УЧЕНОЕ ПУТЕШЕСТВІЕ 2 страница

— Докторъ!

— Мм?

— Посмотри сюда, ради Бога!

— Не могу, баронъ. Я занятъ здѣ сь. Какія богатства! … Какія сокровища! … Вотъ хвостъ плезіосауровъ, котораго недостаетъ у геттингенскаго университета....

— Оставь его, и поди скорѣ е ко мнѣ. Я покажу тебѣ нѣ что, гораздо любопытнѣ е всѣ хъ твоихъ хвостовъ.

— Разъ, два, три, четыре.... Четыре ляжки разныхъ предпотопныхъ собакъ, canus antediluvianus… И все новыхъ, неизвѣ стныхъ породъ! … Вотъ, баронъ, избирайте любую: которую породу хотите вы удостоить вашего имени? … Эту, напримѣ ръ, собаку наречемъ вашею фамиліею; эту, [89]моею; этой можно будетъ дать имя вашей почтеннѣ йшей сестр....

Я не могъ выдержать долѣ е, побѣ жалъ къ Шпурцманну, и, вытащивъ его насильно изъ груды костей, привелъ за руку къ стѣ нѣ. Наведя свѣ тъ фонаря на письмена, я спросилъ, узнаетъ ли онъ ихъ. Шпурцманнъ посмотрѣ лъ на стѣ ну и на меня, въ остолбенѣ ніи.

— Баронъ! … это, кажется…?

— Что̀ такое? … Говорите ваше мнѣ ніе.

— Да это іероглифы! …

Я бросился цѣ ловать доктора.

— Такъ, точно! вскричалъ я, съ сердцемъ трепещущимъ отъ радости: это они, это египетскіе іероглифы! Я не ошибаюсь! … Я узналъ ихъ съ перваго взгляда; я могу узнать египетскіе іероглифы вездѣ и во всякое время, какъ свой собственный почеркъ.

— Вы также можете и читать ихъ, баронъ? … вѣ дь вы ученикъ Шампольона? важно присовокупилъ докторъ.

— Я уже разобралъ нѣ сколько строкъ.

— Этой надписи?

— Да. Она сочинена на діалектѣ, немножко различномъ отъ настоящаго египетскаго, но довольно понятна и четка. Впрочемъ, вы знаете, что іероглифы можно читать на всѣ хъ языкахъ. Угадайте, любезный докторъ, о чемъ въ ней говорится?

— Ну, о чемъ?

— О потопѣ.

— О потопѣ! … воскликнулъ докторъ, прыгнувъ [90]въ ученомъ восторгѣ вверхъ на поларшина. О потопѣ!!.. И, въ свою очередь онъ кинулся цѣ ловать меня, сильно прижимая къ груди, какъ самый рѣ дкій хвостъ плезіосауровъ. О потопѣ!!!. Какое открытіе! … Видите, баронъ: а вы не соглашались ѣ хать сюда со мною и, въ устьѣ Лены, хотѣ ли наплевать на Ледовитый Океанъ? … Видите, сколько еще остается людямъ сдѣ лать важныхъ для науки пріобрѣ теній. Что вы тамъ смотрите? …

— Читаю надпись. Судя по содержанію нѣ которыхъ мѣ стъ, это описаніе великаго переворота въ природѣ.

— Возможно ли? …

— Кажется, будто кто-то, спасшійся отъ потопа въ этой пещерѣ, вздумалъ описать на стѣ нахъ ея свои приключенія.

— Да это кладъ! … Надпись единственная, безцѣ нная! … Мы, вѣ роятно, узнаемъ изъ нея много любопытныхъ вещей о предпотопныхъ нравахъ и обычаяхъ, о жившихъ въ то время великихъ животныхъ.... Какъ я завидую, баронъ, вашимъ обширнымъ познаніямъ по части египетскихъ древностей! … Знаете ли, что, за одну эту надпись, вы будете членомъ всѣ хъ нашихъ нѣ мецкихъ университетовъ и корреспондентомъ всѣ хъ ученыхъ обществъ, подобно египетскому пашѣ? …

— Очень радъ, что тогда буду имѣ ть честь именоваться вашимъ товарищемъ, любезный докторъ. Благодаря вашей предпріимчивости, вашему ученому инстинкту, мы съ вами сдѣ лали истинно [91]великое открытіе; но меня приводитъ въ сомнѣ ніе одно обстоятельство, въ которомъ никакъ не могу отдать себѣ отчета.

— Какое именно!

