![]()
|
|||||||
Лорен Вайсбергер 17 страницаЯ засмеялась: – Боже, они ничего не забыли! Я‑ то радовалась – повезло, ты закончил школу на три года раньше и не можешь помнить эту ерунду, но… следовало догадаться. Официантка наполнила чашку Сэмми, немного пролив кофе, чтобы поддержать марку заведения. – Родители гордятся тобой, Бетт. По‑ моему, это прекрасно. – Раньше гордились, а сейчас… Не думаю, что моя новообретенная способность заманивать знаменитостей в «Бунгало‑ восемь» и попадать под огонь рубрик светских сплетен и есть будущее, о котором они мечтали. Сэмми невесело улыбнулся: – Каждый идет на компромисс. Это не значит, что ты стала другим человеком. Он сказал это так, что мне захотелось поверить. – Может, пойдем? – Я помахала официантке, чтобы принесла счет, который, независимо от наплыва посетителей и количества заказанного, всегда был больше ровно на три доллара с носа. – Побережем силы для завтрашнего праздника. Надеюсь, ты придешь… Сэмми положил на стол двадцатидолларовую банкноту («За все вечера, когда я оставлял паршивые чаевые, просидев здесь несколько часов», – сказал он), взял меня за руку и повел из кафе. Мы никуда не торопились, и в зале игровых автоматов Сэмми с помощью трехпалой клешни вытащил для меня игрушечного поросенка. Я нежно прижала свинюшку к груди, а Сэмми сообщил, что это лучшие два доллара четвертаками, которые он когда‑ либо тратил. Десять миль до его дома мы проехали в молчании. За годы, прожитые в Покипси, мне не приходилось бывать в этом районе. Отчего‑ то впав в задумчивость, мы ехали без болтовни, без шуток, не поверяя друг другу секретов, как делали последние девять часов. День пролетел, как пять минут… Въехав на короткую, усыпанную гравием дорожку у скромного одноэтажного дома с полуподвалом, я остановила машину. – Я прекрасно провел время сегодня вечером. Днем и вечером, все вместе. Спасибо, что подвезла, и за обед… Сэмми явно не торопился выбираться из машины, и я позволила себе насладиться мыслью, что он, возможно, меня поцелует. В любом романе издательства «Арлекин» непременно упомянули бы якобы пробежавшую между нами квазиэлектрическую искру. – Брось, это мне нужно тебя благодарить. Ты, и только ты спас целую семью от перспективы получить тяжелое пищевое отравление, – брякнула я, подсунув ладони под ляжки, чтобы унять невольную дрожь рук. И тут Сэмми стал выбираться из машины. Вот так. Открыл дверь, подхватил спортивную сумку с заднего сиденья, вышел и помахал на прощание, добавив, что позвонит завтра. Разочарование хлестнуло как пощечиной, и я резко дала задний ход, боясь заплакать до того, как уеду. «С какой стати вообразила, что он хоть чуть‑ чуть тобой интересуется? – спрашивала я себя, вновь и вновь прокручивая в голове события вечера. – Парню нужно было доехать домой, ты предложила подвезти, он вел себя дружелюбно. Поскорее выкинь из головы нелепые фантазии, пока не выставила себя полной ослицей». Обернувшись, я кое‑ как выруливала задним ходом с гравийной дорожки. В это время к машине приблизилась темная фигура. Сэмми что‑ то говорил, но через закрытое окно не было слышно ни слова. Я опустила стекло и нажала педаль тормоза. – Ты что‑ то забыл? – Я старалась, чтобы голос не дрожал. – Да. – Подожди секунду. Вот, задняя дверца открыта, так что… Я немного испугалась, когда он потянулся через мои колени, но Сэмми ухватил ручник и остановил машину. Затем, отстегнув ремень безопасности, распахнул дверь и вытащил меня наружу. – Что случилось? Я не по… Он коснулся моего лица ладонями именно так, как мечтает каждая девушка и не умеет делать ни один парень, – в точности как на обложке романа «Порочно ваш», если я не путаю. Тот рисунок символизировал для меня высший пилотаж романтических объятий. Ладони Сэмми оказались прохладными и сильными. Он наверняка ощутил, что у меня горят щеки, но времени волноваться об этом не осталось. Сэмми наклонился и так нежно приник губами к моим губам, что я даже не смогла ответить на поцелуй. Стояла и позволяла себя целовать, слишком потрясенная, чтобы реагировать. – Обещаю, в следующий раз я об этом не забуду… Голос у Сэмми чуть подсел, несомненно, от обуревающих его чувств, – такое услышишь разве что в фильмах. Он галантно придержал дверцу. Счастье, что есть, на чем доехать, потому что ноги не держали. Я неловко плюхнулась на сиденье и широко ухмыльнулась, когда Сэмми захлопнул дверцу и пошел к дому.
