|
|||
Лорен Вайсбергер 13 страницаИтак, сомнений не осталось, размышляла я, стоя под обжигающими струями душа, – у Сэмми есть девушка. Или, правильнее сказать, женщина, поскольку данная особа женского пола не может быть ни на день младше сорока. Значит, он вовсе не ревновал тогда, в «Старбаксе», насмехаясь над Филипом, просто демонстрировал остроумие, так как, не будем кривить душой, не подтрунивать над Филипом невозможно. С каждой секундой ощущая себя все большей ослицей, я быстро натянула старый темно‑ синий брючный костюм, который надевала на работу в банк, а после увольнения засунула в глубь шкафа, наскоро уложила волосы феном и сделала легкий макияж. К отелю «Времена года» я приехала, почти убедив себя, что мне наплевать. В конце концов, никто не отнимал у Сэмми права встречаться с прекрасно одетой владелицей солидного капитала с грудью в три раза больше моей. Зачем мне такой пустой тип? Я как раз составляла длинный список недостатков, ни один из которых не бросался в глаза, но наверняка присутствовал в характере Сэмми, когда завибрировал мой сотовый. Это оказалась Элайза. Наверное, хочет подробно выяснить, когда, где, зачем и с кем я последний раз видела Филипа. Сбросив звонок, я подошла к распорядительнице. Через секунду телефон ожил опять, а когда я не ответила, Элайза прислала сообщение: «911! Позвони немедленно». – Привет, Бетт, ты их уже нашла? – Ко мне подошел Майкл. Он выглядел замученным. Мне стало жаль его – работает день и ночь над новым проектом слияния и приобретения. – Нет. Неужели мы пришли первыми? – Поцеловав Майкла в щеку, я подумала, что мы не виделись целую вечность. Много недель, точнее я припомнить не смогла. – Где Мегу? – В больнице. Пен что‑ то говорила про отдельный стол в дальнем зале, пойдем туда. Я взяла Майкла под руку со странным чувством возвращения домой. – Слушай, мы целую вечность никуда не ходили вместе. Какие у тебя планы после ужина? Может, уговорим Пен пойти в «Черную дверь»? Майкл улыбнулся, затратив на это, похоже, все оставшиеся силы, и кивнул: – Согласен. Раз уж мы собрались в одном месте – когда такое еще случится, черт побери? – давай так и сделаем. Стол был накрыт на восемнадцать персон. Когда я здоровалась с отцом Пенелопы, завибрировал мой сотовый. Я извинилась и отошла к двери выключить телефон. Снова Элайза. Господи Иисусе, что такого важного могло произойти, если приспичило брать меня штурмом? Я подождала, пока сотовый перестанет жужжать, и со щелчком открыла его, чтобы отключить, но Элайза, видимо, тут же набрала снова, так как ее голос раздался прямо из моей ладони: – Бетт, это ты? Бетт, очень важно! – Привет, я не могу сейчас говорить. Моя подруга устраивает… – Ты должна сейчас приехать! Келли психует, потому что… – Элайза, ты не дала мне закончить. Сейчас восемь тридцать, субботний вечер, вот‑ вот начнется ужин во «Временах года» с моей подругой и всей ее родней, мне это очень важно, и я уверена, ты справишься со всем, из‑ за чего Келли нервничает. – Я поздравила себя с проявленной твердостью и умением установить границы, чему мать пыталась обучить меня с шестилетнего возраста. Элайза тяжело засопела, в трубке послышался далекий звон бокалов. – Прости, дорогая, но сегодня Келли не желает слышать «нет». Сейчас она в «Венто», ужинает с людьми из «Блэкберри», и ей нужно, чтобы мы встретились с ними в «Сохо‑ Хаус» самое позднее в полдесятого. – Это невозможно. Ты же знаешь, я бы приехала, если б могла, но мне нельзя уйти отсюда раньше чем через два часа, – отбивалась я, чувствуя, что у меня дрожит голос. – Полдесятого – просто смешно, слишком рано! Ну почему Келли нужно знакомить