Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





УЧЕНОЕ ПУТЕШЕСТВІЕ 3 страница



На другой день я засталъ городъ въ тревогѣ. Всѣ толковали о кометѣ, Шимшикѣ, его колпакѣ и его предсказаніяхъ. Итакъ, маленькое небесное тѣ ло и маленькій неуклюжій педантъ, о которыхъ прежде никто и не думалъ, теперь сдѣ лались предметомъ общаго вниманія! И все это потому, что я этого педанта сшибъ съ ногъ на мостовой!! … О люди! о умы! …

Я побѣ жалъ къ своей любезной съ твердымъ намѣ реніемъ въ душѣ наказать ее за вчерашнюю вѣ тренность самымъ холоднымъ съ нею обращеніемъ. Сначала мы даже не смотрѣ ли другъ на друга. Я завелъ разговоръ о кометѣ. Она обнаружила нетерпѣ ніе. Я сталъ разсказывать о моемъ приключеніи съ Шимшикомъ, и продолжалъ казаться равнодушнымъ. Она начала сердиться. Я показалъ видъ, будто этого не примѣ чаю. Она бросилась мнѣ на шею, и сказала, что меня обожаетъ. Ахъ, коварная! … Но таковы были всѣ наши (ископаемыя[6] женщины: слава Солнцу и Лунѣ, что онѣ потонули! …

Я былъ обезоруженъ, и даже самъ просилъ прощенія. Наступили объясненія, слезы, клятвы; [110]оказалось, что вчера я не то видѣ лъ; что у меня долженъ быть странный порокъ въ глазахъ; и полная амнистія за прошедшее была объявлена съ обѣ ихъ сторонъ. Я былъ въ восторгѣ и рѣ шился принудить ея родителей и мою мать къ скорѣ йшему окончанію дѣ ла, тѣ мъ болѣ е, что женитьба во всякомъ случаѣ почиталась у насъ (т. е. до потопа[7] вѣ рнѣ йшимъ средствомъ къ прекращенію любовныхъ терзаній.

Хотя бракъ мой съ прекрасною Саяной давно уже былъ условленъ нашими родителями, но приведеніе его въ дѣ йствіе съ нѣ котораго времени встрѣ чало разныя препятствія. Отецъ моей любезной занималъ при дворѣ значительное мѣ сто: онъ былъ отчаянный церемоніймейстеръ, и гордился тѣ мъ, что ни одинъ изъ царедворцевъ не умѣ лъ поклониться ниже его. Онъ непремѣ нно требовалъ, чтобъ я напередъ какъ-нибудь втерся въ дворцовую переднюю и подвергнулъ себя испытанію, отвѣ сивъ въ его присутствіи поклонъ хоть намѣ стнику государства, когда тотъ будетъ проходить съ бумагами: опытный церемоніймейстеръ хотѣ лъ заключить, по углу наклоненія моей спины къ полу передней при первомъ моемъ поклонѣ, далеко ли пойдетъ зять его на поприщѣ почестей. Съ другой стороны, моя мать была весьма недовольна будущею моею тещею: послѣ дняя считала себя не только знаменитѣ е родомъ, но и моложе ея, тогда какъ матушка знала съ достовѣ рностью, что моя теща была старѣ е ея [111]шестьюдесятью годами: ей тогда было только двѣ сти-пятьдесятъ-пять лѣ тъ, а той уже за триста! … Онѣ часто отпускали другъ на друга презлыя остроты, хотя, въ обществахъ, казались душевными пріятельницами. Матушка не совѣ товала мнѣ спѣ шить свадьбою, подъ предлогомъ, что, по дошедшимъ до нея свѣ дѣ ніямъ, дѣ ла родителей Саяны находились въ большомъ разстройствѣ. Мать моей невѣ сты желала выдать ее за меня замужъ, но болѣ е была занята собственными своими удовольствіями, чѣ мъ судьбою дочери. Но главною преградою къ скорому совершенію брака былъ мой дядя, Шашабаахъ. Онъ строилъ себѣ великолѣ пный домъ, съ нѣ сколькими сотнями огромныхъ колоннъ, и, по своему богатству, былъ чрезвычайно уважаемъ какъ отцомъ, такъ и матерью Саяны. Любя меня, какъ роднаго сына, онъ объявилъ, что никто, кромѣ его, не имѣ етъ права пещись о моемъ домашнемъ счастіи, и рѣ шилъ своею властью, что нельзя и думать о моей свадьбѣ, пока не отдѣ лаетъ онъ своей большой залы и не развѣ ситъ своихъ картинъ, ибо теперь у него негдѣ дать балъ на такой торжественный случай. Судя по упрямству дяди Шашабааха и по раболѣ пному благоговѣ нію нашихъ родныхъ передъ его причудами, это препятствіе болѣ е всѣ хъ прочихъ казалось непреодолимымъ. Я не зналъ, что̀ дѣ лать. Я былъ влюбленъ и ревнивъ. Саяна меня обожала; но, пока дядя развѣ силъ бы свои картины, самая добродѣ тельная любовница успѣ ла бы разъ десять измѣ нить своему другу. Положеніе мое было самое затруднительное: я призналъ [112]необходимымъ выйти изъ него, во что̀ бы то ни стало.

