Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





УЧЕНОЕ ПУТЕШЕСТВІЕ 6 страница



[12]

Личныя мои похожденія не много отличались отъ общаго рода жизни выходцевъ въ тѣ дни остервененія и горя. Спасаясь съ одной горы на другую, я потерялъ своего мамонта, и разлучился съ прежними товарищами. Съ-тѣ хъ-поръ блуждалъ я по разнымъ толпамъ, къ которымъ судьба меня присоединяла. Мы жили какъ звѣ ри, вмѣ стѣ терзая зубами общій кусокъ добычи, и, безъ предварительнаго знакомства, считая короткими знакомцами всѣ хъ принадлежащихъ нашему стаду, а не принадлежащихъ къ нему врагами, которыхъ слѣ довало кусать, душить и обращать себѣ на пищу. Но въ одномъ изъ тѣ хъ стадъ случилось со мною [169]странное происшествіе, которое дало моему быту нѣ сколько различное направленіе. У меня увидѣ ли десятокъ прекрасныхъ, разноцвѣ тныхъ голышей, заброшенныхъ въ наши горы каменнымъ дождемъ кометы и скоро вошедшихъ у насъ въ большую цѣ ну; и какъ я не хотѣ лъ добровольно подѣ литься ими, то мои злосчастные ближніе, удрученные несчастіемъ, страхомъ и голодомъ, трепещущіе передъ лицомъ неизбѣ жнаго рока, чуть не разорвали меня по кускамъ за эти милыя, блестящія игрушки. Я бросилъ имъ голыши, и ушелъ отъ нихъ подальше.

Скитаясь по горамъ, я искалъ случая непримѣ тно втереться въ какую-нибудь толпу. На уступѣ одной горы видна была горстка народа. Она находилась въ страшномъ замѣ шательствѣ, и я поспѣ шилъ пристать къ ней, не обративъ на себя вниманія. Причиною ея тревоги было неожиданное нападеніе огромнаго тигра, который изъ среды ея похитилъ одного человѣ ка. Подобныя приключенія случались съ нами поминутно. Львы, тигры, гіены, мегалосауры и другіе колоссальные звѣ ри, вытѣ сненные изъ лѣ совъ и пещеръ водою, поднимались на горы вмѣ стѣ съ нами: съ нѣ котораго времени они производили въ нашихъ остаткахъ неслыханныя опустошенія, и уже не довольствовались нашими трупами, но искали живыхъ людей и теплой крови. Пользуясь волненіемъ внезапно напуганныхъ умовъ, я проникнулъ внутрь толпы, гдѣ нѣ сколько человѣ къ, стоявшихъ полукружіемъ, съ любопытствомъ поглядывало на землю. На землѣ не было однако ничего особеннаго: [170]женщина лежала въ обморокѣ; подлѣ женщины въ обморокѣ стоялъ на колѣ няхъ мужчина, который нѣ жно держалъ ее въ своихъ объятіяхъ, и освѣ жалъ лицо ея водою. Я подошелъ поближе, и, сложивъ руки назадъ, сталъ зѣ вать на нихъ наряду съ прочими.

Какъ? … возможно ли? … Да это она! …

—  Саяна! … Саяна! … жена моя!!.. заревѣ лъ я въ изступленіи, среди изумленныхъ незнакомцевъ, и, подобно голодному тигру, прыгнулъ издали на занимательную чету, съ обнаженнымъ кинжаломъ въ рукѣ. Схвативъ за волосы нѣ жнаго обнимателя, я отвалилъ голову его назадъ, и вонзилъ въ горло убійственное желѣ зо по самую рукоятку. Кровь брызнула изъ него ключемъ на коварную. Изъ свидѣ телей никто не сказалъ ни слова. Я, не дожидаясь объясненій, поднялъ Саяну на руки, и помчался съ нею по скату горы.

