Часть III 6 страница

А вот мадам Генод отыскал Камиль. Женщина лет шестидесяти, грузная, с обручем на волосах. Круглая и краснолицая, словно жена мясника, с бегающими глазками. И страшно чем‑ то обеспокоенная. То есть до невозможности. Она мялась, как школьница, услышавшая предложение «поразвлечься», и эта манера страшно раздражала Камиля. Она явно из тех домовладельцев, кто готов вызвать полицию по любому поводу, встав в позу оскорбленного достоинства. Но тут она ломалась и выкручивалась: нет, не то чтобы просто соседка, а как бы это сказать… не то чтобы хорошо знакома… и да и нет… – эти ответы, которые по сути таковыми не были, доводили полицейского до белого каления.

Не прошло и пяти минут, как Камиль узнал всю подноготную мамаши Генод. От Габриэллы Генод буквально разило ложью, криводушием и лицемерием. А также злонамеренностью. Настоящая булочница, как и ее покойный супруг. Первого января две тысячи второго года Бог, по ее разумению, сошел на землю, явив себя в качестве перехода на новую валюту – евро. Когда Он является людям, Он не экономит на чудесах, Он не скряга. После чуда умножения хлебов Он сотворил чудо умножения денег. Сразу в семь раз. В один день. Гениальная простота – Его неотъемлемое свойство.

Овдовев, мамаша Генод стала неофициально сдавать жилье – «только чтобы помочь людям…». В тот вечер, когда полицейские прочесывали квартал, ее не оказалось дома – «Я ездила к дочери в Жювизи…». Впрочем, куда она там ездила, Камилю наплевать. Когда, вернувшись, она узнала о розысках девушки – возможно, своей квартирантки, то не стала звонить в полицию: «Ну, у меня же не было твердой уверенности… если бы я знала наверняка, тогда конечно, а так – сами понимаете…»

– Я вас в тюрьму упеку! – пригрозил Камиль.

Мамаша Генод заметно побледнела. Угроза возымела эффект. Чтобы сделать ее более правдоподобной, Камиль небрежно добавил:

– Ваших сбережений наверняка хватит, чтобы не отощать на казенных харчах.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что девушку звали Эмма. Ну что ж, почему бы и нет. После Натали, Леа, Лоры Камиль уже ничему не удивлялся. Увидев фоторобот, мадам Генод вынуждена была сесть – точнее, даже не сесть, а рухнуть без сил. Да‑ да, это она, о боже, это она – ну надо же, сколько эмоций, и уж конечно нужно схватиться за сердце… Камиль спрашивал себя, а не отправится ли она прямо сейчас к своему супругу, в рай лицемеров. Оказалось, что Эмма снимала жилье у мадам Генод около трех месяцев, гостей не принимала, иногда исчезала на несколько дней подряд, в последний раз – на прошлой неделе. Ей пришлось срочно уехать, а незадолго до того она вернулась с юга, ездила куда‑ то в провинцию по делам, выглядела не слишком хорошо, говорила, что упала, к тому же ее прихватил ревматизм… Она заплатила за два месяца вперед, сказала, что вынуждена отлучиться по семейному делу, выглядела очень озабоченной… Мадам Генод тараторила без умолку, вываливая все подряд, лишь бы майор Верховен не привел свою угрозу в исполнение. Если бы она осмелилась, то наверняка предложила бы ему денег. Но что‑ то в облике этого маленького полицейского с холодным взглядом внушило ей уверенность – подобное предложение будет совершенно неуместным.

Из разрозненной хаотичной информации Камилю наконец удалось воссоздать хронологию событий. Затем мадам Генод достала из ящика буфета голубой листок бумаги с адресом «Эммы» и вручила ему.

– Это ее почерк? – спросил Камиль.

– Нет, мой…

– Я так и думал.