— То, какимъ непостижимымъ случаемъ египетскіе іероглифы забрались на Медвѣ жій Островъ, посреди Ледовитаго Океана. Не бѣ лые ли медвѣ ди сочинили эту надпись? … спросилъ я.

— Бѣ лые медвѣ ди? … Нѣ тъ, это невозможно! отвѣ чалъ пресеріозно нѣ мецкійGelehrter: я хорошо знаю зоологію, и могу васъ увѣ рить, что бѣ лые медвѣ ди не въ состояніи этого сдѣ лать. Но что̀ же тутъ удивительнаго? … Это только новое доказательство, что такъ-называемые египетскіе іероглифы не суть египетскіе, а были переданы жрецамъ того края гораздо древнѣ йшимъ народомъ, безъ-сомнѣ нія людьми, уцѣ лѣ вшими отъ послѣ дняго потопа. Итакъ іероглифы суть очевидно письмена предпотопныя, literae antediluvianae, первобытная грамота рода человѣ ческаго, и были въ общемъ употребленіи у народовъ, обитавшихъ въ теплой и прекрасной странѣ, теперь частію превращенной въ Сѣ верную Сибирь, частію поглощенной Ледовитымъ Моремъ, какъ это достаточно доказывается и самымъ устройствомъ устья Лены. Вотъ, почему мы находимъ египетскую надпись на Медвѣ жьемъ Острову.

— Ваше замѣ чаніе, любезный докторъ, кажется мнѣ весьма основательнымъ.

— Оно, по-крайней-мѣ рѣ, естественно, и само собою проистекаетъ изъ прекрасной, безподобной теоріи о четырехъ потопахъ, четырехъ почвахъ и [92]четырехъ истребленныхъ органическихъ природахъ.

— Я совершенно согласенъ съ вами. И мой покойный наставникъ и другъ, Шампольонъ, потирая руки передъ пирамидами, на которыхъ тоже найдены іероглифическія надписи, сказалъ однажды своимъ спутникамъ: «Эти зданія не принадлежатъ Египтянамъ: имъ слишкомъ 20, 000 лѣ тъ! »

— Видите, видите, баронъ! воскликнулъ обрадованный Шпурцманнъ: я не египтологъ, а сказалъ вамъ тотчасъ, что египетскіе іероглифы существовали еще до послѣ дняго потопа. Двадцать тысячъ лѣ тъ??.. Ну, а потопъ случился недавно!. Итакъ, это доказано. Правда, я иногда шутилъ надъ іероглифами; но мы, въ Германіи, въ нашихъ университетахъ, очень любимъ остроуміе. Въ сердцѣ, я всегда питалъ особенное къ нимъ почтеніе, и могу васъ увѣ рить, что египетскіе іероглифы я уважаю наравнѣ съ мамонтовыми клыками. Какъ я сожалѣ ю, что, будучи въ Парижѣ, не учился іероглифамъ! …

Объяснивъ такимъ-образомъ происхожденіе надписи, и осмотрѣ въ съ фонаремъ стѣ ны, плотно покрытыя съ верху до низу іероглифами, намъ оставалось только рѣ шить, что̀ съ нею дѣ лать. Срисовать ее всю было невозможно: на это потребовалось бы слишкомъ двухъ мѣ сяцевъ, а съ другой стороны у насъ не было столько бумаги. Какъ тутъ быть? … По зрѣ ломъ соображеніи, мы положили, возвратясь въ Петербургъ, убѣ дить Академію Наукъ къ приведенію въ дѣ йствіе [93]Гмелинова проекта, отправленіемъ нарочной ученой экспедиціи для снятія надписи въ подлинникѣ сквозь вощеную бумагу, а между-тѣ мъ самимъ перевесть ее на-мѣ стѣ и представить ученому свѣ ту въ буквальномъ переводѣ. Но и это не такъ-то легко было бы исполнить. Стѣ ны имѣ ютъ восемь аршинъ высоты, и вверху сходятся неправильнымъ сводомъ. Надпись, хотя и крупными іероглифами, начинается такъ высоко, что, стоя на полу, никакъ нельзя разглядѣ ть верхнихъ строкъ. Притомъ, строки очень не прямы, сбивчивы, даже перепутаны однѣ съ другими, и должны быть разбираемы съ большимъ вниманіемъ, чтобъ, при чтеніи и въ переводѣ, не перемѣ шать порядка іероглифовъ и сопряженныхъ съ ними понятій. Надобно было непремѣ нно напередъ построить лѣ са кругомъ всей пещеры, и потомъ, при свѣ тѣ фонарей или факеловъ, одному читать и переводить, а другому писать по диктовкѣ.

