Питер Джеймс 14 страница

Он не отвечал ни на один вопрос.

Мать – беспомощная беззащитная старушка, почти инвалид от обширного склероза – пока еще более или менее передвигается, но недалеко и недолго. Несмотря на яростное стремление к независимости, у нее нет физических сил. Ее одолеет ребенок, она бессильна перед любым нападением и все равно упорно отказывается нажимать кнопку тревоги. К ней время от времени заглядывает соседка, по субботним вечерам приходит подруга играть в бинго. Остальное время она проводит в одиночестве.

Теперь Рики знает ее адрес, и это ужасно, учитывая, какой он садист. Есть предчувствие, что он не успокоится, вернув свое достояние, постарается наказать ее вместе с матерью. Из ее доверчивых, откровенных телефонных разговоров он знает, как она любит мать, чувствует себя виноватой за то, что уехала, бросила ее одну, отправилась на другой конец света, когда особенно нужна маме. Будет с удовольствием издеваться над больной женщиной, чтобы причинить боль Эбби.

Машина приближалась к маленькой дорожной развязке. На втором выезде свернула направо, начала подниматься в горку. Справа на несколько миль протянулись поля и усадьбы. Слева промышленный район – разбросанные супермаркеты, фабрики пятидесятых годов, склады, превращенные в офисы, современные индустриальные постройки. В одном из зданий, частично загороженном супермаркетом, располагается уголовная полиция Суссекса, но Эбби об этом не знает. Даже если бы знала, не рискнула б туда обратиться. Каким бы способом ни старался Рики вернуть свои деньги, она их украла. Украла очень много. Но даже если кто‑ то обокрал преступника, это для него не оправдание.

И настучать друг на друга они не могут, потому что оба все потеряют. Оба попали в безвыходное положение. Однако точно так же известно, что, если отдать требуемое, у Рики не останется никаких оснований сохранять ей жизнь. Скорее наоборот.

Показалось массивное здание с вывеской «Британская книжная торговля», редакция «Аргуса», торговое отделение фирмы «Рено». Едва не проскочив поворот, Рики выругался, ударил по тормозам, скрипнув покрышками. Слишком быстро рванулся под крутым углом, машина резко замерла в нескольких дюймах от «вольво» размерами с грузовик, за рулем которого сидела крошечная женщина, выезжавшая со стоянки перед магазинами.

– Глупая корова, мать твою! – процедил сквозь зубы Рики, выразительно шевеля губами, а женщина в ответ постучала себя по лбу. Эбби на секунду подумала – понадеялась, – что Рики сейчас выскочит из машины, поднимет скандал.

Но «вольво» с ревом умчался прочь, а они поехали вниз мимо стоянки и склада. Въехали в прочные стальные ворота с камерами наблюдения на обоих пилонах, попали во двор, где стояли бронированные инкассаторские машины и грузовики. На всех отличительная черная полоса с золотым щитом, перевитым цепью, и надписью «Саутерн депозит секьюрити».

Подъехали к современной одноэтажной постройке с крошечными щелями окон, которые придавали ей сходство с крепостью. Как на самом деле и было.

Рики остановился на стоянке для клиентов, заглушил мотор, оглянулся на Эбби:

– Только попробуй умничать, и твоя мать покойница. Поняла?

Она поперхнулась от ужаса.

– Да.

Непрерывно соображала. Старалась разработать план действий. Старалась мысленно представить следующие минуты. Старалась все продумать, напомнить себе, что она сильная.

Пока то, что нужно Рики, остается у нее, он будет торговаться. Как бы ни злился, как бы ни блефовал, обязательно будет. Именно поэтому она до сих пор жива и здорова. Если повезет, убережет и маму.

План есть, но его надо продумать, а он едва складывается в голове, не сметанный даже на живую нитку. Эбби вдруг раскисла, превратилась в мешок трясущихся нервов. Пришлось даже схватиться за дверцу, чтобы не упасть.

