Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





УЧЕНОЕ ПУТЕШЕСТВІЕ 1 страница



 


[69]

III.

УЧЕНОЕ ПУТЕШЕСТВІЕ

НА

МЕДВѢ ЖІЙ ОСТРОВЪ.

И такъ, я доказалъ, что люди, жившіе до потопа, были гораздо умнѣ е нынѣ шнихъ: какъ жалко, что они потонули! …
Баронъ Кювье.

 

Какой вздоръ!.......
Гомеръ, въ своей «Иліадѣ ».

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

…14 апрѣ ля (1828), отправились мы изъ Иркутска въ дальнѣ йшій путь, по направленію къ сѣ веро-востоку, и въ первыхъ числахъ іюня прибыли къ Берендинской станціи, проѣ хавъ верхомъ слишкомъ тысячу верстъ. Мой товарищъ, докторъ философіи Шпурцманнъ, отличный натуралистъ, но весьма дурной ѣ здокъ, совершенно выбился изъ силъ, и не могъ продолжать путешествія. [70]Невозможно представить себѣ ничего забавнѣ е почтеннаго испытателя природы, согнутаго дугою на тощей лошади и увѣ шаннаго со всѣ хъ сторонъ ружьями, пистолетами, барометрами, термометрами, змѣ иными кожами, бобровыми хвостами, набитыми соломою сусликами и птицами, изъ которыхъ одного ястреба особеннаго рода, за недостаткомъ мѣ ста за спиною и на груди, посадилъ онъ было у себя на шапкѣ. Въ селеніяхъ, черезъ которыя мы проѣ зжали, суевѣ рные Якуты, принимая его за великаго странствующаго шамана, съ благоговѣ ніемъ подносили ему кумысу и сушеной рыбы, и всячески старались заставить его хоть немножко пошаманить надъ ними. Докторъ сердился и бранилъ Якутовъ по-нѣ мецки; тѣ, полагая, что онъ говоритъ съ ними священнымъ тибетскимъ нарѣ чіемъ и другаго языка не понимаетъ, еще болѣ е оказывали ему уваженія и настоятельнѣ е просили его изгонять изъ нихъ чертей. Мы хохотали почти всю дорогу.

По мѣ рѣ приближенія нашего къ берегамъ Лены, видъ страны становился болѣ е и болѣ е занимательнымъ. Кто не бывалъ въ этой части Сибири, тотъ едва ли постигнетъ мыслію великолѣ піе и разнообразіе картинъ, которыя здѣ сь, на всякомъ почти шагу, прельщаютъ взоры путешественника, возбуждая въ душѣ его самыя неожиданныя и самыя пріятныя ощущенія. Все, что̀ вселенная, по разнымъ своимъ удѣ ламъ, вмѣ щаетъ въ себѣ прекраснаго, богатаго, плѣ нительнаго, ужаснаго, дикаго, живописнаго; съеженные хребты горъ, веселые бархатные луга, мрачныя пропасти, [71]роскошныя долины, грозные утесы, озера съ блещущею поверхностью, усѣ янною красивыми островами, лѣ са, холмы, рощи, поля, потоки, величественныя рѣ ки и шумные водопады—все собрано здѣ сь въ невѣ роятномъ изобиліи, набросано со вкусомъ, или установлено съ непостижимымъ искусствомъ. Кажется, будто природа съ особеннымъ тщаніемъ отдѣ лала эту страну для человѣ ка, не забывъ въ ней ничего, что̀ только можетъ служить къ его удобству, счастію, удовольствію; и, въожиданіи прибытія хозяина, сохраняетъ ее во всей свѣ жести, во всемъ лоскѣ новаго издѣ лія. Это замѣ чаніе неоднократно представлялось нашему уму, и мы почти не хотѣ ли вѣ рить, чтобъ, употребивъ столько старанія, истощивъ столько сокровищъ на устройство и украшеніе этого участка планеты, та же природа добровольно преградила входъ въ него любимому своему питомцу жестокимъ и негостепріимнымъ климатомъ. Но Шпурцманнъ, какъ личный пріятель природы, получающій отъ короля ганноверскаго деньги на поддержаніе связей своихъ съ нею, извинялъ ее въ этомъ случаѣ, утверждая положительно, что она была принуждена къ тому внѣ шнею силою, однимъ изъ великихъ и внезапныхъ переворотовъ, превратившихъ прежніе теплые краи, гдѣ расли пальмы и бананы, гдѣ жили мамонты, слоны, мастодонты, въ холодныя страны, заваленныя вѣ чнымъ льдомъ и снѣ гомъ, въ которыхъ теперь ползаютъ бѣ лые медвѣ ди и съ трудомъ прозябаютъ сосна и береза. Въ доказательство того, что сѣ верная часть Сибири была нѣ когда жаркою [72]полосою, онъ приводилъ кости и цѣ лые оставы животныхъ, принадлежащихъ южнымъ климатамъ, разбросанные во множествѣ по ея поверхности или, вмѣ стѣ съ деревьями и плодами теплыхъ странъ свѣ та, погребенные въ верхнихъ слояхъ тучной ея почвы. Докторъ былъ нарочно отправленъ геттингенскимъ университетомъ для собиранія этихъ костей, и съ восторгомъ показывалъ на слоновый зубъ и винную ягоду, превращенные въ камень, которые продалъ ему одинъ Якутъ близъ береговъ Алдана. Онъ не сомнѣ вался, что, до этого переворота, которымъ могъ быть всеобщій потопъ, или одинъ изъ частныхъ потоповъ, не упомянутыхъ даже въ Св. Писаніи, въ окрестностяхъ Лены, вмѣ сто Якутовъ и Тунгусовъ, обитали какіе-нибудь предпотопные Индійцы или Итальянцы, которые ѣ здили на этихъ окаменѣ лыхъ слонахъ и кушали эти окаменѣ лыя винныя ягоды.