Я привязывала последний бумажный фонарь‑ полумесяц, когда мать, наконец, не выдержала и заговорила о Сэмми. – Беттина, дорогая, Сэмми – прекрасный молодой человек. Мы с отцом с удовольствием с ним пообщались. – Да, он действительно замечательный. – Я твердо намеревалась приучить мать к упомянутому молодому человеку и наслаждалась каждой секундой процесса. – Он придет на праздник листопада? – Мама поставила гороховое пюре рядом с подносом оливок разных сортов и отступила полюбоваться плодами трудов, прежде чем обратить внимание на дочь. – Вряд ли. Он бы с удовольствием, но ведь мы приехали на выходные, – ему нужно побыть с отцом, сходить с ним куда‑ нибудь, взять стейков… – Мм‑ м… вот как? – Голос мамы стал напряженным. Она с трудом удержалась от комментария по поводу разнузданной оргии поедания мяса, немедленно возникшей в ее воображении. Сэмми сказал только, что они с отцом вместе пообедают, но не могла же я отказать себе в удовольствии немного подразнить мать. – Может, он зайдет вечером взять образцы лучших местных продуктов? – Обязательно передам ему это соблазнительное приглашение, – съязвила я, расстроенная известием, что Сэмми не сможет прийти на праздник и даже вернуться в Нью‑ Йорк вместе со мной. Рассыпавшись в благодарностях за поездку, Сэмми объяснил, что в понедельник у него выходной, и он останется в Покипси лишний день. Сначала я решила позвонить на работу и, сказавшись больной, отпроситься до вторника, но вспомнила, что до вечеринки «Плейбоя» осталось меньше месяца и манкировать не стоит. – Эй, Беттина, иди‑ ка, помоги мне с дровами, пожалуйста! – Отец любовно раскладывал груду палок на сложный изысканный манер. Гвоздем программы каждого праздника листопада был церемониальный костер, вокруг которого все танцевали, пили вино и «пели серенады луне», что бы это ни значило. Я подчинилась, чувствуя себя, как никогда, свободно в изношенных вельветовых брюках и шерстяной кофте на «молнии». Ощущение было странным, но приятным – огромное облегчение после маленьких маечек и обтягивающих, словно вторая кожа поддерживающих‑ ягодицы‑ скрадывающих‑ бедра джинсов, которые должны быть у каждой уважающей себя девушки и которые я теперь носила с религиозным прилежанием. Ступни наслаждались щекочущими, как молодая травка, пушистыми носками из ангоры и мягкими, как мох, мокасинами «Миннетонка». На резиновой подошве. Вышитые бисером. С бахромой! Форменное надругательство над модой, однако, я их носила в школе. Снова натянуть мокасины теперь, когда ими пестрели страницы «Лаки», казалось кощунством, но они были слишком удобными, чтобы отказываться из принципа. Полной грудью вдохнув холодный ноябрьский воздух, я ощутила себя непонятно счастливой. – Пап, а что мне делать? – Забери ту кучу из оранжереи и перетащи сюда, если сможешь, – прокряхтел отец, неся на плече особенно здоровенное бревно. Он кинул мне пару рабочих перчаток огромного размера, совершенно черных от грязи, и махнул в нужном направлении. Я натянула перчатки и принялась за дело. Мать объявила, что идет принимать душ, но в кухне нас ждет чайник горячего лакричного чая йогов. Мы уселись и налили себе чайку. – Так расскажи мне, Беттина, какие у тебя отношения с прекрасным молодым человеком, который вчера заходил, – деланно небрежно произнес отец. – Прекрасным и молодым? – невольно поддела я папу, хотя намеревалась всего лишь выиграть время и обдумать ответ. Естественно, родителям очень хотелось услышать, что у нас с Сэмми