он вздрогнул. Затем прошел мимо, оставив меня кипеть от ярости и стискивать зубы.

Я мерила шагами землю перед убежищем. «Кем он, черт подери, себя возомнил? » Я прижала ладони к щекам, чтобы остудить пылающее на них пламя. Мои легкие с трудом втягивали воздух. «Если бы я столкнулась с настоящим противником? » Мне хотелось надрать ему уши. И пнуть под задницу. Я развернулась на пятках, направляясь вслед за ним.

Барсук окликнул меня:

— Ты куда пошла, Иви?

Я сделала глубокий вдох и ответила:

— Мне нужна сигарета.

Он прикурил и протянул мне самокрутку. Первая затяжка прокатилась по нёбу. Напряжение в плечах немного ослабло. Я указала на убежище, где остались мои вещи.

— Чья это постройка?

— Эм... Одинокого Орла. Но он там редко спит. Он остается там, — Барсук указал на окружавшие нас леса. — Он положил туда твои вещи? Значит, теперь она твоя. Не думаю, что он привык находиться рядом с людьми. Он вырос с нами, в резервации, знаешь? Все наши семьи были близки. Но потом его родители разошлись, и он уехал в Техас со своим стариком. Иногда, правда, возвращался на лето. Кажется, он был каким-то чемпионом по футболу в старших классах. Я слышал, он выиграл крупную школьную стипендию. Но затем что-то произошло. Он никуда не поехал. Потом исчез. Наша встреча с ним произошла несколько месяцев назад. Он сам нашел нас после вспышки...

Я приглушила его монолог в голове, сосчитала до десяти. Потом сосчитала до десяти еще раз. Наконец он остановился, чтобы перевести дыхание.

Я поинтересовалась:

— Ты спрашивал у него, что с ним случилось? Чем он занимался?

Барсук рассмеялся.

— Конечно. Он сказал, что Лакота не задают вопросов, и отругал за то, что я много болтаю. Теперь я просто оставил его в покое.

«Охренительное приуменьшение».

— Ты о чем?

«Дерьмо. Я сказала это вслух? »

— Ты действительно много болтаешь.

Он протянул руку, его рот разошелся в широкой улыбке.

— Тогда возвращайся к огню и можешь говорить сама. Мы ничего о тебе не знаем.

Я обдумала его предложение. Я все равно не смогу долго избегать их расспросов. И я пока не ощущала желания сбежать. Они были хорошими, достойными людьми. Большинство из них.

«Возможно, я могла бы ответить на несколько вопросов. Перечислить некоторые неличные аспекты, избегая не исцелившихся ран». Я приняла его руку и последовала за ним к очагу.

Лакота все собрались там, слушая захватывающую историю Акичиты о столкновении с гризли. Джесси сидел у дальнего края поляны с загадочным выражением лица. Его живые, цвета меди, глаза следили за мной, пока пламя костра не заслонило ему обзор.

Барсук посадил меня рядом с собой и подталкивал мой рассказ вопросами. Итак, я начала свою историю со знакомства с человеком-тлей у бассейна. Затем подробно описала и другие столкновения с мутантами, отбрасывая в сторону детали моей личной жизни. Они ахали над рассказом о ночи, когда я встретила Дарвина.

Мой разговорчивый друг не удержался от вопросов о браке и детях.

— Как и вы, — сказала я, — я потеряла всех, кого любила и о ком заботилась.

Акичита продолжил мой уклончивый ответ историей Лакота. Его глаза мерцали, а успокаивающий голос окружал меня теплыми объятиями. Когда он закончил, я сказала:

— Расскажи нам еще одну историю.

Он перевел на меня взгляд темных глаз, оттененных годами знания.

— У меня много историй, но сначала, — на секунду уголки его губ опустились, — я дам тебе имя индейцев Лакота. Мы будем звать тебя Пятнистое Крыло.

— Пятнистое Крыло?

Наалниш провел рукой по моим волосам. Две божьи коровки уцепились за его палец.

— Ты им нравишься.