Разсудивъ это и измѣ ривъ пещеру, мы возвратились на судно, гдѣ собрали всѣ ненужныя доски, бревна, багры и лѣ стницы, и приказали перенести въ Писанную Комнату. Трудолюбивые русскіе мужички, за небольшую плату, охотно и весело исполнили наши наставленія. Къ вечеру, матеріялъ уже былъ на горѣ; но постройка лѣ совъ заняла весь слѣ дующій день, въ теченіе котораго Шпурцманнъ копался въ костяхъ, а я отыскивалъ начало надписи и порядокъ, по которому стѣ ны слѣ дуютъ однѣ за другими. На третій день поутру (10-го іюля), мы взяли съ собою столикъ, скамейку, чернила и бумагу, и, [94]прибывъ въ пещеру, немедленно приступили къ дѣ лу.

Я взлѣ зъ на лѣ са съ двумя промышлениками, долженствовавшими держать предо мною фонари; докторъ усѣ лся на скамейкѣ за столикомъ; я закурилъ цигарку, онъ понюхалъ табаку, и мы начали работать. Зная, какой чрезмѣ рной точности требуетъ ученый народъ отъ списывающихъ древніе историческіе памятники, мы условились переводить іероглифическій текстъ по точнымъ правиламъ Шампольоновой методы, отъ слова до слова, какъ онъ есть, безъ всякихъ украшеній слога, и писать переводъ каждой стѣ ны особо, не изобрѣ тая никакого новаго раздѣ ленія. Въ этомъ именно видѣ ученые мои читатели найдутъ его и здѣ сь.

Но, при первомъ словѣ, вышелъ у насъ съ докторомъ жаркій споръ о заглавіи. Питомецъ запачканной чернилами Германіи не хотѣ лъ и писать безъ какого-нибудь загадочнаго или рогатаго заглавія. Онъ предлагалъ назвать нашъ трудъ: Homo diluvii testis, «Человѣ къ былъ свидѣ телемъ потопа», потому, что это непримѣ тнымъ образомъ состояло бы въ косвенной, тонкой, весьма далекой и весьма остроумной, связи съ системою Шейхцера, который, нашедъ въ своемъ погребу кусокъ окаменѣ лаго человѣ ка, подъ этимъ заглавіемъ написалъ книгу, доказывая, что этотъ человѣ къ видѣ лъ изъ погреба потопъ собственными глазами, въ опроверженіе послѣ дователей ученію Кювье, утверждающихъ, что до потопа не было на землѣ ни людей, ни даже погребовъ. Я предпочиталъ этому [95]педантству ясное и простое заглавіе: «Записки послѣ дняго предпотопнаго человѣ ка. » Мы потеряли полчаса дорогаго времени, и ни на что̀ не согласились. Я вышелъ изъ терпѣ нія, и объявилъ доктору, что оставлю его одного въ пещерѣ, если онъ будетъ долѣ е спорить со мною о такихъ пустякахъ. Шпурцманнъ образумился.

— Хорошо! сказалъ онъ: мы рѣ шимъ заглавіе въ Европѣ.

— Хорошо! сказалъ я: теперь извольте писать.

СТѢ НА I.

«Подлѣ йшій рабъ солнца, луны и двѣ надцати звѣ здъ, управляющихъ судьбами, Шабахубосааръ сынъ Бакубарооса, сына Махубелехова, всѣ мъ читающимъ это желаемъ здравія и благополучія.

«Цѣ ль этого писанія есть слѣ дующая:

«Мучимый голодомъ, страхомъ, отчаяніемъ, лишенный всякой надежды на спасеніе, среди ужасовъ всеобщей смерти, на этомъ лоскуткѣ земли, случайно уцѣ лѣ вшемъ отъ разрушенія, рѣ шился я начертать картину страшнаго происшествія, котораго былъ свидѣ телемъ.

«Если еще кто-либо, кромѣ меня, остался въ живыхъ на землѣ; если случай, любопытство или погибель привлечетъ его, или сыновъ его, въ эту пещеру; если когда-нибудь сдѣ лается она доступною потомкамъ человѣ ка, исторгнутаго рукою судьбы изъ послѣ дняго истребленія его рода, пусть [96]прочитаютъ они мою исторію, пусть постигнутъ ея содержаніе и затрепещутъ.