Я не сомнѣ вался, что умерщвленный мною мужчина былъ ея обольститель. Впослѣ дствіи оказалось противное. Настоящій другъ Саяны былъ, за нѣ сколько минутъ до моего прибытія, похищенъ огромнымъ тигромъ, а тотъ, кого принесъ я въ жертву моей мести, не имѣ лъ прежде никакихъ съ нею сношеній, и только изъ учтивости къ женщинамъ старался возстановить въ ней чувства. Итакъ, я убилъ его понапрасну? … Очень сожалѣ ю! … Не обнимай чужой жены, если ты ей не любовникъ!

Я продолжалъ нести Саяну. Она раскрыла глаза, вздохнула съ тяжелымъ стономъ, и опять ихъ сомкнула, не узнавъ во мнѣ законнаго своего [171]обладателя. Спустя нѣ которое время, она произнесла томнымъ голосомъ чье-то незнакомое мнѣ имя. Въ отвѣ тъ на незнакомое имя, я хотѣ лъ-было бросить ее въ наполненную водою пропасть, по краю которой пробирался. Я уже хотѣ лъ бросить, бросить со всей силы, съ тяжестью вѣ чнаго проклятія на шеѣ, —и, вмѣ сто того, сильно прижалъ ее къ своему сердцу.... Мнѣ суждено быть несчастнымъ! … Я опять былъ влюбленъ, и.... опять ревнивъ!

Таща на плечахъ по острымъ, почти непроходимымъ скаламъ, бремя своихъ обманутыхъ надеждъ, своей страсти и своей обиды, я изнемогалъ, обливался кровавымъ по̀ томъ, напрягалъ послѣ днія силы. Я спѣ шилъ за гору, надѣ ясь тамъ найти уединенное мѣ сто; но, у самаго поворота, увидѣ лъ всю площадку утеса, образовавшаго бокъ горы, покрытую бурнымъ собраніемъ народа. Зрѣ лище ужасное! … Утесъ почти параллельно висѣ лъ надъ ущеліемъ, уже потопленнымъ водою, и опасно потрясался отъ всякаго удара волнъ, разражавшихся объ его основаніе; на утесѣ, люди, въ оглушительномъ шумѣ, дрались, рѣ зались и терзали другъ друга—за что жъ? —за горстку уже безполезной для нихъ персти! Комета, при своемъ разрушеніи, навалила на это мѣ сто слой желтаго блестящаго песку, о которомъ упомянулъ я выше, неизвѣ стнаго на землѣ до ея паденія; и эти безумцы, воспылавъ жадностью къ дорогому дару, принесенному имъ изъ другихъ міровъ, можетъ-быть на погибель всему роду человѣ ческому, кинулись на него толпами; стали копаться въ немъ, [172]какъ дѣ ти въ грядѣ, или какъ гіены въ людскихъ могилахъ; исторгали его одинъ у другаго, орошали своею кровію, скользили въ крови, падали на землю и, привставая, израненные и полураздавленные, еще съ восторгомъ приподнимали вверхъ пригоршни замѣ шаннаго ихъ кровію металлическаго песку, которыя удалось имъ захватить подъ ногами другихъ искателей. И я, уходя отъ людей, нечаянно очутился среди такого, разъяреннаго алчностью и разбоемъ, сборища! … Я не зналъ куда дѣ ваться. Опасаясь быть убитымъ, какъ посягатель на сокровища, ниспосланныя имъ судьбою, и не видя возможности иначе пробраться черезъ площадку на ту сторону утеса, я сталъ карабкаться на гору повыше площадки, съ кладомъ своимъ на рукахъ; но едва пробѣ жалъ шаговъ двѣ сти, какъ вдругъ зыблющійся утесъ, съ людьми и съ желтымъ блестящимъ пескомъ, обрушился въ ущеліе. Распрыснувшіяся съ шумомъ пучины окропили меня и всю гору пѣ ною. Камни, покрывающіе горную стѣ ну, однимъ разомъ осунулись подъ моими стопами; я уронилъ Стяну изъ рукъ, и полетѣ лъ внизъ, катясь по жесткимъ обломкамъ гранита. Испугъ и боль отняли у меня чувства…

