|
|||
Лорен Вайсбергер 19 страницаПовисла пауза – мать колебалась, настаивать на немедленных объяснениях или потерпеть, затем послышался вздох. – Хорошо, поговорим в воскресенье. Посмотри как можно больше, дорогая, и береги себя. И постарайся не выставлять личную жизнь на всеобщее обозрение! Короче говоря, утро выдалось дерьмовое, а тут еще предстояло разобраться с «Луи Вюиттоном». «Вюиттона» было много, целые тележки. Горы чемоданов, сумок на колесиках, несессеров, складных саквояжей для платьев, спортивных сумок на ремне и защелкивающихся дамских сумочек, гордо носящих переплетенные L и V, из главного магазина в Милане или чудовищных размеров бутика на Пятой авеню. Каждый приглашенный, поднявшийся на борт самолета, очевидно, запомнил, что «дорожные сумки от „Луи Вюиттона“ – наш выбор»[143]. Три носильщика в бордовой униформе «Миллионэйр» (тонкая ирония! ) прилагали все силы, чтобы уместить багаж в брюхе «Гольфстрима», но преуспели мало, хотя и взмокли от усилий. Несколько часов назад мы с Элайзой, Дэвидом и Лео приехали на лимузине из Нью‑ Йорка в Тетерборо[144] убедиться, что все готово к прибытию вертолета, на котором Филип и компания должны прилететь с вертодрома на Уолл‑ стрит в аэропорт. Утром я оставила Филипа дрыхнуть на диване, поставив радиобудильник на час позже и заткнув горе‑ кавалеру за брючный ремень записку с напоминанием явиться к вертолету не позже шести часов вечера. За отслеживанием погрузки «луи вюиттонов» наших гостей, проверкой, достаточно ли на борту самолета увлажняющего аэрозоля для лица «Эвиан», у меня не осталось времени переживать из‑ за пустяков вроде публично навешенного ярлыка лживой, вероломной шлюхи, да еще в самой популярной газете светских сплетен, которую читают все без исключения друзья, коллеги и родственники. Приближалось время отлета – собрались все, кроме приглашенной в последнюю минуту светской львицы и ее «гостя», предупредившей по телефону, что они стоят в пробке в туннеле Линкольна, – когда разразился первый кризис. Чемоданов набралось столько, что багаж не умещался в самолете. – Борт предельно загружен, – вздохнул носильщик. – Обычно «Гольфстрим» принимает шесть средних или четыре больших места багажа на человека, а у вашей группы значительное превышение. – Насколько значительное? – Ну, – другой носильщик наморщил лоб, – в вашей группе у всех по четыре здоровенных чемодана на рыло, а у какой‑ то бабы – семь, причем один сундук таких габаритов, что для погрузки пришлось вызывать кран из ангара. – Что вы предлагаете? – спросила я. – Ну, это, мэм, проще всего оставить здесь часть багажа. Не сомневаясь, что события будут развиваться по наименее простому сценарию, я, тем не менее, пошла навстречу и решила проверить, не согласится ли кто‑ нибудь расстаться с частью собственности. Я поднялась на борт, попросила у второго пилота микрофон интеркома и по громкой связи объяснила пассажирам ситуацию. В ответ раздался хор свистков и воплей. – Шутить изволите, – зашелся от смеха Оливер. – Это чертов частный самолет, если у кого склероз. Скажи им так, чтобы поняли. Оливер привык выступать с подобными заявлениями: он основал страховой фонд, приносящий такую прибыль, что журнал «Готэм» назвал Оливера самым желанным холостяком Манхэттена 2004 года. – Если кто‑ то хоть на секунду решил, что я поеду без туфель, он жестоко ошибся, – крикнула Камилла, наследница косметической империи, между глотками «Кристалла». – На четыре дня у меня одежды на двенадцать возможных комбинаций и по две пары обуви для каждого варианта, чтобы был выбор. Я ничего не собираюсь оставлять. – Я требую, чтобы