все серьезно, и, видит Бог, никто не хотел этого больше, чем я, но у меня не хватило духа откровенно объяснить ситуацию. – Можно подумать, мы с матерью спим и видим, чтобы ты вышла замуж за парня вроде Пенелопиного, как там его имя? – Эвери. – Точно, Эвери. Согласен, неплохо иметь под рукой неиссякаемый источник хорошей «травки», но что касается внешней красоты, парень по имени Сэмми бьет его одной левой. – Отец усмехнулся собственной шутке. – Докладывать особенно нечего. Подвезла человека в Покипси, вот и все. – Мне не хотелось откровенничать: вроде бы немного старовата для трепетного признания папе с мамой, что влюбилась по уши. Папа отпил чаю и уставился на меня поверх кружки с надписью «Ветераны за мир». Насколько я знала, ни он, ни мама не были ветеранами ни в едином смысле этого слова, но я ничего не сказала. – Ладно. Тогда… Как твоя новая работа? Мне удалось забыть о работе на целых двадцать четыре часа, но внезапно меня охватило паническое желание проверить сообщения на домашнем автоответчике. К счастью, возле дома родителей сотовый не брал, а набирать свой номер с их телефона было лень. – Вообще‑ то очень хорошо, – поспешно ответила я. – Гораздо лучше, чем ожидалось. Большинство тех, с кем я работаю, мне нравятся. Вечеринки пока не приелись, хотя я уже сейчас вижу, что это может надоесть довольно быстро. Постоянно общаюсь с новыми людьми. В общем, пока меня все устраивает. Отец кивнул, словно обдумывая услышанное, но я поняла – он хочет что‑ то сказать. – Что? – спросила я. – Нет, ничего. Все это очень интересно. – Что интересного? Светские вечеринки с целью пропиариться. Я не считаю это чем‑ то особенным. – Именно это я имел в виду. Не пойми меня превратно, Бетт, но мы с матерью немного удивлены, что ты выбрала такую сферу деятельности. – По крайней мере, не «Ю‑ Би‑ Эс». Помнишь, у мамы чуть сердечный приступ не случился, когда она узнала, что один из наших клиентов «Дау кемикалс»[130]? Целых три недели она изводила меня ежедневными письмами, обвиняла, что я причастна к уничтожению лесов, развитию рака легких у детей и даже – правда, я не совсем поняла, каким боком, – к войне в Ираке. Она подняла такую панику, что мне пришлось добиваться разрешения не работать с этим клиентом. А теперь вы расстраиваетесь, что я нашла новую работу? – Мы не поэтому расстраиваемся, Бетт, просто надеялись, что ты уже созрела для занятий чем‑ то… ну, чем‑ то значительным. Может быть, сочинительством. У тебя ведь хорошо получалось. Куда все это делось? – Мало ли о чем я говорила, папа. Подвернулась пиар‑ компания, и я рада. Чем плохо? – Я сознавала, что говорю излишне резко, но обсуждать работу не было сил. Отец улыбнулся: – Ничем не плохо. Мы уверены, в конце концов, ты найдешь свой путь. – Ас чего такая снисходительность? Я занимаюсь нормальным делом, и… – Бетт? Роберт? Где вы? Только что позвонили девушки из продовольственного кооператива, они уже в пути. Праздничный костер готов? – Мамин голос гулко раздавался в деревянном доме. Переглянувшись, мы встали. – Мы идем, дорогая, – отозвался отец. Я поставила обе чашки в раковину и шмыгнула мимо отца вверх по лестнице, сменить одни мешковатые штаны на другие. Проведя расческой по волосам и слегка смазав губы вазелином (те самые губы, которые Сэмми целовал каких‑ нибудь двадцать часов назад…), я услышала голоса на заднем дворе. Через час от наплыва гостей дом трещал по швам. Я почти никого не узнавала, кроме горсточки соседей и университетских