Я побѣ жалъ къ матушкѣ, чтобъ понудить ее къ рѣ шенію моей судьбы, и поссорился съ нею ужасно. Потомъ пошелъ къ отцу Саяны: тотъ, вмѣ сто отвѣ та, прочиталъ мнѣ сочиненную имъ программу церемоніяла для приближающагося при дворѣ праздника, и отослалъ меня къ своей женѣ. Будущая моя теща, бывъ наканунѣ оставлена своимъ любовникомъ, встрѣ тила меня грозною выходкою противъ нашего пола, доказывая, что всѣ мужчины негодяи и не сто̀ ютъ того, чтобы женщины ихъ любили. Я обратился къ дядѣ Шашабааху, но и тутъ не могъ добиться толку: онъ заставилъ меня цѣ лый день укладывать съ нимъ антики въ новой великолѣ пной его библіотекѣ; на всѣ мои отзывы о Саянѣ, о любви, о необходимости положить конецъ моимъ мученіямъ, отвѣ чалъ длинными разсужденіями объ искусствѣ обжигать горшки у древнихъ, и прогналъ меня отъ себя палкою, когда я, потерявъ терпѣ ніе и присутствіе духа, уронилъ изъ рукъ на землю и разбилъ въ куски большой фаянсовый горшокъ особеннаго вида, древность котораго, по его догадкамъ, восходила до двѣ сти-пятнадцатаго года отъ сотворенія свѣ та. Я плакалъ, проклиналъ холодный эгоизмъ стариковъ, не постигающихъ пылкости юнаго сердца; но не унывалъ. Послѣ многократныхъ просьбъ, отсрочекъ, споровъ и огорченій, наконецъ успѣ лъ я довести родныхъ до согласія; но, когда они сбирались объявить намъ его въ торжественномъ засѣ даніи за званымъ [113]обѣ домъ, я вдругъ разсорился съ Саяною за то, что она слишкомъ сладко улыбалась одному молодому человѣ ку. Все рушилось; я опять былъ повергнутъ въ отчаяніе.

Я поклялся никогда не возвращаться къ коварной, и цѣ лыхъ трое сутокъ свято сдержалъ свой обѣ тъ. Чтобъ никто не мѣ шалъ мнѣ сердиться, я ходилъ гулять въ мѣ стахъ уединенныхъ, гдѣ не было ни живой души, гдѣ даже не было измѣ нницъ. Однажды, ночь застигла меня въ такой прогулкѣ. Нѣ тъ сомнѣ нія, что размолвка съ любезною есть удобнѣ йшее время для астрономическихъ наблюденій, и самая астрономія была, какъ извѣ стно, изобрѣ тена въ IV вѣ кѣ отъ сотворенія свѣ та однимъ великимъ мудрецомъ, подравшимся ввечеру съ женою и прогнаннымъ ею изъ спальни. Съ досады, я сталъ считать звѣ зды на небѣ, и увидѣ лъ, что комета, которую, хлопоча о своей женитьбѣ, совсѣ мъ выпустилъ изъ виду, съ-тѣ хъ-поръ необыкновенно увеличилась въ своемъ объемѣ. Голова ея уже не уступала величиною лунѣ, а хвостъ, блѣ дно-желтаго цвѣ та, разбитый на двѣ полосы, закрывалъ собою огромную часть небеснаго свода. Я удивился, какимъ образомъ такая перемѣ на въ наружномъ ея видѣ ускользнула отъ моего вѣ дома и вниманія. Пораженный странностью зрѣ лища и наскучивъ одиночествомъ, я пошелъ къ пріятелю Шимшику потолковать объ этомъ. Его не было дома; но мнѣ сказали, что онъ на обсерваторіи, и я побѣ жалъ туда. Астрономъ былъ въ одной рубахѣ, безъ колпака и безъ чулокъ, и стоялъ прикованный правымъ глазомъ къ [114]астролябіи, завязавъ лѣ вый свой глазъ скинутымъ съ себя отъ жары исподнимъ платьемъ. Онъ подалъ мнѣ знакъ рукою, чтобъ я не прерывалъ его занятія. Я простоялъ подлѣ него нѣ сколько минутъ въ безмолвіи.