Через пару минут стало чуточку лучше. Рики поддержал ее за локоть, и они вошли, словно пара супругов, желающих что‑ нибудь положить на хранение, или забрать, или просто взглянуть на фамильное серебро. Она бросила на него искоса окаменевший взгляд и с отвращением подумала, как вообще могла опуститься до того, чтобы иметь с ним дело.

Нажала на кнопку пропускной системы под всевидящими глазками двух видеокамер, назвала свое имя, фамилию. Через несколько секунд дверь щелчком открылась, они вошли в пустой вестибюль, как бы высеченный из гранита.

Сразу за второй стальной дверью стояли двое крепких неулыбчивых охранников в форме, еще двое в стеклянной будке. Эбби подошла к одному, заговорила в перфорированную панель, вдруг подумав, не подать ли сигнал опасности, но лишь на долю секунды.

– Кэтрин Дженнингс, – вымолвила она дрожащим голосом. – Хочу пройти к своему депозитному сейфу.

Охранник вытащил откуда‑ то снизу бланк:

– Заполните, пожалуйста. Вместе хотите пройти?

– Да.

– Тогда обоих попрошу заполнить.

Эбби написала свою фамилию, дату, время, протянула бланк Рики, который сделал то же самое. Закончив, снова сунул лист под стекло. Охранник ввел данные в компьютер, выдал им именные таблички, оправленные в пластик с клипсами.

– Знаете, куда идти, что делать? – спросил он.

Эбби кивнула, шагнув к бронированной двери справа от будки. Приблизила правый глаз к сканеру, считывающему радужку, и нажала зеленую кнопку.

Через пару секунд замок щелкнул. Она толкнула тяжелую створку, придержала, вошла вместе с Рики. Начала спускаться по бетонной лестнице, слыша за спиной шаги. Внизу другая железная дверь с другим биометрическим сканером. Она подставила правый глаз, снова нажала зеленую кнопку, услышала щелчок, открыла дверь.

Они вошли в сводчатый подвал в добрую сотню футов длиной и в двадцать шириной, где стоял ледяной холод. По обеим сторонам от пола до потолка высятся стальные ячейки депозитных сейфов, на каждой номер.

Справа ящики глубиной шесть футов, слева – два, в дальнем конце ячейки высотой шесть футов. Эбби снова, как в прошлый раз, задумалась, какие сокровища, приобретенные законным или преступным путем, хранятся за высокими запертыми дверцами.

Держа ключ, Рики жадно разглядывал номера на ячейках.

– Четыреста двадцать шесть? – уточнил он.

Она указала в дальний конец налево, проследила, как он почти бежит последние несколько ярдов.

Вставил в вертикальную щель плоский ключ и чуть‑ чуть повернул. Почувствовал, как легко подается замок, щедро смазанный маслом. Повернул ключ до конца, прислушиваясь к поочередно двигающимся стержням. Его всегда интересуют замки, понятен почти любой принцип действия. Нажал на ключ – дверца даже не дрогнула. Видно, внутренний механизм сложнее, чем кажется. Сделал еще один полный оборот, отошли другие стержни. Тяжелая дверца открылась.

Рики заглянул внутрь. К его полному изумлению, ячейка была пуста.

Он круто развернулся, осыпая Эбби громкими проклятиями, и обнаружил, что, кроме него, в подвале никого нет.

Октябрь 2007 года

Эбби бежала, как спринтер. В Мельбурне она всегда по утрам бегала и, хотя практически не упражнялась последние два месяца, сохранила довольно приличную форму.

Бежала, не оглядываясь, по асфальтированной автомобильной стоянке перед «Саутерн депозит секьюрити», мимо грузовиков и фургонов, через ворота, в горку. Прежде чем повернуть направо сквозь живую ограду магазинной стоянки, глянула через плечо.

Рики пока не появился.