служащих, знавших меня с детства. Толпы незнакомцев наводнили дом, угощаясь сидром и пробуя огромную ромовую бабу. – Мам, кто все эти люди? – спросила я, проскользнув в кухню, где мать намешивала еще лимонаду. Солнце только что село, вернее, небо потемнело, так как в тот день солнца не было. Какой‑ то клезмер‑ ансамбль[131] начал играть. При звуках музыки незнакомец в сандалиях, как у отца, издал восторженный вопль и принялся подпрыгивать в судорожной джиге, какую мог бы отхватить пациент с ущемлением грыжи, появись у него желание потанцевать. – Давай посмотрим. В этом году на празднике листопада много новых лиц – у нас появилось больше времени для общения, потому что в этом семестре отец ведет только один предмет. Компания за столом – из нашего продовольственного кооператива; ты знаешь, что мы сменили кооператив два месяца назад? Прежний превратился в форменное фашистское логово! А с теми двумя очаровательными парами мы познакомились на субботнем зеленом рынке на Эвклидовой улице. Так… Это люди, с которыми мы встретились в прошлом месяце во время недельной акции молчания в поддержку отмены смертной казни, вот несколько человек из комитета по строительству субсидируемых экопоселений… – Между объяснениями мама наполняла льдом подносы и аккуратно расставляла их на столе. Опираясь на барную стойку, я меланхолично размышляла, как сильно отдалилась от жизни родителей. – Пойдем, представлю тебя Эйлин, сотруднице кризисной «горячей линии», ставшей нашим спасением в этом году. Она все о тебе знает и мечтает познакомиться. Эйлин нам искать не пришлось: женщина вплыла в кухню, прежде чем мы успели расставить кувшины на подносы и вынести их во двор. – Боже, это наверняка Беттина! – выдохнула Эйлин и кинулась ко мне, тряся мясистыми руками. Она была толста, но общая дородность, округлые формы и открытая улыбка сразу вызывали симпатию. Я не успела уклониться от объятий, и Эйлин сгребла меня в охапку как ребенка. – Наконец‑ то я с тобой познакомлюсь! Твоя мама столько рассказывала о тебе, даже давала прочесть несколько потрясающих писем, которые ты писала в школе. Я бросила на мать убийственный взгляд, но та лишь пожала плечами. – О, это было так давно… Я тоже слышала о вас много хорошего, – солгала я. Я узнала о существовании Эйлин тридцать секунд назад, но мать выглядела довольной. – Хм! Правда? Ну, иди сюда, присядь рядом с тетушкой Эйлин и расскажи, что такое быть знаменитой. «Тетушка Эйлин» – откровенная лесть. Вряд ли гостья старше меня, больше чем, на десять лет. Но я решила подыграть и уселась за кухонный стол. – Знаменитой? Боюсь, вы меня с кем‑ то путаете. Я встречаюсь с известными людьми в сфере пиара, – но я не назвала бы себя знаменитой. – Подруга! Может, я и живу в Покипси, но не пропускаю ни одного таблоида! Ну, каково это – встречаться с божественным Филипом Уэстоном? – Эйлин шумно вздохнула и театрально возвела очи горе. – Выкладывай, не упуская ни единой подробности. Подумать только, самый роскошный мужчина на свете! Я неловко засмеялась, соображая, как свести разговор к шутке, однако при виде маминого лица у меня сжалось под ложечкой. – Извини, какой‑ какой Филип? – спросила мама. Эйлин повернулась к ней. – Энн, только попробуй сказать, будто не знаешь, что твоя плоть и кровь встречается с самым желанным в мире мужиком! Только попробуй! – заорала она. – Я не спрашивала тебя прямо лишь по той причине, что знала – встречу сегодня Беттину и узнаю все пикантные