По поводу достоверности адреса он не питал никаких иллюзий, но все же позвонил на работу и продиктовал его. В ожидании результатов проверки он разглядывал вышивку над буфетом, изображавшую оленя в ярко‑ зеленом, почти тропическом лесу.

– Дурацкий у него вид, у этого оленя, – сказал он.

– Это вышила моя дочь… – пролепетала мадам Генод.

– Смотреть на такие вещи вредно для здоровья.

Чтобы его умилостивить, мамаша Генод еще немного поскребла по сусекам своей памяти и сообщила, что Эмма работала в банке, в каком именно – она не знает, в каком‑ то иностранном, но… Камиль перебил ее очередным вопросом, но, в сущности, он уже представлял себе, какими будут все последующие ответы, поскольку мамаша Генод наверняка получила от квартирантки приличную сумму за то, чтобы не совать нос в чужие дела.

Адрес оказался фальшивым. Камиль отсоединился.

Появился Луи с двумя экспертами‑ криминалистами. От ужаса у мадам Генод подкосились ноги, и она ни словом, ни жестом не помешала полицейским подняться в квартиру Эммы. Она еще не успела ее сдать. Камиль уже знал, что они там найдут: отпечатки пальцев Леа, следы Натали, ДНК Лоры…

– Кстати, – сказал он, обращаясь к мадам Генод, – совсем забыл: вы подозреваетесь в пособничестве убийце. Серийной убийце.

Габриэлла Генод не упала только потому, что уже сидела на стуле, зато тяжело навалилась на край стола. Вот‑ вот лишится сознания…

– Ее вещи! – неожиданно воскликнула она. – Их забрал перевозчик! Я его знаю!

Она тут же сорвалась с места и быстро нашла телефон фирмы, занимающейся перевозками.

– Картонные коробки, разобранная мебель – знаете, вещей у нее не так много…

По тому, с какой интонацией мамаша Генод произносила эти слова, Камиль догадался: человек, не обладавший большим количеством вещей, значил для нее не слишком много. Он набрал номер. Сидевшая на телефоне секретарша не спешила сообщать ему нужные сведения: нет, по телефону я не могу, я ведь не знаю, кто вы на самом деле…

– Хорошо, – перебил Камиль, – я могу подъехать и сам. Но предупреждаю: если мне придется терять на это время, я прикрою вашу лавочку на год, я натравлю на вас налоговую инспекцию, которая проверит всю вашу отчетность с самого первого дня, а вас, вот лично вас, я упрячу за решетку за создание препятствий в работе полиции, а если у вас есть дети – их передадут органам опеки!

И пусть все это – наглая ложь за гранью всякой логики, зато эффект вышел потрясающий: секретарша засуетилась, продиктовала адрес склада временного хранения вещей, куда перевезли имущество «Эммы», а заодно назвала ее фамилию – Секей. Эмма Секей. Камиль просит повторить по буквам:

– Первая буква – С, верно? Строго запретите кому бы то ни было доступ в этот отсек, вы слышите меня? Кому бы то ни было! Это понятно?

Склад находился примерно в десяти минутах езды отсюда. Камиль снова схватил телефонную трубку:

– Высылайте бригаду, срочно!

И бросился к лестнице.

Из предосторожности Алекс спустилась на подземный уровень парковки не на лифте, а по лестнице. Ее «клио» завелась с полуоборота. В салоне было прохладно. Перед тем как тронуться с места, Алекс некоторое время смотрела в зеркальце заднего вида. Она чувствовала себя очень усталой и выглядела не лучше. Она машинально провела указательными пальцами под глазами, затем показала себе в зеркальце язык и наконец тронулась.

Но на этом все не закончилось. Алекс протянула охраннику пропуск, полосатый красно‑ белый шлагбаум поднялся – и тут ей пришлось резко затормозить. Перед ней возвышался полицейский в форме и, широко расставив ноги и высоко подняв одну руку, другой указывал прямо на нее, как будто собирался ее арестовать. Затем он вытянул руки в стороны, словно подтверждая категорический запрет на проезд. Но уже в следующий момент выяснилось, что речь шла всего лишь о требовании пропустить какой‑ то дурацкий кортеж с завывающими сиренами.