«Никто уже изъ нихъ не увидитъ ни отечествъ, ни величія, ни пышности ихъ злосчастныхъ предковъ. Наши прекрасныя родины, наши чертоги, памятники и сказанія покоятся на днѣ морскомъ или подъ спудомъ новыхъ, огромныхъ горъ. Здѣ сь, гдѣ теперь простирается это бурное море, покрытое льдинами, еще недавно процвѣ тало сильное и богатое государство, блистали яркія крыши безчисленныхъ городовъ, среди зелени пальмовыхъ рощъ и бамбуковыхъ плантацій.... »

— Видите, баронъ, какъ подтверждается все, что̀ я вамъ доказывалъ объ удивительныхъ изслѣ дованіяхъ Кювье? воскликнулъ въ этомъ мѣ стѣ Шпурцманнъ.

— Вижу, отвѣ чалъ я, и продолжалъ диктовать начатое.

«.... двигались шумныя толпы народа и паслись стада подъ свѣ тлымъ и благотворнымъ небомъ. Этотъ воздухъ, испещренный гадкими хлопьями снѣ га, замѣ шанный мрачнымъ и тяжелымъ туманомъ, еще недавно былъ напитанъ благоуханіемъ цвѣ товъ и звучалъ пѣ ніемъ прелестныхъ птичекъ, вмѣ сто котораго слышны только унылое карканіе воронъ и пронзительный крикъ баклановъ. Въ томъ мѣ стѣ, гдѣ сегодня, на бушующихъ волнахъ, [97]носится эта отдаленная, высокая ледяная гора, безпрестанно увеличиваясь новыми глыбами снѣ га и окаменѣ лой воды—въ томъ самомъ мѣ стѣ, въ нѣ сколькихъ переѣ здахъ отсюда, пять недѣ ль тому назадъ возвышался нашъ великолѣ пный Хухурунъ, столица могущественной Барабіи и краса вселенной, огромностью, роскошью и блескомъ превосходившій всѣ города, какъ мамонтъ превосходитъ всѣ хъ животныхъ. И все это исчезло, какъ сонъ, какъ привидѣ ніе! …

«О Барабія! о мое отечество! гдѣ ты теперь? … гдѣ мой прекрасный домъ? … моя семья? … любезная мать, братья, сестры, товарищи и всѣ дорогіе сердцу? … Вы погибли въ общемъ разрушеніи природы, погребены въ пучинахъ новаго океана, или плаваете по его поверхности вмѣ стѣ съ льдинами, которыя трутъ ваши тѣ ла и разламываютъ ваши кости. Я одинъ остался на свѣ тѣ, но и я скоро послѣ дую за вами! …

«Въ горестномъ отчужденіи отъ всего, что прежде существовало, одни лишь воспоминанія еще составляютъ связь между мною и поглощеннымъ свѣ томъ. Но достанетъ ли у меня силы, чтобъ возобновить память всего ужаснаго и смѣ шнаго, сопровождавшаго мучительную его кончину? … Вода смыла съ лица земли послѣ дній слѣ дъ глупостей и страданій нашего рода, и я не имѣ ю права нарушать тайны, которою сама природа, быть-можетъ, для нашей чести, покрыла его существованіе. Итакъ, я ограничусь здѣ сь личными моими чувствованіями и приключеніями: они принадлежатъ мнѣ одному, и я, для собственнаго моего [98]развлеченія, опишу ихъ подробно съ самаго начала постигшаго насъ бѣ дствія.

«Въ 10-й день второй луны, сего 11, 789 года, въ сѣ веро-восточной сторонѣ неба, появилась небольшая комета. Я тогда находился въ Хухурунѣ. Вечеръ былъ безподобный; несмѣ тное множество народа весело и беззаботно гуляло по мраморной набережной Лены, и лучшее общество столицы оживляло ее своимъ присутствіемъ. Прекрасный полъ.... прекрасный полъ…? »

— Чѣ мъ вы затрудняетесь, баронъ? прервалъ Шпурцманнъ, приподнимая голову. Переводите, ради Бога: это очень любопытно.

— Затрудняюсь тѣ мъ, отвѣ чалъ я, что не знаю, какъ назвать разные роды древнихъ женскихъ нарядовъ, о которыхъ здѣ сь упоминается.

— Нужды нѣ тъ; называйте ихъ нынѣ шними именами, съ присовокупленіемъ общаго прилагательнаго antediluvianus, «предпотопный». Мы въ сравнительной анатоміи такъ называемъ все то, что̀ неизвѣ стно, когда оно существовало. Это очень удобно.