подробности из первых уст! Пораженная новостью, мать замерла на месте. В голове мелькнула спасительная мысль: ни мама, ни Эйлин, к счастью, не читали последние статьи Водоворота. – Я и не знала, что у тебя есть бойфренд… Она, видимо, ощущала себя жертвой двойного предательства: родная дочь не поделилась важнейшей информацией, и это упущение в материнско‑ дочерних отношениях выяснилось в присутствии сотрудницы. Я хотела обнять маму, увести ее в укромный уголок и попытаться все объяснить, но Эйлин обрушила на меня град вопросов: – Он сказал, почему расстался с Гвинет? Это меня очень интересует. Неужели он встречался с королевой Англии? Наверное, да, раз его семья королевской крови, но страшно любопытно, как это происходило. – Королевской крови? – задохнулась мать, схватившись за барную стойку. Судя по всему, на языке у нее вертелся миллион вопросов, но наружу вырвался основной: – А как же парень, заходивший вчера вечером? – Он был здесь? – завопила Эйлин. – Филип Уэстон здесь был? В Покипси? Вчера вечером? Боже мой!.. – Филипа Уэстона здесь не было. Я подвозила приятеля, живущего по соседству, он зашел познакомиться с мамой и отцом. Строго говоря, я не встречаюсь с Филипом, мы видимся лишь на официальных мероприятиях. Кстати, он в приятельских отношениях со всеми моими коллегами. – О‑ о‑ о‑ о‑ о, – разочарованно протянула Эйлин. Объяснение получилось неплохим, но мать не успокоилась. – Ответь, с кем ты ходишь на вечеринки? Он – из знаменитых британских Уэстонов или их однофамилец? Я немного возгордилась, что Филип так известен: даже моя мать о нем что‑ то слышала. – Нет, тот самый, единственный и неповторимый, – ответила я, про себя порадовавшись приличному знакомству. – Беттина, ты отдаешь себе отчет, что Уэстоны – известные антисемиты? Ты помнишь случай со счетами в швейцарском банке, где хранятся средства, украденные у жертв Холокоста? Если тебе этого мало – про Уэстонов говорят, что они размещают заказы на южноамериканских потогонных фабриках, где попираются нормы охраны труда! И у тебя отношения с одним из них? До Эйлин наконец дошло, что разговор принял нежелательный оборот, и она тихо вышла из кухни. – Нет у меня с ним отношений… Мать пристально посмотрела на меня, словно видела впервые, и медленно покачала головой: – Не ожидала от тебя, Беттина. – Не ожидала чего? – Что моя дочь свяжется с такими людьми. Мы мечтали, чтобы ты в полной мере проявила ум, честолюбие, добиваясь успеха, но мы также старались привить тебе чувство социальной и гражданской ответственности. Куда все это делось, Беттина? И снова пришло спасение, откуда не ждали. Не знакомый мне гость вбежал на кухню с возгласом, что во дворе собираются делать снимок для местной газеты и ждут только мою мать. За последние пять лет родители наловчились использовать осеннюю вечеринку как способ собрать средства на организацию убежищ для женщин – жертв домашнего насилия, и праздник листопада превратился, чуть ли не в городское мероприятие, ежегодно освещаемое университетской прессой и газетой Покипси. Я смотрела, как фотограф снимал моих родителей сначала на фоне оранжереи, затем у праздничного костра, и остаток вечера потратила на то, чтобы перезнакомиться с максимально возможным количеством их друзей и сотрудников. Ни мать, ни отец больше не упоминали о моей работе или Филипе Уэстоне, но мысли об этом не давали мне покоя. На душе остался неприятный осадок. Впервые в жизни я не могла дождаться возвращения в Нью‑ Йорк.