На мгновение Алекс успела различить в салоне одного из автомобилей чей‑ то лысый череп, едва доходящий до уровня бокового стекла. Должно быть, какая‑ то важная шишка – кортеж напоминал чуть ли не президентский. Когда он пронесся мимо, полицейский сделал Алекс знак проезжать. Миновав шлагбаум, она сразу же повернула направо.

Затормозила она немного резко, так что стоявшие в багажнике картонные коробки с надписью «Личное» наверняка опрокинулись – но за флаконы с кислотой она не беспокоилась, их она всегда упаковывала очень тщательно. Никакого риска.

Почти десять вечера. Фиаско. Камиль более‑ менее восстановил душевное спокойствие, хотя и не без труда. Особенных усилий ему стоило не вспоминать о консьерже мебельного склада, этом кретине с хитроватой бледной физиономией и такими захватанными и мутными очками, как будто их сделали из шкурок сосисок.

Разговор с ним вышел примерно следующий: девушка, какая девушка, машина, какая машина, коробки, какие коробки. Когда отсек с вещами наконец открыли, у полицейских захватило дух – ну наконец‑ то удача! Все вещи были здесь – десять заклеенных скотчем коробок. Камиль, сгорая от нетерпения, хотел вскрыть их тут же на месте, но его удерживала необходимость соблюсти все процедуры; впрочем, звонок судьи Видара значительно ускорил процесс. Они забрали все, благо коробки оказались нетяжелыми – разобранная мебель, одежда, еще что‑ то… Оставалось надеяться, что найдутся какие‑ то вещи, которые помогут в установлении личности. Но в любом случае сегодня расследование значительно продвинулось.

Оставалась небольшая надежда и на камеры видеонаблюдения, установленные на каждом этаже склада, но она почти сразу рухнула. Когда Камиль спросил консьержа, сколько времени хранятся видеозаписи, выяснилось, что камеры фальшивые.

– Декоративные, если хотите, – с довольной ухмылкой добавил консьерж.

Понадобилось не так много времени, чтобы осмотреть все вещи, и эксперты сделали первые выводы. Мебель сразу отставили в сторону – она оказалась абсолютно стандартной, такую можно купить в любом магазине: книжный стеллаж, квадратный кухонный стол, деревянная кровать с металлической сеткой, матрас, кое‑ что из бытовой техники. Эксперты лишь слегка прошлись по всему этому своими кисточками и пинцетами и перешли к содержимому коробок с личными вещами. Спортивная одежда, пляжная одежда, летняя одежда, зимняя одежда…

– Все это покупалось в больших торговых центрах, которые есть во всех городах по всему миру, – сказал Луи.

В двух коробках лежали книги. В основном – карманные издания в мягких обложках. Селин, Пруст, Жид, Достоевский, Рембо… Камиль просматривал заголовки: «Путешествие на край ночи», «Любовь Свана», «Фальшивомонетчики»… Но Луи что‑ то призадумался.

– Что такое? – наконец спросил Камиль.

Луи ответил не сразу. «Опасные связи», «Лилия долины», «Красное и черное», «Великий Гэтсби», «Посторонний»…

– Можно подумать, это книжная полка старшеклассницы.

В самом деле, подборка выглядела слишком уж хрестоматийной. Заметно, что книги читали и перечитывали, некоторые в буквальном смысле зачитаны до дыр, целые абзацы подчеркнуты, иногда вплоть до самой последней страницы. На полях виднелись восклицательные и вопросительные знаки, маленькие и большие крестики, другие пометки, сделанные чаще всего синей ручкой. Кое‑ где чернила почти полностью выцвели.

– Она читала то, что положено читать, она хотела поступать хорошо, быть примерной девочкой – ты это имеешь в виду? – спросил Камиль. – Думаешь, она инфантильна?