Ученыя мечтанія нашего товарища сначала возбуждали во мнѣ улыбку; но теоріи прилипчивы, какъ гнилая горячка, и таково дѣ йствіе остроумныхъ или благовидныхъ ученій на слабый умъ человѣ ческій, что тѣ именно головы, которыя сперва хвастаютъ недовѣ рчивостью, мало-по-малу напитавшись летучимъ ихъ началомъ, дѣ лаются отчаянными ихъ послѣ дователями, и готовы защищать ихъ съ мусульманскимъ фанатизмомъ. Я еще спорилъ и улыбался, какъ вдругъ почувствовалъ, что окаянный Нѣ мецъ, среди дружескаго спора, привилъ мнѣ свою теорію; что она, вмѣ стѣ съ кровью, расходится по всему моему тѣ лу и скользитъ по всѣ мъ жиламъ; что жаръ ея бьетъ мнѣ въ [73]голову; что я боленъ теоріею. На другой день я уже былъ въ бреду: мнѣ безпрестанно грезились великіе перевороты земнаго шара и сравнительная анатомія, съ мамонтовыми челюстями, мастодонтовыми клыками, мегалосаурами, плезіосаурами, мегалотеріонами, первобытными, вторичными и третичными почвами. Я горѣ лъ жаждою излагать всѣ мъ и каждому чудеса сравнительной анатоміи. Бывъ нечаянно застигнутъ въ степи припадкомъ теоріи, за недостаткомъ другихъ слушателей, я объяснялъ Бурятамъ, что они, скоты, не знаютъ и не понимаютъ того, что сначала на землѣ водились только устрицы и лопушникъ, которые были истреблены потопомъ, послѣ котораго жили на ней гидры, драконы и черепахи, и росли огромныя деревья, за которыми опять послѣ довалъ потопъ, отъ котораго произошли мамонты и другія колоссальныя животныя, которыхъ уничтожилъ новый потопъ; и что теперь они, Буряты, суть прямые потомки этихъ колоссальныхъ животныхъ. Потопы считалъ я уже такою бездѣ лицею—въ одномъ Парижѣ было ихъ четыре! —такою, говорю, бездѣ лицею, что, для удобнѣ йшаго объясненія нашей теоріи тетушкѣ, или, попросту, въ честь великому Кювье, казалось, я самъ былъ бы въ состояніи, при маленькомъ пособіи со стороны природы, однимъ стаканомъ пуншу произвесть всеобщій потопъ въ Торопецкомъ уѣ здѣ.