В понедельник я появилась на работе на час раньше, чем нужно, отдохнувшая и относительно счастливая впервые за много месяцев. Огорчение родителей тяготило, но сознание истинного характера наших с Филипом отношений придавало бодрости. С Сэмми в моей жизни я чувствовала, что дела пошли в гору. Усевшись за стол с сандвичем с яйцом и чашкой кофе, я позволила себе несколько минут мечтательно повспоминать о поцелуе, не менее шести раз прокрутив в памяти, как Сэмми вытащил меня из машины, и тут одна из списочных девушек отправила мне по гладкому столу распечатку «Внимание: компромат! ». Я радостно взяла листок, готовясь просмотреть статьи, где обо мне не будет ни строчки: в последнее время я привыкла к неожиданностям, но могла поручиться, что на празднике листопада во дворе у родителей Эбби не было. Поэтому меня вдвойне ошеломило собственное имя в заголовке первой же статьи: «Гром в раю? Робинсон зализывает раны в родном городишке». Далее Эбби отмечала, как красноречиво мое «внезапное отсутствие»: в последнее время мы с Филипом были «неразлучны», и то, что я «сбежала» под отчий кров на север штата, свидетельствует о серьезных проблемах в наших отношениях. Подлинной находкой автора я сочла намек, что «выходные вдали от шума городского и светских вечеринок» могли быть вызваны необходимостью «детоксикации» или, возможно, «зализыванием ран выбракованной пассии». Статья заканчивалась призывом к читателям следить за дальнейшим развитием саги об Уэстоне и Робинсон. Оторвав первый лист из сколки, я скомкала его и с яростью запустила через комнату, к сожалению, ни в кого не попав. Меня подмывало завизжать. Проблемы в отношениях? Детоксикация? Выбракованная пассия? Оскорбительнее предположения, что мы с Филипом встречаемся, могло быть только предположение, что мы уже не встречаемся. При чем тут детоксикация? Унизительно ходить с ярлыком пати‑ девочки без тормозов, но еще хуже знать, что у тебя связаны руки. Нелепость сложившейся ситуации не укладывалась в голове. Накопив достаточный опыт в мерах первой самопомощи, я поспешно отключила мобильный телефон во избежание объяснений с друзьями, родителями, коллегами, знакомыми, которые скоро захотят обсудить потрясающие до нервной дрожи[132] новости. К несчастью, я не могла так же просто отключить традиционное утреннее собрание работников компании. У меня ушло почти полчаса, чтобы заверить Келли (и Элайзу, которая казалась особенно огорченной), что мы с Филипом не ссорились, что я не искала в Покипси реабилитационную клинику и что у меня нет намерения в ближайшем будущем дать Филипу отставку. Я буквально обмякла от облегчения, когда Келли, удовлетворенная моими клятвами и обещаниями, заговорила о другом. – Рада сообщить, что у нас появился новый перспективный клиент, – с широкой улыбкой объявила начальница. – С сегодняшнего дня мы являемся официальным представителем Ассоциации владельцев ночных клубов Стамбула. – Есть ли ночная жизнь в Стамбуле? – риторически поинтересовался Лео, изучая безукоризненную кутикулу. – Вот не знала, что в Сирии разрешены ночные клубы! – воскликнула Элайза. – Я имею в виду, мусульманам ведь запрещено пить, верно? – Стамбул в Турции, Элайза, – с удовольствием поправил Лео. – Турция тоже мусульманская страна, но открытая влиянию Запада, и церковь, в смысле мечеть, у них отделена от государства. – Совершенно верно, Лео. Как всем вам известно, мы готовы к профессиональному росту и работе с зарубежными клиентами. По моему мнению, это отличный старт. Ассоциация объединяет приблизительно тридцать владельцев клубов в Стамбуле. Они сочли, что оживленной ночной