Лорен Вайсбергер 18 страница

Оживленно щебечущие Лео, Кайли и Элайза решили продолжить планирование за ленчем в соседнем кафе. Я осталась в офисе, опустив голову на стол, не сознавая, что задремала, пока внезапно не проснулась в ужасе от приснившегося кошмара: на балконе роскошных апартаментов для новобрачных Филип в одних шелковых трусах принимает различные йоговские асаны, а фотограф делает снимки, пристроившись на широкой двуспальной кровати.

Во вторник вечером Пенелопа, наконец, ответила на один из десятков моих звонков. После конфуза с прощальным ужином в качестве искупления я поставила целью как можно чаще звонить подруге, но мы обе были настолько заняты, что поговорить удавалось редко. Пенелопа отдалилась как физически – на большое расстояние, так и во времени (в другой часовой пояс), но беда была не в этом. Несмотря на заверения, что она давно меня простила, чувствовалось, подруга не забыла прощальную вечеринку. Я еще не рассказала ей о поцелуе Сэмми, о разговоре с родителями на празднике листопада и даже о доверенном мне секрете, что отвратительные статейки кропает Водоворот.

Я четвертый час укладывала вещи, периодически набирая номер Пенелопы, и думала о Сэмми, гадая, дома ли он, готовится ли к разрыву со своей девушкой, чтобы мы с ним могли быть вместе. Невзирая ни на что, я была уверена – он сделает правильный выбор, что означало немедленно порвать с ней и начать долгий любовный роман со мной. Это же так очевидно… По крайней мере, для меня.

Мысленно я дошла до середины трогательной истории любви, когда Пенелопа сняла трубку.

– Привет, – мягко и как‑ то нерешительно произнесла она.

– Привет! Как поживаешь?

– Ничего. Извини, что я так долго не объявлялась.

– Никаких проблем, мы обе были заняты. Я завтра уезжаю в Турцию, звоню, чтобы попрощаться. Всего на пару дней, но до отъезда хочу узнать, как твои дела.

– В Турцию? – удивилась Пенелопа. – Почему в Турцию?

– Не поверишь, снова по работе. У нас новый клиент – Ассоциация владельцев ночных клубов. Им нужно, чтобы мы обеспечили хороший пиар ночной стамбульской жизни. Мы буквально импортируем к ним тусовку и обеспечиваем нужную прессу.

– Господи, какая же у тебя работа! Великолепно! У тебя будет время на осмотр достопримечательностей? Я слышала, люди описывали Айя‑ Софию как нечто божественное. Голубая мечеть… Большой базар… Туристический теплоход до самого Босфорского пролива… Боже мой, Бетт, это изумительно!

Мне не хотелось говорить, что одинокой дневной вылазкой нашей группы станет сеанс массажа горячими камнями, а единственная запланированная прогулка на теплоходе подразумевает круиз с обилием спиртного, поэтому я пробормотала что‑ то в знак согласия и сменила тему:

– Да, здорово. А что нового у тебя?

– Ничего особенного…

– Пенелопа, если мне не изменяет память, ты переехала на другой конец страны. Как там живется? Что происходит? Расскажи мне! – Я закурила сигарету и посадила на колени Миллингтон, готовая слушать о сказочно прекрасном, залитом солнцем Городе Ангелов.

– Пока все нормально, – тщательно подбирая слова, ответила Пен.

– Ты чем‑ то расстроена? Что случилось?

– Не знаю, – вздохнула подруга. – Калифорния прекрасна. Здесь хорошо, очень хорошо. Если привыкнуть ко всяким приставалам, которых тут как грязи, это действительно неплохое для жизни местечко. У нас отличная квартира в Санта‑ Монике, за пару кварталов от пляжа, а уехать подальше от папы с мамой – давняя мечта. Просто я…

– Просто – что?

– Ну, я надеялась, после отъезда из Нью‑ Йорка Эвери немного угомонится, но он немедленно связался с целой бандой деток Хораса Манна[134], которые переехали сюда после колледжа. Я почти не вижу его. Занятия начнутся лишь в январе, впереди еще пять недель безделья, и он каждый вечер уходит развлекаться. Каждый вечер.