Она прорвалась сквозь кусты, едва не столкнувшись с тележкой, которую тащила озабоченная женщина, пролетела вдоль парковки к центральному входу в магазин. Добежав, остановилась и вновь оглянулась.

Все еще не появился.

Заскочила внутрь, смутно соображая, где находится, слыша разнообразные запахи, понеслась дальше, уворачиваясь от покупателей, виляя среди выставленной офисной мебели, гостиных и спальных гарнитуров. В конце концов очутилась в отделе для ванных. Кругом душевые кабины. Одна справа высокого класса.

Осмотрела проход. Рики нет.

Сердце колотится, вырывается из груди. В руке до сих пор зажата пластиковая карточка «Саутерн депозит секьюрити». Рики не разрешил взять с собой сумочку, но мобильник тайком удалось прихватить, запихнув за пазуху вместе с наличными и кредиткой. И с ключом от маминой квартиры. Телефон на всякий случай выключен – один шанс из миллиона, что зазвонит. Теперь она его вытащила и включила. Набрала номер.

Нет ответа. Не один месяц умоляла она мать подключить голосовую почту, но та до сих пор этого не сделала. Долгие длинные гудки перешли в непрерывный. Эбби вновь принялась тыкать в кнопки.

Увидела в одной из душевых кабин маленькую деревянную откидную скамеечку, встроенную в стенку. Вошла внутрь, опустила сиденье и села, прижав к уху трубку, слушая безответные звонки, думая, соображая. В полной панике.

Тактические приемы исчерпаны. В данный момент она не способна ничего придумать. Может действовать только на автопилоте, жить ближайшей минутой.

Рики грозит расправиться с матерью. С больной старушкой. Ее сила только в том, что она до сих пор владеет богатствами, которых жаждет Рики. Надо себе постоянно напоминать, что все орешки в ее корзинке.

Пускай беснуется и грозится.

То, что ему требуется, у нее.

Только…

Она закрыла лицо руками. Рики ненормальный. Похож на машину.

Услышав голос, чуть из кожи не выскочила.

– Что с вами? Чем могу помочь, мадам?

Молодой служащий в костюме и галстуке, с карточкой на лацкане, где значилось его имя – Джейсон, – стоял в дверце кабинки. Эбби взглянула на него:

– Я… просто…

У него было милое приветливое лицо, и она вдруг едва не расплакалась. Быстро выдумав смутный, расплывчатый план, как можно жалостнее проговорила:

– Плоховато себя чувствую… Нельзя ли такси вызвать?

– Конечно. – Служащий с тревогой смотрел на нее. – Может, скорую?

Эбби затрясла головой:

– Нет, спасибо. Такси… Дома мне станет лучше. Просто надо лечь.

– У нас есть комната отдыха для персонала, – заботливо сообщил молодой человек. – Не хотите пройти туда, там обождать?

– Да, спасибо. Большое спасибо.

Опасливо озираясь в поисках Рики, Эбби прошла за Джейсоном через боковую дверь в крошечную столовую с рядами стульев и кресел вдоль стен и низким столом с чайниками и кофейниками. Был еще там небольшой холодильник и тостер.

– Чего‑ нибудь хотите? Воды?

– Воды, – кивнула она.

– Сейчас позвоню, такси вызову, а потом принесу вам воды.

– Отсюда есть другой выход? Я… не уверена, что дойду до центрального.

Парень указал на дверь, которую она не заметила, с горевшей над ней табличкой «Пожарный выход».

– Служебный выход. Попрошу такси сюда подъехать.

– Вы очень любезны.

Через десять минут Джейсон пришел с сообщением, что такси у дверей. Эбби допила воду, медленно вышла, прикидываясь больной, села на заднее сиденье бирюзово‑ белого такси, еще раз поблагодарила парня за заботу.

Пожилой водитель с буйной копной седых волос захлопнул за ней дверцу.