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

Когда пришелъ я въ себя, голова моя, вся заплесканная кровію, лежала на колѣ нахъ у доброй моей Саяны. Она не оставила меня въ опасности. Увидѣ въ, что, прокатясь значительное пространство, я уперся въ низкую скалу на самомъ краю вновь образовавшагося провала, она благородно [173]пожертвовала своимъ страхомъ для моего спасенія, спустилась ко мнѣ по крутому, оборванному скату, оттащила меня отъ пропасти, и положила въ удобнѣ йшемъ мѣ стѣ. Я не помнилъ, ни что̀ со мною сдѣ лалось, ни гдѣ я нахожусь. Долго не смѣ лъ я раскрыть глазъ по причинѣ жестокой боли отъ ушибовъ по всѣ мъ членамъ; но мнѣ грезилось, будто ощущаю на челѣ легкій, пріятный щекотъ робкихъ поцѣ луевъ. Вмѣ стѣ съ дневнымъ свѣ томъ увидѣ лъ я подлѣ себя—внизу, неизмѣ римую бездну съ гремящими волнами, по которымъ носилось множество человѣ ческихъ труповъ, —вверху, надъ моимъ лицомъ, милое лицо Саяны. Я взглянулъ на него безъ любви, съ простымъ, холоднымъ чувствомъ признательности, и, въ то самое время, двѣ крупныя слезы, канувшія съ рѣ сницъ преступницы, закипѣ ли на моихъ щекахъ. Въ жгучемъ ихъ прикосновеніи я узналъ огонь раскаянія, который плавитъ сердца и очищаетъ ихъ отъ обиды. Все было забыто: я опять любилъ въ ней свою любовницу, невѣ сту, жену.... Но какъ она перемѣ нилась! Какъ состарѣ лась въ этомъ новомъ воздухѣ! Тому три недѣ ли, она сіяла всѣ ми прелестями юности, красы, невинности, а теперь казалась она почти старушкою. Но нужды нѣ тъ! она все еще нравилась мнѣ чрезвычайно.

Какъ скоро усмирилась первая боль и я могъ приподняться, мы опять стали карабкаться на гору, и, пособляя другъ другу, достигли до одного возвышеннаго уступа, гдѣ рѣ шились провести ночь. Усталость и открытый въ сердцахъ нашихъ[174]остатокъ прежняго счастія, ниспослали намъ крѣ пительный сонъ, который застигъ и оставилъ насъ въ объятіяхъ другъ у друга на жесткой каменной почвѣ. На слѣ дующее утро я совершенно былъ увѣ ренъ въ добродѣ тели Саяны, въ чистотѣ ея намѣ реній, и даже въ томъ, что въ теченіе цѣ лыхъ трехъ недѣ ль нашей разлуки она ни кого въ свѣ тѣ, кромѣ меня, не любила. Я никакъ не думалъ, чтобы подобная увѣ ренность могла когда-либо забраться въ мое сердце!!.. Однакожъ, это случилось: съ влюбленными мужьями, особенно во время великихъ переворотовъ въ природѣ, иногда случаются совсѣ мъ невѣ роятныя вещи.

Но пора было подумать о нашемъ положеніи. Мы были довольны нашими чувствованіями, но голодны желудкомъ и лишены всякаго сообщенія съ людьми. Ночью, вода поднялась такъ высоко, что цѣ пь Сасахаарскихъ горъ была наконецъ вполнѣ расторгнута: все огромное ихъ зданіе потонуло въ бурныхъ пучинахъ; по хребтамъ среднихъ высотъ уже свободно катились волны, и только вершины высшихъ горъ еще не были поглощены странствующимъ въ чужія земли океаномъ: онѣ, посреди его, образовали множество утесистыхъ острововъ, представлявшихъ видъ обширнаго архипелага, или видъ кладбища скончавшихся государствъ прежняго міра. Всякая вершина сдѣ лалась особою страною, и судьба, играющая нами, ведшая насъ по взволнованной землѣ, чрезъ отравленный воздухъ, чрезъ огонь, прямо въ воду, какъ-бы въ насмѣ шку надъ нашимъ политическимъ тщеславіемъ, вздумала еще [175]согнанные въ кучу остатки нашего племени раздѣ лить на нѣ сколько десятковъ независимыхъ народовъ, давъ каждому изъ нихъ въ наймы на короткіе сроки по куску гранита, для устройства мгновенныхъ отечествъ. Мы удобно могли видѣ ть все, что происходило на ближайшихъ вершинахъ, въ новыхъ обществахъ, созданныхъ этою жестокою игрою: мы видѣ ли людей слабыхъ и людей дерзкихъ; людей искусно ползущихъ вверхъ на четверенькахъ, и людей прямыхъ, неловкихъ, стремглавъ катящихся въ бездны; людей трудящихся вотще, людей беззаботно пользующихся чужимъ трудомъ, людей гордыхъ, людей злыхъ, людей несчастныхъ и людей истребляющихъ другихъ людей. Мы видѣ ли все это собственными глазами; и какъ теперь людей не стало, то можемъ засвидѣ тельствовать, что они были людьми до послѣ дней минуты своего существованія.