весь багаж был погружен в самолет, – заявила Алессандра. – Если я взяла с собой пустые чемоданы, чтобы было в чем везти домой вещи, купленные в Турции, пусть носильщики сообразят, как поднять их на борт. Мать Алессандры – известная шопингоманка, печально известная миллионными, а‑ ля Имельда Маркос, тратами на одежду, обувь и сумки. Судя по всему, Алессандра оказалась способной ученицей. – Да не волнуйся ты так, любимая. Иди сюда, присядь, возьми себе выпить. Пусть голова болит у экипажа – мы им за это платим, – высказался Филип. Он приехал вовремя и теперь возлежал на кремовом кожаном диване. Клетчатая рубашка от Армани живописно расстегнута на одну пуговицу ниже, чем принято. Элайза тоже не проявила интереса к проблеме и удобно устроилась на коленях у Дэвида, сосредоточившись на подключении своего плеера к динамикам стереосистемы в салоне. Справедливо. Что мне, больше всех надо? Раз носильщики не собираются оставлять в Нью‑ Йорке жесткий и абсолютно немодный одинокий серебристый «самсонит», составляющий весь мой багаж, остальное не моя забота. Я приняла бокал шампанского от стюардессы, чья прекрасная фигура только выигрывала от темно‑ синей униформы. Один из пилотов с внешностью кинозвезды – с волевым подбородком а‑ ля Брэд Питт и тонкими высветленными прядями волос – объяснил, как будет проходить полет. Я ощущала легкую неловкость при виде пассажиров и команды, словно сошедших с экрана, где демонстрировался очередной выпуск «Сказочной жизни»[145]. – Время полета – десять часов. Над Атлантикой возможна небольшая турбулентность, – сообщил пилот с неотразимой улыбкой и неизвестным европейским акцентом. За наши жизни не должен отвечать такой красавец, подумала я. Более уродливый и менее крутой пилот должен по идее меньше пить и больше спать. – Хельмут, а не махнуть ли нам на этой пташке на Миконос? [146] – окликнул пилота Филип, проводивший в компании Хельмута больше времени, чем в обществе собственного папаши. Вокруг все радостно встрепенулись. – Миконос? – спросила Марлена, наследница косметической империи. – Это гораздо лучше Бейрута. Там, по крайней мере, цивилизация, «Нобу»[147]… Никто не возразил, что мы и не собирались в Бейрут и вообще в Ливан. Хельмут снова засмеялся: – Скажите только слово, ребята, и я доставлю вас, куда захотите. Послышался женский возглас, доносившийся откуда‑ то со взлетной полосы или трапа: – Мы летим на Миконос? А я‑ то думала, в Стамбул… Чертов пиар‑ агент, ничего не может нормально сделать! Я собралась купить турецкий ковер! – скандалила дама. Я решила, что это Изабель, опоздавшая светская львица, никогда не работавшая и не имевшая необходимости в агенте по связям с общественностью. Я с изумлением отметила, что львица знает, где находится Стамбул. Поднявшись на борт, новоприбывшие огляделись. Пара обычно состоит из двух людей, и лишь через долгую секунду до меня дошло: мужчина в упомянутой паре не кто иной, как Сэмми. Мой Сэмми! – Изабель, дорогая, не сомневайся – мы летим в Стамбул, в точности как тебе сказали. Мальчики просто дурачатся – ты же знаешь, как они себя ведут, стоит упомянуть греческие острова! Бросай вещи и возьми себе выпить. – Элайза кинулась удобнее устраивать женщину, которую я сразу узнала – видела в парке, – но мне и в голову не пришло, что с нами летит та самая Изабель. – Представь же нас твоему роскошному приятелю! Услышав это, Сэмми буквально окаменел. Я даже испугалась, не станет ли ему дурно. Не замечая меня, еще не успев рассмотреть пассажиров, он ответил срывающимся, высоким голосом: – Я Сэмми. Из «Бунгало». Элайза непонимающе уставилась на Сэмми, а