нас с «Блэкберри» обязательно в субботу? Она что, предупредить не могла?.. – Послушай, я все понимаю, но выхода нет. Ты отвечаешь за организацию мероприятия. Представители «Блэкберри» приехали в город без всякой помпы. Келли надеялась, что с них хватит встречи с ней за ужином, но они захотели увидеть тебя… и Филипа. Сегодня. До праздника всего ничего, поэтому «Блэкберри» уперлись и настаивают. – Еще и Филипа? Ты шутишь? – Бетт, ты с ним встречаешься. Он согласился вести наше мероприятие, – произнесла Элайза тоном властной старшей сестры. Ко мне уже шла Пенелопа – я вела себя непозволительно бестактно. – Элайза, но я правда… – Бетт, милая, не хочу напоминать тебе о субординации, но на карту поставлена твоя должность. Чем смогу, помогу, но тебе необходимо приехать. Через тридцать минут к отелю подъедет машина. Сядешь в нее. – На этом она дала отбой. Пенелопа обняла меня за шею: – Замечательный план! – И за руку потащила меня за стол, где мистер Уэйнрайт громко распространялся о судебном иске, который в тот момент курировал, а горделивого вида дама покорно слушала. У меня мелькнула догадка, что Пенелопа нарочно не торопится спасать бабушку от будущего свекра. – Какой план? – Майкл сказал, после ужина идем в «Черную дверь». Отличное предложение! Мы там сто лет не появлялись, – Пенелопа огляделась, – а мне необходимо упиться вдрызг. Не представляешь, что сегодня выкинула мамаша Эвери. Пригласила нас с мамой и торжественно вручила мне «Фэт аккомплит: искусство праздника, полное руководство» и полную серию поваренных книг «Босоногая герцогиня». Мало того, она не только засыпала нас предложениями насчет «тем» для праздничных обедов, но и подробно рассказала о любимых блюдах Эвери, чтобы я могла должным образом проинструктировать повариху. Особо заострила мое внимание на том, что ее сын не любит еду, которую нужно есть – цитирую – палками. – Палками?! – Ну, палочками. Сказала, ее мальчик от этого «смущается». – Фантастика. Ну, свекровь у тебя – пир духа, да и только. – Н‑ ну. Мама стояла молча и знай себе, кивала. Ей удалось успокоить мамашу Эвери, напомнив, как легко вести хозяйство в Калифорнии, где по улицам слоняются орды иммигрантов‑ мексиканцев. «Земля обетованная дешевой рабочей силы», по ее собственным словам. – Будем помнить, что родителям противопоказано собираться в одном помещении, – кивнула я. – Хватит с них сегодняшнего развлечения. Помнишь, что получилось в прошлый раз? – Смеешься? Такое не забывается. После первой встречи наших родителей мы все четыре года учебы в универе мудро удерживали обе пары старшего поколения от сбора в одном месте в одно и то же время, но в день выпуска пришлось сделать исключение. Предки неудержимо рвались знакомиться, и по настоянию наших мамаш мы с Пенелопой скрепя сердце согласились устроить ужин для родителей. Первым камнем преткновения оказался выбор ресторана: моим отцу и матери приспичило посетить бар с органической сырой пищей, хозяин которого опубликовал несколько знаменитых поваренных книг, а родители Пенелопы настаивали на «Рут Крис стейк‑ хаус»[109], куда всегда ходили. Компромиссом стал дорогой пан‑ азиатский ресторанчик, который никому не понравился, и это только усугубило дело. В заведении не подавали ни излюбленного маминого чая из цикория, ни любимого отцом Пенелопы каберне. Когда иссякли темы для обсуждения вроде политики, карьеры и планов на будущее для выпускников, разговор сошел на нет, ибо у собеседников не оказалось общих взглядов или разделяемых идей. Мой отец большую часть времени общался с Эвери, чтобы позже поднять его на смех. Я говорила со своей матерью, Пенелопа