Гора, на которой находился я съ Саяною, была высочайшая и самая неприступная во всемъ Сасахаарскомъ хребтѣ. Кромѣ птицъ и нѣ сколькихъ заблудившихся животныхъ, только мы вдвоемъ, и то случайно, остались ея жителями, когда она превратилась въ островъ. Одиночество не столько было намъ страшно, сколько обезпокоивалъ насъ совершенный недостатокъ пищи. Первыя мученія голода утолили мы листьями мелкаго кустарника, росшаго въ одной трещинѣ, и опять были довольны собою, довольны другъ другомъ, —даже почти довольны нашею судьбою. Надежда, послѣ дними своими лучами, еще разъ озарила наши сердца. Въ дарованномъ намъ темномъ [176]и пустынномъ уголку жизни, мы съ радостью увидѣ ли свѣ тлую частицу будущности, рдѣ ющую блѣ днымъ огнемъ древесной гнили, и, при этомъ обманчивомъ свѣ тѣ, пытались еще чертить обширные планы счастія—одного предоставленнаго намъ счастія—умереть вмѣ стѣ!

Объѣ въ всѣ листья найденнаго нами кустарника, мы отправились искать пріюта въ новомъ нашемъ отечествѣ, и не замедлили познакомиться по-видимому съ единственною нашею соотечественницею—гіеною. Дѣ ло само по себѣ было ясно: или она насъ, или мы ее, должны были пожрать непремѣ нно. Мой кинжалъ рѣ шилъ неравную борьбу въ нашу пользу: я погрузилъ его въ разинутую пасть гіены, когда она бросилась мнѣ на грудь, и хищный звѣ рь сдѣ лался нашею добычею. Съ какимъ удовольствіемъ, послѣ кустарныхъ листьевъ, ѣ ли мы вязкое и вонючее его мясо! Мы кормились имъ восемь дней, и находили, что, съ любовью въ сердцѣ, сладка и сырая гіенина.

Отъискавъ почти у самой вершины горы большую, удобную пещеру, ту самую, на стѣ нахъ, которой черчу теперь эти іероглифы, мы избрали ее нашимъ жилищемъ. Дожди, съ сильнымъ ново-южнымъ вѣ тромъ, продолжались безъ умолку, и вода все-еще поднималась, поглощая по нѣ скольку горныхъ вершинъ, такъ, что, на шестое утро, изъ всего архипелага оставалось не болѣ е пяти острововъ, значительно уменьшенныхъ въ своемъ объемѣ. На седьмой день вѣ теръ перемѣ нился, и подулъ съ новаго сѣ вера, прежняго запада нашего. Спустя нѣ сколько часовъ все море[177]покрылось безчисленнымъ множествомъ волнуемыхъ на поверхности воды, страннаго вида предметовъ, темныхъ, продолговатыхъ, круглыхъ, походившихъ издали на короткія бревна чернаго дерева. Любопытство заставило насъ выйти изъ пещеры, чтобъ приглядѣ ться къ этой плавающей тучѣ. Къ крайнему изумленію, въ этихъ бревнахъ узнали мы нашу блистательную армію, ходившую войною на негровъ, и черную, нагую рать нашего врага, обѣ за одно поднятыя на волны, вѣ роятно, во время сраженія. Море выбросило на нашъ берегъ нѣ сколько длинныхъ пикъ, бывшихъ въ употребленіи у негровъ (Новой Земли). Я взялъ одну изъ нихъ, и притащилъ къ себѣ прекрасный, плоскій ящикъ, плававшій подлѣ самой горы. Разломавъ его о скалу, мы нашли въ немъ только высокопарное слово, сочиненное наканунѣ битвы для воспламененія храбрости воиновъ. Мы бросили высокопарное слово въ море. Между-тѣ мъ вѣ теръ подулъ съ другой стороны, и обѣ арміи, перемѣ нивъ черту движенія, понеслись на востокъ.

