|
|||
16. В храме обета
Канатная дорога. Мог бы сесть. Вверх по склону. Красные кабинки. Ты знаешь - канатная дорога запросто втащила бы тебя наверх. Но ты не хочешь. Ты пойдешь пехом. И ты вскидываешь голову, скользишь взглядом вверх по склону и думаешь: бред, это просто бред, бред, что я сюда приехал, бред, что вверх попрусь, я не найду здесь того, что ищу, а значит - все это бред, но пока ты мысленно произносишь " бред", ты уже пускаешься в путь, уже топаешь по дороге.
Щебенка. Шуршит под башмаками, родной, знакомый звук. Парочка выбоин, одна безобидная, другая совсем скверная. Вскоре тебя обгоняет машина, " вольво". Один раз попадается дохлая веретеница. Потом трактор навстречу. Мужичонка на тракторе курит, махнул тебе рукой. Ты машешь в ответ. И поворачиваешь вместе с дорогой. И сразу видишь монастырь, и монастырскую церковь справа, храм обета, видишь колокольню, минуешь садоводство, потом лесопилку, старую лесопилку, вместо дисков еще пильные полотна, выставленные теперь напоказ для туристов, для экскурсантов, старые пильные полотна, еще с водяным приводом от ручья, плеск которого различим, только когда прислушаешься. Потом - слишком яркие, аляповатые открытки в киоске, здешние водопады, пена куда белей, чем на самом деле. Но тебе нравится. Тебе здесь хорошо. Ты идешь дальше.
Заходишь в ворота. Утоптанная гравиевая дорожка. Старый монастырский сад. И вот перед тобой - церковь. Поднимаешься по лестнице, дверь открыта. При входе - пожелтевшие брошюрки. Скромненькие поблекшие краски. Затхлость. Кружка для пожертвований. Свет откуда-то сбоку, это же бред, думаешь ты, полный бред, ты здесь, ты вот сейчас здесь, бред сумасшедшего, ты никогда здесь не найдешь того, что ищешь, думаешь ты, но ты идешь дальше, ты заходишь в храм.
Нет, тебе не соврали: все стены сплошь в образах, начиная от входа, у тебя за спиной, где ты сейчас стоишь, все стены сплошняком, от пола до потолка, все в иконах, что лепятся друг к другу, черно-белые и цветные, в красках, иконы повсюду, они тебя за спиной, прямо от входной двери и дальше, дальше вдоль скамей, вдоль по боковым стенам до самого алтаря.
И вот ты видишь: деревенское подворье, изба и коровник, все объято пламенем, а над пламенем парит ангел, а рядом, на лугу, дева Мария держит лучезарный крест, простирая над подворьем оберегающую десницу, трое мужиков тащат ведра с водой, а внизу кто-то написал: EX VOTO - ПО ОБЕТУ, 1861.
Потом ты видишь: вот женщина на одре болезни, рядом мужчина, держит ее за руку, тут же монахиня белой тряпицей отирает болящей пот со лба, и надпись не принятым в те времена готическим, а щеголеватым, новомодным латинским шрифтом, буквы почти стерлись, но два слова в самом низу тебе удается разобрать: " тысячекратное благодарение".
А вот еще: на переднем плане младенец в колыбельке; позади, гораздо меньше, в правом углу темной, тесной каморки - семья, видимо, отец, рядом мать на стуле, чуть поодаль и еще поменьше, должно быть, дедушка с бабушкой, потом, видимо, старший брат, а возле колыбели священник с зажженной свечой в руке, и тут же надпись: " В благодарность за исцеление", и совсем мелко, в углу, дата: 1928.
А ты идешь по проходу, и вот ты уже перед алтарем, стоишь в центральном проходе перед самым алтарем и смотришь вниз, и замечаешь у себя под ногами резные каменные плиты, и думаешь, вот бред, а сам уже начинаешь снимать башмаки, снимаешь башмаки и начинаешь стягивать с себя носки, сначала левый, потом правый, и ощущаешь босыми ступнями холод каменных плит, и думаешь, бред какой-то, а сам сбрасываешь с себя куртку, стягиваешь пуловер, потом майку, потом брюки, и ты думаешь, это же чистейший бред, а сам тем временем снимаешь исподнее и ложишься нагишом на пол, и смотришь вверх, под своды, ощущая под собой холод, и чувствуешь, как твоя кожа сливается с камнем, ощущаешь кожу и камень вместе, и в то же время контраст, начинаешь различать токи, где одно, срастаясь, переходит в другое, ощущаешь границу, ощущаешь холод, что остужает твой жар, и пол под тобой, он несет тебя, и ты закрываешь глаза, вокруг тебя темень, под тобою стылость, и ты слышишь, как стучит твое сердце, слышишь, как ровнее становится дыхание, чувствуешь, как сам ты мало-помалу успокаиваешься, и лежишь, просто лежишь, лежишь вот тут, на каменном полу, и знаешь: тебе этого не изменить, да ты и не хочешь ничего менять, но и объяснить ничего не можешь, да ты и не хочешь ничего объяснять, и ты знаешь: этот пол тебя держит, теперь ты знаешь, это опора, надежная опора, для тебя, для других, для всего и вся, она выдержит все, и ты не можешь этого объяснить и не хочешь объяснять, и ты не можешь этого изменить и не хочешь менять:
и теперь ты знаешь, что делать.
//
|
|||
|