только со своей, а ее отец и брат перебрасывались короткими фразами между глотками красного вина, которого они оприходовали три бутылки. Ужин закончился так же неловко, как и начался: родители каждой из нас подозрительно посматривали друг на друга, гадая, с чего вдруг их дочери подружились. Пенелопа и я развезли старшее поколение по соответствующим отелям и рванули в бар, где, как следует нализавшись, принялись передразнивать родителей, поклявшись никогда не повторять печальный опыт. – Иди, поговори с моим отцом – ради меня, ладно? Он несколько десятилетий не вылезал из офиса и, кажется, забыл, как общаться. – Пенелопа была в приподнятом настроении, и я не знала, как сказать, что смогу остаться только на аперитивы, потому что мне придется ехать на вечеринку с роскошным паршивцем, с которым у меня якобы роман. – Пен, я ужасно сожалею, что приходится так поступать, и признаю, что это дерьмовейшая и эгоистичнейшая выходка, но мне только что позвонили с работы. Люди приехали в Нью‑ Йорк, с ними сейчас мой босс… и она настаивает, чтобы я с ними встретилась. Я объясняла, что занята важным делом, но она пригрозила увольнением, хотя и через третье лицо, если я не подъеду к ним в течение часа. Я язык отболтала, пока спорила, но она уперлась, и мне придется уехать… и быстро вернуться! Обещаю прийти в «Черную дверь», если вы, ребята, согласитесь меня дождаться. – Стоп. Глубокий вздох. Окаменевшее лицо подруги. – Ну, прости меня! На мой вопль обернулись официанты. Кое‑ как мне удалось побороть ощущение тяжести в животе и не обращать внимания на Майкла, замершего в нескольких шагах, и полный упрека за устроенную сцену взгляд Пенелопы. – Когда тебе надо уходить? – ровным голосом спросила Пен с ничего не выражающим лицом. – Через полчаса. Они выслали машину. Машинально покрутив маленькую бриллиантовую сережку‑ «гвоздик» в правом ухе, Пенелопа взглянула на меня: – Поступай, как требует работа, Бетт. Я понимаю. – Правда? – В голосе подруги не слышалось гнева. – Конечно. Я ведь знаю, что ты хочешь остаться. Конечно, я огорчена, но ты бы не уехала, не будь это действительно важно. – Прости меня, Пен, я обязательно заглажу свою вину. – Ни о чем не беспокойся. Присядь рядом с холостым красавцем, приятелем Эвери, и наслаждайся временем, которое осталось. – Подруга говорила правильные слова, но губы не слушались, интонация получалась вымученной. Холостой приятель Эвери мгновенно пустился в воспоминания о сумасшедших днях в студенческом общежитии в Мичигане, и я махнула третий бокал сразу за вторым. Приятельница Пенелопы из банка, которую я совсем не знала и с которой Пен, похоже, здорово сдружилась, произнесла тост‑ экспромт, очень смешной и удачный. Я пыталась подавить горечь, когда Пенелопа обняла девушку, уверяя себя, что это зашевелилась моя паранойя и никто из присутствующих не считает меня плохой подругой. Полчаса пролетели за полсекунды. Решив улизнуть потихоньку и не устраивать представление, объясняя собравшимся, в чем дело, я попыталась на прощание поймать взгляд Пенелопы, но безуспешно – подруга всячески избегала на меня смотреть. На улице я стрельнула покурить у хорошо одетого мужчины, в благодарность, предложив ему доллар, но тот сунул мне сигарету, покачав головой при виде протянутой банкноты. Машины нигде не было видно. Я подумывала, не вернуться ли в ресторан, но тут у тротуара затормозила очень знакомая светло‑ зеленая «веспа». – Привет, любимая, поехали работать. – Филип поднял щиток шлема и отобрал у меня сигарету, чтобы затянуться. Затем смачно поцеловал меня в открытый от удивления рот и полез доставать из‑ под сиденья второй