Наводняя такимъ образомъ обширныя земли, искореняя цѣ лыя органическія природы, чтобъ на ихъ мѣ стѣ водворить другія, переставляя горы и [74]моря на земномъ шарѣ, какъ шашки на шахматной доскѣ, утомленные спорами, соображеніями и походомъ, прибыли мы на Берендинскую станцію, гдѣ свѣ тлая Лена, царица сибирскихъ рѣ къ, явилась взорамъ нашимъ во всемъ своемъ величіи. Мы привѣ тствовали ее громогласнымъ—ура! Докторъ Шпурцманнъ снялъ съ шапки своего ястреба, поставилъ въ два ряда на землѣ всѣ свои чучелы и окаменѣ лости, повѣ силъ барометры на деревѣ, и, улегшись на разостланномъ плащѣ, объявилъ рѣ шительно, что верхомъ не поѣ детъ болѣ е ни одного шагу. Я тоже чувствовалъ усталость отъ верховой ѣ зды, и желалъ нѣ сколько отдохнуть въ этомъ мѣ стѣ. Прочіе наши товарищи охотно согласились со мною. Одинъ только достопочтенный нашъ предводитель, обербергпробирмейстеръ 7-го класса, Иванъ Антоновичъ Страбинскихъ, слѣ довавшій въ Якутскъ по дѣ ламъ службы, негодовалъ на нашу лѣ ность и понуждалъ насъ къ отъѣ зду. Онъ не вѣ рилъ ни сравнительной анатоміи, ни нашему изнеможенію, и все это называлъ пустою теоріею. Въ цѣ лой Сибири не видалъ я ума холоднѣ е: доказанной истины для него было недовольно; онъ еще желалъ знать, которой она пробы. Его сердце, составленное изъ негорючихъ ископаемыхъ веществъ, было совершенно неприступно воспламененію. И когда докторъ клялся, что натеръ себѣ на сѣ длѣ оконечность позвоночной кости, онъ и это причислялъ къ разряду пустыхъ теорій, ни къ чему не ведущихъ въ практикѣ и по службѣ, и хотѣ лъ напередъ удостовѣ риться въ истинѣ его показанія своей пробирною [75]иглою. Иванъ Антоновичъ Страбинскихъ былъ поистинѣ человѣ къ ужасный!

Послѣ долгихъ переговоровъ, мы единогласно опредѣ лили оставить лошадей и слѣ довать въ Якутскъ водою. Иванъ Антоновичъ, какъ знающій мѣ стныя средства, принялъ на себя пріискать для насъ барку, и 6-го іюня пустились мы въ путь по теченію Лены. Берега этой прекрасной, благородной рѣ ки, одной изъ огромнѣ йшихъ и безопаснѣ йшихъ въ мірѣ, обставлены великолѣ пными утесами и убраны безпрерывною цѣ пью богатыхъ и прелестныхъ видовъ. Во многихъ мѣ стахъ утесы возвышаются отвѣ сно, и представляютъ взорамъ обманчивое подобіе разрушенныхъ башень, за̀ мковъ, храмовъ, чертоговъ. Очарованіе, производимое подобнымъ зрѣ лищемъ, еще болѣ е укрѣ пило во мнѣ понятія, почерпнутыя изъ разсужденій доктора, о прежней теплотѣ климата и цвѣ тущемъ нѣ когда состояніи этой чудесной страны. Предаваясь влеченію утѣ шительной мечты, я видѣ лъ въ Ленѣ древній сибирскій Нилъ, и въ храмо-образныхъ ея утесахъ развалины предпотопной роскоши и образованности народовъ, населявшихъ его берега. И всякъ, кто только одаренъ чувствомъ, взглянувъ на эту волшебную картину, увидѣ лъ бы въ ней то же. Послѣ каждаго наблюденія, мы съ докторомъ восклицали восторженные: —«Быть не можетъ, чтобъ эта земля съ самаго начала всегда была Сибирью»! —На что Иванъ Антоновичъ всякій разъ возражалъ хладнокровно, что съ-тѣ хъ-поръ, какъ онъ [76]служитъ въ офицерскомъ чинѣ, здѣ сь никогда ничего, кромѣ Сибири, не бывало.