—  Чѣ мъ вы такъ заняты? спросилъ я, когда онъ кончилъ свое дѣ ло и выпрямился передо мною, держась руками за спину.

—  Я дѣ лалъ наблюденія надъ хвостомъ кометы, отвѣ чалъ онъ съ важностью. Знаете ли вы его величину?

—  Буду знать, когда вы мнѣ скажете.

—  Онъ простирается на 45 милліоновъ миль: это болѣ е чѣ мъ дважды разстояніе земли отъ солнца.

—  Но объясните мнѣ, почтеннѣ йшій Шимшикъ, какъ это сдѣ лалось, что онъ такъ скоро увеличился. Помните ли, какъ онъ казался малымъ въ тотъ вечеръ, когда я опрокинулъ васъ на набережной?

—  Гдѣ же вы бывали, что не знаете, какъ и когда онъ увеличился? Вы все заняты своею вздорною любовію, и не видите, не слышите того, что̀ происходитъ вокругъ васъ. Полно, любезнѣ йшій! … при такомъ ослѣ пленіи, вы и того не примѣ тите, какъ ваша любезная поставитъ вамъ на лбу комету съ двумя хвостами длиннѣ е этихъ.

—  Оставьте ее въ покоѣ, г. астрономъ. Лучше будемъ говорить о томъ, что̀ у насъ передъ глазами.

—  Съ удовольствіемъ. Вотъ, изволите видѣ ть: тогда какъ вы не сводили глазъ съ розоваго личика Саяны, эта комета совсѣ мъ перемѣ нила свой [115]видъ. Прежде она казалась маленькою, блѣ дно-голубаго цвѣ та; теперь, по мѣ рѣ приближенія къ солнцу, со дня на день представляется значительнѣ е и сдѣ лалась желтою съ темными пятнами. Я измѣ рилъ ея ядро и атмосферу: первое, по-видимому, довольно плотное, имѣ етъ въ поперечникѣ только 189 миль; но ея атмосфера простирается на 7, 000 миль и образуетъ изъ нея тѣ ло втрое больше земли. Она движется очень быстро, пролетая въ часъ слишкомъ 50, 000 миль. Судя по этому и по ея направленію, недѣ ли черезъ три она будетъ находиться только въ 200, 000 миляхъ отъ земли. Но всѣ эти подробности давно извѣ стны изъ моего послѣ дняго сочиненія.

—  Я въ первый разъ объ нихъ слышу, сказалъ я.

—  И не удивительно! воскликнулъ мудрецъ. Куда вамъ и думать о тѣ лахъ небесныхъ, завязши по шею въ такомъ бѣ ломъ земномъ тѣ льцѣ! Когда я былъ молодъ, я тоже охотнѣ е волочился за красотками, чѣ мъ за хвостомъ кометы. Но вы, вѣ рно, и того не знаете, что постепенное увеличеніе этой кометы поразило здѣ шнихъ жителей ужаснымъ страхомъ? …

—  Я не боюсь кометъ, и на чужой страхъ не обращалъ вниманія.

—  Что царскій астрономъ, Бурубухъ, мой соперникъ и врагъ, для успокоенія встревоженныхъ умовъ, издалъ преглупое сочиненіе, на которое я буду отвѣ чать? …

—  Все это для меня новость.

—  Да! … онъ издалъ сочиненіе, которое [116]удовлетворило многихъ, особенно такихъ дураковъ и трусовъ, какъ онъ самъ. Но я обнаружу его невѣ жество; я докажу ему, что онъ, просиживая по цѣ лымъ утрамъ въ царской кухнѣ, въ состояніи понимать только теорію обращенія жаркаго на своей оси, а не обращеніе небесныхъ свѣ тилъ. Онъ утверждаетъ, что эта комета, хотя и подойдетъ довольно-близко къ землѣ, но не причинитъ ей никакого вреда; что вступивъ въ кругъ дѣ йствія притягательной ея силы, если ее хорошенько попросятъ, она можетъ сдѣ латься ея спутникомъ, и мы будемъ имѣ ть двѣ луны, вмѣ сто одной: не то она пролетитъ мимо, и опять изчезнетъ; что наконецъ, нѣ тъ причины опасаться столкновенія ея съ земнымъ шаромъ, ни того, чтобъ она разбила его въ дребезги, какъ старый горшокъ, потому-что она жидка, какъ кисель, состоитъ изъ грязи и паровъ, и прочая, и прочая. Можете ли вы представить себѣ подобный глупости? …

—  Но вы сами прежде были того мнѣ нія, и, когда я учился у васъ астрономіи....