шлем. – Что ты здесь делаешь? – Я затянулась отвоеванной сигаретой, чтобы прийти в себя. – А как тебе кажется? Наше присутствие обязательно, так что поторопись. Любимая, а что это ты в деловом костюме? – Он засмеялся. В этот момент сотовый Филипа заиграл мелодию песни «Как девственница»[110], и пришла моя очередь хихикать. Филип пообещал кому‑ то в телефон, что мы будем через десять минут. – Вообще‑ то я жду машину, посланную Элайзой, – сообщила я. – Я тебе вместо машины, любимая, Элайза попросила. Махнем в гости к моему дражайшему приятелю Калебу, а чуваков из «Блэкберри» Элайза приведет туда. Я не поняла последней фразы, но Филип, похоже, выполнял указания Элайзы. – Зачем нам ехать к твоему другу? – Он устраивает у себя маленькую разминочную вечеринку. Хэллоуин же, дорогая! Поехали. – Только теперь я заметила, что Филип в полном диско‑ прикиде семидесятых годов – коричневые полиэстеровые клеши, тесная белая водолазка и залихватская бандана. – Филип, ты только что сказал, нас ждут Келли и представители фирмы «Блэкберри». Нельзя же вместо этого отправиться на костюмированную вечеринку! Ничего не понимаю! – Прыгай сюда, любимая, и ни о чем не волнуйся. Все под контролем. – Он газанул, если такие номера проходят со скутером, и похлопал по заднему сиденью. Я уселась со всей грацией, возможной в деловом брючном костюме, и обняла Филипа за талию. Он почему‑ то невольно втянул твердые как камень мышцы живота. До сих пор не знаю, что заставило меня оглянуться. Не помню, думала ли я о чем‑ нибудь особенном – если не брать во внимание мое похищение знаменитым неистовым метросексуалом на скутере, – но я бросила взгляд через плечо и увидела Пенелопу, выбежавшую на тротуар с моим шарфом в руке и застывшую с открытым ртом. На мгновение наши взгляды встретились, но тут Филип опять газанул, скутер как пуля рванулся вперед, унося меня прочь от Пенелопы, не оставив времени что‑ либо объяснить.
– Можешь ты просто расслабиться, любимая? Повторяю, у меня все под контролем! – Поставив «веспу» на ковре возле прекрасного жилого дома в Вест‑ Виллидж, Филип сунул швейцару банкноту, которую тот принял с вежливым поклоном. Мне пришло в голову, что мы с Филипом впервые остались наедине после достопамятного утра, когда я проснулась в его квартире. – Расслабиться? Ты меня просишь расслабиться? – заорала я. – Простите, сэр, не могли бы вы включить свет для вызова такси? – обратилась я к швейцару, немедленно повернувшемуся к Филипу за разрешением. – Да прекрати ты суетиться, черт побери. Не нужно тебе такси. Мы уже приехали, вечеринка здесь. Иди в дом, наклюкайся как следует. «Наклюкайся»? Я не ослышалась? Парень, не обошедший вниманием ни одну привлекательную женщину на Манхэттене возрастом от шестнадцати до сорока пяти лет, употребляет словечко «наклюкаться»? Однако, пугаться отклонений было некогда: у меня оставалось десять минут, чтобы добраться до «Сохо‑ Хаус» и не вылететь с работы. – Когда Элайза позвонила, я сказал, что хочу сначала заехать на несколько минут к Калебу, а она спросила, можно ли привести туда людей из «Блэкберри»: им, видите ли, приспичило увидеть «реально крутую вечеринку» или еще какое дерьмо вроде этого. Они вот‑ вот подъедут. Здесь мы должны и оказаться, ясно? Я с сомнением смотрела на Филипа, раздумывая, неужели Элайза сознательно взялась портить мне жизнь. Поразмыслив, пришла к выводу, что у нее нет способа саботировать мероприятие, чтобы об этом не стало известно Келли, да и к чему ей? Понятно, что хочется заполучить Филипа, а в последнее время она ведет себя не очень дружелюбно, но я решила, что это от излишней занятости – мы занимались