Но кстати о Нилѣ. Я долго путешествовалъ по Египту и, бывъ въ Парижѣ, имѣ лъ честь принадлежать къ числу усерднѣ йшихъ учениковъ Шампольона-Младшаго, прославившагося открытіемъ ключа къ іероглифамъ. Въ короткое время я сдѣ лалъ удивительные успѣ хи въ чтеніи этихъ таинственныхъ письменъ; свободно читалъ надписи на обелискахъ и пирамидахъ, объяснялъ муміи, переводилъ папирусы, сочинялъ іероглифическія каймы для салфетокъ, іероглифами писалъ чувствительныя записки къ Француженкамъ, и самъ даже открылъ половину одной египетской, дотолѣ неизвѣ стной буквы, за что̀ покойный Шампольонъ обѣ щалъ доставить мнѣ безсмертіе, упомянувъ обо мнѣ въ выноскѣ къ своему сочиненію. Правда, что г. Гульяновъ оспаривалъ основательность нашей системы и предлагалъ другой, имъ самимъ придуманный способъ чтенія іероглифовъ, по которому смыслъ даннаго текста выходитъ совершенно противный тому, какой получается, читая его по Шампольону; но это не должно никого приводить въ сомнѣ ніе, ибо споръ, заведенный почтеннымъ членомъ Россійской Академіи съ великимъ Французскимъ египтологомъ, я могу рѣ шить однимъ словомъ: метода, предначертанная Шампольономъ, такъ умна и замысловата, что ежели египетскіе жрецы въ самомъ дѣ лѣ были такъ мудры, какими изображаютъ ихъ древніе, они не могли и не должны были читать своихъ іероглифовъ иначе, какъ по нашей [77]методѣ; изобрѣ тенная же г. Гульяновымъ іероглифическая азбука такъ нехитра, что если гдѣ и когда-либо была она въ употребленіи, то развѣ у египетскихъ дьячковъ и пономарей, съ которыми мы не хотимъ имѣ ть и дѣ ла.

Въ проѣ здъ нашъ изъ Иркутска до Берендинской станціи, я неоднократно излагалъ Шпурцманну іероглифическую систему Шампольона-Младшаго; но верхомъ очень неловко говорить объ іероглифахъ, и упрямый докторъ никакъ не хотѣ лъ вѣ рить въ наши открытія, которыя называлъ онъ филологическимъ мечтательствомъ. Какъ теперь находились мы на баркѣ, гдѣ удобно можно было чертить углемъ на доскахъ всякія фигуры, я воспользовался этимъ случаемъ, чтобъ убѣ дить его въ точности моихъ познаній. Сначала, мой докторъ усматривалъ во всемъ противорѣ чія и недостатки; но, по мѣ рѣ развитія остроумныхъ правилъ, приспособленныхъ моимъ наставникомъ къ чтенію неизвѣ стныхъ письменъ почти неизвѣ стнаго языка, недовѣ рчивость его превращалась въ восхищеніе, и онъ испыталъ надъ собою то же волшебное дѣ йствіе вновь постигаемой теоріи, какое недавно произвели во мнѣ его сравнительная анатомія и четыре парижскіе потопа. Я растолковалъ ему, что, по нашей системѣ, всякій іероглифъ есть или буква, или метафорическая фигура, изображающая извѣ стное понятіе, или вмѣ стѣ буква и фигура, или ни буква, ни фигура, а только произвольное украшеніе почерка. Итакъ, нѣ тъ ничего легче, какъ читать іероглифы: гдѣ не выходитъ смысла по буквамъ, тамъ должно [78]толковать ихъ метафорически; если нельзя подобрать метафоры, то позволяется совсѣ мъ пропустить іероглифъ, и перейти къ слѣ дующему, понятнѣ йшему. Шпурцманнъ, которому и въ голову никогда не приходило, чтобы такимъ образомъ можно было дознаваться тайнъ глубочайшей древности, почти не находилъ словъ для выраженія своего восторга. Онъ взялъ всѣ, какія у меня были, брошюры разныхъ ученыхъ объ этомъ предметѣ, и сѣ лъ читать ихъ со вниманіемъ. Прочитавши, онъ уже совершенно былъ убѣ жденъ въ основательности сообщенной мною теоріи, и далъ мнѣ слово, что съ будущей недѣ ли онъ начнетъ учиться чудесному искусству читать іероглифы; по возвращеніи же въ Петербургъ, пойдетъ прямо къ Египетскому мосту, видѣ нному имъ на Фонтанкѣ, безъ сомнѣ нія неправильно называемому извощиками Бердовымъ и гораздо древнѣ йшему извѣ стнаго К. И. Берда, и, не полагаясь на чужіе толки, будетъ самъ лично разбирать находящіяся на немъ іероглифическія надписи, чтобъ узнать съ достовѣ рностью, въ честь какому крокодилу и за сколько столѣ тій до Р. Х. построенъ этотъ любопытный мостъ.