Эбби назвала адрес матери в Истборне, глубоко утонула в сиденье, лишь чуть‑ чуть что‑ то видя в окно, надеясь, что ее тоже не видно. Вдобавок натянула на голову высокий ворот свитера.

– Может, отопление включить на полную? – спросил таксист.

– Нет, спасибо, все в порядке.

На выезде со стоянки Эбби напряженно высматривала Рики или прокатный «форд‑ фокус». Никаких признаков. Увидела машину только на вершине холма у выезда на главное шоссе. Водительская дверца открыта, возле нее стоит, озирается Рики. На физиономии под бейсболкой выражение бешеной ярости.

Эбби скорчилась под окном, полностью спрятав голову. Дождалась, когда такси рванулось вперед, повернуло направо, после этого выпрямилась, выглянула в заднее окно. Рики смотрел в другую сторону, на автостоянку.

– Поскорее, пожалуйста, – попросила она. – Я хорошо заплачу.

– Постараюсь, – ответил водитель.

По радио звучала классическая музыка. Хор рабов из «Аиды». Одно из любимых маминых произведений. Забавное совпадение. Или знак?

Эбби всегда верила в предзнаменования. Никогда не разделяла религиозных убеждений своих родителей, но всегда была суеверной. Как странно, что именно сейчас звучит эта музыка.

– Красиво поют, – заметила она.

– Могу выключить.

– Нет, пожалуйста, сделайте громче.

Водитель выполнил просьбу.

Эбби вновь набрала мамин номер. Как только пошли гудки, послышался настойчивый сигнал входящего звонка. Его могут сделать лишь два человека. На дисплее возникла надпись:

«Номер не определяется».

Она поколебалась, стараясь рассуждать здраво. Мама? Едва ли, но…

Еще немного подумав, нажала кнопку ответа.

– Хорошо, сучка, очень забавно! Ты где?

Эбби мигом разъединилась. Ее затошнило.

Телефон опять зазвонил. «Номер не определяется». Она не стала отвечать.

Еще звонок.

Внезапно сообразила, что можно действовать гораздо умнее, и стала дожидаться следующего звонка.

Но телефон молчал.

13 сентября 2001 года

Жизнь не подготовила Ронни к картинам разрушения, открывавшимся перед ним по пути от станции подземки к Всемирному торговому центру. Казалось бы, должен иметь представление, видев события вторника собственными глазами, насмотревшись потом телевизора, но действительность потрясла его до глубины души.

Стоял полдень. Похмелье после вчерашней выпивки с Борисом не облегчало жизнь, от запаха гари и пыли накатывала тошнота. Слышалась та же самая едкая вонь, которую он чуял, просыпаясь в Бруклине в последние два дня, только здесь она гораздо сильнее. По улице медленно едут шеренги машин спасательных и аварийных служб, военные автомобили. Вдали воет сирена, беспорядочно трещат вертолеты, зависшие в нескольких футах над крышами небоскребов.

По крайней мере, время на нового лучшего друга потрачено не напрасно. Действительно начинает казаться, что он может все. Рекомендованный Борисом спец по поддельным документам обитает в десяти минутах ходьбы от нынешнего пристанища Ронни. Он ожидал увидеть в грязном логове в темном закоулке сморщенного старикашку с увеличительным стеклом в глазу и перепачканными чернилами пальцами, а попал в красивый уютный офис в перестроенном на современный лад здании, где встретил симпатичного, очень любезного русского лет тридцати, в дорогом костюме, похожего на банкира или адвоката.

За пять тысяч долларов – пятьдесят процентов вперед, которые Ронни сразу же выплатил, – парень готов был сделать паспорт с визой. В результате на руках осталось около трех тысяч. Можно продержаться какое‑ то время, не выходя за рамки и уповая на то, что марочный рынок скоро оправится, хотя финансовые по‑ прежнему падают, согласно утренним выпускам новостей.

Впрочем, все это капля в море по сравнению с теми богатствами, которые ожидают его после успешного осуществления плана.