– Не знаю. Может быть, регрессивна…

Камиль не разбирался в психологических тонкостях, но общий смысл уловил. Девушка не вполне нормальна. Или отстает в развитии.

– Немного знает итальянский, немного английский. Иногда начинает читать иностранных классиков, но никогда не добирается до конца книги.

Камиль тоже это заметил. «Обрученные», «Любовник без определенного места жительства», «Имя розы», а также «Алиса в Стране чудес», «Портрет Дориана Грея», «Женский портрет», «Эмма» были на языках оригиналов.

– Девушка, которую видели в кафе Масиака, вроде бы говорила с иностранным акцентом, так?

Да, несколько свидетелей это подтвердили.

– Она неглупа, она более‑ менее освоила два языка, говорит на них, может, и не очень бегло, но в состоянии прибегать к каким‑ то языковым ухищрениям… Вот скажи, ты можешь ее себе представить рядом с Паскалем Трарье? – спросил Камиль.

– Или соблазняющей Стефана Масиака? – вместо ответа продолжил Луи.

– Или убивающей Жаклин Занетти?..

Луи быстро черкал что‑ то в блокноте. Благодаря найденным среди книг проспектам турагентств с отмеченными маршрутами, датами и ценами можно попробовать отследить перемещения этой девушки, хотя бы частично, однако никаких личных документов здесь не нашлось – ни билетов, ни страховок… Ничего, что способствовало бы установлению личности. Какую жизнь вела девушка с таким небольшим количеством личных вещей.

К концу вечера оба пришли к неутешительному выводу, озвученному Луи:

– Если и имелось что‑ то личное, она забрала это с собой. Или хранит где‑ то в другом месте. То, что собрано здесь, – это просто ложный след для полиции, на тот случай, если она найдет эти вещи. На самом деле ничто тут не способно нам помочь.

Оба поднялись. Камиль надел пиджак. Луи колебался, не решаясь все бросить. На всякий случай он еще раз перетряхнул книги.

– Не мучай себя, старина, – хмыкнул Камиль. – Судя по ее прошлой карьере, она хорошо знает, как выходить сухой из воды. И кажется, она не намерена останавливаться.

Такого же мнения придерживался и Ле‑ Гуэн.

Субботний вечер продолжился на набережной Вальми.

Ле‑ Гуэн позвонил Камилю и позвал его в «Ла Марин». Они заняли столик на террасе. Может быть, от вида канала, порождавшего мысли о рыбах, оба заказали по бокалу белого сухого вина. Ле‑ Гуэн, памятуя о хрупкости ресторанных стульев, сел на свой с привычной осторожностью. Но стул с честью выдержал испытание.

Когда они встречались не на работе, оба придерживались негласного правила: говорили обо всем и ни о чем, а о делах – только в самую последнюю очередь и очень коротко.

Сейчас Камиля не оставляла мысль о продаже картин матери. Аукцион состоится завтра утром.

– Ты ничего себе не оставишь? – удивленно спросил Ле‑ Гуэн.

– Нет, я все продам, – ответил Камиль. – Я хочу все отдать.

– Так продать или отдать?

– Картины я продам. А деньги за них отдам. Все.

Камиль и сам не знал, когда и как принял такое решение, – но его слова прозвучали настолько естественно, словно оно сложилось очень давно. Ле‑ Гуэн воздержался от комментариев. Но в конце концов любопытство все же пересилило, и он спросил:

– Кому?

А вот об этом Камиль не подумал. Он хотел раздать все деньги, но не знал, кому именно.

– Что‑ то ускорилось, или я ошибаюсь? – спросил Ле‑ Гуэн.

– Нет, все идет в обычном ритме, – отвечал Камиль. – Просто нужно к этому привыкнуть, вот и все.