—  Конечно! … Прежде оно въ самомъ дѣ лѣ такъ было, и мой соперникъ такъ думаетъ объ этомъ по-сю-пору; но теперь я перемѣ нилъ свой образъ мыслей. Я же не могу быть согласнымъ въ мнѣ ніяхъ съ такимъ невѣ ждою, какъ Бурубухъ? Вы сами понимаете, что это было бы слишкомъ для меня унизительно. Поэтому, я сочиняю новую теорію мірозданія и, при помощи солнца и луны, употреблю ее для уничтоженія его. По моей теоріи, кометы играли важную роль въ образованіи солнцъ и планетъ. Знаете ли, любезный [117]Шабахубосааръ, что было время, когда кометы валились на землю, какъ гнилыя яблоки съ яблони?

—  Въ то время, я думаю, опасно было даже ходить по улицамъ, сказалъ я съ улыбкою. Я ни за что не согласился бы жить въ такомъ вѣ кѣ, когда, вынимая носовой платокъ изъ кармана, вдругъ можно было выронить изъ него на мостовую комету, мимоходомъ упавшую туда съ неба.

—  Вы шутите! возразилъ астрономъ: однакожъ это правда. И доказательство тому, что кометы не разъ падали на землю, имѣ ете вы въ этихъ высокихъ хребтахъ горъ, грозно торчащихъ на шару нашей планеты и загромождающихъ ея поверхность. Все это обрушившіяся кометы, тѣ ла, прилипшія къ землѣ, помятыя и переломленныя въ своемъ паденіи. Довольно взглянуть на устройство каменныхъ горъ, на безпорядокъ ихъ слоевъ, чтобъ убѣ диться въ этой истинѣ. Иначе поверхность нашей планеты была бы совершенно гладка: нельзя даже предположить, чтобъ природа, образуя какой-нибудь шаръ, первоначально не произвела его совсѣ мъ круглымъ и ровнымъ, и нарочно портила свое дѣ ло выпуклостями, шероховатостями....

—  Поэтому, любезный мой Шимшикъ, воскликнулъ я, смѣ ясь громко: и ваша голова первоначально, въ дѣ тскихъ лѣ тахъ, была совершенно круглымъ и гладкимъ шаромъ, носъ же, торчащій на ней, есть вѣ роятно постороннее тѣ ло, родъ кометы, случайно на нее упавшей....

—  Милостивый государь! вскричалъ разгнѣ ванный астрономъ: развѣ вы пришли сюда [118]издѣ ваться надо мною? Подите, шутите, съ кѣ мъ вамъ угодно. Я не люблю шутокъ надъ тѣ мъ, что̀ относится къ кругу наукъ точныхъ.

Я извинялся въ моей непочтительной веселости, однако жъ не переставалъ смѣ яться. Его ученіе казалось мнѣ столь забавнымъ, что, даже разставшись съ нимъ, я думалъ болѣ е объ его носѣ, чѣ мъ о вѣ роломной Саянѣ. Проснувшись на слѣ дующее утро, прежде всего вспомнилъ я объ его теоріи: я опять сталъ смѣ яться, смѣ ялся отъ чистаго сердца, и кончилъ мыслію, что она въ состояніи даже излечить меня отъ моей несчастной любви. Но въ ту минуту отдали мнѣ записку отъ.... Кровь во мнѣ закипѣ ла: я увидѣ лъ почеркъ моей мучительницы. Она упрекала меня въ непостоянствѣ, въ жестокости! … увѣ ряла, что она меня любитъ, что она умретъ, ежели я не отдамъ справедливости чистой, пламенной любви ея! … Всѣ мои обѣ ты и теоріи Шимшика были въ одно мгновеніе ока, подобно опрокинутой, по его ученію, кометѣ, смяты, переломаны, перепутаны въ своихъ слояхъ и свалены въ безобразную груду. Она права! … я виноватъ, я непостояненъ! … Она такъ великодушна, что прощаетъ меня за мою вѣ тренность, мое жестокосердіе! … Черезъ полчаса я уже былъ у ногъ добродѣ тельной Саяны и, спустя еще минуту, въ ея объятіяхъ.