Изабель тем временем втащила в салон вместительную спортивную сумку – разумеется, от «Луи Вюиттона». Хлопнув Сэмми по плечу, она кивнула на сумку, которую тот без усилия поднял и сунул под один из кожаных диванов. – «Бунгало»? Мы с вами встречались в «Бунгало»? – смущенно спросила Элайза. Я полдюжины раз ходила с Элайзой в клуб и видела, как она флиртовала с Сэмми, обнимала его, благодарила и вообще обходилась как с лучшим другом. Похоже, сейчас Элайза не притворялась – она действительно не помнила, кто такой Сэмми. Возникшая неловкость привлекла всеобщее внимание. Пассажиры, должно быть, ломали головы, где они могли видеть этого симпатичного и чертовски знакомого парня. – Я там работаю. – Сэмми взглянул на Элайзу в упор. – В «Бунгало»? – Элайза была озадачена. – О, я поняла! Вы имели в виду, что днюете и ночуете в «Бунгало», как в офисе! Я отлично понимаю, что это значит. Мы примерно в таком же положении, скажи, Бетт? – Хихикнув, она отпила глоток из бокала с явным облегчением – загадка решена. Сэмми вздрогнул при звуке моего имени, но продолжал смотреть на Элайзу. Целая вечность прошла, прежде чем он медленно повернулся и взглянул на меня. На лице его появилась улыбка, невеселая, но без удивления. – Привет, – произнес он почти шепотом. Изабель усаживалась рядом с Элайзой, остальные вернулись к прерванным разговорам, и это придало моменту еще большую интимность. – Привет, – отозвалась я с деланно непринужденным видом, лихорадочно обдумывая неожиданный поворот. Снабдив нас окончательным списком гостей, Келли упомянула, что Изабель Вандемарк согласилась ехать лишь в сопровождении секретаря. Естественно, условие было принято. Значило ли это, что Изабель – подружка Сэмми? Мне нужно было это установить. – Здесь есть место. – Я указала слева от себя. – Если хочешь… Он посмотрел на Изабель, которую, похоже, абсолютно не заботило его местонахождение, и начал осторожно пробираться ко мне, переступая через вытянутые ноги и бесчисленные сумки. Сэмми резко контрастировал с подчеркнуто ярким Лео и тщательно одетым Филипом. Он выглядел более мужественным и беззащитным одновременно. Когда Сэмми уселся в соседнее кожаное кресло, мне показалось, что из обитого замшей салона выкачали воздух. – Бетт, – начал Сэмми так тихо, что мне пришлось наклониться, иначе не расслышать. – Я понятия не имел, что встречу тебя. Извини, я действительно не знал, что ты в этом участвуешь. – Ага, она минуту назад сообщила, что вы летите в Стамбул на пару дней! – шепотом возмутилась я. – Да, если ты можешь в это поверить, все именно так и есть. На прошлой неделе она высказала желание, чтобы я сопровождал ее в пиар‑ поездке, но до вчерашнего дня не говорила ничего определенного. Я не задавал вопросов, просто собрал сумку… – И ты поехал, куда она сказала? А как же работа? А твоя учеба? Не понимаю, как ты мог все бросить только потому, что ей приспичило. Никто из этой компании не работает, поэтому им ничего не стоит сняться с места и махнуть в Стамбул. Ты что, уволился? Сначала Сэмми сидел с пришибленным видом, затем на его лице появилось волевое выражение. – Нет, на работе понимают. Всякое случается… – О, теперь ясно, – буркнула я сварливо. – Вот теперь ты объяснился начистоту. – Бетт, прости, это все очень запутанно. В смысле – с ней все очень запутанно. Я немного смягчилась, заметив, каким жалким он выглядит. – Послушай, Сэмми, извини, не мое это дело. Немного неожиданно, вот и все. Я вовремя вспомнила, что, к сожалению, на данном этапе наших отношений Сэмми не обязан мне ничего объяснять. После поцелуя всех времен и народов я видела Сэмми лишь