Наконецъ, увидѣ ли мы передъ собою обширные луга, разстилающіеся на правомъ берегу Лены, на которыхъ построенъ Якутскъ. Іюня 10-го прибыли мы въ этотъ небольшой, но весьма красивый городъ, изящнымъ вкусомъ многихъ деревянныхъ строеній напоминающій царско-сельскія улицы, и остановились по разнымъ домамъ, къ хозяевамъ которыхъ имѣ ли мы рекомендательныя [79]письма изъ Иркутска. Осмотрѣ въ мѣ стныя достопримѣ чательности и отобѣ давъ поочередно у всѣ хъ якутскихъ хлѣ босоловъ, у которыхъ нашли мы сердце гораздо лучше ихъ «краснаго ротвейну», всякій изъ насъ началъ думать объ отъѣ здѣ въ свою сторону. Я ѣ халъ изъ Каира въ Торопецъ, и, признаюсь, самъ не зналъ, какимъ образомъ и зачѣ мъ забрался въ Якутскъ; но какъ я находился въ Якутскѣ, то, по мнѣ нію опытныхъ людей, ближайшій путь въ Торопецъ былъ—возвратиться въ Иркутскъ и, уже не связываясь болѣ е ни съ какими натуралистами и не провожая пріятелей, слѣ довать черезъ Тобольскъ и Казань на западъ, а не на востокъ. Докторъ Шпурцманнъ ѣ халъ безъ опредѣ ленной цѣ ли—туда, гдѣ, какъ ему скажутъ, есть много костей. Иванъ Антоновичъ Страбинскихъ отправлялся къ устью Лены, имѣ въ порученіе отъ начальства обозрѣ ть его въ отношеніяхъ минералогическомъ и горнаго промысла. Мой натуралистъ тотчасъ возъимѣ лъ мысль обратить поѣ здку обербергпробирмейстера 7-го класса на пользу сравнительной анатоміи, и вызвался сопутствовать ему подъ 70-й градусъ сѣ верной широты, гдѣ еще надѣ ялся онъ найти средство проникнуть и далѣ е, до Ѳ аддеевскаго острова и даже до Костянаго пролива.

Утромъ, курилъ я сигарку въ своей комнатѣ, наблюдая съ ученымъ вниманіемъ, какъ табачный дымъ рисуется въ сибирскомъ воздухѣ, когда Шпурцманнъ вбѣ жалъ ко мнѣ съ извѣ стіемъ, что завтра отправляется онъ съ Иваномъ Антоновичемъ въ дальнѣ йшій путь на сѣ веръ. Онъ [80]былъ внѣ себя отъ радости, и усердно приглашалъ меня ѣ хать съ нимъ туда, представляя выгоды этого путешествія въ самомъ блистательномъ свѣ тѣ —занимательность нашихъ ученыхъ бесѣ дъ—случай обозрѣ ть величественную Лену во всемъ ея теченіи, и видѣ ть ея устье, доселѣ непосѣ щенное ни однимъ филологомъ, ни натуралистомъ — удовольствіе плавать по Сѣ верному Океану, среди ледяныхъ горъ и бѣ лыхъ медвѣ дей, покойно спящихъ на волнуемыхъ бурею льдинахъ—счастіе побывать за 70-мъ градусомъ широты, въ Новой Сибири и Костяномъ проливѣ, гдѣ найдемъ пропасть прекрасныхъ костей разныхъ предпотопныхъ животныхъ—наконецъ, пріятность совокупить вмѣ стѣ наши разнородныя познанія, чтобъ сдѣ лать какое-нибудь важное для науки открытіе, которое прославило бъ насъ навсегда въ Европѣ, Азіи и Америкѣ. Чтобъ подстрекнуть мое самолюбіе, тонкій Нѣ мецъ обѣ щалъ доставить мнѣ лестную извѣ стность во всѣ хъ зоологическихъ собраніяхъ и кабинетахъ ископаемыхъ рѣ дкостей, ибо, если, въ огромномъ числѣ разбросанныхъ въ тѣ хъ странахъ оставовъ, удастся ему открыть какое-нибудь неизвѣ стное въ ученомъ свѣ тѣ животное, то, въ память нашей дружбы, онъ дастъ этому животному мою почтеннѣ йшую фамилію, назвавъ его мегало-брамбеусотеріонъ, велико-звѣ ремъ-Брамбеусомъ, или, какъ мнѣ самому будетъ угодно, чтобъ ловче передать мое имя отдаленнымъ вѣ камъ, бросивъ его вмѣ стѣ съ этими костями голодному потомству. Хотя, сказать правду, и это весьма хорошій путь къ [81]безсмертію, и многіе не хуже меня достигли имъ громкой знаменитости, однакожъ къ принятію его предложенія я скорѣ е убѣ дился бы слѣ дующимъ обстоятельствомъ, чѣ мъ надеждою быть дружески произведеннымъ въ предпотопные скоты. Докторъ напомнилъ мнѣ, что внѣ устья Лены находится извѣ стная пещера, которую, въ числѣ прочихъ, Палласъ и Гмелинъ старались описать по собраннымъ отъ русскихъ промышлениковъ извѣ стіямъ, весьма сожалѣ я, что имъ самимъ не случилось видѣ ть ее собственными глазами. Наши рыбаки называютъ ее «Писанною Комнатою», имя, изъ котораго Палласъ сдѣ лалъ свой Pisanoi Komnat[1] и которое Рейнеггсъ перевелъ по-нѣ мецки das geschriebene Zimmer[2]. Гмелинъ предлагалъ даже снарядить особую экспедицію для открытія и описанія этой пещеры. Впрочемъ, о существованіи ея было уже извѣ стно въ среднихъ вѣ кахъ. Арабскіе географы, слышавшіе объ ней отъ харасскихъ купцовъ, именуютъ ее Гаръ эль-китабе, то есть, «Пещерою письменъ», а островъ, на которомъ она находится, Ардъ эль-гаръ, или «Землею пещеры»[3]. Китайская Всеобщая Географія, приводимая ученымъ Клапротомъ, повѣ ствуетъ объ ней слѣ дующее: «Недалеко отъ устья рѣ ки Ли-но есть на высокой горѣ пещера съ надписью на неизвѣ стномъ языкѣ, относимою къ вѣ ку императора Яо. Мынъ-дзы полагаетъ, что нельзя [82]прочитать ее иначе, какъ при помощи травы ши, растущей на могилѣ Конфуція»[4]. Плано Карпини, путешествовавшій въ Сибири въ XIII столѣ тіи, также упоминаетъ о любопытной пещерѣ, лежащей у послѣ днихъ предѣ ловъ сѣ вера, in ultimo septentrioni, въ окрестностяхъ которой живутъ, по его словамъ, люди, имѣ ющіе только по одной ногѣ и одной рукѣ: они ходить не могутъ, и, когда хотятъ прогуляться, вертятся колесомъ, упираясь въ землю поперемѣ нно ногою и рукою. О самой пещерѣ суевѣ рный посолъ папы присовокупляетъ только, что въ ней находятся надписи на языкѣ, которымъ говорили въ раю.