Он произнес эти слова небрежным тоном, но на самом деле чувствовал, что история оборачивается скверно. Только что было обнаружено тело некоего Феликса Маньера, убитого у себя на квартире. Его коллега поднял тревогу, когда Феликс не явился на важное совещание, которое сам же и назначил. Жертву умертвили с помощью серной кислоты, залитой в горло, – ткани шеи оказались в таком состоянии, что голова фактически отделялась от тела. Дело тут же передали майору Верховену, которого срочно потребовал к себе судья Видар в самом конце рабочего дня. Дело и впрямь было серьезным.

Расследование на сей раз пошло довольно быстро. В мобильном телефоне жертвы нашли список входящих звонков, последний из которых, как выяснилось, был сделан из отеля на улице Монж. Его быстро вычислили, и оказалось, что в тот же день, чуть раньше, там сняла номер девушка, только что вернувшаяся из Тулузы. Она назначила ему свидание на этот вечер – об этом сообщил Маньер своему коллеге, поспешно уходя с работы.

Да, это она, хотя прическа и глаза немного другие – так сказала регистраторша отеля, увидев фоторобот. Эта девушка уехала сегодня утром. Расплатилась наличными. Имя конечно же оказалось фальшивым.

– А этот наш проказник Феликс, он что собой представляет? – спросил Ле‑ Гуэн. Не дожидаясь ответа, он пробежал глазами несколько страниц отчета Камиля. – Сорок четыре года…

– Да, – подтвердил Камиль. – Мастер по ремонту и обслуживанию компьютерной техники. Был в процессе развода с женой, жил отдельно от нее. Алкоголик, разумеется.

Ле‑ Гуэн молчал, продолжая листать страницы отчета. Иногда он произносил долгое «Хм‑ ммм…», похожее на стон. Впрочем, тут и застонать недолго.

– А что за история с ноутбуком?

– Он исчез. Но, уверяю тебя, не потому, что послужил орудием убийства, – убили его статуэткой, а довершила дело серная кислота.

– Думаешь, та девушка его увезла?

– Да, без сомнения. Может, они обменивались письмами по электронной почте. Или она в тот самый вечер пользовалась ноутбуком и не хотела, чтобы ее вычислили…

– Так, ну хорошо. Что дальше?

Ле‑ Гуэн явно нервничал, что было совсем не в его духе. Видимо, оттого, что прессу уже лихорадило. Само по себе известие о смерти Жаклин Занетти не стало бы сенсацией (убийство хозяйки гостиницы, да еще провинциальной, – не та новость, которую помещают на первой полосе центральные газеты), но фигурирующая в деле серная кислота – о, это уже что‑ то новенькое, даже экзотичное! А на данный момент совершено уже два таких убийства. Почти серия, хотя и не совсем. Но и сейчас эти истории вызывали живейший интерес, а что будет, если произойдет еще одно такое же убийство? Разумеется, тогда все забурлит по‑ настоящему. Дело попадет на центральные телеканалы, Ле‑ Гуэна вызовут на верхний этаж Министерства внутренних дел, судью Видара – на верхний этаж Министерства юстиции, и тумаки посыплются, как жетоны из игрального автомата при выигрыше. И даже подумать страшно, что начнется, когда станет известно о сходных преступлениях, совершенных несколько лет назад в Реймсе и в Этампе… На всех экранах появится карта Франции, похожая на ту, что уже сейчас лежала на рабочем столе Камиля, с воткнутыми в нее разноцветными канцелярскими булавками, отмечающими места преступлений. А заодно душераздирающие биографии жертв и обещание road movie [11] на французский лад в прямом эфире. Шок! Зрители прильнули к экранам!

На данный момент Ле‑ Гуэн чувствовал лишь нарастающее давление сверху, но и это становилось все труднее выдерживать. Как хороший шеф, все свои неприятности с начальством он обычно скрывал от подчиненных. Если что‑ то и просачивалось наружу, то немного. Но сегодня было очевидно, что он больше не может держать это в себе.

– Что, тебя вздрючили наверху? – наконец прямым текстом спросил Камиль.