жизни Стамбула не помешает реклама, и выбрали нас. – Келли широко улыбнулась. – Кто поедет в Турцию развлекаться? – фыркнула Элайза. – Тоже мне Ибица! – Именно поэтому ассоциации понадобилась наша помощь, – отрезала Келли. – Стамбул – в высшей степени космополитичный, шикарный город, переполненный потрясающими европейцами всех мастей, обожающими пляжи, клубы и дешевые магазины. Однако после одиннадцатого сентября туристический бизнес потерпел значительные убытки, и турки решили попытаться выйти на американцев, особенно молодых, показав, что тусоваться в Стамбуле можно не хуже, чем в Европе, к тому же гораздо дешевле и намного экзотичнее. Наша задача – сделать так, чтобы народ к ним поехал. – Как именно мы будем это делать? – скучным голосом осведомился Лео, рассматривая пряжку ремня от Гуччи. – Для начала необходимо ознакомиться с тем, что мы собираемся продвигать. Ассоциация заказала на всех билеты в Стамбул. Кайли останется со мной, помочь с текущими делами. Остальные вылетают в среду. – Что? – Я не удержалась от выкрика. – Мы летим в Турцию? В среду? – Несмотря на откладывающуюся подготовку к «Плейбою», я взволновалась так, словно Келли объявила, что «Калча клаб» собирается вживую исполнить «Карму хамелеон»[133]. – Келли, я согласен с Бетт. Не слишком удачная идея. Я как бы не привык посещать страны, истерзанные войнами. – Я не сказала, что не хочу ехать, – робко прошептала я. – Истерзанные войнами? Ты что, дурак? – поинтересовалась Кайли. – Ну, не совсем истерзанные и не совсем войнами, но меня мало привлекает перспектива ехать в страну «третьего мира» с опасной для здоровья пищей, грязной водой и без приличного обслуживания гостиничных номеров. Неужели все‑ таки Ближний Восток? – Лео вопросительно уставился на Келли. – В этом‑ то и проблема, – отозвалась Келли, сохраняя хладнокровие куда лучше, чем смогла бы на ее месте я. – Турция – страна западной демократии, вот‑ вот вступит в Евросоюз. В Стамбуле есть «Времена года», «Ритц» и «Кемпински». Там есть бутик Версаче, черт побери! Уверяю, вы устроитесь там с наивысшим комфортом. Единственное, что от вас требуется, – посетить столько клубов, баров и ресторанов, сколько в человеческих силах. Покупайте красивую одежду. Пейте шампанское, которое вам будут наливать. Ходите по магазинам. Тратьте деньги. Тусуйтесь, сколько можете. И конечно, развлекайте своих гостей. – Гостей? Ты имеешь в виду владельцев клубов? Я не собираюсь, в задницу, подкладываться под каких‑ то турок, Келли! Даже ради тебя! – заявила Элайза, скрестив руки на груди в знак высоких моральных принципов. – Забавно. Мне казалось, у тебя с этим почти нет проблем. Но не страшись, юная Элайза: гости, о которых я говорю, – тщательно подобранная группа людей, формирующих вкусы и модные тенденции, отсюда, из Манхэттена. Элайза встрепенулась: – Кто? Кто эти гости? Что ты имеешь в виду? С нами поедут сказочные принцы? Кайли и Лео тоже насторожились. – Ну, мы еще не ото всех получили подтверждения, но пока у нас есть согласие Марлены Бержерон, Эммануэля де Сильвы, Моники Темплтон, Оливера Монтрашона, Алессандры Юрайбы Сандоваль и Камиллы фон Альбург. Вы вылетаете в среду, встречаетесь с представителями клиента, инспектируете самые крутые кабаки. Остальные прилетят в пятницу частным рейсом и присоединятся к вам во «Временах года». С этого момента клиент все берет на себя – машины, выпивку, ужины, – все, что вам понадобится, чтобы обеспечить гостям и фотографам отличное времяпрепровождение. – Частным рейсом… – пробормотала я. – Фотографы? Келли, неужели ты посылаешь нас в Турцию с целым самолетом