один раз в «Бунгало», осаждаемом группой банковских клерков в прикидах цвета хаки, громко негодующих, что их держат на улице. В тот вечер Сэмми мельком взглянул на меня, улыбнулся и поднял бархатную веревку, чтобы я могла пройти. – Давай забудем об этом, ладно? У меня сегодня был не день, а каторга, пока довез ее до аэропорта, – попросил Сэмми и прикрыл глаза. Я подумала о последних десяти часах, когда, проснувшись, увидела Филипа на моем диване, затем на глаза попалась чудовищная «Внимание: компромат! »… Если Сэмми не успел прочесть «Сенсации», это – единственный позитивный момент за весь день. Служащим удалось, наконец, разрулить ситуацию с лишним багажом, и после пугающе краткой инструкции по технике безопасности в исполнении сногсшибательных стюардесс взмыли в безлунное небо. Через несколько минут Элайза разложила на столике перед собой горку таблеток и открыла аукцион в стиле «Сотбиз». – Энерджайзеры, транквилизаторы, что вам предложить? Мы будем веселиться или дрыхнуть? – затеребила она заскучавших гостей. – Это не для записи, ладно? – повернулась Элайза к одному из репортеров, который безразлично кивнул. – Мы будем спать, – капризно заявила Изабель. – Дьявольски трудный день, с ног валюсь. – Определенно – спать, – согласился Лео, сбросив туфли‑ мокасины от «Прады» и с наслаждением шевеля напудренными пальцами. Дэвид согласно кивал, и даже Филип держался мнения, что, наверное, разумнее выспаться во время полета, раз уж единственным занятием в ближайшие четыре дня станут круглосуточные развлечения. – Вы совсем не умеете веселиться! – ребячливо надулась Элайза, покачав головой в знак насмешливого разочарования. – Раз так желает большинство – что я могу поделать… – Что там у тебя? – с вялым интересом спросил Эммануэль, аргентинский миллиардер, с трудом приподняв голову от бокала мартини размером с хорошую вазу, который держал двумя руками. – Все, что хотите, просто назовите, что нужно. Необходимо избавиться от этого до посадки. Я видела «Полуночный экспресс»[148] и не хочу влипнуть, – заявила Элайза. – Да, у турок с наркотиками лучше не шутить, – поддакнул Филип. – На месте консьерж о нас позаботится, но я бы не советовал брать что‑ то с собой. – Я бы взял пару таблеток валиума, – заявил Лео. – А мне – ксенакс. – У тебя есть амбиен? Если две таблетки я запью шампанским, будет кайф. – Перкосет найдется? Все терпеливо дожидались своей очереди, пока Элайза обходила салон, обслуживая согласно порядку заказов, как по волшебству находя любые препараты в нужных количествах. Промолчали только я и Сэмми, но никто, к счастью, не обратил внимания. Я закурила сигарету в попытке не казаться слишком уж ангелоподобной, но до остальных мне было далеко. Сэмми извинился, сославшись на головную боль, и спросил Филипа, можно ли прилечь в спальне. – Конечно, парень, располагайся. Надеюсь, ты не будешь в претензии, если позже я попрошу тебя ненадолго выйти, – приветливо отозвался Филип, с вожделением посмотрев в мою сторону. Я невольно съежилась и принялась глядеть какую‑ то ненаучную фантастику на плазменном экране, занимающем целую стену. Увлекшись фильмом, я выбросила Сэмми из головы на целых тридцать секунд, но тут ко мне подсела Элайза. – Эй, я так и не просекла, кто этот парень, – сказала она, срывая фольгу с пачки «Мальборо лайте». – Какой парень? Сэмми? – Парень Изабель. Что он имел в виду, сказав, что работаете «Бунгало»? – Он секьюрити на входе, Элайза. Ты видела его тысячу раз. – Секьюрити?! Что вышибала делает в нашем проекте? – прошипела та, но почти сразу отвращение на ее лице сменилось озарением. – О, дошло. Он