Всѣ эти свѣ дѣ нія мнѣ, какъ ученому путешественнику, кажется, давно были извѣ стны; но оно не мѣ шало, чтобы докторъ повторилъ ихъ мнѣ съ надлежащею подробностью, для воспламененія моей ревности къ подвигамъ на пользу науки. Я призадумался. Въ самомъ дѣ лѣ, стоило только отъискать эту прославленную пещеру, видѣ ть ее, сдѣ лать списокъ съ надписи и привезти его въ Европу, чтобъ попасть въ великіе люди. Пріятный трепетъ тщеславія пробѣ жалъ по моему сердцу. Ѣ хать ли мнѣ, или нѣ тъ? … Оно немножко въ сторону отъ пути въ Торопецъ! … Но какъ оставить пріятеля? … Притомъ, Шпурцманнъ не способенъ къ подобнымъ открытіямъ: онъ въ состояніи не примѣ тить надписи, и скорѣ е все [83]испортитъ, чѣ мъ сдѣ лаетъ что-нибудь порядочное. Я, это другое дѣ ло! … Я созданъ для сниманія надписей; я видѣ лъ ихъ столько въ разныхъ странахъ свѣ та!

—  Такъ и быть, любезный докторъ! вскричалъ я, обнимая предпріимчиваго натуралиста: ѣ ду провожать тебя въ Костяной проливъ.

На другой день, поутру (15 іюня), мы уже были на лодкѣ, и послѣ обѣ да снялись съ попутнымъ вѣ тромъ. Плаваніе наше по Ленѣ продолжалось слишкомъ двѣ недѣ ли, потому-что Иванъ Антоновичъ, который теперь совершенно располагалъ нами, принужденъ былъ часто останавливаться для осмотра горъ, примыкающихъ во многихъ мѣ стахъ къ самому руслу рѣ ки. Докторъ прилежно сопровождалъ его во всѣ хъ его офиціяльныхъ вылазкахъ на берегъ; я оставался на лодкѣ и курилъ сигарки. Впродолженіи этого путешествія имѣ ли мы случай узнать покороче нашего товарища и хозяина: онъ былъ не только человѣ къ добрый, честный, услужливый, но и весьма ученый по своей части, чего прежде, сквозь казенную его оболочку, мы вовсе не примѣ тили. Мы полюбили его отъ всего сердца. Жаль только, что онъ терпѣ ть не могъ теорій, и хотѣ лъ пробовать все на своемъ оселкѣ.