Невдалеке впереди дорогу перегораживал барьер с поднятым шлагбаумом, через который проезжали грузовики. Шлагбаумом управляли два молодых солдата в пыльных рабочих мундирах и армейских касках, с агрессивно нацеленными автоматами, в любую минуту готовые кого‑ нибудь шлепнуть в ходе новой войны с терроризмом.

Толпы туристов, включая группу японской молодежи, таращили глаза, фотографируя все подряд – занесенные пылью фасады, листы бумаги, клочья пепла, по щиколотку завалившие улицу. Пыли еще больше, хотя призраки не такие серые. Сегодня больше похожи на людей. На людей в шоке.

Женщина лет под сорок, с разлохмаченными волосами, в халате и шлепанцах мечется, обливаясь слезами, высоко держа фотографию симпатичного высокого мужчины в рубашке с галстуком, не говоря ни слова, только оглядывая всех по очереди, молча умоляя кивнуть в подтверждение: да, помню, видел, вышел из башни живой и здоровый…

Подходя к солдатам, Ронни увидел слева огромный щит с десятками наклеенных снимков. Лица крупным планом, некоторые на фоне звездно‑ полосатого флага. Фотографии завернуты в прозрачную пленку от дождя, под ними написано имя, фамилия и чаще всего вопрос: «Кто видел?.. »

– Прошу прощения, сэр, дальше нельзя, – прозвучал вежливый, но твердый голос.

– Я пришел помогать на раскопках, – объявил Ронни, имитируя американский акцент. – Слышал, что добровольцы нужны. – Вопросительно посмотрел на солдат, опасливо покосился на автоматы. Потом горестно выдавил: – Мои родные… были в Южной башне во вторник…

– Как и у многих нью‑ йоркцев, приятель, – заметил солдат постарше с беспомощной улыбкой, словно говорившей: все мы вместе вляпались в это дерьмо.

Через шлагбаум прогромыхал экскаватор, за ним бульдозер.

Другой солдат ткнул пальцем вниз по улице:

– Поверните налево, увидите палатки. Там дадут инструменты, скажут, что надо делать. Желаем удачи.

– Вам тоже, – кивнул Ронни.

Нырнул под барьер, и через несколько шагов перед ним полностью открылись руины, напомнившие виденные когда‑ то изображения Хиросимы после атомной бомбардировки.

Он неуверенно свернул влево, прошел чуть вперед по дороге. Впереди неожиданно возник Гудзон и прямо возле реки перед горами обломков целый лагерь из палаток и тентов.

Ронни прошел мимо перевернутого автомобиля, доставлявшего спортивные товары. Рядом на земле валялась рваная куртка пожарного – пыльная, серая с желтыми полосами. Оторванный рукав отлетел в сторону. На груде камней, в запыленной серой футболке сидит пожарный, подпирая одной рукой голову, в другой держа бутылку с водой. Судя по виду, дошел до предела, больше не выдержит.

В секундные передышки от вертолетов слышатся другие звуки: рев подъемного крана, пронзительный вой резаков, дрелей, бульдозеров, непрерывные трели, звонки и гудки мобильных телефонов. В палатки по одному ныряют люди‑ муравьишки в защитных касках, другие выстроились в очередь у столов, сооруженных из козел. Оттуда доносятся запахи жареной курятины и гамбургеров.

Находясь в каком‑ то тумане, Ронни пристроился к двигавшейся вдоль столов очереди, получил от кого‑ то бутылку воды, у другого стола респиратор. В палатке длинноволосый улыбчивый парень, похожий на престарелого хиппи, вручил ему голубую каску, фонарь и пару запасных батареек.

Затолкав бейсболку в карман, Ронни надел респиратор и каску. Отказался у следующего стола от носков, нижнего белья, рабочих ботинок. Двинулся дальше к выходу. Проследовал в муравьиной шеренге мимо почерневшего остова здания. Коп из нью‑ йоркской полиции в каске и прозрачной голубой куртке бежал рядом с зеленым трактором, таща за собой пластиковые мешки для останков.