папарацци? – заныла Элайза. – Будут только свои, их не больше трех, все фрилансеры. Добавьте четверых, ну, может, пятерых свободных репортеров, и восторг прессы нам обеспечен. Я размышляла. Менее, чем через сорок восемь часов я буду на пути в Стамбул (Турция) с рабочим заданием пить, танцевать и возлежать в шезлонге возле бассейна в одном из лучших отелей мирового класса с единственной реальной обязанностью следить, чтобы у тщательно отобранной у Манхэттена горстки элитных тусовщиков не иссякали запасы алкоголя и наркотиков, дабы на фотографиях хозяева жизни выглядели счастливыми, но могли, по возможности, связно отвечать на вопросы репортеров. Когда фоторепортажи об увеселительной поездке наводнят таблоиды, а еженедельные нью‑ йоркские газеты выйдут с заголовками, кричащими, что все приличные люди ездят отдыхать в Стамбул, никто не догадается, что светской тусовке буквально заплатили за приезд, оплатив заодно и специально отобранные снимки, и репортеров для описания веселухи. Блестящий ход, как нельзя лучше отражающий девиз пиар‑ индустрии: «Организуй и освещай». – Бетт, я взяла на себя смелость заказать вам с Филипом через ассоциацию апартаменты для новобрачных «Медовый месяц». По крайней мере, это я могу сделать для моей любимой пары, – с гордостью сообщила Келли. – Филип тоже едет? – поперхнулась я. После поцелуя Сэмми фиктивный роман с Филипом казался плодом больного воображения. – Конечно, едет. Большей частью это его идея! Я рассказала Филипу о нашем новом клиенте на презентации «Блэкберри», и он любезно предложил свои услуги, сказав, что с удовольствием повезет в Стамбул своих друзей, если это поможет проекту. Филип даже предложил личный самолет отца, но ассоциация уже решила использовать собственный воздушный транспорт. Бетт, ты должна быть счастлива. Я открыла рот, чтобы сказать хоть что‑ нибудь, но Келли уже шла к дверям конференц‑ зала. – Детки, за оставшиеся дни нам предстоит многое сделать. Элайза, назначаю тебя ответственной за связи с клиентом и приглашенными особо важными персонами. Подтвердить и переподтвердить все детали поездки. Убедись, что каждый знает, куда и когда поедет и что нужно иметь с собой. Лео, сосредоточься на контактах с репортерами и фотографами, а заодно и редакторами. Набросай кратенько пресс‑ релиз и пресс‑ конспект и дай им столько фотографий наших гостей, сколько сможешь стибрить. Дэвид, начинай создавать досье на группу, которую повезете. Все приглашенные есть в базе данных, поэтому напиши их биографии и оперативно собери полный анамнез – симпатии, антипатии. Убедись, что во «Временах года» найдутся минералка, вина и лакомства в соответствии с личными вкусами каждого из наших постояльцев. Не думаю, что возникнут серьезные романтические конфликты, но проверить надо. Если не брать в расчет, что Камилла раньше трахалась с Оливером, а теперь Оливер предположительно спит с Моникой, думаю, друг друга они не интересуют. Нам же проще. Все лихорадочно строчили в блокнотах. Списочные девушки, которым разрешили присутствовать на собрании, с изумлением глазели на нас с последнего ряда. – Келли, а мне что делать? – спросила я, когда начальница была уже в дверях. – Тебе? Бетт, единственное, о чем тебе нужно волноваться, – это Филип. В этой поездке он – ключевая фигура, поэтому сконцентрируйся на том, чтобы он был абсолютно счастлив. Чего бы ни захотел – добудь. Что потребует. Если Филип счастлив – его друзья тоже довольны, и весь проект окажется прогулкой в парке. – Келли, не скрываясь, подмигнула на тот случай, если кто‑ нибудь не совсем понял ее слова, и ушла в свой кабинет.
|
|||||||
|