Наконецъ, послѣ дній островъ потонулъ въ морѣ, и мы догрызали послѣ днюю кость гіены. Одна лишь нами обитаемая вершина еще торчала изъ вздутыхъ пучинъ. Итакъ, мы вдвоемъ остались послѣ дними жителями странъ, завоеванныхъ океаномъ у человѣ ка! … Но берегъ моря уже былъ въ пятидесяти саженяхъ отъ нашей пещеры, и мы хладнокровно разсчитывали, сколько часовъ еще остается намъ, законнымъ наслѣ дникамъ правъ нашего рода, господствовать надъ мятежною [178]природою. Признаюсь…

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

СТѢ НА IV.

1.

ПО ПРАВУЮ СТОРОНУ ВХОДА.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

…потопъ наскучилъ мнѣ ужасно. Сидя голодные въ пещерѣ, отъ нечего дѣ лать, мы начали ссориться. Я доказывалъ Саянѣ, что она меня не любитъ, и никогда не любила; она упрекала меня въ ревности, недовѣ рчивости, грубости и многихъ другихъ уголовныхъ въ супружествѣ преступленіяхъ. Я молилъ Солнце и Луну, чтобъ это скорѣ е чѣ мъ-нибудь да кончилось…

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

…увидѣ ли мы заглядывающую въ отверзтіе пещеры длинную, безобразную, змѣ иную голову, вертящуюся на весьма высокой и прямой какъ пень шеѣ. Она держала въ пасти человѣ ческій трупъ, и съ любопытствомъ смотрѣ ла на насъ большими въ пядень глазами, въ которыхъ сверкалъ страшный зеленый огонь. Мы вдругъ перестали ссориться. Саяна спряталась въ уголъ; я вскочилъ на ноги, схватилъ пику, и приготовился къ защитѣ. Но голова скрылась за камнями, накопленными у входа въ пещеру. Мы ободрились, подошли къ отверзтію, и съ ужасомъ открыли [179]пробирающагося къ намъ огромнаго плезіосаура, длиною по-крайней-мѣ рѣ шаговъ въ тридцать, на четырехъ чрезвычайно высокихъ ногахъ, съ короткимъ, но толстымъ хвостомъ и двумя большими кожаными крыльями, стоящими въ видѣ двухъ трехугольныхъ парусовъ на покрытой плотною чешуею спинѣ. Грозное чудовище, безъ-сомнѣ нія выгнанное водою изъ своего жилища, находившагося гдѣ -нибудь на той же горѣ, уронивъ трупъ изъ пасти, карабкалось по шаткимъ камнямъ, съ очевиднымъ намѣ реніемъ завладѣ ть нашимъ убѣ жищемъ и насъ самихъ принести въ жертву своей лютости. Я почувствовалъ невозможность сопротивляться ему оружіемъ; но тяжелыя, неповоротливыя его движенія по съеженной набросанными скалами и почти отвѣ сной поверхности внушили мнѣ другое средство къ отпору. При пособіи Саяны я обрушилъ на него большой камень, лежавшій весьма непрочно на порогѣ пещеры. Столкнутая съ мѣ ста глыба увлекла за собою множество другихъ камней подъ ноги плезіосауру, и опрокинутый ими драконъ скатился вмѣ стѣ съ ними въ море.

Мы нѣ жно поцѣ ловались съ Саяною, поздравляя другъ друга съ избавленіемъ отъ такой опасности и снова были хорошими пріятелями; мы даже произнесли торжественный обѣ тъ никогда болѣ е не ссориться.