Мои веки закрылись. Путешествие в прошлое было одиноким. И в глубине души повисло печальное осознание, что в будущем меня ждало еще больше одиночества.

У меня имелись мириады вопросов к ним, но я помнила предостережение Барсука. «Лакота не задают вопросов». Я нашла это безопасным. Они предлагали возможности — новое имя, новую жизнь в горах Аллегейни среди тактичных мужчин. Какими бы ни были варианты, я не могла придумать причины, чтобы не остаться.

Джесси встал, подняв облако пыли в огонь. Затем он пригвоздил меня тяжелым взглядом и исчез в лесу.

«Ладно. Одна причина имелась».

Пусть все, что ты делаешь, будет твоей религией,

а все, что ты говоришь, будет твоей молитвой.

Лакота Сиу

Глава 15

La Vida Lakota / Жизнь Лакота

Следующие недели пролетели за подготовкой к зиме. Я научилась делать одежду, оружие, еду и лекарства из горных растений и животных. Когда первый снег заставил нас переместиться ниже по течению, мы устроились в заброшенной однокомнатной хижине.

Безделье и изоляция сузили мой мир до этой маленькой комнатки, где меня накрыла зимняя спячка, отбросившая мои мысли к болезненной утрате иллюзий. Лишившись отвлечений, я осталась с изобилием воспоминаний: последние часы с моими умирающими детьми, мое прощание с Джоэлом, пока я пряталась в себе два месяца, темный подвал в доме моего отца. А еще был мой нож в голове Джоэла.

Акичита наблюдал за мной, за тем, как я постоянно спала, чтобы избежать самоанализа, моей ненависти и своих переживаний за собственные ошибки. Только вот сон заставлял меня встречаться лицом к лицу с моими кошмарами.

В худшие дни Акичита оказывал помощь со сном. Он говорил, что умиротворенное тело дает жизнь здравомыслящему разуму. Я хотела лишь бесчувствия и самозабвенно принимала его «противоядия».

Таким образом я и спала — то ныряя, то выныривая из сознания. Дни превращались в недели, и так миновало четыре месяца. Время усилило мое доверие к Лакоте, мое беспокойство о тле и безумных мужиках было забыто. Я знала, что жуки все еще были там, в наших изолированных лесах. Я слышала, как мои компаньоны с ними дерутся.

Я никогда не смогу отплатить им за защиту, за время, которое они мне дали, чтобы излечить боль внутри меня. Но я принимала этот дар всем своим исцеляющимся сердцем. И там, в крошечной хижине под защитой Акичиты, я спала до весны.

***

Паутина простиралась сквозь тьму. Я балансировала ногами на одной нити. Мрак поднимался из бездны. Он лизал ступни моих ног, дразня мои страхи. Один неверный шаг и я скачусь по спирали вниз. Я вытянула руки, сосредоточившись на том, чтобы удержать равновесие на паутине. Во мраке мерцали воспоминания. Воспоминания о последних часах, проведенных с Джоэлом. Воспоминания, которых я не хотела видеть.

Из бездны вырвались призрачные щупальца. Затем они уплотнились, параллельно сгибаясь, как пальцы, и оборвали паутинку. Мое равновесие нарушилось. Раздался смех, окрашенный арабскими нотками. Он доносился отовсюду и из ниоткуда. Ниточка спружинила. Мое сердце билось у горла, когда ноги соскользнули.

Сладкая дымка цитрусового и мятного ароматов успокоила меня и поймала, унося вперед, подальше отсюда. Затем появилась фигура, точнее красная тень. Она протянула мне руку. Ее успокаивающее гудение замедлило мой пульс. Я потянулась к тени.

Проснулась я от темноты. Птички чирикали песню весны. Акичита сидел рядом со мной, окруженный ореолом пробуждающегося рассвета, льющегося из окна за ним. Я прикрыла зевок ладонью и приняла пекановый кофе, который он вложил в мои руки.

— Hihanni waste (прим. пожелание доброго утра у Лакоты), — сказал он.