Вопрос, казалось, как громом поразил Ле‑ Гуэна.

– Да ты что, Камиль, с чего ты взял?

Проблема всех семейных пар – склонность к повторению.

– Девушку похитили и держали в клетке с крысами, похититель покончил с собой, сбросившись посреди ночи с моста на шоссе…

Ну вот эта игра, например, в тех или иных вариациях повторялась уже раз пятьдесят.

– Девушка сумела освободиться прежде, чем ее нашли, а незадолго до того выяснилось, что она убила трех типов с помощью серной кислоты…

Камиль считал, что в этом есть нечто от дешевого уличного балагана, он уже собирался это сказать, но Ле‑ Гуэн перешел к завершающей части своей тирады:

– А за то время, что мы писали отчеты, она успела убить жительницу Тулузы, которая теперь отправится в рай для хозяек гостиниц, после чего вернулась в Париж…

Камиль счел за лучшее дослушать до конца, полностью предсказуемого:

– …и там прикончила любителя необременительных связей, который, скорее всего, просто хотел провести с ней приятный вечер…

– …и вот теперь ты спрашиваешь, не вздрючили ли меня наверху? – договорил за него Камиль.

В этот момент он уже стоял у выхода, держась за дверную ручку.

– Ты куда? – спросил Ле‑ Гуэн.

– Ну, мне тоже предстоит вздрючка, но, поскольку у меня есть некоторый выбор, я предпочту судью Видара.

– У тебя совсем нет вкуса…

Алекс пропустила два грузовика, потом третий. С того места, где она припарковалась, отлично видно все маневры огромных фургонов, сменяющих друг друга перед погрузочной платформой. На ней громоздились какие‑ то поддоны – груда почти с дом высотой.

Прошлой ночью Алекс уже побывала здесь. Она влезла на стену, что оказалось нелегко, – для этого пришлось встать на крышу машины – и, если бы ее задержали, это означало бы конец ее истории. Но нет, ей удалось остаться незамеченной на гребне стены в течение нескольких минут. Под лобовым стеклом каждого грузовика виднелась табличка с трафаретной надписью – номер маршрута и пункт назначения. Все они ехали в Германию: Кельн, Франкфурт, Ганновер, Бремен, Дортмунд… Ей нужен был тот, что направлялся в Мюнхен. Она запомнила его номерные знаки и номер маршрута, но он и сам по себе был приметный – вверху на лобовом стекле, там, где оно уже смыкалось с крышей, виднелись огромные буквы: БОББИ. Алекс поспешно спрыгнула со стены, заслышав сторожевую собаку, учуявшую наконец ее присутствие.

Полчаса назад она увидела, как шофер поднимается в кабину, втаскивает туда свои вещи, забирает документы. Это был высокий тощий человек лет пятидесяти, в синем комбинезоне, очень коротко подстриженный, с густыми усами, напоминающими две мини‑ швабры. Но его внешность интересовала Алекс меньше всего – главное, чтобы он взял ее с собой. Она немного подремала в своей машине, дожидаясь, когда откроются ворота, – это произошло в четыре утра. Некоторое оживление началось спустя полчаса и затем уже не прекращалось. Алекс пристально наблюдала за воротами – стоило ей упустить свою цель, и весь план пошел бы насмарку. И что тогда ей оставалось бы – дожидаться прихода полиции, сидя в номере отеля?

Около шести утра тот тип приблизился к своему грузовику, мотор которого медленно вращался последние четверть часа, и в последний раз проверил все сопроводительные документы. Алекс наблюдала, как он перешучивается с погрузчиком и двумя другими шоферами. Наконец он поднялся в кабину. Этот момент она выбрала для того, чтобы выйти из машины. Обойдя ее, она открыла багажник, взяла оттуда рюкзак и, не опуская крышку багажника, из‑ за нее еще раз взглянула на выезд, чтобы убедиться, что другой грузовик не опередит тот, который ей нужен. Увидев, что все в порядке, она бегом бросилась к нему.