из «Даунтаун бойз»[149]. Теперь все ясно. – Вряд ли он живет в центре, – возразила я, соображая, известно ли мне, где живет Сэмми. Элайза презрительно посмотрела на меня: – Бетт, давай вспоминай «Даунтаун бойз». Подсказываю: это компания, нанимающая молодых красавчиков на роль барменов, охранников или официантов на частные вечеринки или светские мероприятия. Ты ведь заказывала смазливых мальчишек для обслуживания праздника «Блэкберри»? Так вот, «Даунтаун бойз» рангом повыше. Ни для кого не секрет, что они выполняют абсолютно все требования клиентов. – Что ты сказала?! – Только то, что не удивлюсь, если Изабель доплачивает Сэмми за сопровождение на торжественные мероприятия, за обслуживание на закрытых вечеринках, словом, за эскорт. Мужа не особенно интересует, с кем тусуется жена… – Она замужем? Лучшая новость за целый день! – Да ты что? – изумилась Элайза. – Неужели решила, что она самая известная манхэттенская тусовщица, поскольку красавица? Ее муж – австрийский виконт… Хотя нужно очень постараться, чтобы найти австрийца без титула… С начала восьмидесятых журнал «Форбс» ежегодно называет его в числе ста богатейших людей мира. Черт, наверное, на всю жизнь таким останется. А ты решила, что охранник – ее бойфренд? Мое молчание выдало все. – Боже мой, ты так подумала! Очаровательно, Бетт! Это ж надо – вообразить, будто у Изабель Вандемарк роман с вышибалой! – Элайза чуть не задохнулась от смеха. – Боже мой, картина маслом! Она может с ним трахаться, но никогда не возьмет его в любовники! Сначала я хотела ткнуть ее сигаретой, но слишком обрадовалась новой информации, чтобы уж настолько возненавидеть Элайзу. Через пару минут тема ей наскучила, и она вернулась тереться о Дэвида, не сводящего взгляда с груди Изабель, и попыталась флиртовать с Филипом, увлеченно обсуждающим с Лео преимущества и недостатки снятия ороговевшей кожи с подошв бритвой для педикюра по сравнению с обработкой пемзой. Фотографы и репортеры держались обособленно, играя в покер за большим обеденным столом, то и дело опрокидывая в себя бокалы бурбона. Остальные были в отрубе или близко к тому, и еще до сцены в фильме, когда Эрик Штольц втыкает иглу шприца в грудь Умы Турман, я тоже заснула.
Лишь в два часа пополудни следующего дня мне удалось остаться одной. Приземлившись вечером во вторник, мы перебрались из прохладной замшевой мягкости «Гольфстрима» в прохладу кожаных салонов стаи лимузинов, любезно присланных Ассоциацией владельцев ночных клубов, или АВНК, как четко произнес Камал Авигдор. Последнего явно проинструктировали, как нужно выглядеть, чтобы не уронить себя в глазах нашей маленькой группы, поэтому господин Авигдор представлял собой великолепный образец классического стиля. В сопровождении двух очаровательных девушек – по его словам, секретарш, хотя слепому было видно, что каждая по первому или второму кругу подвизается в амплуа его подружки, – с приятной улыбкой, освещающей красивое лицо, Камал Авигдор ожидал нас на красной ковровой дорожке, постеленной на взлетной полосе. Черный, прекрасно сидящий костюм шел господину Авигдору так, как костюмы могут идти только европейцам, а зеленая рубашка и пестрый галстук красиво оттеняли смуглую кожу, темные волосы и зеленые глаза турка. Натурально, аксессуары ему подобрали не хуже: туфли от «Феррагамо», часы «Филипп Патек» и мягчайшей кожи «педерастку»[150], которая заставила бы любого нормального мужчину всхлипнуть от унижения, но необъяснимым образом придавала хозяину еще более мужественный вид. На вид Авигдору было лет тридцать – тридцать пять, но я бы не удивилась, узнав, что он на