12. Вступая в храм обета # 3

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 13Следующая ⇒

12. Вступая в храм обета # 3

Она мурлычет.

Трется о ноги.

Тихое шуршание сухого корма, высыпаемого в миску.

Упаковку он выбрасывает.

В мусорном ведре осколки

со вчерашнего вечера

Фарфор

- Эй?!

Он заглядывает в ее кабинет - так я себе представляю.

Ее компьютер. Ее вещи.

Ее носки.

Темно-синие.

Фотография, на которой они оба вместе.

- Тим?

В коридоре скрип паркета.

Черные кроссовки.

Щелкают заклепки.

Куртка.

Ключи.

Шаги по лестнице.

13. Отец

ОТЕЦ: Пережить такую авиакатастрофу...

ТИМ: Что?

ОТЕЦ: Пережить такую авиакатастрофу - это не пустяк.

ТИМ: Да уж.

ОТЕЦ: Дай мне сказать.

ТИМ: Ради бога.

ОТЕЦ: Могу себе представить - ты в самолете, и вдруг сразу вниз, камнем, и ничего понять нельзя, я имею в виду, прямо в море, как подумаешь -

ТИМ: И что?

ОТЕЦ: Дай мне сказать.

ТИМ (молчит)

ОТЕЦ (сбился с мысли)

ТИМ (пытаясь ему помочь): Прямо в море, камнем...

ОТЕЦ: И все орут, и сам орешь, потому что страшно до смерти, - что ты на меня так смотришь?

ТИМ: Да нет, ничего.

ОТЕЦ: Ты что, не орал?

ТИМ: Орал.

ОТЕЦ: Ну, вот видишь.

ТИМ: ---

ОТЕЦ: А в голове только одно: хана, все пропало, я сейчас умру, вот прямо сейчас, и конечно, в такие минуты даже какие-то...

ТИМ: ... даже какие-то?

ОТЕЦ: ... даже какие-то важные вещи...

ТИМ: ... важные вещи?

ОТЕЦ: ... важные вещи...

ТИМ: ... важные вещи.

ОТЕЦ: ... отступают на задний план. И ты вовсе не о них думаешь в первую очередь, когда самолет несется вниз, камнем, в свободном падении, как эти парашюти... - может, даже быстрее - ты был пристегнут?

ТИМ: Да, папа.

ОТЕЦ: Хорошо. Отлично. Значит, пристегнут, но все равно, вот так, в воздухе...

ТИМ: Самолет вошел в штопор, и его стало крутить...

ОТЕЦ: Неужели?

ТИМ: Да.

ОТЕЦ: Вокруг собственной оси?

ТИМ: Именно.

ОТЕЦ: Ну, вот видишь. И в такие минуты совершенно нормально...

ТИМ: ???

ОТЕЦ: Хорошо, не нормально, но, я имею в виду, в такие мгновения вся наша здешняя жизнь, весь уклад, все, что вы уже выстроили, наладили в жизни, я имею в виду, это вполне нормально, что не обязательно именно эти картины возникают перед твоим мысленным взором, не обязательно именно это первым делом приходит тебе в голову в такой ситуации, в такие секунды все это, наверно, очень далеко и не имеет, наверно, такой силы, чтобы предстать перед тобой во всей важности, потому что кругом паника, да, паника, и ты сам в панике, и видишь то, что ближе всего, и я считаю, это абсолютно нормально, тут я не стал бы делать тебе никаких упреков, тем более, ты пробыл в этих трущобах, сколько - шесть месяцев?

ТИМ: Пять.

ОТЕЦ: Пять месяцев, почти полгода. Пять месяцев в чрезвычайной ситуации, борьба за жизнь всех этих больных, безнадежно больных, обреченных, где все совсем не так, как у нас тут, в нашей здешней жизни, ну, вообще и в частности, я имею в виду, где мы ни в чем не нуждаемся, у нас все есть, ну, пусть не все, но многое, основное из многого, по большей части, и, как уже сказано, я считаю абсолютно нормальным, что в такой момент, в свободном падении, что ты в первую очередь думал обо всех этих людях там, в больнице, видел лица своих пациентов, детей, которым ты помогал там, внизу, ты им жизни спасал, - ты ведь спасал жизни?

ТИМ: Да.

ОТЕЦ: Вот видишь, а это связывает, невероятно связывает, бог ты мой, да что связывает людей крепче, чем когда ты кому-то спасаешь жизнь? Я лично, правда, еще никому жизнь не спасал, но я очень ясно себе представляю, каково это - спасти кому-то жизнь, да это чудо, адреналин, наркотик, это, это - это грандиозно, и ты хочешь пережить это снова и снова, такое затягивает, это все равно, что зависимость и, если угодно, почти стокгольмский синдром, да, и ты хотел этого снова, ты и сейчас хочешь этого снова, потому что тебе это что-то дает, потому что это важно, ведь это был шаг в твоей карьере, ну, хорошо, пусть и не шаг в карьере, но все-таки определенный этап, а прежде всего, тебя это по-человечески тронуло, и хотя ты умница, и всегда был умницей, но тебя это по-человечески тронуло, задело за живое - ведь это задело тебя за живое?