индивидуальными проектами помимо основной работы над вечеринкой для «Плейбоя». Все, чего мне хотелось, – позвонить Пенелопе и объяснить, что я не лгала ради ночи с любовником, но Филип уже миновал швейцара и нетерпеливо ждал, когда я к нему присоединюсь. В лифте он меня буквально атаковал. – Бетт, я просто не могу дождаться, когда отвезу тебя домой и буду ласкать всю ночь, – промурлыкал он, зарывшись лицом в мои волосы, оглаживая руками тело, в том числе под блузкой. – Даже в этом дурацком обмундировании ты просто куколка. Я оттолкнула загребущие руки и вздохнула: – Давай просто вытерпим мероприятие, ладно? – Чего ты топорщишься, любовь моя? А, понимаю, тебе нужно сильнее… Сейчас приспособимся… – И Филип принялся неумело втираться в меня бедрами, продолжая сыпать интимными непристойностями, которые, казалось, обожал. Интересно, с Гвинет он тоже вел себя подобным образом? Возможно ли, чтобы он спал с таким количеством женщин, уделяя каждой всего‑ то свидание или два, и ни одна любовница не дала ему понять, что он вообще‑ то ни черта не понимает в том, что делает? Противно было до тошноты, но все равно нравилось. У меня мелькнула мысль, что Филип преследует меня своей страстью, лишь, когда точно знает: у нас нет возможности для продолжения. Не станет же он рисковать, срывая с меня одежду и умоляя о сексе, когда дверцы лифта могут раскрыться каждую секунду. Лифт открылся прямо в роскошном пентхаусе Калеба. Быстро проведя тыльной стороной ладони по лицу и шее, стерев большую часть слюны, я приобрела более‑ менее нормальный вид. – Филип, малыш, иди сюда! – позвал с дивана тощий длинноволосый парень, согнувшийся над зеркалом со свернутой в трубочку банкнотой в руке. Обнаженная девица на его коленях не сводила с него взгляда, выражающего крайнюю степень восхищения, близкого к обожанию. Парень легко, коротко вдохнул через нос, передал девице трубочку‑ банкноту и опустил на лицо маску. – Калеб, это Бетт. Бетт, это Калеб, хозяин потрясающей вечеринки. – Привет, Калеб, приятно познакомиться, – я маске. – Спасибо за приглашение. Все трое переглянулись и разразились хохотом: – Бетт, присоединяйся. Попробуй, а потом поднимемся наверх. Остальные на крыше. – Нет‑ нет, спасибо, мне и так хорошо, – пробормотала я, не в силах отвести взгляд от девушки, которая вдохнула две маленькие белые дорожки, оставленные для нее Калебом, и откинулась на спину. Строго говоря, она не была совершенно обнаженной – низ живота прикрывал шелковый лоскуток цвета фуксии, повязанный на бедрах и оставляющий ягодицы открытыми. Сначала я решила, что девица в трусиках‑ стрингах, но при ближайшем рассмотрении это оказалась незагоревшая кожа. Ее груди, свободные от шелковых пут, поддерживало хитрое приспособление, напоминающее бюстгальтер, но без крючков, лямок или даже формы. Свернувшись калачиком, девушка со счастливой улыбкой потягивала шампанское, заявив, что еще немного попразднует здесь, внизу, а потом пойдет к остальным. – Будь как дома, детка, – ласково улыбнулся ей Калеб и жестом пригласил нас следовать за ним. Мы снова вошли в лифт, где с помощью специального ключа Калеб привел в действие кнопку с надписью «терраса». Когда лифт открылся, я чуть не упала в обморок. Не знаю, к чему я готовилась, но увиденное превзошло все ожидания. Наверное, подсознательно я ожидала такой же Хэллоуин, как у Майкла год назад: куча приятелей из банка и университета в квартире на четвертом этаже в доме без лифта, кухонный стол, заставленный бутылками с дешевым вином, коктейлями, мисками со сладкой кукурузой, соленым печеньем и сальсой. Парень в женском платье объявлял, что пиццу уже