десять лет старше или моложе. Поразительнее всего, что каждого гостя, выходящего из самолета, господин Авигдор приветствовал по имени. Элайза, Лео и я ехали в город в машине господина Авигдора, всячески настаивавшего, чтобы его называли Камал, а остальные тащились в лимузинах позади. Камал подробно рассказал нам о программе на уик‑ энд, предупредив, что только наша взаимная ответственность позволит гостям отлично провести время. Сам он брался обеспечить остальное. Нам предлагалось обращаться к господину Авигдору по поводу любых прихотей гостей («Говоря „все, что угодно“, я подразумеваю все, что угодно: мальчиков, девочек, кожаные изделия, редкие яства, напитки, химические препараты для веселья – словом, абсолютно все»), и господин Авигдор заверил, что искомое будет незамедлительно доставлено. Врученные нам расписания выглядели скорее списком ресторанов и клубов, чем графиком: дневные часы остались незаполненными, оставляя время для «великолепного отдыха, СПА‑ процедур, шопинга и загорания, от которых никто не откажется», зато ночи были расписаны до минуты. Трое суток подряд в восемь часов вечера нас собирались угощать ужином в сказочном ресторане, затем водить по двум первоклассным барам, а заканчивать ночь предстояло в невиданном, обалденном ночном клубе, развлекаясь до рассвета наравне с молодыми турками и европейскими туристами. Фотографы запечатлеют каждую минуту безудержного веселья, и, по мнению Камала, последующее освещение событий окажет огромное влияние на развитие туристического бизнеса в Турции. В конце концов, каждому захочется поесть в том самом заведении, где Филип Уэстон отведал сочный кебаб из молодого барашка. Расселение прошло на удивление гладко, если не считать полдюжины жалоб на номера («слишком близко к чулану, где горничные хранят свое чистящее дерьмо», «недостаточно полотенец, чтобы высушить такие густые волосы, как у меня», «очень мне нужно смотреть из окна на мечеть! »). Впечатляюще элегантный бранч с шампанским в нашу честь был устроен на крыше отеля, откуда открывалась панорама величественного дворца Топкапы[151]. Когда все повалились спать после тягот семичасового путешествия в условиях высочайшего комфорта, я потихоньку улизнула на Большой базар, расположенный в нескольких кварталах, – мне хотелось походить и поглазеть на всех и все. Пройдя через ворота Нурусмани под крики «мисс, у меня есть то, что вы ищете», я бесцельно бродила по огромному, скупо освещенному зданию, заходя в ломящиеся от товаров лавчонки, упиваясь зрелищем бесчисленных бус, серебра, ковров, пряностей и кальянов. Торговцы то и дело отпивали кофе и затягивались из мундштука кальяна, глоток – затяжка, глоток – затяжка. Я торговалась со сморщенным стариком лет девяноста за светло‑ голубую пашмину, когда кто‑ то тронул меня за плечо. – Ты понимаешь, что сражаешься приблизительно центов за сорок? – ухмыльнулся Сэмми, словно открыв невесть какой секрет. – Конечно, понимаю! – раздраженно ответила я, хотя на самом деле не догадывалась ни о чем подобном. – Тогда зачем это делать? – Ты незнаком со здешними обычаями. Тут принято торговаться. Продавец оскорбится, если платить не торгуясь. – Неужели? Мистер, сколько вы просите за этот шарф? – спросил он, обращаясь к сгорбленному продавцу самым мягким тоном. – Шесть американских долларов, сэр. Шарф самого лучшего качества, с юга, сделан моей внучкой всего неделю назад. Прекрасный шарф. – Старик улыбнулся, обнажив розовые беззубые десны, и почему‑ то стал от этого еще дружелюбнее. – Берем. – Сэмми вытащил из бумажника несколько турецких лир и бережно вложил их в тонкую как