— Хорошо. Итакъ, пишите.

«Предпотопный прекрасный полъ, въ богатыхъ предпотопныхъ клокахъ, съ щегольскими предпотопными шляпками на головѣ и предпотопными турецкими шалями, искусно накинутыми на плеча, [99]сообщалъ этому стеченію видъ столь же пестрый, какъ и заманчивый. »

— Прекрасно! воскликнулъ мой докторъ, нюхая табакъ: и коротко и ясно.

— Но мнѣ кажется, примолвилъ я, что было бы еще короче, не прибавлять слова предпотопный.

— Конечно! отвѣ чалъ онъ, это будетъ еще короче.

— Не прерывайте же меня теперь, сказалъ я; а то мы никогда не кончимъ.

«Лучи заходящаго солнца, изливаясь розовыми струями сквозь длинныя и высокія колоннады дворцовъ, украшавшихъ противоположный берегъ рѣ ки, и озаряя волшебнымъ свѣ томъ желтыя и голубыя крыши храмовъ, восхищали праздныхъ зрителей, болѣ е занятыхъ своими удовольствіями, чѣ мъ кометою и даже новостями изъ арміи. Барабія была тогда въ войнѣ съ двумя сильными державами: къ юго-западу (около Шпицбергена и Новой Земли^[5], мы вели кровопролитную войну съ Мурзуджаномъ, повелителемъ обширнаго государства, населеннаго неграми, а на внутреннемъ морѣ [100](что̀ нынѣ Киргизская Степь) нашъ флотъ сражался со славою противъ соединенныхъ силъ Пшармахіи и Гарры. Нашъ царь, Мархусахаабъ, лично предводительствовалъ войсками противъ чернаго властелина, и прибывшій наканунѣ гонецъ привезъ радостное извѣ стіе объ одержанной нами незабвенной побѣ дѣ.

«Я тоже гулялъ по набережной, но на меня не только комета и побѣ да, но даже и величественная игра лучей солнца, не производили впечатлѣ нія. Я былъ разсѣ янъ и грустенъ. За часъ передъ тѣ мъ я былъ у моей Саяны, прелестнѣ йшей изъ женщинъ, жившихъ когда-либо на земномъ шарѣ, —у Саяны, съ которою долженствовалъ я скоро соединиться неразрывными узами брака и семейнаго счастія, —и разстался съ нею съ сердцемъ, отравленнымъ подозрѣ ніями и ревностью. Я былъ ревнивъ до крайности; она была до крайности вѣ трена. Нѣ сколько уже разъ случалось мнѣ быть въ размолвкѣ съ нею и всегда оставаться виноватымъ; но теперь я имѣ лъ ясное доказательство ея измѣ ны. Теперь я самъ видѣ лъ, какъ она пожала руку молодому (предпотопному) франту, Саабарабу. — Возможно ли, думалъ я, чтобъ столько коварства, вѣ роломства, таилось въ юной и неопытной дѣ вушкѣ, и еще подъ такою обворожительною оболочкою красоты, невинности, нѣ жности? … Она такъ недавно клялась мнѣ, что кромѣ меня никого въ свѣ тѣ любить не можетъ; что безъ меня скучаетъ, чувствуетъ себя несчастною; что мое присутствіе для нея благополучіе, мое прикосновеніе—жизнь! … Но, можетъ-статься, я [101]ошибаюсь: можетъ-быть, я не то видѣ лъ, и она вѣ рна мнѣ по-прежнему? … Въ самомъ дѣ лѣ, я не думаю, чтобы она могла любить кого-нибудь другаго, особенно такого вертопраха, каковъ Саабарабъ.... Впрочемъ, онъ красавецъ, знатенъ и наглъ: многія женщины отъ него безъ памяти.... Да и что̀ значила эта рука въ его рукѣ?.. Откуда такая холодность въ обращеніи со мною? … Она даже не спросила меня, когда мы опять увидимся! … Я приведу все это въ ясность. И если удостовѣ рюсь, что она дѣ йствительно презираетъ мою любовь, то клянусь солнцемъ и луною…! — Тутъ мои разсужденія были вдругъ остановлены: я упалъ на мостовую, разбилъ себѣ лобъ, и былъ оглушенъ пронзительномъ визгомъ придавленнаго мною человѣ ка, который кричалъ мнѣ въ самое ухо: —«Ай! … ай! … Шабахубосааръ! … сумасшедшій! … что̀ ты дѣ лаешь? … ты меня убилъ! … ты меня душишь! … Господа! … пособите! …»