Освободясь отъ незваннаго гостя, мы подошли къ трупу, который онъ у насъ оставилъ въ память своего посѣ щенія. Представьте себѣ наше изумленіе: мы узнали въ этомъ трупѣ почтеннѣ йшаго [180]Шимшика! Онъ, видно, погибъ очень недавно, ибо тѣ ло его было еще совершенно свѣ жо. Сказавъ нѣ сколько сострадательныхъ словъ объ его кончинѣ, мы рѣ шились—голодъ рвалъ наши внутренности—мы рѣ шились его съѣ сть. Я взялъ астронома за ногу, и втащилъ его въ пещеру.

Этотъ человѣ къ нарочно былъ созданъ для моего несчастія! … Едва приступилъ я къ осмотру худой его туши, чтобъ избрать часть годную на пищу, какъ вдругъ мы вспомнили о приключеніи подъ кроватью, гдѣ онъ, наблюдая затмѣ ніе, разстроилъ первые порывы нашего счастія, и опять разсорились. Саяна воспользовалась этимъ предлогомъ, чтобъ поразить меня упреками. Ей нуженъ былъ только предлогъ, ибо она уже скучала со мною. Одиночество всегда было для нея убійственно, и потопъ казался бы ей очень—очень милымъ, очень веселымъ, если бъ могла она утонуть въ хорошемъ обществѣ, въ блистательномъ кругу угодниковъ ея пола, которые вѣ жливо подали бъ ей руку въ желтой перчаткѣ, чтобъ ловче соскочить въ бездну. Я проникалъ насквозь ея мысли и желанія, и насказалъ ей кучу жесткихъ истинъ, отъ которыхъ опа упала въ обморокъ. Какой характеръ! … Мучить меня капризами даже во время потопа! … Какъ-будто недовольно перенесъ я отъ предпотопныхъ капризовъ! А всему этому причиною этотъ проклятый Шимшикъ, который и по смерти не даетъ мнѣ покоя! … Съ досады, съ гнѣ ва, бѣ шенства, отчаянія, я схватилъ крошечнаго астронома за ноги, и швырнулъ имъ въ море. Пропади ты, несчастный педантъ! … Лучше умереть съ [181]голоду, чѣ мъ портить себѣ желудокъ худою школярщиною, просяклою чернильными спорами.

Я пытался однакожъ доставить моей подругѣ облегченіе, но она отринула всѣ мои услуги. Пришедъ въ себя, она плакала, и не говорила со мною. Я поклялся впередъ не мѣ шать ея горести. Мы поворотились другъ другу спиною, и такъ провели двое сутокъ. Пріятный образъ провожденія времени въ виду довершающагося потопа! … Между тѣ мъ голодъ повергалъ меня въ изступленіе: я кусалъ самого себя.

—  Саяна! … вскричалъ я, срываясь съ камня, на которомъ сидѣ лъ погруженный въ печальной думѣ. Саяна! … посмотри! вода уже потопила входъ въ пещеру.

Она оборотилась къ отверстію и смотрѣ ла безчувственными, окаменѣ лыми глазами.

—  Видишь ли эту воду, Саяна? … примолвилъ я, протягивая къ ней руку: то нашъ гробъ! …

Она все еще смотрѣ ла страшно, неподвижно, молча и какъ-будто ничего не видя.

—  Ты не отвѣ чаешь, Саяна? …

Она закричала сумасшедшимъ голосомъ, бросилась въ мои объятія, и сильно, сильно прижала меня къ своей груди. Это судорожное пожатіе продолжалось нѣ сколько минутъ, и ослабѣ ло однимъ разомъ. Голова ея упала взничь на мою руку; я съ умиленіемъ погрузилъ взоръ свой въ ея глаза, и долго не сводилъ его съ нихъ. Я видѣ лъ, внутри ея, томныя движенія нѣ когда пылкой страсти самолюбія; видѣ лъ, сквозь сухое стекло глазъ несчастной, какъ въ душѣ ея, подобно волшебнымъ[182]тѣ нямъ на полотнѣ, проходили туманные образы всѣ хъ по порядку прежнихъ ея обожателей. Вдругъ мнѣ показалось, будто въ томъ числѣ промелькнулъ и мой образъ. Слезы прыснули у меня дождемъ: нѣ сколько изъ нихъ упало на ея уста, и она съ жадностью проглотила ихъ, чтобъ утолить свой голодъ. Бѣ дная Саяна! … Я спаялъ мои уста съ ея устами искреннимъ, сердечнымъ поцѣ луемъ, и нѣ сколько времени оставался безъ памяти въ этомъ положеніи. Когда я ихъ отторгнулъ, она была уже холодна, какъ мраморъ.... Она уже не существовала!