пергамент ручку старика. – Спасибо, сэр. – Вам спасибо, сэр. Красивая пашмина для красивой девушки. Удачного вам дня. – Старик весело похлопал Сэмми по спине и вернулся к кальяну. – Да, ты права, – снова ухмыльнулся Сэмми. – Продавец выглядел смертельно оскорбленным. Он накинул шарф мне на плечи, приподняв волосы и отпустив их на мягкий шелк. – Вовсе не обязательно это делать. – Знаю, но я хочу извиниться за испорченную поездку. Клянусь, я не знал, что ты летишь, и очень сожалею о случившемся. – О чем вопрос? – непринужденно отмахнулась я. – Не будь смешным, тебе не за что извиняться. – Выпьешь со мной кофе? Я здесь несколько часов и еще не пробовал кофе по‑ турецки. Я в восторге от мысли, что здесь не окажется обезжиренного молока и сахара, а кофе не будет горячим как огонь, взбитым или смешанным. – В моей книге сказано, что лучшая кофейня – через несколько галерей от нас. – В твоей книге? – «Одинокая планета»[152]. Разве можно куда‑ то отправляться без «Одинокой планеты»? – Ты такая чудачка. – Сэмми потянул за конец пашмины. – Нас размещают во «Временах года», возят туда‑ сюда с частным водителем, предоставляют неограниченный кредит для личных расходов, а ты взяла с собой «Одинокую планету»? Фантастика. – Почему фантастика? Может, я хочу увидеть то, что не входит в цикл «посещение СПА – обед на берегу океана – клуб для избранных»? Сэмми покачал головой, расстегивая рюкзак. – Вот почему фантастика, – сообщил он, покопавшись и вытащив такую же книгу. – Пошли, отыщем кофейню. Примостившись на миниатюрных табуретках за крошечным столиком, мы показали на пальцах – две чашки кофе. Нам тут же принесли заказ вместе с маленьким блюдцем сахарного печенья. – Могу я тебя кое о чем спросить? – начала я, прихлебывая густую жидкость из чашечки размером с катушку ниток. – Конечно. Спрашивай. – В каких ты отношениях с Изабель? Лицо Сэмми стало непроницаемым. Он замолчал, уставившись на стол. – Забудь, это не мое дело, – быстро прибавила я, не желая портить момент. – Это сложно объяснить, – наконец выдавил Сэмми. – Понятно. – Крошечный котенок вспрыгнул с земли на самый верх огромной груды ковров, и девочка‑ продавщица немедленно дала ему миску молока. – Ну… дело твое. Тогда давай просто пить кофе. – Она платит мне за то, что я провожу с ней время, – негромко произнес Сэмми, взглянув на меня. Я не знала, как реагировать. Признание не стало полной неожиданностью, учитывая подозрения Элайзы, но спокойная интонация Сэмми – похоже, его ничто не могло вывести из равновесия, – мягко говоря, удивляла. – Это как‑ то связано с работой в агентствах, которые нанимают красивых парней для работы барменами или официантами? Сэмми захохотал: – Нет, такого я никогда не пробовал, но спасибо за предположение. Лестно думать, что я соответствую строжайшим требованиям, которые там предъявляют к внешности кандидатов. – Ну, тогда я совсем ничего не понимаю. – Обычная практика. Завсегдатаи клуба нанимают секьюрити на разовую работу на закрытых вечеринках и тому подобное. Прошлым летом я работал в «Бунгало» барменом, Изабель проводила там много времени, и я ей приглянулся. Началось с того, что она предложила мне несколько тысяч за вечер с просьбой поработать барменом на торжественном ужине, встречать и приветствовать гостей на благотворительных балах… Потом ее выбрали сопредседателем ежегодного благотворительного мероприятия в пользу Нью‑ Йоркских ботанических садов, и она решила взять секретаря. Выбор пал на меня, потому что я умею делать всякую работу. – Всякую? Она платит тебе за то, что ты с ней спишь? – не удержавшись, ляпнула я. – Нет! – резко