– О, дорогая, я уверена, это просто процесс привыкания к новому городу. Дела придут в норму, как только он начнет учиться.

– Надеюсь… Конечно, ты права. Правда, он… ладно, не важно.

– Пенелопа, что ты хотела сказать?

– Ты сочтешь меня самым дурным человеком на свете.

– Позволь напомнить, подруга, ты разговариваешь с девицей, которой приписывают связь с молодым человеком в карьеристских целях. Вряд ли мне к лицу кого‑ нибудь осуждать.

Пенелопа вздохнула.

– Ну, вчера вечером я проверяла «ящик» Эвери в «Иеху! », пока он был в «Вайсрое»[135], и нашла несколько посланий, весьма меня обеспокоивших.

– У вас есть доступ к электронной почте друг друга? – ужаснулась я.

– Конечно, нет, но вычислить пароль оказалось нетрудно. Я написала «кальян для курения марихуаны» – и вуаля! Немедленный доступ.

– У Эвери есть кальян для марихуаны? И что ты нашла?

Естественно, я не сочла предосудительным маленькое хакерство Пенелопы. Я месяцами пыталась подсмотреть пароль Кэмерона, но он печатал слишком быстро.

– Я, наверное, слишком бурно реагирую, но там есть очаровательные письма некоей девушке, с которой он работал в Нью‑ Йорке.

– Объясни, что значит «очаровательные».

– Эвери с восхищением вспоминает, что она может выпить больше любой другой девчонки, с которыми он встречался.

– Ух, ты, да он настоящий донжуан, Пи. Этот парень может написать практическое руководство по обольщению.

– Скажи, да? Понимаю, это звучит смехотворно, но тон посланий был фривольный. Он подписал их «экс‑ оу‑ экс‑ оу»[136].

– Ба‑ атюшки… Может, он гей? Нет, он точно не гей. Но как же парень традиционной ориентации может этим увлекаться?

– Ну, мне он ничего подобного не показывал – от такого меня просто передергивает. Я как бы, между прочим, спросила Эвери вчера, когда он вернулся домой в три утра, поддерживает ли он контакт с кем‑ нибудь из прежних коллег. Он ответил «нет», а затем его вырвало. Как, по‑ твоему, может, я делаю из мухи слона? Сегодня утром он был таким милым, предложил походить по магазинам, провести вместе целый день…

Я не знала, что ответить. До венчания оставалось восемь месяцев. С известной долей осторожности можно допустить, что Пенелопа наконец‑ то осознала, что Эвери – засранец, каких свет не видывал, и нужно бежать от него подальше, пока не поздно. Я бы с удовольствием подлила масла в огонь, но Пенелопа должна прийти к такому выводу сама.

– Ну, – тщательно подбирала я слова, – у любых пар бывают светлые и темные дни, поэтому принято сперва обручаться. Ты всего лишь помолвлена. Если узнала о нем что‑ то, с чем вряд ли сможешь смириться в совместной жизни, что ж, ты ему еще не жена и…

– Бетт, я не об этом, – резко оборвала Пенелопа. О‑ опс… – Я люблю Эвери и, конечно, выйду за него замуж. Я делюсь с лучшей подругой тем, что, не сомневаюсь, является нелепым, необоснованным, параноидальным подозрением. Это стопроцентно моя проблема, а не Эвери. Мне просто нужно укрепиться в этом мнении, вот и все.

– Конечно, Пен. Я и не намекала ни на что другое. Я всегда готова тебе помочь, хотя бы выслушать. Прости, сказала не подумав…

– Это я излишне эмоциональна – немного устала сидеть дома… Спасибо, что выслушала, извини, если я наговорила чепухи. Как у тебя дела? Как Филип? Хорош?