ТИМ: Да.

ОТЕЦ: Ну, вот видишь, и это вполне нормально, с каждим из нас может случиться, и там, в самолете, тебе это оказалось ближе всего, потому что тебя это тронуло - благодарность всех этих людей, их лица, их глаза, их благодарность, эта их искренность, это дало тебе нечто такое, чего тебе иной раз недоставало, да и мне подчас недостает, недостает всем нам, в какие-то дни, когда особенно чувствуешь себя не совсем в себе, когда... когда хочется все бросить и уйти куда глаза глядят, лишь бы соприкоснуться с кем-то, когда еще немного - и ты с кулаками набросишься, или взвоешь, когда хочется бороться за что-то, против чего-то, напрямую, непосредственно, лишь бы почувствовать жизнь, запах настоящей жизни, а не этот, не этот суррогат, когда иной раз вообще не знаешь, за что борешься, против чего и зачем вообще, когда все идет кругом и плывет перед глазами, мне ли не знать, мне это тоже знакомо - но ты-то ведь на самом деле полагал, что умираешь, а когда еще, спрашивается, думать о смерти, как не в такие минуты? И тут заранее ничему не научишься, и тренироваться бесполезно, тут и я тебя не смог бы научить, да и как - разве я смог бы тебя заранее научить, о чем надо думать перед смертью?

ТИМ: Нет, конечно, но дело не в этом.

ОТЕЦ: Как раз в этом, в этом все дело, ведь ты был растерян, в тот момент ты был в полной растерянности, да и кто, спрашивается, не был бы в полной растерянности на твоем месте? Это же очевидно. Но именно потому, что ты был в полной растерянности, как раз поэтому ты в этот момент всецело был во власти эмоций, - да и кто бы не был во власти эмоций на твоем месте? А значит, ты действовал иррационально, - согласись, разве это не иррационально? Конечно, иррационально, - давать подобное обещание совершенно иррационально, хотя ты ведь окончательно еще ничего не решил, строго говоря, ты окончательно еще ничего не решил - ты ведь еще ничего не решил окончательно?

ТИМ: Не знаю. Пожалуй, нет.

ОТЕЦ: Ну конечно, ты еще ничего не решил окончательно, а не решил, потому что прекрасно знаешь, что сдержать подобное обещание было бы полнейшим безумием. Одно дело страх, близость смерти. Но теперь-то ты здесь. Дома. Среди близких людей, которые тебя любят. Любят не за что-то, а просто так. Хотя ты и не спасал им жизни. И это нечто совсем иное. И вот тут, мой милый, тебе пора включить мозги. Не как в самолете. Там у тебя не было времени. А здесь у тебя время есть. И есть покой, чтобы все обдумать. На трезвую голову.

ТИМ: Голова у меня вполне трезвая.

ОТЕЦ: Вот уж нет.

ТИМ: Да конечно. Я же вот сижу, слушаю тебя.

ОТЕЦ: Да какая там трезвая голова? Будь у тебя трезвая голова, тебе не пришлось бы сейчас здесь сидеть и меня выслушивать, а мне не пришлось бы ничего тебе растолковывать, и весь этот разговор вообще бы не понадобился, ты давно бы и сам знал, как поступить.

ТИМ: И как же мне поступить?

ОТЕЦ: Не пускаться на это безумство.

ТИМ: Дать обещание и исполнить его - это не безумство, а самая естественная и разумная вещь на свете.

ОТЕЦ: Дать совершенно безрассудное обещание, к тому же в такой эмоциональный момент - это абсолютно иррационально, а уж пытаться потом его выполнить - это просто безумие.

ТИМ: Да нет, как раз это разумно вдвойне: сдержать обещание, даже если ты дал его на эмоциях. Но все это теория. Теория. Как и во всех наших разговорах. А моя работа в центре " Надежда" - это не теория. Это практика. И едва не погибнуть в авиакатастрофе - тоже не теория. Разум, безумие - все это только слова, как всегда в наших разговорах: мы говорим, говорим, говорим без конца, излагаем друг другу умные доводы, а все словеса попусту, мимо сути.

ОТЕЦ: Ну хорошо, вот ты туда вернешься - что это тебе даст?

ТИМ: В центре " Надежда" я смогу помогать людям, просто, непосредственно, буду видеть результаты своих дел, видеть, что удалось, а что нет. Я не ученый, не исследователь, мне нужен контакт с людьми. Но так ли оно будет обстоять или иначе, хочу я этого или чего-то другого, в конечном счете всё это не важно.

ОТЕЦ: Почему не важно?

ТИМ: Потому что я дал обет. Потому что обещал вернуться, если я в этой катастрофе уцелею. И теперь я должен решиться.

Молчание.

ОТЕЦ: Мы тебя любим, Тим.

ТИМ: Я тоже вас люблю, папа.

ОТЕЦ: От тех, кого любишь, не уезжают вот так.

Молчание.

ОТЕЦ: И что ты теперь намерен делать?

ТИМ: Сам не знаю.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