– Я никогда не занимаюсь автостопом на трассе. Очень опасно.

Бобби кивнул. Сам он, очевидно, не опасался случайных попутчиков. Но по достоинству оценил такую предусмотрительность – дождаться дальнобойной фуры у погрузочной станции, вместо того чтобы торчать на обочине шоссе, подняв большой палец.

– А здесь всегда полно грузовиков – хоть один подходящий, да найдется, – добавила она.

Он все больше восхищался сообразительностью Алекс. То есть нет, конечно, не Алекс. Для него она Хлоя.

– Я Робер, – сказал он, протягивая ей руку через пассажирское сиденье. – Но все зовут меня Бобби, – добавил он, указывая на самоклеющуюся надпись на лобовом стекле.

Однако сам факт автостопа его слегка удивил.

– Авиабилеты ведь не очень дорогие. В Интернете можно найти всего за сорок евро. Я могу понять, если время поджимает, – но если нет?

– Я предпочитаю экономить деньги на дорогу, чтобы тратить их только на месте. И потом, когда путешествуешь сам по себе, бывают интересные встречи, правда же?

Этот тип казался простодушным и отзывчивым, он сразу согласился подвезти ее, когда она объявилась у его кабины. Алекс внимательно ждала ответа – впрочем, интересовал ее не столько сам ответ, сколько его тональность. Больше всего она опасалась похотливых взглядов. Ей совсем не улыбалось целыми часами отклонять заигрывания донжуана‑ дальнобойщика.

Над лобовым стеклом Бобби покачивалась фигурка Мадонны, а на приборной доске стояло устройство, показывающее нечто вроде слайд‑ шоу: одна за другой на экране появлялись фотографии, словно перелистываемые страницы книги. Шоу было закольцовано – за последней фотографией вновь возникала первая. Он купил эту штуку в Мюнхене. За тридцать евро. Говоря о вещах, Бобби часто упоминал об их цене, но не столько для того, чтобы похвастаться, сколько для того, чтобы быть точным в своих объяснениях. А объяснять он любил. Он почти полчаса рассказывал про это устройство, а заодно и про то, что было на фотографиях: про свою семью, дом, собаку, особенно про троих своих детей.

– Два мальчика и девочка. Гийом, Ромен и Марион. Девять лет, семь лет и четыре года.

И снова эти уточнения. Но, по крайней мере, он не рассказывал скользкие анекдоты. Спасибо и на том.

– Хотя, по правде говоря, чужие дела – это ведь никому особо не интересно? – улыбаясь спросил он.

– Ну почему же, – возразила Алекс. – Мне, например, интересно.

– Просто вы хорошо воспитаны…

День обещал быть солнечным, кабина грузовика оказалась невероятно удобной.

– Если захотите поспать, нет проблем, – сказал Бобби.

И указал большим пальцем за спину – там стояла кушетка.

– Мне‑ то спать особо некогда, но вы…

Алекс согласилась и действительно проспала час с небольшим.

– Где мы сейчас? – спросила она, проснувшись и снова перебираясь на сиденье.

– Что, уже поспали? Могли бы и больше. Мы проехали Сен‑ Мену.

Алекс изобразила восхищение тем, что они едут так быстро. Сон не пошел ей на пользу. Мало того что он еще усилил ее обычное тревожное состояние, он принес с собой опустошение и отчаяние. Эта поездка в сторону границы причиняла ей боль. Это было начало бегства. Начало конца.