Время было ясное и жаркое. Лена и ея берега долго еще не переставали восхищать насъ своею красотою: это настоящая панорама, составленная со вкусомъ изъ отличнѣ йшихъ видовъ вселенной. По мѣ рѣ удаленія отъ Якутска, деревья становятся рѣ же и мельче; но, за этотъ недостатокъ, [84]глаза съ избыткомъ вознаграждаются постепенно возрастающимъ величіемъ безжизненной природы. Подъ 68-мъ градусомъ широты рѣ ка уже уподобляется безконечно длинному озеру, и смежныя горы принимаютъ грозную альпійскую наружность.

Наконецъ вступили мы въ пустынное царство Сѣ вера. Зелени почти не видно. Гранитъ, вода и небо, занимаютъ все пространство. Природа кажется разоренною, взрытою, разграбленною недавно удалившимся врагомъ ея. Это поле сраженія между планетою и ея атмосферою, въ вѣ чной борьбѣ которыхъ лѣ то составляетъ только мгновенное перемиріе. Въ непрозрачномъ, тускломъ воздухѣ, надъ полюсомъ, висятъ растворенныя зима и бури, ожидая только удаленія солнца, чтобъ во мракѣ, съ новымъ ожесточеніемъ, броситься на планету; и планета, скинувъ свое красивое растительное платье, нагою грудью сбирается встрѣ тить неистовыя стихіи, свирѣ пость которыхъ какъ-будто хочетъ она устрашить видомъ острыхъ, черныхъ, исполинскихъ членовъ и желѣ зныхъ ребръ своихъ.

2 іюля бросили мы якорь въ небольшой бухтѣ, у самаго устья Лены, ширина котораго простирается на нѣ сколько верстъ. Итакъ, мы находились въ устьѣ этой могущественной рѣ ки, подъ 70-мъ градусомъ широты; но ожиданія наши были нѣ сколько обмануты: вмѣ сто пышнаго, необыкновеннаго вида, мы здѣ сь ничего не видали. Рѣ ка и море, въ своемъ соединеніи, представили намъ одно плоское, синее, необозримое [85]пространство водъ, при которомъ великолѣ піе береговъ совершенно исчезло. Даже Ледовитый Океанъ ничѣ мъ не обрадовалъ насъ послѣ длиннаго и скучнаго путешествія: ни одной пловучей льдины, ни одного медвѣ дя! … Я былъ очень недоволенъ устьемъ Лены и Ледовитымъ Океаномъ.

Докторъ остановилъ мое вниманіе на особенномъ устройствѣ этого устья, которое кажется какъ будто усѣ ченнымъ. Берега здѣ сь не ниже тѣ хъ, какіе видѣ ли мы за сто и за двѣ сти верстъ вверхъ по рѣ кѣ; изъ обоихъ же угловъ устья выходитъ длинная аллея утесистыхъ острововъ, конецъ которой теряется изъ виду на отдаленныхъ водахъ Океана. Нельзя сомнѣ ваться, что это продолженіе береговъ Лены, которая въ глубокую древность долженствовала тянуться несравненно далѣ е на сѣ веръ; но одинъ изъ тѣ хъ великихъ переворотовъ въ природѣ, о которыхъ мы съ докторомъ безпрестанно толковали, повидимому сократилъ ея теченіе, передавъ значительную часть русла ея во владѣ ніе моря. Шпурцманнъ очень хорошо объяснялъ весь порядокъ этого происшествія, но его объясненія нисколько меня не утѣ шали.

—  Еслибъ я управлялъ этимъ переворотомъ, я бы перенесъ устье Лены еще ближе къ Якутску, сказалъ я.

—  И вы бы были такимъ вандаломъ, портить такую прекрасную рѣ ку! сказалъ докторъ.