везут, а гости в разнообразных костюмах вспоминали университет и судачили о том, кто помолвлен, кто получил повышение и как бездарно президент Буш обделался в Ираке. Вечеринка разительно отличалась от нашей. Плоская крыша оказалась точной копией лос‑ анджелесского «Скай‑ бара»: все сверкающее, шикарное и современное… Низкие кушетки и геометрические канделябры, рассеивающие мягкий свет. Бар из стекла с «изморозью» скрывали зеленые заросли устрашающей густоты. Будка ди‑ джея, хитро оборудованная в противоположном углу, не заслоняла ни дюйма восхитительной панорамы ночного города, открывающейся из окна. Однако никто не проявлял интереса к Гудзону, и я сразу поняла почему – молодая плоть, выставленная на всеобщее обозрение, выглядела гораздо привлекательнее какой‑ то там реки и вдобавок превосходила Гудзон по площади. Есть вечеринки, есть костюмированные вечеринки, а есть то, что разворачивалось на Калебовой крыше: в принципе действо подходило под определение костюмированного бала, но по масштабности напоминало ремейк мюзикла «Волосы» плюс сумочки «Гуччи», минус безвкусные «бабетты» 1960‑ х годов. Мне захотелось сбросить костюм и туфли и остаться в трусах и лифчике, чтобы не привлекать всеобщего внимания: пусть и тогда на мне осталось бы больше одежды, чем на любой из присутствующих здесь дам, но, по крайней мере, я не выглядела бы белой вороной. Калеб исчез и через несколько мгновений вернулся с бокалом шампанского для меня и стаканом янтарной жидкости для Филипа. Выпив шампанское залпом, я, открыв рот, уставилась на девушку, которую Калеб захотел нам представить. Представлению предшествовал долгий поцелуй, причем и Калеб и девица так широко открывали рты и так активно работали языками, что я ощутила себя почти участницей действа. – Мм‑ м‑ м… – промычал Калеб, шутливо укусив партнершу за шею, когда ему удалось извлечь свой язык из ее глотки. – Ребята, это… самая роскошная девушка на вечеринке. Какая страсть, а? Нет, вам доводилось прежде видеть что‑ нибудь настолько потрясающее? – Роскошная фемина, – подхватила я, словно девица не стояла рядом. – Ты совершенно прав. Девушке явно не было дела, что Калеб забыл (или не знал) ее имени. Ничего удивительного, решила я, многие целуются на вечеринках, не зная имен друг друга. Музыка слишком громкая, все, как правило, поддатые, но главная причина в том, что это никому не надо. «Я запомню имя человека, когда прочту его на „Шестой странице“», – высказалась однажды Элайза. Девица не возражала против такого отношения к своей особе, видимо, не понимая ни слова из того, что мы говорили. Она лишь хихикала и временами поправляла свой туалет, сосредоточив внимание на том, чтобы как можно чаще прикасаться к Калебу. Парень, переодетый женщиной (маску‑ костюм с голыми грудями и блестящую подводку для глаз этот оригинал сочетал с бело‑ красной клетчатой «арафаткой»), подошел предупредить, что машины будут с минуты на минуту и мы отправимся в «Бунгало» на «настоящее пати». – Надеюсь, будет получше, чем на дрянной пирушке пару лет назад, – отозвался Филип. – Что за дрянная пирушка? – Я не особенно желала узнать, но притворилась заинтересованной, чтобы не слишком откровенно глазеть на окружающих. – Праздник Хайди Клам в «Кэпитал»[111]. Собирались приглашать только звезд первой величины, но идиоты‑ секьюрити впускали всех подряд, и через час зал был переполнен «ботвой». Плохие времена. – Это раньше, – согласился «женщина Арафат». – Раньше везде было так себе. Сегодня будет лучше: на входе – здоровяк, этот, как его, Сэмми, что ли. Не гений, но и не полный чертов идиот. Сэмми! Мне захотелось пропеть это имя, обнять