Интересно, когда ситуация настолько вышла из‑ под контроля, что лучшая подруга не только уверена, что я встречаюсь с Филипом, но понятия не имеет о Сэмми? Можно не общаться пару недель, но оставаться в курсе дел друг друга, а мы здорово отдалились за последние месяцы. В голове не укладывается, что я могла поцеловать кого‑ то вроде Сэмми и не поделиться этим с Пенелопой в течение тридцати секунд. Но с тех пор, когда после работы мы каждый вечер шли в «Черную дверь», казалось, прошли века.

– Знаешь, все так запуталось… Все считают, что у нас роман, может, даже Филип так думает, но на самом деле между нами ничего нет. – Я отлично понимала, что это звучит смехотворно, но не имела сил объяснять все сначала.

– Наверное, это не мое дело, но я не уверена, что он тебе подходит, Бетт.

Я вздохнула, подумав, что Пен еще не слышала тирады моей матери по поводу Уэстонов.

– Знаю, Пен. У меня сейчас все так совпало… Понимаешь?

– Не очень. Ты ничего не объясняешь.

– Моя работа, можно сказать, проникла в другие сферы моей жизни. Начальница не очень умеет отделять то, что происходит в офисе от того, что имеет место во внерабочее время. В результате получается множество накладок. Непонятно говорю, да?

– Нет. Почему ты позволяешь своей начальнице влиять на твою личную жизнь?

– Не все так просто. Келли взяла меня на работу по просьбе Уилла, в качестве благодарности за прошлую помощь и от меня ожидали хороших результатов. Надеюсь, я просоответствовала ожиданиям, что бы это ни значило. Отношения с Филипом стали частью, что ли, моих профессиональных обязанностей. – Я понимала, что несу полную ахинею, с тем же успехом могу говорить на щелкающем африканском диалекте, но мне претило пускаться в подробные объяснения по телефону.

– Ну ладно, – недоверчиво хмыкнула подруга. – Не понимаю, к чему ты клонишь, но всегда готова тебе помочь. Я не только «телефонная» подруга.

– Знаю, дорогая, и очень это ценю. Еще раз прости меня за твой прощальный ужин. Чувствую себя полным дерьмом.

– Не беспокойся, со мной бывало и похуже, – отозвалась Пенелопа.

– Господи, я почти забыла тебе сказать! Как же я могла забыть!.. Ты знаешь, что «Сенсации Нью‑ Йорка» публикуют обо мне всякие гадости?

– Да, в последнее время это трудно не заметить.

– Догадайся, кто ведет рубрику?

– Подожди, я, кажется, помню имя. Элли как‑ то там…

– Да, и ты знаешь, кто это?

– Нет, а что, должна?

– Это, дорогая Пен, не кто иная, как Эбби Водоворот. Эта шлюха за мной шпионит и публикует всякий вздор под псевдонимом Элли Крот.

В трубке послышался вздох:

– Вот ведь тварь! А ты уверена, что это она? И что ты собираешься предпринять? Надо же заткнуть рот гадине!

– Ты мне говоришь! – фыркнула я. – Келли недавно поделилась секретом, но взяла слово никому не рассказывать! Я с ума схожу из‑ за этого, но мы с тобой так давно не общались, что я чуть не забыла тебе сказать. Ну не идиотизм? Никогда не думала, что она меня настолько ненавидит.

– Да, странно. Я знаю, что она тебя недолюбливает – и меня тоже, если уж на то пошло, – но такое кажется чересчур мерзким даже с ее стороны.

– Все, чего я хочу, – встретиться с ней с открытым забралом. Но не могу. И от этого мне еще хуже. – Бросив взгляд на часы, я спрыгнула с дивана: – Боже мой, Пен, уже восемь! Сегодня книжный клуб собирается у меня, нужно все подготовить.

– Не понимаю, почему, но мне нравится, что ты все еще читаешь эту ерунду. Ты неисправимый романтик, Бетт.

Я вспомнила о Сэмми и едва не выложила все Пенелопе, остановившись в последнюю секунду.

– Ты же меня знаешь, пока живу – надеюсь, – весело бросила я.