Я опять былъ счастливъ, и съ новымъ усердіемъ началъ хлопотать о своемъ дѣ лѣ. Надобно было снова сблизить и согласить родныхъ, разгнѣ ванныхъ на меня и, при сей вѣ рной оказіи, перессорившихся между собою; вынести ихъ [119]упреки и выговоры, склонить матушку, выслушать всѣ разсужденія дяди Шашабааха и польстить тещѣ, которая столь же пламенно желала освободиться отъ присутствія дочери въ домѣ, сколько и надоѣ сть ея свекрови и получить меня своими капризами. Прибавьте къ тому приготовленія къ свадьбѣ, совѣ ты старушекъ, опасенія ревнивой любви, мою нетерпѣ ливость, легкомысленность Саяны и тучи сплетней, разразившихся надъ моею головою, какъ скоро моя женитьба сдѣ лалась извѣ стною въ городѣ —и вы будете имѣ ть понятіе объ ужасахъ пути, по которому долженъ я былъ пробираться къ домашнему счастію.

Этотъ адъ продолжался двѣ недѣ ли. Къ довершенію моихъ страданій, событія сердца безпрестанно сплетались у меня съ хвостомъ кометы. Я долженъ былъ, въ одно и то же время, отвѣ чать на скучные комплименты знакомцевъ, ссориться съ невѣ стою за всякій пущенный мимо меня взглядъ, за всякую зароненную въ чужое сердце улыбку, и разсуждать со всѣ ми о небесной метлѣ, которая, безпрестанными своими измѣ неніями, ежедневно подавала поводъ къ новымъ толкамъ. И когда уже гости созваны были на свадьбу, тотъ же хвостъ еще преградилъ мнѣ путь въ капище Духа Супружеской Вѣ рности, съ нетерпѣ ніемъ ожидавшаго нашей присяги. Мой Шимшикъ, не довольствуясь изданіемъ въ свѣ тъ сочиненія, предсказывающаго паденіе кометы на землю, еще уговорилъ своего пріятеля, великаго жреца Солнца, воспользоваться, съ нимъ пополамъ, произведенною въ народѣ тревогою; и, въ самый день [120]моей свадьбы, глашатаи извѣ стили жителей столицы, что, для отвращенія угрожающаго бѣ дствія, колоссальный истуканъ небеснаго Рака будетъ вынесенъ изъ храма на площадь, и что, по совершеніи жертвоприношенія, самъ великій жрецъ будетъ заклинать его всенародно, чтобы онъ, священными своими клещами, поймалъ комету за хвостъ и удержалъ ее отъ паденія. Расчетъ былъ весьма основателенъ; потому-что, если комета пролетитъ мимо, это будетъ приписано народомъ святости великаго жреца; если же обрушится, то Шимшикъ пріобрѣ тетъ славу перваго астронома въ мірѣ. Я смѣ ялся въ душѣ надъ шарлатанствомъ того и другаго; но мой тесть, церемоніймейстеръ, узнавъ о затѣ ваемомъ празднествѣ, совершенно потерялъ умъ. Онъ забылъ обо мнѣ и своей дочери, и побѣ жалъ къ великому жрецу обдумывать вмѣ стѣ съ нимъ планъ церемоніяла. Моя свадьба была отложена до окончанія торжественнаго молебствія. Какое мученіе, жениться на дочери церемоніймейстера во время появленія кометы! …

Наконецъ молебствіе благополучно совершилось, великій жрецъ исполнилъ свое дѣ ло, не улыбнувшись ни одного разу; умы нѣ сколько поуспокоились и наступилъ день моей свадьбы, день незабвенный во всѣ хъ отношеніяхъ. Мой домъ, одинъ изъ прекраснѣ йшихъ въ Хухурунѣ, былъ убранъ и освѣ щенъ великолѣ пно. Толпы гостей наполняли палаты. Саяна, въ нарядномъ платьѣ, казалась царицею своего пола, и я, читая удивленіе во всѣ хъ обращенныхъ на нее взорахъ, [121]чувствовалъ себя превыше человѣ ка. Я обладалъ ею! … она теперь принадлежала мнѣ одному! … Ничто не могло сравниться съ моимъ блаженствомъ.

Однако жъ и этотъ вечеръ, вечеръ счастія и восторга, не прошелъ для меня безъ нѣ которыхъ непріятныхъ впечатлѣ ній. Саяна, сіяющая красотою и любовію, почти не оставляла моей руки: она часто пожимала ее съ чувствомъ, и всякое пожатіе отражалось въ моемъ сердцѣ небесною сладостью. Но въ глазахъ ея, въ ея улыбкѣ, по-временамъ примѣ чалъ я тоску, досаду: она, очевидно, была опечалена тѣ мъ, что брачный обрядъ положилъ преграду между ею и ея безчисленными обожателями; что для одного мужчины отказалась она добровольно отъ владычества надъ тысячею раболѣ пныхъ прислужниковъ. Эта мысль приводила меня въ бѣ шенство. Изъ приличія, старался я быть веселымъ и любезнымъ, даже съ прежними моими соперниками; но украдкою жалилъ острыми, ревнивыми взглядами вертѣ вшихся около насъ франтовъ, и, въ лучи моихъ зѣ ницъ, желалъ бы пролить ядъ птеродактила, чтобъ въ одно мгновеніе ока поразить смертью всѣ хъ враговъ моего спокойствія, чтобъ истребить весь мужской родъ, и одному остаться мужчиною на свѣ тѣ, въ которомъ живетъ Саяна....