«Я вскочилъ на ноги, весь въ пыли и изумленіи среди громкаго смѣ ха прохожихъ и плоскихъ замѣ чаній моихъ пріятелей, и тогда только примѣ тилъ, что, обуреваемый страстью, я такъ быстро мчался по набережной, что затопталъ главнаго хухурунскаго астронома, горбатаго Шимшика, бывшаго нѣ когда моимъ учителемъ. Шимшикъ хотѣ лъ воспользоваться появленіемъ кометы на небѣ, чтобъ на землѣ обратить общее вниманіе на себя. Ставъ важно посреди гульбища, онъ вытянулъ шею, и не сводилъ тусклыхъ глазъ своихъ съ кометы, въ томъ упованіи, что гуляющіе узнаютъ по его лицу отношенія его по должности къ этому свѣ тилу; [102]но въ это время неосторожно былъ опрокинутъ мною на мостовую.

«Прежде всего, я пособилъ почтенному астроному привстать съ земли. Мы уже были окружены толпою ротозѣ евъ. Тогда, какъ онъ чистилъ и приводилъ въ порядокъ свою бороду, я поправилъ на немъ платье, и подалъ ему свалившійся съ головы его остроконечный колпакъ, извиняясь передъ нимъ въ моей опрометчивости. Но старикъ былъ чрезвычайно раздраженъ моимъ поступкомъ, и обременялъ меня упреками, что я не умѣ ю уважать его сѣ динъ и глубокихъ познаній; что онъ давно предсказалъ появленіе этой кометы, и что я, опрокинувъ его во время астрономическихъ его наблюденій, разбилъ въ дребезги прекрасную систему, которую создавалъ онъ о теченіи, свойствѣ и пользѣ кометъ. Я безмолвно выслушалъ его выговоры, ибо зналъ, что это громкое негодованіе имѣ ло болѣ е предметомъ дать знать народу, что онъ астрономъ и важное лицо въ этомъ случаѣ, чѣ мъ огорчить или унизить меня передъ посторонними. Веселость зрителей, возбужденная его приключеніемъ, вдругъ превратилась въ любопытство, какъ скоро узнали они, что этотъ горбатый человѣ къ можетъ растолковать имъ значеніе появившейся на небѣ метлы. Они осыпали его вопросами, и онъ, въ своихъ отвѣ тахъ, умѣ лъ сообщить себѣ столько важности, что многіе подумали, будто онъ въ самомъ дѣ лѣ управляетъ кометами и можетъ разразить любое свѣ тило надъ головою всякаго, кто не станетъ оказывать должнаго почтенія ему и его наукѣ. [103]

«Я зналъ наклонность нашего мудреца къ шарлатанству, и, при первой возможности, утащилъ его оттуда, хотя онъ неохотно оставлялъ поприще своего торжества. Когда мы очутились съ-глазу-на-глазъ, я сказалъ ему:

— Любезный Шимшикъ, вы крѣ пко настращали народъ этою кометою.

— Нужды нѣ тъ! отвѣ чалъ онъ равнодушно: это возбуждаетъ въ невѣ ждахъ уваженіе къ наукамъ и ученымъ.

— Но вы сами мнѣ говорили....

— Я всегда говорилъ вамъ, что придетъ комета. Я предсказывалъ это лѣ тъ двадцать тому назадъ.

— Но вы говорили также, что кометъ нечего бояться; что эти свѣ тила не имѣ ютъ никакой связи ни съ землею, ни съ судьбами ея жителей.

— Да, я говорилъ это; но теперь я сочиняю другую, совсѣ мъ новую систему міра, въ которой хочу дать кометамъ занятіе нѣ сколько важнѣ е прежняго. Я имѣ ю убѣ дительныя къ тому причины, которыя объясню тебѣ послѣ. Но ты, любезный Шабахубосааръ! ты рыскаешь по гульбищамъ, какъ шальной палеотеріонъ. Ты чуть не задавилъ твоего стараго учителя, внезапно обрушившись на него всѣ мъ тѣ ломъ. Я уже думалъ, что комета упала съ неба прямо на меня.

— Простите, почтенный Шимшикъ; я былъ разсѣ янъ, почти не свой....

— Я знаю причину твоей разсѣ янности. Ты все еще возишься съ своею Саяною. Вѣ рно, она тебѣ измѣ нила? [104]

— Отнюдь не то. Я люблю ее, обожаю; она достойна моей любви, хотя, кажется, немножко.... вѣ трена.