После разговора с Пен я почувствовала себя немного лучше. Я должна была провести вечер по уши в «Гугле» [137], читая о людях, которых мы повезем в Турцию, но не смогла пожертвовать заседанием книжного клуба. Целый час ушел на то, чтобы подготовить квартиру для девчонок, но когда раздался первый звонок интеркома, я решила, что оно того стоило.

– Сегодня я решила обратиться к латиноамериканской теме, – заявила я, когда все расселись по местам. Темой вечера выбрали «Купленную любовником‑ латиноамериканцем», где на обложке был изображен высокий мужчина в черном галстуке (не иначе латиноамериканский любовник), обнимавший элегантную женщину в вечернем платье на палубе яхты. – Вот здесь один графин с сангрией, а другой – с «Маргаритой».

Все зааплодировали, повеселели и налили себе того или другого.

– Кроме того, имеются кесадильи [138], мини‑ бурритос[139] и отличные чипсы с гуакамоле. На десерт кексы «Магнолия».

– А что общего у кексов с розовой глазурью и латинской темой? – спросила Кортни, взяв с подноса «Магнолию».

– О, это случайность. Среди испанских десертов не нашлось ничего лучше кексов «Магнолия», – ответила я. Миллингтон тоненько тявкнула из‑ под кухонной раковины. – Детка, иди сюда, иди ко мне, хорошая девочка, – позвала я. Миллингтон сделала одолжение и подошла, позволив всем полюбоваться крошечным сомбреро, надетым специально по этому случаю.

– О нет, – засмеялась Джилл, подхватив собачку и восхищаясь шляпой.

– О да. Купила в магазине детских костюмов недалеко от центра. Смотрите, здесь есть резинка, поэтому сомбреро не свалится. Ну, как, красиво?

Джени взяла еще квесадилий и рассеянно почесала Миллингтон.

– Бетт, если прикинуть путь, который ты прошла от колеблющегося новичка, отказавшегося вести заседание клуба, посвященное роману Марты Стюарт… Должна признать, прогресс впечатляет.

Я засмеялась:

– Моя работа повлияла и на другие сферы жизни. Я уже могу придумывать мероприятия во сне.

Мы поели и выпили, прикончив сангрию, оказавшуюся довольно приличной, чтобы без стеснения обсудить сегодняшнюю тему. Когда Вика вытащила сильно потрепанную книжку из ультраурбанистической «почтальонской» сумки, нам уже было совсем хорошо.

– Ладно, я прочту краткое содержание с веб‑ сайта, – объявила она, разворачивая распечатку. – Все готовы?

Мы закивали. Вика смущенно улыбнулась.

– Значит, так: «Испанский миллионер Сезар Монтарес захотел Розалинду с той минуты, как увидел; подобной электризующей страсти ему еще не доводилось испытывать. Сезар не уважал охотниц за деньгами – любовниц или пустых красавиц жен, но Розалинда не соглашается стать ни той, ни другой. Сезар узнает, что у нее есть тайные долги. Теперь он может купить ее как любовницу, и Розалинде ничего не остается, как заплатить назначенную им цену». Bay, как заводит… Попрошу высказываться.

– Самая романтичная сцена – когда он заметил Розалинду в ресторане на берегу моря… Сразу понял, что именно ее искал всю жизнь. Почему обычные парни так себя не ведут? – возмутилась Кортни.

Уверена, Сэмми такой, подумала я, позабыв про окружающих.

Собравшиеся добрых двадцать минут обсуждали любимых персонажей, сюжетные повороты и любовные сцены, прежде чем перешли, так сказать, на личности. Три часа мы наперебой говорили о происшествиях на работе, выслушивали бесконечные сетования на семейную жизнь, но в основном разговор вращался вокруг мужчин.

Была почти полночь (причем я так и не уложила вещи), когда зазвонил интерком.

– Да? – отозвалась я, нажав кнопку.

– У меня в холле мистер Уэстон, хочет тебя видеть, Бетт. Пропустить его наверх?

– Филип? Здесь? Сейчас? – изумилась я, не сознавая, что произнесла это вслух, пока Симус не ответил:

– Да, так и есть, Бетт.