За обгоревшим деревом с густой листвой над каркасами парит птица в небе. Одна массивная стена накренилась под опасным углом, наподобие падающей Пизанской башни. В окнах не уцелело ни одного стекла, остались только рамы с переплетами, а сорок‑ пятьдесят этажей обрушились полностью.

Ронни споткнулся о крышу раздавленного полицейского автомобиля, потом о брюхо перевернутой полусгоревшей пожарной машины. Со всех сторон раздаются сигналы мобильников. Небольшие группы людей лихорадочно копают и что‑ то кричат. Кругом рассыпались проводники с немецкими овчарками, лабрадорами, ротвейлерами и другими собаками неизвестных пород, которые принюхиваются, натянув поводки.

Ронни пробирался все дальше и дальше, мимо вращающегося кресла, покрытого пылью, с накинутым на спинку столь же пыльным женским пиджаком. С сиденья свисала телефонная трубка на витом проводе.

Что‑ то блеснуло. Присмотревшись поближе, Ронни разглядел обручальное кольцо. Рядом разбитые наручные часы. Отойдя в сторону от цепочки людей, разгребавших обломки, пристально наблюдал, стараясь уловить ритм работы. Со временем понял, что нет ни ритма, ни порядка. Просто люди в форме стоят по углам с огромными черными мусорными мешками, куда добровольцы приносят и складывают найденное.

Перед глазами возникло нечто вроде воскового слепка. Через секунду Ронни с отвращением понял, что это оторванная рука. Съеденный завтрак подступил к горлу. Ронни отвернулся, хлебнул воды, чувствуя, как во рту растворяется сухая пыль.

Заметил на краю развалин коричневый щит с красной надписью: «Благослови Бог Федеральную службу и полицию Нью‑ Йорка».

По периметру все так же бродят убитые люди, держа в руках фотографии. Мужчины, женщины, дети – среди них совсем маленькие – смешиваются со спасателями, одетыми в форму разных чрезвычайных служб, в касках, масках и респираторах.

Он миновал горящий крест, стараясь не оступиться на осыпающихся под ногами обломках. Увидел покосившийся подъемный кран, двоих мужчин в зеленых хирургических костюмах, нью‑ йоркского полицейского в голубой каске с шахтерской лампой и какими‑ то альпинистскими причиндалами, висевшими на поясе, который крошил завал автоматическим резаком.

В завале под пьяным углом торчал звездно‑ полосатый флаг, словно кто‑ то только что отвоевал это место.

Полный и абсолютный хаос. Никто никого не координирует.

Замечательно, решил Ронни.

Глянул через плечо на тянувшуюся позади нескончаемую цепочку людей‑ муравьев, шагнул в сторону, пропустив ее, пошел дальше. Со временем исподтишка без всякого сожаления бросил в кучу камней мобильник, раздавил ногой. Через несколько шагов вытащил из кармана бумажник, проверил, вытащил долларовые купюры, сунул в задний карман джинсов.

Оставил пять кредиток, членские карточки Королевского клуба автомобилистов, автомобильного клуба Брайтона и Хоува и, немного подумав, водительские права.

Точно не зная, можно тут курить или нет, украдкой сунул в рот сигарету, вытащил зажигалку, прикрыл ладонями вспыхнувший язычок. Однако не прикурил, а обжег бумажник по краям, швырнул в мусор, крепко притоптал.

Только потом поднес огонь к сигарете, закурил с облегчением. Докурив, наклонился, подобрал бумажник, вернулся за мобильником. Понес то и другое к импровизированному месту сбора.

– Вот что нашел, – сообщил он.

– Кидай в мешок. Туда все пойдет, – кивнула женщина из нью‑ йоркской полиции.

– Вдруг поможет кого‑ нибудь опознать, – предположил он на всякий случай.