Мы нашли здѣ сь нѣ сколько юртъ Тунгусовъ, занимающихся рыбною ловлею: они составляли все народонаселеніе здѣ шняго края. Два большія [86]судна, отправленныя однимъ купцомъ изъ Якутска для ловли тюленей, стояли у островка, закрывающаго входъ въ нашу бухту. По разнымъ показаніямъ, мы уже знали съ достовѣ рностью, что Писанная Комната находится на такъ-называемомъ Медвѣ жьемъ Острову, лежащемъ между Ѳ адеевскимъ Островомъ, Новою Сибирью и Костянымъ проливомъ. Какъ Иванъ Антоновичъ намѣ ревался пробыть здѣ сь около десяти дней, то мы съ докторомъ вступили въ переговоры съ прикащикомъ одного судна о перевезеніи насъ на Медвѣ жій Островъ. Смѣ лые промышленники въ полной мѣ рѣ подтвердили свѣ дѣ нія, сообщенныя намъ въ разныхъ мѣ стахъ по Ленѣ, о предметѣ нашего путешествія, увѣ ряя, что сами не разъ бывали на этомъ острову и въ Писанной Комнатѣ. Заключивъ съ ними условіе, 4 іюля простились мы съ любезнымъ нашимъ хозяиномъ, который душевно сожалѣ лъ, что долженъ былъ разстаться съ нами, тогда, какъ и самъ онъ очень желалъ бы посѣ тить столь любопытную пещеру. Онъ обѣ щалъ дожидаться нашего возвращенія въ устье Лены, и, когда мы поднимали паруса, прислалъ еще сказать намъ, что, быть-можетъ, увидится онъ съ нами на Медвѣ жьемъ Острову, ежели мы долго пробудемъ въ пещерѣ и ему нечего здѣ сь будетъ дѣ лать.

Миновавъ множество мелкихъ острововъ, мы выплыли въ открытое море. Безвѣ тріе удержало насъ до вечера въ виду береговъ Сибири. Ночью, поднялся довольно сильный сѣ веро-западный вѣ теръ, и на слѣ дующее утро мы уже неслись по [87]Ледовитому Океану. Нѣ сколько отдѣ льно плавающихъ льдинъ служили единственною вывѣ скою грозному его названію. Послѣ трехъ-дневнаго плаванія, завидѣ ли мы, вправѣ, низкій островъ, именуемый Малымъ; влѣ вѣ, высокіе утесы, образующіе южный край Ѳ адеевскаго Острова. Скоро проявились и нагруженные ледяными горами, неприступные берега Новой Сибири, за юго-западнымъ угломъ которой прикащикъ судна указалъ намъ высокую, пирамидальную массу камня со многими уступами. Это былъ Медвѣ жій Островъ.

Мы прибыли туда 8 іюля, около полудня, и немедленно отправились на берегъ. Медвѣ жій Островъ состоитъ изъ одной, почти круглой, гранитной горы, окруженной водою, и отъ Новой Сибири отдѣ ляется только небольшимъ проливомъ. Вершина его господствуетъ надъ всѣ ми высотами близъ-лежащихъ острововъ, возвышаясь надъ поверхностью моря на 2, 260 футовъ, по барометрическому измѣ ренію доктора Шпурцманна. Пещера, извѣ стная подъ именемъ Писанной Комнаты, лежитъ въ верхней его части, почти подъ самою крышею горы. Одинъ изъ промышленниковъ проводилъ насъ туда по весьма крутой тропинкѣ, протоптанной, по его мнѣ нію, бѣ лыми медвѣ дями, которые осенью и зимою во множествѣ посѣ щаютъ этотъ островъ, отчего произошло и его названіе. Мы не разъ принуждены были карабкаться на четверенкахъ, пока достигли небольшой площадки, гдѣ находится входъ въ пещеру, заваленный до половины камнями и обломками гранита. [88]

Преодолѣ въ съ большимъ трудомъ всѣ препятствія, очутились мы наконецъ въ знаменитой пещерѣ. Она дѣ йствительно имѣ етъ видъ огромной комнаты. Сначала, недостатокъ свѣ та не дозволилъ намъ ничего видѣ ть; но, когда глаза наши привыкли къ полу-мраку, какое было наше восхищеніе, какая для меня радость, какое счастіе для доктора, открыть вмѣ стѣ и черты письменъ и кучу окаменѣ лыхъ костей! … Шпурцманнъ бросился на кости, какъ голодная гіена; я засвѣ тилъ карманный фонарикъ, и сталъ разглядывать стѣ ны. Но тутъ именно и ожидало меня изумленіе. Я не вѣ рилъ своимъ взорамъ, и протеръ глаза платкомъ; я думалъ, что свѣ тъ фонаря меня обманываетъ, и три раза снялъ со свѣ чки.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.