говорившего и протанцевать несколько па при мысли, что сегодня я увижу Сэмми. Однако сперва предстояло выдержать вечеринку. – Ну а вы кто? – осведомилась креатура в «арафатке». – Она сегодня в образе взвинченной стер… стереотипной бизнесвумен, – любезно ответил за меня Филип. Разглядывая гостей, я гадала, почему в День всех святых парни наряжаются в женские платья, а девушки одеваются как шлюхи, причем традиция свято соблюдается независимо от крутизны вечеринки или цен на подаваемый алкоголь. Сегодняшний вечер не стал исключением. Присутствующие поддержали традицию, но здесь игра велась по высшей ставке. Я оглядывалась в поисках символически одетых кошечек, медсестер, принцесс, певиц, французских горничных, капитанш болельщиц, учениц католических школ, дьяволиц, ангелов и танцовщиц, но гостьи и не пытались соответствовать образам. Все до единого, костюмы представляли собой лишь тончайшую амальгаму из сверкающих тканей и блестящих аксессуаров, изготовленных для демонстрации лучших образцов женской плоти, когда‑ либо созданных Творцом. На одной из кушеток раскинулась брюнетка, облаченная в широкие пурпурные цыганские шаровары, волной ниспадающие из‑ под низко повязанного ремня и присобранные на щиколотках. Прозрачный материал позволял видеть инкрустированный бриллиантами кусочек трусиков‑ стрингов в ложбинке между замечательно упругими ягодицами. Выложенный бриллиантами бюстгальтер искусно приподнимал прелестные груди, словно уговаривая: «Посмотри на нас», – и возражая: «Не хочу быть как Памела Андерсон». Другая девица, на вид не более шестнадцати лет, лежала рядом с подругой, перебирая ее волосы. Серебристые сетчатые колготы были так растянуты на ее бесконечных ногах, что сеточка местами поползла. Поверх колготок красотка натянула кожаные красные шортики, настолько высоко открывающие пах и ягодицы, что девице явно пришлось просить эпиляторшу о спецуслуге. Единственным дополнением «костюма» служили кисточки с серебряной бахромой, свисающие с сосков ее грудок размером с лимон, и гигантская тиара из разноцветных перьев и меха, спускающаяся на спину. За двадцать семь лет у меня ни разу не возникало чувственного влечения к женщине, однако, клянусь, переспала бы с любой из них хоть сейчас. – Боже мой, им бы нижнее белье рекламировать, – пробормотала я себе под нос. – А они этим и занимаются, – отозвался Филип, не сводя глаз с воплощения порока. – Ты что, не узнала Ракель и Марию‑ Терезу? Самые популярные в этом году модели «Тайна Виктории». Бразильский молодняк. Я пала духом, увидев, что волосы им вовсе не так уж поднимают феном, как я привыкла думать. Мы бродили по застекленной крыше, и Филип обменялся рукопожатиями с Джимми Феллоном и Дереком Джетером [112] и поцелуями в щечку, старательно избегая губ, – с множеством редакторов модных журналов, звезд телесериалов и голливудских старлеток. Проверяя сотовый на случай звонков Элайзы или Келли, я заметила, как Филип массирует спинку девице, в которой узнала одну из моделей, рекламирующих хлопковые трусики‑ бикини, недавно заказанные мною по каталогу. Я мысленно обвинила ее в наглом мошенничестве, когда натянула трусики и взглянула в зеркало. Мелодии саундтрека «Отель „Косте“» ревели из хитрого плоскоэкранного плазменного приспособления, висящего на наружной стене. Гости танцевали, курили, втягивали ноздрями дорожки белого порошка, жевали суши и флиртовали друг с другом. Объявление Калеба об ожидающей внизу кавалькаде машин, которая доставит всех в клуб, вызвало краткую паузу, но веселье тут же возобновилось в лифтах и продолжалось в двух дюжинах лимузинов, выстроившихся вдоль здания