Когда разговор снова угас, настал черед радио – музыкальных и новостных программ. Алекс внимательно слушала криминальную хронику, которая обязательно входила в каждый выпуск, – тогда как Бобби в такие моменты предпочитал отвлечься на чашечку кофе. «Эта работа так отупляет, вы себе даже не представляете». У него был с собой термос кофе и кое‑ что из съестного – все как обычно у дальнобойщиков. Но для того, чтобы перекусить, ему приходилось останавливаться. Во время каждой такой остановки Алекс сидела как на иголках. Она делала вид, что дремлет, но внутри у нее все переворачивалось: на дороге слишком мало людей, и соответственно слишком велик риск быть замеченной. На автозаправках было полегче, она даже выбиралась из кабины, чтобы немного размяться и сходить за кофе для Бобби – они уже стали добрыми знакомыми. Именно за совместным распитием кофе он и поинтересовался целью ее путешествия, в слегка завуалированной форме:

– Вы студентка?

Но сам он, кажется, не очень верил в такую возможность. Это и понятно: выглядит она молодо, но ей уже тридцатник, да и вообще не похожа на студентку.

– Нет, я медсестра. Хочу попытаться найти работу в Германии.

– А почему в Германии, если не секрет?

– Потому что я не говорю по‑ немецки, – ответила Алекс со всем простодушием, на какое была способна.

Робер засмеялся, но она сомневалась, что он ее понял.

– Тогда вы с таким же успехом могли бы поехать и в Китай! Разве что вы говорите по‑ китайски… Вы говорите по‑ китайски?

– Нет. Вообще‑ то у меня друг живет в Мюнхене.

– А‑ а…

Он опять сделал понимающий вид. Его огромные усы заходили вверх‑ вниз, когда он многозначительно покачал головой.

– А чем он занимается, ваш друг?

– Он программист.

– Немец?

Алекс кивнула. Она не знала, куда он клонит, и едва успевала соображать, что лучше ответить. Это ей не нравилось.

– А ваша жена работает? – в свою очередь спросила она.

Бобби бросил скомканный картонный стаканчик в мусорную корзину. Вопрос о жене не оскорбил его, скорее расстроил. Они снова ехали, диапорама вновь показывала в ряду прочих фотографию его жены. Ей около сорока, у нее жидковатые прямые волосы и болезненный вид.

– У нее рассеянный склероз, – ответил он. – И при этом она сидит с детьми, вы представляете? Так что все в руках Провидения…

С этими словами он указал на фигурку Святой Девы, раскачивающуюся под зеркальцем.

– Думаете, Она вам поможет?

Алекс не хотела задавать этот вопрос – слова вырвались непроизвольно. Он повернулся к ней. Его лицо не выразило ни обиды, ни удивления. Он просто произнес таким тоном, словно это было что‑ то само собой разумеющееся:

– Награда за искупление вины – прощение. Вы так не думаете?

Алекс не слишком хорошо поняла, что он имеет в виду: религия – это такая вещь… Она только что заметила, что на обратной стороне лобового стекла – со стороны кабины – была еще одна самоклеющаяся надпись: «Он придет снова. Готовы ли вы к этому? »

– Вы не верите в Бога, – сказал Бобби улыбаясь, – это сразу видно.

Это был не упрек – просто констатация факта.

– Вот я, например, – если бы у меня не было веры… – начал он.

– Бог устроил вас в этой жизни не лучшим образом, – заметила Алекс, – но зато создал вас незлопамятным.

Бобби сделал такой жест, словно хотел сказать: да, я знаю, и за это я Ему благодарен.

– Бог нас испытывает, – добавил он.

– Да, – согласилась Алекс, – с этим не поспоришь…

Разговор угас сам собой. Оба смотрели на дорогу.

Через какое‑ то время Бобби сказал, что ему нужно поспать. Впереди виднелась автозаправка, огромная, как целый город.

– Я обычно здесь останавливаюсь, чтобы часок покемарить, – объяснил он.

Отсюда было двадцать километров до Меца.

Бобби вышел из кабины, чтобы размяться и «подышать» – он не курил. Алекс наблюдала, как он прохаживается туда‑ сюда, ритмично взмахивая руками. Она машинально подумала: это потому, что он знает, что она на него смотрит. Вряд ли он стал бы это делать, если бы был один.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