– Но я не одна, – запаниковала я. – Симус, попроси Филипа позвонить, когда он доедет к себе домой!

– Бетт, любимая, нажми кнопочку, впусти меня. Мы с моим приятелем – как тебя зовут? Симус? Хороший здоровяк, хороший! – распиваем пиво и говорим о том, какая ты славная. Будь умницей, позволь подняться!

Я окинула взглядом рваные джинсы и потрепанную футболку, гадая, зачем Филип заявился в полночь. С нормальным парнем такого вопроса не возникло бы, но Филип никогда не ломился к девушкам, будучи подшофе, хотя и привез меня к себе пьяную в стельку… От этого воспоминания меня замутило.

– Пошло все к черту, – вздохнула я. – Поднимайся.

– Боже мой, Филип Уэстон здесь? Сейчас? – У Джеыи, судя по голосу, перехватило дыхание. – Но мы все ужасно выглядим. Ты просто как чучело!

Она была права, но времени прихорашиваться не осталось.

– Бетт, не надейся, что отмолчишься. Мы уходим, но приготовься все объяснить на следующем заседании клуба, – зловеще процедила Вика.

– Ты говорила, будто статьи в «Сенсациях Нью‑ Йорка» – ложь, а Филип Уэстон ходит к тебе по ночам? Мы заслуживаем пикантных подробностей! – подхватила Кортни.

Послышался стук в дверь, а потом глухой удар в коридоре. Я открыла дверь, и Филип вкатился в квартиру.

– Бетт, дорогая, я слегка перебрал, – пробормотал он, привалившись к стене.

– Вижу. Заходи. – Я буквально втащила Филипа на себе.

Мои гости расступились, чтобы дать нам дорогу к дивану.

– Филип Уэстон, – выдохнула Джени.

– Единственный и неповторимый, – ухмыльнулся тот, оглядевшись вокруг, прежде чем тяжело осесть на задницу. – Куколка, откуда все эти потрясные пышечки?

Кортни поедала его глазами добрых десять секунд, прежде чем повернуться ко мне:

– Бетт, мы уже выметаемся. Девочки, а ну пошли по домам. Оставим Бетт и Филипа наедине. Она все нам расскажет на следующем заседании клуба. Кстати, что на повестке?

Алекс подняла над головой «Любовницу магната», наклонив так, чтобы всем было видно:

– Предлагаю эту.

– Договорились, – отозвалась я. – Все прочтем к следующему разу. Спасибо за компанию.

– Нет, это тебе спасибо, – улыбнулась Джени.

– Не могу дождаться подробностей свидания, – шепнула Джил.

Проводив девчонок, я повернулась к пьяному англичанину, развалившемуся на моем диване:

– Чай, кофе?

– Джин с тоником, любимая. Хочу маленький стаканчик перед сном.

Поставив чайник, я села в кресло напротив, не в силах придвинуться ближе – запах перегара валил с ног. Пары спиртного источались порами кожи, как это бывает у парней, не просыхавших целый вечер, пропитывая воздух на пять футов вокруг характерным запахом мужского студенческого общежития, где обитают первокурсники. При этом Филип ухитрялся выглядеть восхитительно: темный загар скрывал зеленоватую бледность, наверняка заливавшую сейчас его лицо, а слипшиеся пряди волос спутались самым живописным образом.

– Ну и где ты был сегодня вечером? – Я прикидывала, успеет ли он протрезветь к завтрашнему перелету.

– О, везде, дорогая… Чертова репортерша целый вечер ходила за мной хвостом со своим гребаным оператором. Я велел им отвалить, но думаю, они и сюда за мной увязались. – Он потянулся к Миллингтон, которая, взглянув на него, зарычала и отошла. – Иди сюда, малыш, иди, поздоровайся с Филипом. Что это с твоей собакой, любимая?

– О, она всегда с подозрением относится к длинным пьяным англичанам в туфлях от Гуччи на босу ногу. Ей‑ богу, ничего личного.

Почему‑ то это показалось Филипу страшно смешным, и он едва не прикончил диван своими конвульсиями.