линией, уходящей за горизонт. – Филип, мы не можем уехать! – прошипела я, когда он подталкивал меня к лифту. – Нужно дождаться людей из «Блэкберри». – Нечего беспокоиться, любимая. Элайза мне звонила, на сегодня Келли дала отбой. Этого не может быть! – Что? Ты шутишь?! – В голове не укладывалось, что меня зря выдернули с прощального ужина Пенелопы. Филип пожал плечами: – Ну, если за Элайзу не говорила ее задница, то я совершенно уверен, что понял правильно. Пойдем, любимая, ты можешь позвонить из машины… Втиснувшись между Калебом и Филипом, стараясь не притрагиваться к обнаженному телу девицы, разлегшейся на наших коленях поперек машины, я набрала Элайзу и чуть не закричала от разочарования, когда услышала автоответчик. Келли ответила после третьего гудка и, судя по голосу, была немного удивлена моему звонку. – Бетт? Я тебя плохо слышу! В любом случае на сегодня все отменяется. Мы отлично поужинали в «Сохо‑ Хаус», пили коктейли у бассейна, но наши гости, видно, не привыкли к вечеринкам по‑ нью‑ йоркски. Они уже вернулись в отель, так что ты свободна. Но они очень заинтересовались мероприятием на следующей неделе! – Келли старалась перекричать доносившуюся в трубке музыку, не понимая, что если она меня плохо слышит, то я слышу ее прекрасно. – О, ну что ж, отлично. Это… э‑ э‑ э… замечательно. Раз вы уверены… – Ты с Филипом? – проорала Келли. Услышав свое имя из телефона, Филип сжал мою коленку и повел рукой выше. – Да. Он рядом. Хотите с ним поговорить? – Нет‑ нет, я хочу, чтобы ты с ним говорила. Надеюсь, вы в «Бунгало». Сегодня там грандиозная тусовка, будут все… – А? – Я говорю, множество снимков, море возможностей… Я сознавала, что меня приравняли к проститутке, но в то время мне нравилась новая работа и Келли. Зная, что никогда не захочу вернуться к инвестиционным фондам, я искренне желала, чтобы мероприятие «Блэкберри» стало праздником года, и хотела угодить начальнице. Мне ясно дали понять – все должно пройти идеально. Я сочла, раз мы едем в «Бунгало», от меня не убудет несколько минут попозировать рядом с Филипом для фотографов, а затем незаметно смыться домой. Несмотря на ярость из‑ за того, что меня сдернули с вечеринки Пен, в ту ночь мне казалось, все это не лишено смысла… – Поняла, – произнесла я с деланной бодростью, отталкивая руку Филипа, добравшегося уже до внутренней поверхности бедра и похлопывающего меня по ляжке в совершенно отеческой манере. – Спасибо за звонок, Келл. До понедельника. Колонна лимузинов двигалась по Двадцать седьмой улице вдоль длинной, не менее ста человек, очереди шлюх и трансвеститов. Сэмми стоял немного в стороне: какой‑ то тип в длинноволосом блондинистом парике на очень высоких каблуках разговаривал с ним на повышенных тонах. Когда мы подошли к входу, я попыталась привлечь внимание Сэмми, но к нам обратился другой охранник. – Сколько вас? – любезно спросил он у Филипа, не подавая виду, что знает, кто перед ним. – Ну, парень, ты и вопросы задаешь… Сорок, шестьдесят… Кто, черт возьми, считал? – Очень жаль, но мест нет, – произнес секьюрити, отворачиваясь. – Мальчик мой, боюсь, ты не въезжаешь. – Филип похлопал его по спине. Охранник обернулся с таким видом, будто готов был приложить наглеца об асфальт, но вовремя заметил кредитку, которой помахивал Филип. Черная кредитная карта! Единственная и неповторимая Черная карта!.. Начались переговоры. – Свободны только три столика. Я согласен пропустить по шесть человек на столик плюс еще десятерых, но большего сделать не могу. Сумасшедший вечер, парень, – вздохнул он. – В любой другой вечер – пожалуйста, но сегодня ситуация вне моего контроля!
|
|||
|