Ночь была ясна и тиха. Послѣ ужина, многіе изъ гостей вышли на террасу подышать свѣ жимъ воздухомъ. Шимшикъ, забытый всѣ ми въ покояхъ, выскочилъ изъ угла, и стремглавъ побѣ жалъ за ними. Саяна предложила мнѣ послѣ довать за нимъ, чтобъ позабавиться его разсужденіями. Наши [122]взоры устремились на комету. До-тѣ хъ-поръ была она предметомъ страха только для суевѣ рной черни; люди порядочные—у насъ почиталось хорошимъ тономъ ни во что̀ не вѣ рить, для различія съ чернію—люди порядочные, напротивъ, тѣ шились ею, какъ дѣ ти, гоняющія по воздуху красивый мыльный пузырь. Для насъ, комета, ея хвостъ, споры астрономовъ и мой пріятель Шимшикъ, представляли только источникъ остротъ, шутокъ и любезнаго злословія; но въ тотъ вечеръ она ужаснула и насъ. Съ вчерашней ночи величина ея почти утроилась; ея наружность заключала въ себѣ что-то зловѣ щее, невольно заставлявшее трепетать. Мы увидѣ ли огромный, непрозрачный, сжатый съ обѣ ихъ сторонъ шаръ, темно-серебристаго цвѣ ту, уподоблявшійся круглому озеру посреди небеснаго свода. Этотъ яйцеобразный шаръ составлялъ какъ-бы ядро кометы, и во многихъ мѣ стахъ былъ покрытъ большими черными и сѣ рыми пятнами. Края его, очерченные весьма слабо, исчезали въ туманной, грязной оболочкѣ, просвѣ тлявшейся по мѣ рѣ удаленія отъ плотной массы шара, и наконецъ сливавшейся съ чистою, прозрачною атмосферою кометы, озаренною прекраснымъ багровымъ свѣ томъ и простиравшеюся вокругъ ядра на весьма значительное разстояніе: сквозь нее видно даже было мерцаніе звѣ здъ. Но и въ этой прозрачной атмосферѣ, составленной повидимому изъ воздухообразной жидкости, мелькали въ разныхъ мѣ стахъ темныя пятна, похожія на облака, и вѣ роятно происходившія отъ сгущенія газовъ. Хвостъ свѣ тила представлялъ [123]видъ еще грознѣ йшій: онъ уже не находился, какъ прежде, на сторонѣ его, обращенной къ востоку, но очевидно направленъ былъ къ землѣ, и мы, казалось, смотрѣ ли на комету въ конецъ ея хвоста, какъ въ трубу; ибо ядро и багровая атмосфера помѣ щались въ его центрѣ, и лучи его, подобно солнечнымъ, осѣ няли ихъ со всѣ хъ сторонъ. За всѣ мъ тѣ мъ, можно было примѣ тить, что онъ еще виситъ косвенно къ землѣ: восточные его лучи были гораздо длиннѣ е западныхъ. Эта часть хвоста, какъ болѣ е обращенная къ недавно закатившемуся солнцу, пылала тоже багровымъ цвѣ томъ, похожимъ на цвѣ тъ крови, который постепенно блѣ днѣ лъ на сѣ верныхъ и южныхъ лучахъ круга, и въ восточной его части переходилъ въ желтый цвѣ тъ, съ зелеными и бѣ лыми полосами. Такимъ образомъ, комета, съ своимъ кругообразнымъ хвостомъ, занимала большую половину неба и, такъ сказать, всею массою своею тяготила на воздухъ нашей планеты. Свѣ тозарная матерія, образующая хвостъ, казалась еще тоньше и прозрачнѣ е самой атмосферы кометы: тысячи звѣ здъ, заслоненныхъ этимъ разноцвѣ тнымъ, круглымъ опахаломъ, просвѣ чиваясь сквозь его стѣ ны, не только не теряли своего блеску, но еще горѣ ли сильнѣ е и ярче; даже наша блѣ дная луна, вступивъ въ кругъ его лучей, внезапно озарилась новымъ, прекраснымъ свѣ томъ, довольно похожимъ на сіяніе зеркальной лампы.