– Ну, раз она не хочет здороваться, иди, поприветствуй меня как следует!

Чайник засвистел. Миллингтон съежилась на полу темной ванной, слегка дрожа.

– Любимая, не стоило так беспокоиться, – произнес гость уже более связно и осмысленно.

– Это чай, Филип. Мне нетрудно вскипятить воду.

– Нет, дорогая, я имел в виду твой хипповый прикид. Я приласкаю мою красотку независимо от того, что на ней надето. – Он снова зашелся истерическим смехом, и я недобро подумала, как это некоторым удается быть такими умными.

Я поставила перед ним чашку, а он ущипнул меня за задницу.

– Филип, – вздохнула я.

Он обнял меня за бедра и с неожиданной силой усадил к себе на колени.

– Все думают, что ты моя подружка, деточка. Все, – он снова стал бормотать.

– Чудно, правда? Учитывая, что мы не были… э‑ э‑ э… близки.

– Но ты же это не раззвонила, а? – быстро спросил Филип, насторожившись впервые за время своего визита.

– Не раззвонила что?

– Иди ко мне, куколка. Поцелуй меня.

– Я здесь, Филип.

Он запустил руку мне под футболку и начал гладить по спине. Это оказалось так приятно… На несколько секунд я забыла, что это делает пропащий Филип, а не, к примеру, Сэмми. Повинуясь порыву, я обняла красавца за шею и приникла долгим поцелуем к полуоткрытым губам, не сразу поняв, что он открыл рот в знак протеста.

– Уф, дорогая, постарайся не выпрыгивать из трусов. – Филип отодвинулся, глядя на меня так, словно я только что сбросила одежду и кинулась на него.

– В чем проблема? Что не так? – На этот раз я решила не дать ему возможности отвертеться.

Нужно убедиться, что это не игра воображения и не совпадение дурацких обстоятельств и предлогов: по непонятной причине Филип скорее умрет, чем займется со мной любовью.

– Ты у меня забавница, дорогая. Где мой джин с тоником? Вот сейчас заправлюсь и поговорим.

Я слезла с колен Филипа и отыскала в холодильнике бутылку «Стеллы Артуа», купленную примерно год назад: тогда я прочитала в «Гламур», что нужно всегда иметь бутылку крутого пива в холодильнике на случай, если в гости нагрянет молодой человек. Мысленно я поаплодировала добрым людям из редакции журнала. Когда вернулась, Филип лежал, якобы без чувств.

– Филип, эй, смотри, вот тебе пиво!

– Агхр‑ р‑ р‑ р, – простонал тот, потрепетав ресницами в знак того, что на пиво он плевать хотел.

– Давай вставай. Может, ты и пьян, но не спишь. Пойдем, я погружу тебя в такси…

– Мм‑ м… Только немного посплю, любимая. Агхр‑ р‑ р. – Филип неожиданно бодро уселся обутым на диван и подчеркнуто крепко обнял подушку.

Я набросила одеяло на старательно храпящего Филипа, вытянула все еще трясущуюся от страха Миллингтон из ее убежища между ванной и раковиной и укрыла нас обеих одеялом, не став морочить себе голову тем, чтобы раздеться на ночь или погасить свет. Чемодан соберу завтра. Пусть сейчас вокруг творится какая‑ то дьявольщина, зато завтра в это время я буду по другую сторону Атлантики, на пути к одному из красивейших экзотических городов мира.

Мне стало ясно, что день не задался, когда, придя на работу, я увидела факс от Уилла. На первой странице красовалось единственное слово «Уф! », вторым листком шла заметка из «Сенсаций Нью‑ Йорка» с заголовком: «Любимый пати‑ бой Манхэттена „голубой“ или просто ошибся? » Автор, естественно, Элли Крот. Знать, кто эта стерва, было еще хуже. Черным по белому излагалось следующее:

«Филипу Уэстону, наследнику состояния Уэстонов и яркому представителю британской „золотой молодежи“ в Нью‑ Йорке, оставалось лишь вытаращить глаза, когда вчера его заметили в „Рокси“[140], известном ночном клубе в Челси. По сообщению источников, Уэстона, которому пресса приписывает романы с редакторами раздела моды журнала «Вог», бразильскими моделями и голливудскими старлетками, застали в объятиях неустановленного мужчины в ВИП‑ зоне клуба. Когда Уэстон понял, что его узнали, он поспешил на личной «веспе» к своей пассии, Беттине Робинсон, работающей в «Келли и компании» (см. страницу ниже), и оставался там до полудня следующего дня. После ленча помятого, мучимого похмельем Филипа видели в «Крават»[141]. Представитель Уэстона по связям с общественностью отказался прокомментировать этот случай».

«См. страницу ниже… см. страницу ниже… см. страницу ниже… » Перечитав эти слова десяток раз, я набралась храбрости взглянуть ниже. Естественно, там красовалась моя фотография, сделанная в «Бунгало» в тот вечер, когда я познакомилась с Филипом. На снимке я откровенно прильнула к кавалеру, в экстазе запрокинув голову, причем, казалось, буквально вливала шампанское себе в глотку, не подозревая о наличии фотографа и не замечая, что Филип обеими руками тискает мои ягодицы. Если мне требовалось доказательство, каким отстоем я была до того, как отключилась, это было самое оно.

Заголовок: «Кто такая Беттина Робинсон? » Автор Элли Крот. Ниже следовала статья в один столбец длиной до конца страницы, содержащая полный перечень биографических данных, включая дату и место рождения (к счастью, был указан только штат Нью‑ Мексико), учебные заведения, дипломы, должность в «Ю‑ Би‑ Эс» и родство с Уиллом, который описан, как «неоднозначный автор колонки в ряде национальных изданий, чья читательская аудитория состоит сугубо из богатых белых от 50 и старше». В страшном сне не приснится, но убийственно верно, думала я, пока не дочитала до последнего абзаца, от которого меня едва не вывернуло. Эбби якобы нашла человека, официально заявившего для печати, что я «была отлично знакома с постелями многих парней, пока училась в Эмори и что против меня были выдвинуты „обвинения в нарушении академической честности, но дело замяли“. Цитировали еще кого‑ то, расписывавшего, как я интриговала, чтобы пролезть в „Келли и компанию“, не имея опыта работы с пиаром. В ответ на просьбу пояснить последнее утверждение „источник“ сообщал: „Все отлично знали, что она не сама писала свои сочинения и умела подлизаться к ассистентам преподавателей тех предметов, которые находила особенно трудными, а таких, уверяю, было большинство“. Заключительная фраза содержала прозрачный намек на то, что я в открытую вешаюсь Филипу на шею исключительно в целях саморекламы и продвижения по служебной лестнице.

Естественно, первой реакцией стало острое желание отловить Эбби и предать изощренной, мучительной казни, но трудно творчески подойти к процессу, не дыша: несколько секунд я хватала воздух ртом. Однако я высоко оценила беспристрастность самооценки Абигайль. Если бы эта дрянь не приписала мне собственные подвиги, я могла бы поаплодировать ее точности и честности. Проблеск уважения исчез, как только в дверях появилась Келли с распечаткой в руке, улыбаясь настолько маниакально, что я инстинктивно вжалась в кресло на колесиках.

– Бетт, ты уже видела? Ты читала? – бешено заорала Келли, бросаясь ко мне с грацией и энтузиазмом футбольного полузащитника.

Мое оцепенение Келли приписала неосведомленности и буквально швырнула листок на стол.

– Но хоть «Внимание: компромат! » прочла? – крикнула она. – Девочки мне уже домой позвонили.

– Келли, я… Я не знаю, как объяснить… то есть я понимаю, это звучит смешно, но…

– Ах ты, маленькая шельма! Я‑ то привыкла считать тебя скучной рабочей пчелкой, прозябавшей в банке, а ты у нас, оказывается, подпольная пати‑ принцесса? Бетт, не выразить словами, какой шок я испытала. Все считали тебя немного замкнутой и даже – без обид, ладно? – лишенной драйва, изюминки, что ли. Бог знает, где ты пряталась последние пару лет. Ты хоть понимаешь, что заняла целую страницу? Вот, почитай.