– Затем нас здесь и поставили, – сказала женщина. – Со вторника много народу пропало. Очень много.

– Да, – кивнул Ронни. Ткнул в мешок пальцем, чтобы удостовериться. – Все сюда складывают?

– Можешь не сомневаться, все, милый. Каждую вещь. Каждую туфлю, ботинок, пряжку от ремня. Кто бы что ни нашел, сюда тащат. У любого из нас где‑ то здесь были родные, – добавила женщина, широким жестом указывая на руины. – У каждого жителя города здесь был кто‑ то из близких. Проклятье.

Ронни кивнул и пошел прочь. Все оказалось гораздо легче, чем он думал.

Октябрь 2007 года

– Здесь. Сразу за фонарным столбом, – сказала Эбби, снова оглядываясь через плечо. Ни Рики, ни его машины не видно. Впрочем, он мог поехать кратчайшим путем. – Если можно, давайте повернем направо, объедем вокруг квартала.

Таксист повиновался. Это был тихий жилой квартал рядом с истборнским колледжем. Эбби внимательно рассматривала припаркованные на дороге машины. К своему облегчению, нигде не заметила никаких признаков Рики.

Водитель снова вывернул на широкую улицу с краснокирпичными домами, одной стеной примыкающими друг к другу, в конце которой стоит неуместный многоквартирный панельный дом шестидесятых годов, где живет ее мать. За сорок лет соленые ветра с Ла‑ Манша превратили дешевую в свое время постройку в бельмо на глазу.

Таксист остановился рядом со старым «вольво». На счетчике набежало тридцать четыре фунта. Эбби протянула две бумажки по двадцать.

– Мне нужна ваша помощь. Я сейчас с вами расплачиваюсь, только чтобы вы знали, что я не мошенница. Сдачи не надо, счетчик не выключайте.

Водитель кивнул, бросив на нее встревоженный взгляд. Она снова глянула через плечо, но ни в чем не была уверена.

– Сейчас я зайду в дом, но если через пять минут не выйду – слышите, ровно через пять минут, – набирайте три девятки, вызывайте полицию. Скажите, что на меня совершено нападение.

– Хотите, могу с вами пойти?

– Нет, спасибо, не надо.

– Поссорились с другом? С мужем?

– Да. – Эбби открыла дверцу и вылезла, оглядывая улицу. – Запишите номер моего мобильника. Если увидите серый «форд‑ фокус», чистенький, с четырьмя дверцами, с водителем в бейсбольной кепке, сразу же мне позвоните.

Шофер мучительно долго искал авторучку, невероятно медленно записывал.

Как только дописал, Эбби метнулась к парадному, открыла своим ключом, влетела в грязный, убогий подъезд. Странно снова здесь очутиться – кажется, ничего не изменилось. Безупречно чистый, как всегда, линолеум лежит на полу с момента постройки, в те же самые металлические щели почтовых ящиков бросают те же самые рекламные листовки пиццы, готовых китайских, тайских, индийских блюд. Сильно пахнет политурой, вареными овощами.

С тревогой взглянув на ящик матери, она увидела торчавшие конверты, уже не помещавшиеся внутри. Один из них напоминал о необходимости возобновить лицензию на трансляцию телевизионных передач.

Мама всегда первым делом забирает почту. Фанатично обожает всевозможные викторины и конкурсы, выписывает кучу журналов, которые их проводят, отлично справляясь с заданиями. Благодаря ее победам Эбби в детстве часто получала подарки, даже поездки на каникулы, а добрую половину нынешнего материнского имущества составляют выигранные призы.

Почему ж она не берет почту?

С выскакивающим из груди сердцем Эбби помчалась к дверям квартиры в дальнем конце коридора. Откуда‑ то сверху слышался телевизор. Стукнула в дверь, отперла своим ключом, не дожидаясь ответа.

– Эй, мам!