Не смотря на страхъ и безпокойство, невольно овладѣ вшіе нами, мы не могли не восхищаться величественнымъ зрѣ лищемъ огромнаго [124]небеснаго тѣ ла, повисшаго почти надъ нашими головами и оправленнаго еще огромнѣ йшимъ колесомъ багровыхъ, розовыхъ, желтыхъ и зеленыхъ лучей, распущеннымъ вокругъ него въ видѣ пышнаго павлиньяго хвоста, по которому безчисленныя звѣ зды рдѣ ли подобно обставленнымъ разноцвѣ тными стеклами лампадамъ. Мы долго стояли на террасѣ въ глубокомъ безмолвіи. Саяна, погруженная въ задумчивость, небрежно опиралась на мою руку, и я чувствовалъ, какъ ея сердце сильно билось въ груди.

—  Что̀ съ тобою, другъ мой? спросилъ я.

—  Меня терзаютъ мрачныя предчувствія, отвѣ чала она, нѣ жно прижимаясь ко мнѣ. Неужели эта комета должна разрушить надежды мои на счастіе съ тобою, на долгое, безконечное обладаніе твоимъ сердцемъ? …

—  Не страшись, мой другъ, напрасно, примолвилъ я съ притворнымъ спокойствіемъ духа, тогда какъ меня самого угнетало уныніе. Она пролетитъ, и исчезнетъ, какъ всѣ прочія кометы, и еще мы съ тобою....

Въ ту минуту раздался въ ушахъ моихъ голосъ Шимшика, громко разсуждавшаго на другомъ концѣ террасы, и я, не кончивъ фразы, потащилъ туда Саяну. Онъ стоялъ въ кругу гостей, плотно осаждавшихъ его со всѣ хъ сторонъ, и слушавшихъ его разсказъ съ тѣ мъ безпокойнымъ любопытствомъ, какое внушается чувствомъ предстоящей опасности.

—  Что̀ такое, что̀ такое говорите вы, [125]любезный мой наставникъ? … спросилъ я, остановясь позади его слушателей.

—  Я объясняю этимъ господамъ настоящее положеніе кометы, отвѣ чалъ онъ, пробираясь ко мнѣ поближе. Она теперь находится въ разстояніи только 160, 000 миль отъ земли, которая уже плаваетъ въ ея хвостѣ. Завтра, въ седьмомъ часу утра, послѣ дуетъ у насъ отъ нея полное затмѣ ніе солнца. Это очень любопытно.

—  Но что̀ вы думаете насчетъ направленія ея пути?

—  Что̀ же тутъ думать! … Она прямехонько стремится къ землѣ. Я давно предсказывалъ вамъ это, а вы не хотѣ ли вѣ рить! …

—  Право, нечего было спѣ шить съ довѣ ренностью къ такимъ предсказаніямъ! Но скажите, ради Солнца и Луны, упадетъ ли она на землю, или нѣ тъ?

—  Непремѣ нно упадетъ, и надѣ лаетъ много шуму въ ученомъ свѣ тѣ. Этотъ невѣ жда, Бурубухъ, утверждалъ, что кометы состоятъ изъ паровъ и жидкостей; что онѣ неплотны, мягки, какъ пареныя сливы. Пусть же онъ, дуракъ, укуситъ ее зубами, ежели можетъ. Вы теперь сами изволите видѣ ть, какъ ядро ея темно, непрозрачно, тяжело: оно очевидно сдѣ лано изъ огромной массы гранита, и только погружено въ легкой прозрачной атмосферѣ, образуемой вокругъ ея парами и газами, наподобіе нашего воздуха.

—  Слѣ дственно, паденіемъ своимъ она можетъ произвести ужасныя опустошенія? сказалъ я.

—  Да! … можетъ! отвѣ чалъ Шимшикъ. Но, [126]нужды нѣ тъ: пусть ее производитъ. Кругъ ея опустошеній будетъ ограниченъ. Ядро этой кометы, какъ я уже имѣ лъ честь излагать вамъ, въ бо̀ льшемъ своемъ поперечникѣ простирается только на 189 миль. Итакъ она, своими развалинами, едва можетъ засыпать три или четыре области—положимъ, три или четыре царства; но за-то, какое счастіе! … мы съ достовѣ рностью узнаемъ, что такое кометы и какъ онѣ устроены. Слѣ дственно, мы не только не должны страшиться ея паденія, но еще пламенно желать подобнаго случая, для расширенія круга нашихъ познаній.