— Вѣ дь я тебѣ предсказывалъ это, восемь мѣ сяцевъ тому назадъ? Ты не хотѣ лъ вѣ рить!

— Она.... она кокетка.

— Я предсказалъ это, когда она еще была малюткою. Мои предсказанія всегда сбываются. И эта комета....

— Я признаюсь вамъ, что я въ отчаяніи....

— Понапрасну, другъ мой, Шабахубосааръ! Что̀ же тутъ необыкновеннаго? … Всѣ наши женщины ужасныя кокетки. »

— Постойте, баронъ; одно слово! вскричалъ опять мой пріятель Шпурцманнъ. Я думаю, вы не такъ переводите.

— Съ чего же вы это взяли? возразилъ я.

— Вы уже во второй разъ упоминаете о кокеткахъ, сказалъ онъ. Я не думаю, чтобъ кокетки были извѣ стны еще до потопа.... Тогда водились мамонты, мегалосауры, плезіосауры, палеотеріоны и разные драконы и гидры; но кокетки, это произведенія новѣ йшихъ временъ.

— Извините, любезный докторъ, отвѣ чалъ я Шпурцманну. Вотъ іероглифъ, лисица безъ сердца: это по грамматикѣ Шампольона-Младшаго, должно означать кокетку. Я, кажется, знаю языкъ іероглифическій, и перевожу грамматически.

— Можетъ-статься! примолвилъ онъ: однакожъ ни Кювье, ни Шейхцеръ, ни Гомъ, ни Букландъ, [105]ни Броньяръ, ни Гумбольтъ, не говорятъ ни слова объ окаменѣ лыхъ кокеткахъ, и остава древней кокетки нѣ тъ ни въ парижскомъ Музеумѣ, ни въ петербургской Кунсткамерѣ.

— Это ужъ не мое дѣ ло! сказалъ я. Я перевожу такъ, какъ здѣ сь написано. Извольте писать.

«Всѣ наши женщины ужасныя кокетки…»

— Постойте, баронъ! прервалъ еще разъ докторъ. Воля ваша, а здѣ сь необходимо, къ слову «женщины» прибавить предпотопныя или ископаемыя. Боюсь, что нынѣ шнія дамы станутъ обижаться нашимъ переводомъ, и сама цензура не пропуститъ этого мѣ ста, когда мы захотимъ его напечатать. Позвольте поставить это поясненіе въ скобкахъ.

— Хорошо, хорошо! отвѣ чалъ я. Пишите, какъ вамъ угодно, только мнѣ не мѣ шайте.

— Ужъ болѣ е не скажу ни слова.

— Помните же, что это говоритъ астрономъ своему воспитаннику, Шабахубосаару.

«Всѣ наши (предпотопныя или ископаемыя) женщины ужасныя кокетки. Это естественное слѣ дствіе той неограниченной свободы, которою онѣ у насъ пользуются. Многіе наши мудрецы утверждаютъ, что безъ этого наши общества никогда не достигли бы той степени образованности и [106]просвѣ щенія, на которой они теперь находятся; но я никакъ не согласенъ съ ихъ мнѣ ніемъ. Просвѣ щеннымъ можно сдѣ латься и заперши свою жену замкомъ въ спальнѣ —даже еще скорѣ е; а что̀ касается до высокой образованности, то спрашиваю: что такое называемъ мы этимъ именемъ? —утонченный развратъ, и только! —развратъ, приведенный въ систему, подчиненный извѣ стнымъ правиламъ, предсѣ дательскія кресла котораго уступили мы женщинамъ. Зато онѣ ужъ управляютъ имъ совершенно въ свою пользу, распространяя свою власть и стѣ сняя наши права всякій день болѣ е и болѣ е. Могущество ихъ надъ обществомъ дошло въ наше время до своей высочайшей точки: онѣ завладѣ ли всѣ мъ, нравами, разговорами, дѣ лами, и насъ не хотятъ болѣ е имѣ ть своими мужьями, а только любовниками и невольниками. При такомъ порядкѣ вещей, общества неминуемо должны погибнуть.

— Вы, почтенный астрономъ, принадлежите, какъ вижу, къ партіи супружескаго абсолютизма.