— Доброе утро.

Его темные глаза скользили по моему лицу, задавая вопрос, который он не высказал словами.

Я покачала головой, ведь видела просто очередной пустой сон. Подобный моим воспоминаниям о прошедших месяцах.

— Ты сражаешься внутри, Пятнистое Крыло.

— Возможно.

Он закрыл глаза. Мужчина не стал бы повторяться по поводу того, что мы оба знали. Я не могла контролировать то, что вижу во сне. И я не могла бороться со сном, который украл большую часть моей зимы.

— Отдыхать значит исцеляться, — он отвернулся, чтобы выскоблить смолу из курительной трубки.

Я устала отдыхать. И хоть кошмары были терпимыми — благодаря его галлюциногенным чаям и трубкам с травами — от них я тоже устала. Акичита считал, что мои сны были видениями. Но как я могла последовать за тем, чего не понимала? И еще были вибрации, которые возникали в моем животе каждый раз, когда приближалась тля. Ничто больше не казалось мне знакомым — ни мои сны, ни мои видения, ни мое тело.

— Больше никакого снотворного, Акичита, — «больше никаких пряток».

Уголки его глаз дернулись под густыми седыми косами. Я не видела его лица, но его голос сказал мне, что он улыбается.

— Сердце просыпается.

Значимость его слов успокаивала меня, даже если я не понимала их значения. Совсем как его присутствие. Он никогда не оставлял меня на протяжении зимы, принуждая к ежедневным упражнениям и наполняя мой желудок. Остальные мужчины охотились и охраняли нас. Но они всегда проверяли как я, их глаза были полны ожидания. Чего они ожидали, я не знала.

Шуршание лап проскользнуло в дверь и прошелестело по полу хижины. Затем когти Дарвина поскребли крыльцо.

— Они ждут меня, — сказала я.

Акичита не ответил.

— Что если я не смогу бороться с кошмарами? И я все еще не знаю, что я такое.

Не поворачиваясь, он сказал:

— Просто живи.

Я пошевелила пальцами на руках и ногах — теми частями меня, что все еще оставались знакомы. Сделала несколько вдохов и выдохов. Мое беспокойство постепенно стало ослабевать. Затем я собрала свои вещи и вышла из зимней спячки.

***

Я восстановила свою силу за несколько недель, прошедших после моего зимнего забвения. Нагнувшись над сетью с бьющейся рыбой и пытаясь устоять на речных порогах, я гадала, какие витамины Акичита добавлял в мою еду.

— Наалниш! Быстрее! Я не могу ее удержать, — крикнула я поверх потока. Наалниш с грацией перебежал через течение реки. Он избавил меня от моего бремени, и я с плеском шлепнулась на неглубокую отмель, смеясь.

Барсук выдернул меня из холодной воды.

— Иви, когда ты уже научишься просить помощи?

Я отбросила влажные волосы с лица и фыркнула.

Он привлек меня в объятия и сказал:

— Мы полагаемся друг на друга. Вот так мы выживаем. Это правило Лакота.

— Мм. Я запомню это тогда, когда ты запомнишь правило Лакота следить за своим языком, — его сердце грохотало у моей щеки, согревая меня вопреки промокшей одежде. — Кроме того, вы, лентяи, все еще спали, а я проголодалась.

Акичита появился из хижины. Дарвин кинулся ко мне, хвостом колотя по моей ноге.

— Посмотрим, кто здесь ленится, — губы Барсука дрогнули у моей макушки, — когда ты сегодня пойдешь с нами охотиться.

Я сделала шаг назад, зная, что мои брови подскочили вверх.

— О, мне наконец-то разрешат поиграть с крутыми ребятами?

Он широко улыбнулся и привлек меня обратно к своей груди.

— Терпение — это сила преодолеть жизнь до конца. Твоему разуму требовалось время. Твое сердце нуждалось в исцелении, — он ткнул меня пальцем в ребро. — А мы были голодны. Тем более твое карабканье распугало бы всю дичь.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