—  Какъ? воскликнулъ я: засыпать гранитомъ три или четыре царства для расширенія круга познаній? … Вы съ ума сходите, любезный Шимшпкъ! …

—  Отнюдь нѣ тъ! возразилъ астрономъ хладнокровно; потомъ, взявъ меня за руку и отведя въ сторону отъ гостей, онъ примолвилъ съ презабавнымъ жаромъ: —Вы мнѣ пріятель! вы должны наравнѣ со мною желать, чтобъ она упала на землю! Какъ скоро это случится, я подамъ царю прошеніе, обнаружу невѣ жество Бурубуха, и буду просить о назначеніи меня, на его мѣ сто, царскимъ астрономомъ, съ оставленіемъ и при настоящей должности. Надѣ юсь, что вы и вашъ почтеннѣ йшій тесть поддержите меня при этомъ случаѣ. Попросите и вашу почтенную супругу, чтобъ она также похлопотала при дворѣ въ мою пользу: женщины—знаете! —когда захотятъ.... Притомъ же и самъ царь не прочь отъ такого хорошенькаго личика.... [127]

Я остолбенѣ лъ.

—  Какъ! … вы хотите! … чтобъ Саяна! … чтобъ моя жена! … вскричалъ я гнѣ вно, и, вырывая отъ него мою руку съ негодованіемъ, толкнулъ его такъ, что горбатый проныра чуть не свалился съ террасы. Прибѣ жавъ къ Саянѣ, я схватилъ ее въ мои объятія, и пламенно, страстно прижалъ ее къ сердцу. Она и всѣ гости желали узнать, что такое сказалъ мнѣ астрономъ, полагая навѣ рное, что онъ сообщилъ мнѣ важный секретъ касательно предосторожностей, какія должно принимать во время паденія кометъ; но я не хотѣ лъ входить въ объясненія, и предложилъ всѣ мъ воротиться въ комнаты.

Тщетно нѣ которые изъ моихъ молодыхъ пріятелей старались возстановить въ обществѣ веселость и расположеніе къ забавамъ. Всѣ мои гости были встревожены, разстроены, печальны. Столь внезапное увеличеніе кометы сообщало нѣ которую основательность пророчествамъ Шимшика, и приводило ихъ въ ужасное безпокойство. Я желалъ, чтобъ они скорѣ е разъѣ хались по домамъ, оставивъ меня одного съ женою; но, въ общемъ волненіи умовъ, никто изъ нихъ не думалъ объ удовольствіяхъ хозяина. Многочисленныя группы мужчинъ и женщинъ стояли во всѣ хъ покояхъ, разсуждая съ большимъ жаромъ о предполагаемыхъ слѣ дствіяхъ столкновенія двухъ небесныхъ тѣ лъ. Одни ожидали краснаго снѣ га; другіе, рыбнаго дождя; иные наконецъ, читавшіе сочиненія знаменитаго мудреца Бурбуруфона, доказывали, что комета разобьетъ землю на нѣ сколько частей, [128]которыя превратятся въ небольшіе шары, и полетятъ, всякій своимъ путемъ, кружить около солнца. Нѣ которые уже прощались съ своими друзьями, на случай, ежели, при раздробленіи планеты, они очутятся на отдѣ льныхъ съ ними кускахъ ея; и эта теорія въ особенности нравилась многимъ изъ супруговъ, которые даже надѣ ялись, въ минуту этого происшествія, ловко перепрыгнуть съ одного куска на другой, чтобъ навсегда освободиться другъ отъ друга и развестись безъ всякихъ хлопотъ, безъ шуму, сплетней и издержекъ. Каждый излагалъ свое мнѣ ніе и свои надежды, и всѣ безпрестанно выходили на террасу, и возвращались оттуда въ покои съ кучею извѣ стій и наблюденій. Шимшикъ, сдѣ лавшійся душою ихъ споровъ, бѣ галъ изъ одной комнаты въ другую, опровергалъ всѣ мнѣ нія, объяснялъ всякому свою теорію, чертилъ мѣ ломъ на полу астрономическія фигуры, и казался полнымъ хозяиномъ кометы и моего дома. У меня уже недоставало терпѣ нія. Я вздумалъ жаловаться на усталость и головную боль, намекая моимъ гостямъ, что скоро начнетъ свѣ тать; но и тутъ весьма немногіе примѣ тили мое неудовольствіе и принялись искать колпаки. Наконецъ, нѣ сколько человѣ къ простились съ нами, и ушли. Мой тесть также приказалъ подвести своего мамонта, объявивъ торжественно, что пора оставить новобрачныхъ. Слава Солнцу и Лунѣ! … Пока что̀ случится съ землею, а я сегодня женился, и не могу первую ночь послѣ брака посвятить однимъ теоріямъ! …



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.