— Я принадлежу къ партіи людей благонамѣ ренныхъ и не люблю революцій въ спальняхъ, какія теперь происходятъ во многихъ государствахъ. Прежде, этого не было. Пагубное ученіе о допущеніи женщинъ къ участію въ дѣ лахъ, о верховной ихъ власти надъ обществомъ, появилось только въ наше время, и онѣ, при помощи молодыхъ повѣ съ, совершенно насъ поработили. У насъ, въ Барабіи, это еще хуже, чѣ мъ въ другихъ мѣ стахъ. Наконецъ и правительства убѣ дились, что съ подобными началами, общества существовать не [107]могутъ, и повсюду принимаются мѣ ры къ прекращенію этихъ нравственныхъ бунтовъ. Посмотрите, какія благоразумныя мѣ ры приняты въ Гаррѣ, Шандарухіи и Хаахабурѣ, для обузданія гидры женскаго своенравія! Говорятъ, что въ Бамбуріи власть мужа уже совершенно возстановлена, хотя въ нашихъ гостиныхъ утверждаютъ, что въ тамошнихъ супружествахъ еще происходятъ смятенія и драки. Но и мы приближаемся къ важному общественному перелому: надѣ юсь, что владычество юбокъ скоро кончится въ нашей святой Барабіи. Знаешь ли, Шабахубосааръ, настоящую цѣ ль нашего похода противъ Негровъ Шахъ-шухъ (Новой Земли)?

— Нѣ тъ, не знаю.

— Такъ я тебѣ скажу. Это большая тайна; но я узналъ ее черезъ моего пріятеля, великаго жреца Солнца, который давно уговариваетъ царя принять дѣ йствительныя мѣ ры къ ограниченію чрезмѣ рной свободы женскаго пола. Мы предприняли эту войну единственно для этой цѣ ли. Все обдумано, предусмотрѣ но, какъ нельзя лучше. Мы надѣ емся поработить полмилліона араповъ и составить изъ нихъ грозную армію евнуховъ. Они будутъ приведены сюда въ видѣ военноплѣ нныхъ и распредѣ лены по домамъ, подъ предлогомъ квартиры, по одному человѣ ку на всякое супружество. При помощи ихъ, въ назначенный день, мы схватимъ нашихъ женъ, запремъ ихъ въ спальняхъ, и приставимъ къ дверямъ надежныхъ стражей. Тогда и я съ великимъ жрецомъ, хоть старики, имѣ емъ въ виду жениться на молодыхъ [108]дѣ вушкахъ, и будемъ вкушать настоящее супружеское счастіе. Но заклинаю тебя, не говори о томъ никому въ свѣ тѣ, ибо испортишь все дѣ ло. Ежели мы этого не сдѣ лаемъ, то—увидишь! —не только съ нами, но и со всѣ мъ родомъ человѣ ческимъ, и съ цѣ лою нашею планетою, можетъ случиться, изъ-за женщинъ, величайшее бѣ дствіе! …

— Вы шутите, любезный Шимшикъ?

— Не шучу, братецъ. Я убѣ жденъ въ этомъ: женщины насъ погубятъ. Но мы предупредимъ несчастіе: скоро будетъ конецъ ихъ самовластію надъ нравами. Совѣ тую и тебѣ, Шабахубосааръ, отложить свою женитьбу до благополучнаго окончанія войны съ неграми.

«Я смѣ ялся до слезъ, слушая разсужденія главнаго астронома, и, для большей потѣ хи, нарочно подстрекалъ его возраженіями. Какъ ни странны были его мнѣ нія, какъ ни забавны свѣ дѣ нія, сообщенныя ему по секрету, но они, по-несчастію, были не безъ основанія. Съ нѣ котораго времени всѣ почти народы были поражены предчувствіемъ какого-то ужаснаго бѣ дствія; на землѣ провозглашались самыя мрачныя пророчества. Родъ человѣ ческій, казалось, предвидѣ лъ ожидающее его наказаніе за повсемѣ стный развратъ нравовъ; и какъ сильнѣ йшіе всегда сваливаютъ вину на слабыхъ, то все зло было естественно приписано людьми женскому ихъ полу. Повсюду принимались мѣ ры противъ неограниченной свободы женщинъ, хотя мужчины не вездѣ оставались побѣ дителями. Это было время гоненія на юбки: всѣ супружества въ разбранкѣ; въ обществахъ господствовалъ хаосъ. [109]

Шимшикъ разстался со мною очень поздно. Его причуды нѣ сколько разсѣ яли мою грусть. Какъ я былъ сердитъ на Саяну, то озлобленіе стараго астронома противъ прекраснаго пола отчасти заразило и мое сердце, и, ложась спать, я даже сотворилъ молитву къ Лунѣ объ успѣ хѣ нашего оружія противъ негровъ.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 Следующая ⇒