Я рыдалъ цѣ лый день надъ ея трупомъ. Несчастная Саяна! … Кто препятствовалъ тебѣ умереть счастливою на лонѣ истинной любви? … Ты не знала этой нѣ жной, роскошной страсти! … Нѣ тъ, ты ея не знала, и родилась женщиною только изъ тщеславія! …

Я однакожъ и тогда еще обожалъ ее, какъ въ то время, когда произносили мы первую клятву любить другъ друга до гробовой доски. Я осыпалъ тѣ ло ея страстными поцѣ луями.... Вдругъ почувствовалъ я въ себѣ жгучій припадокъ голода, и, въ остервенѣ ніи, запустилъ алчныя зубы въ бѣ лое, мягкое тѣ ло, которое осыпалъ поцѣ луями… Но я опомнился, и съ ужасомъ отскочилъ къ стѣ нѣ............................. »

2.

По лѣ вую сторону входа.

«Вода остановилась на одной точкѣ, и выше [183]не поднимается. Я съѣ лъ кокетку! …

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

15 числа шестой луны. Вода значительно упала. Нѣ сколько горныхъ вершинъ опять появилось изъ моря въ видѣ островковъ…

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

19 числа. Море, при ново-сѣ верномъ вѣ трѣ, вчера покрылось частыми льдинами…

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

26 числа. Сегодня окончилъ я вырѣ зывать кинжаломъ на стѣ нахъ этой пещеры исторію моихъ похожденій.

28 числа. Кругомъ образуются лядяныя горы…

30 числа. Стужа усиливается…

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

Постскриптъ. Я мерзну, умира.... »

Этими словами прекращается длинная іероглифическая надпись знаменитой пещеры, именуемой Писанною Комнатою, и мы тѣ мъ кончили нашъ переводъ. Мы трудились надъ нимъ шесть дней съ утра до вечера, израсходовали пудъ свѣ чей и двѣ дести бумаги, выкурили и вынюхали пропасть табаку, измучились, устали, чуть не захворали; но, наконецъ, кончили. Я соскочилъ съ лѣ совъ, докторъ всталъ изъ-за столика, и мы сошлись на [184]срединѣ пещеры. Онъ держалъ въ рукахъ два окаменѣ лыя человѣ ческія ребра, и звонилъ въ нихъ въ знакъ радости, говоря:

—  Знаете ли, баронъ, что мы совершили великій, удивительный подвигъ? Мы теперь безсмертны, и можемъ умереть хоть сегодня. Вотъ и кости предпотопной четы.... Эта кость женина: въ томъ нѣ тъ ни малѣ йшаго сомнѣ нія. Посмотрите, какъ она звонка, когда ударишь въ нее мужниною костью! …

Почтенный Шпурцманнъ былъ въ безпредѣ льномъ восхищеніи отъ костей, отъ пещеры, отъ надписи и ея перевода. Я одушевлялся тѣ мъ же чувствомъ, соображая вообще необыкновенную важность открытій, которыя судьба позволила намъ сдѣ лать въ самой отдаленной и весьма-рѣ дко приступной странѣ Сѣ вера; но не совсѣ мъ былъ доволенъ слогомъ перевода. Я намекнулъ о необходимости исправить его общими силами въ Якутскѣ по правиламъ риторики профессора Толмачева, и подсыпать въ него нѣ сколько пудовъ предпотопныхъ мѣ стоименій сей и оный, безъ которыхъ у насъ нѣ тъ ни счастія, ни крючка, ни изящной прозы.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.