– Я читала, – пролепетала я, уже не удивляясь, что Келли вопит от восторга, вместо того чтобы кричать от ужаса, увидев подобный отзыв в прессе. – Но вы же понимаете, все это чушь до последнего слова! Понимаете, девица – автор этой статьи – училась со мной в университете и…

– Бетт, ты заняла целую страницу. Повторяй за мной: целую страницу. И это в «Сенсациях Нью‑ Йорка»! Здесь твоя огромная фотография, выглядишь как рок‑ звезда. Ты и есть звезда, Бетт. Мои поздравления! Это нельзя не отметить!

Келли унеслась галопом, наверное, искать какой‑ нибудь тост под шампанское с утра пораньше, а я всерьез задумалась о том, чтобы улететь в Стамбул и остаться там насовсем.

Через минуту сотовый взорвался шквалом пренеприятных звонков. Позвонил отец, сообщив, что один из студентов показал ему газету в восемь часов сорок минут утра. Папа хотел знать, что, собственно, я собираюсь предпринять «для возвращения доброго имени». Через секунду позвонила мать, сообщив, что волонтеры на горячей антикризисной линии судачат о том, что я в открытую встречаюсь с антисемитом, использующим труд рабов, и спросила, не хочу ли я с кем‑ нибудь проконсультироваться по поводу «зависимости промискуитета от низкой самооценки». Незнакомая женщина предложила свои услуги в качестве пиар‑ агента, подчеркнув, что, если бы она за мной присматривала, такого бы не случилось. С другого конца страны позвонили два автора, пишущие в рубрики светских сплетен маленьких газетенок, спрашивая, не соглашусь ли я в телефонном интервью ответить на некоторые животрепещущие вопросы, в частности, сообщить свое мнение насчет разрыва Брэда и Джен[142], назвать любимый ночной клуб в Нью‑ Йорке и дать оценку сексуальной ориентации Филипа. Майклова Мегу позвонила от его имени сказать, что, если я захочу поговорить, они всегда рядом и готовы помочь. Элайза позвонила из такси по пути на работу поздравить меня с «цельностраничным» статусом, секретарша Филипа Марта – тоже. Саймон позвонил, когда я ехала в аэропорт, заверив – очень ласково, если учесть наши предыдущие разговоры, – что ни один уважающий себя человек не читает «Сенсаций Нью‑ Йорка» и мне не о чем беспокоиться, так как статью все равно никто не увидит.

Я решила игнорировать все звонки, но вспомнила, что, уезжая из страны, принято прощаться с родителями. Я набрала номер папиного сотового, надеясь, что звонок будет отключен, и я смогу оставить сообщение им обоим с пожеланием хороших выходных и обещанием позвонить по возвращении. Однако мне не повезло.

– Ох, посмотрите, кто это. Энн, иди сюда, звонит наша знаменитая дочь. Беттина, мать хочет с тобой поговорить.

В трубке послышались шорохи, затем что‑ то пискнуло – родители случайно нажали на кнопку, передавая друг другу мобильник, и, наконец, в трубке загремел мамин голос:

– Беттина? Почему они пишут о тебе такие гадости? Это все – правда? Я ведь даже не знаю, что отвечать людям, когда они спрашивают. Я ни минуты не сомневалась, что все это ложь, но когда услышала об Уэстоне…

– Мам, сейчас нет времени объяснять, я еду в аэропорт. Конечно, все это ложь. Как вы могли подумать иначе?

Мама вздохнула, и я не могу сказать наверняка – с облегчением или огорчением.

– Беттина, деточка, ты должна понимать, как волнуется мать, обнаружив, что дочь живет странной и загадочной жизнью.

– Странной – возможно, но не загадочной. Обещаю, я все объясню, когда вернусь, но сейчас мне надо торопиться, не то опоздаю на самолет. Попрощайся за меня с папой. Позвоню, когда вернусь. До воскресенья! Целую вас крепко‑ крепко.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