ответил Сэмми, бросив на меня горящий взгляд. – Извини, вывод напрашивается сам собой, но я довольно болезненно на это реагирую. Если отвечать коротко – нет, я с ней не сплю, но не знаю, сколько еще смогу увиливать. Вначале я и не предполагал, что столкнусь с таким требованием, но чем дальше, тем яснее становится: от меня ждут именно этого. – А как же ее муж? – А при чем тут муж? – Ему все равно, что жена наняла красивого молодого парня, чтобы проводить с ним время у себя дома, собирать средства на благотворительность и кататься в романтические поездки в Стамбул? Полагаю, он не в восторге. – Я ощутила приятный трепет, назвав Сэмми красивым, пусть и не напрямую. – А чего ему огорчаться? Пока жена держится в рамках, не ставя его в неловкое положение, и сопровождает его на деловые встречи, ему и в голову не придет расстраиваться, что не приходится ходить на дерьмовые тусовки, осыпать жену комплиментами и подробно обсуждать, что ей больше идет – наряды от Стеллы Маккартни или туалеты от Александра Мак‑ Куина. Между прочим, именно он подписывает чеки на оплату моих услуг. Вполне нормальный парень. Слегка растерявшись от таких новостей, я пыталась собраться с мыслями и придумать необидную реплику. – Это работа, за которую очень хорошо платят. Если я хочу когда‑ нибудь открыть свой ресторан, неразумно отказываться от шестизначных сумм за то, что несколько часов в неделю я сопровождаю красивую женщину по злачным местам. – Шестизначных? Шутишь? – Нет. Иначе стал бы я этим заниматься). Безумно унизительно. Заставляю себя сосредоточиться на цели… Кстати, о цели; возможно, ждать осталось недолго. – Неужели? Каким образом? – Ну, пока ничего определенного, но ребята из кулинарного института вышли на меня с предложением открыть совместный ресторан. – Да что ты? – Я придвинулась ближе. – Расскажи! – Говоря банковским языком, это скорее франшиза[153], а не собственное заведение. Ресторан принадлежит владельцам «Хьюстонс»[«Хьюстонс» – сеть клубов‑ ресторанов, оформленных в «космическом» стиле (неподалеку от Хьюстона расположен космодром), на Западном побережье уже несколько таких. Говорят, дела у них идут хорошо. Традиционное американское меню – без шансов создать что‑ нибудь свое, потому что концепция обсуждению не подлежит, но зато это будет моим. По крайней мере, отчасти. – Сэмми говорил взволнованно, как человек, который минуту назад узнал, что подцепил венерическую болезнь. – Что ж, отлично. – Я постаралась изобразить энтузиазм. – Тебе это нравится? Сэмми вздохнул. – Не то чтобы нравится, но это хорошая возможность. Не о таком я мечтал… Ну, хоть шаг в правильном направлении. Глупо считать, что уже сейчас я смогу обзавестись рестораном по своему вкусу, – это нереально. Отвечая на твой вопрос, горю ли я желанием стать владельцем одной трети «Хьюстонс» в Верхнем Ист‑ Сайде, говорю «нет». Но если новая возможность позволит мне бросить работу в «Бунгало» и станет ступенькой в карьере ресторатора, тогда, думаю, игра стоит свеч. – Честный ответ. Что ж, отличное начало. – На какое‑ то время сойдет. – Сэмми встал, купил еще две чашки кофе и поставил их на столик. – Ладно, теперь твоя очередь. – Моя очередь? – переспросила я, хотя сразу поняла, что он имеет в виду. – Что у тебя с мистером Уэстоном? – Это сложно… Сэмми выразительно округлил глаза: – Очень мило! А я ей выложил всю подноготную! Как тебя угораздило попасть к нему в подружки? – Что ты имеешь в виду? – Ничего, кроме того, что вы с ним очень разные. – В чем разные? – Я отлично понимала, к чему клонит Сэмми, но уж больно забавно было наблюдать, как он выкручивается.
|
|||
|