Бубнит чей‑ то голос – прогноз погоды.

Громче крикнула:

– Мама!

Боже, как странно. Не была здесь больше двух лет. Понятно, как будет потрясена мать, но сейчас ее это не беспокоит.

– Эбби? – послышалось изумленное восклицание.

Она влетела в гостиную, почти не заметив запаха сырости и человеческого тела. Мама сидит на диване, худая как спичка, с обвисшими, сильно поседевшими волосами, в цветастом халате и тапках с помпонами. На коленях поднос с розочками, памятный с детства. На подносе открытая банка с рисовым пудингом. По всему полу разбросаны вырезки из газет и журналов, по выигранному телевизору «Сони» с широким экраном, установленному на специальной подставке, тоже выигранной, передают сегодняшний прогноз погоды.

Поднос упал на пол. Мать смотрела на нее как на привидение, широко вытаращив глаза.

Эбби подскочила, схватила ее в объятия.

– Как я люблю тебя, мама! До ужаса…

Всегда миниатюрная Мэри Доусон стала теперь еще меньше, как бы усохнув за два последних года. Хотя лицо по‑ прежнему миловидное, с прекрасными голубыми глазами, морщин гораздо больше, чем при последней встрече. Эбби тискала мать, обливаясь слезами, капавшими на немытые волосы. Пусть запах несвежий – это запах мамы.

После страшной, но милосердно быстрой смерти отца от рака простаты десять лет назад Эбби какое‑ то время надеялась, что мать кого‑ то себе найдет. Постановка диагноза развеяла надежды.

– Эбби, что случилось? – Мать вдруг усмехнулась. – Приехала для участия в семейном телешоу «Как поживаете»?

Эбби рассмеялась и, не разжимая объятий, вспомнила, как давно не смеялась.

– По‑ моему, его уже много лет не снимают.

– В нем призов не дают, моя милая.

Эбби снова фыркнула.

– По тебе соскучилась!

– И я по тебе, дорогая. Почему не предупредила о возвращении? Когда приехала? Если б я знала, привела бы себя в порядок.

Вдруг вспомнив про время, Эбби глянула на часы, увидела, что прошло три минуты, вскочила:

– Через секунду вернусь…

Вылетела на улицу, опасливо оглядываясь по сторонам, подбежала к такси, открыла пассажирскую дверцу.

– Еще несколько минут, но просьба та же самая. Звякните, если увидите.

– Если появится, мисс, я из него потроха выколочу.

– Просто позвоните.

Она вернулась к матери.

– Мам, я сейчас не могу объяснять. Немедленно вызову слесаря, чтоб поставил новые замки, цепочку и врезал глазок.

– Но что происходит? В чем дело?

Эбби схватила телефонный аппарат, перевернула вверх дном. Неизвестно, как выглядят жучки, но на дне не видно ничего подозрительного. И в розетке. Только можно ли точно сказать?

– Есть другой телефон?

– У тебя неприятности? Что? Рассказывай матери!

Эбби присела, подняла поднос, сходила на кухню за тряпкой, принялась собирать рассыпавшийся пудинг.

– Куплю тебе новый телефон. Мобильный. Пожалуйста, этим больше не пользуйся.

Узнала ковер, который вытирала, старый, из гостиной родительского дома в Холлингбери. Темно‑ красный с широкой каймой, на которой переплетаются розы зеленого, охряного, коричневого цвета, потертый. Все равно видеть его приятно. Переносишься в детство.

– Так в чем все‑ таки дело?

– Ни в чем. Все в порядке.

Мать покачала головой:

– Я, конечно, больная, но вовсе не дура. Ты напугана. Если сама старухе‑ матери не расскажешь, то кто это сделает?

– Слушайся меня, пожалуйста. У тебя есть «Желтые страницы»?

– Внизу в среднем ящике. – Мать кивнула на высокий ореховый комод.

– Потом объясню, сейчас некогда. Ладно?

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