Глава 33. Эпилог 7 страница

***

Вечер растекается уютными сумерками по дому. То там, то здесь, сопровождая магов, скользят летающие свечи. Гарри, выйдя из спальни Драко, всё ещё чувствует вкус неверяще-счастливой улыбки любовника. «Всё-таки хорошо иметь отношения с героем», - смеялся Малфой, и снежная искрящаяся пыль кружилась за окном. И Гарри смеялся тоже. А потом были объятия Нарциссы и чужие материнские слёзы на его плече. И благодарный взгляд Люциуса. И обугленный остов фамильной трости в камине, которую лорд Малфой ночью, не в силах смотреть на умирающего сына, в бессилии швырнул в огонь.
Поттер заходит в гостиную, где сидят Гермиона и Снейп. Подруга, не отдохнув, зарылась в бумаги – выборы уже через пять дней, зельевар читает книгу. Гарри невольно отмечает, что хотя они и сидят на одном диване, но в разных концах. Гарри так хочется рассказать им, как это важно, когда тот, самый главный, самый драгоценный, рядом, и как неважно всё остальное. Но не научишь этой простой истине двух сильнейших магов и героев войны, не уступающих самому Поттеру в могуществе, эту правду каждый открывает для себя сам. И Гарри просто благодарит их, пытается вникнуть в текущие дела и не отвлекаться, вспоминая аромат Драко. Разговор неспешно течет, чайник закипает в третий раз, юный снег за окном ложится в белые, пухлые подушки сугробов.
- Гермиона, ведь новых покушений не было? В отчетах у твоей охраны всё нормально, - Гарри знает, что всё в порядке, он старался следить по мере своих сил, несмотря ни на что. Ведь, хотя Смит и раскрыт, но из-за приближающихся выборов напряжение в политическом мире Магической Британии достигло апогея.
Гермиона поднимает на друга уставшие глаза и едва заметно улыбается:
- Нет, не было. Не волнуйся, Гарри.
Поттер связывается совами с Авроратом и Кингсли, желая поскорее закончить дела и вернуться к Драко. Грейнджер скрипит пером – завтра будет конференция. Снейп, не глядя на них, тихо листает страницы древней книги. Но никто не замечает, что его глаза неподвижно смотрят в одну точку.
- «Лжешь, девочка», - думает Северус, и худая рука с силой сжимает подлокотник.

Глава 30

Несвежий снег, похожий на старую грязную вату, сминается под ногами. Плотный туман окутывает магловский Лондон. Гермиона выходит из такси – незаметно аппарировать в таком густонаселенном квартале практически невозможно. Ветер хлещет ледяной плетью, намереваясь сорвать с неё шляпу. Новая квартира родителей через дорогу. Светофор сквозь пелену тускло подмигивает круглым глазом. Гермиона делает шаг и… какой-то мужчина резко отшвыривает её на тротуар – и старый «форд» проносится в паре ярдов от них. Автомобиль исчезает за поворотом, а Гермиона с трудом поднимается с мостовой. Неожиданный спаситель подает ей руку. У него полное лицо, очки на курносом носу и немужественный подбородок.
- Спасибо, - тихо и ошеломленно говорит Гермиона.

Это было неделю назад. Тогда Малфой умирал, Северус не отходил от котла с лечебными зельями, Гарри искал Фениксов огонь. Предвыборная кампания горела огнем под ногами – от усталости Гермиона уже путала ночь и день. Она хотела хоть на пару часов съездить к маме и отдохнуть от всего. От бесконечных интриг, от лицемерных улыбок, от запаха лекарств и от пепла на щеках Гарри. А Лондон встретил её таким сомнительным приключением. Это, конечно, могла быть случайность… да нет, Гермиона была уверена, что это случайность, потому ничего не сказала и без того загруженным друзьям, но всё-таки беспокойство шуршало на задворках души мерзкой крысой. И Северус не поверил.

***

Гермиона проводит пресс-конференцию и пытается вышвырнуть из головы все посторонние мысли. По правую руку сидит Тео Нотт и любезно улыбается журналистам. Плечи болят от тяжести дорогой мантии, рука машинально то и дело тянется к кубку с водой. Время от времени перед глазами проплывают огненные размытые тени – так хочется растереть ноющие от головной боли виски! Но нельзя, это примут за проявление слабости. Журналистка в красивой лиловой мантии мила и совсем не похожа на Риту Скитер… только бы никому не выплеснуть воду в лицо! Гарри с Малфоем. Он теперь всегда с Малфоем – она не обижается на друга, но как же тяжело без него. Северус теперь всё больше молчит и кривит сухие губы, немытые волосы, перехваченные головной повязкой, скользят по черному шарфу, укутывающему исполосованную шрамами шею. Родители так редко слышат её – она чувствует, что всё падает и падает куда-то.
- Это от переутомления и стрессов, - говорит министерский целитель и прописывает ей новые антидепрессанты.
Гермиона щурится, благодарит целителя и ровным, холодным голосом напоминает о полной конфиденциальности - мистер, же не хочет получить Обливейт?
Надо вникнуть, надо просто вникнуть в тему конференции. Гермиона слышит голоса ведущего, Тео и миссис Браун. Гермиона улыбается и отвечает на вопрос журналиста. Под столом Гермиона с силой наступает сама себе на ногу острым каблуком – физическая боль – это почти приятно, это признак жизни.
- Мисс Грейнджер, магическую общественность очень интересует ваша новая реформа образования, особенно относительно дошкольного магического образования маглорожденных.
У журналистки прекрасные зубы. При улыбке они сверкают, словно белые аккуратные жемчужинки. Гермиона не может не обратить на это внимание: в подростковом возрасте она слишком много времени провела у зеркала, страдая и разглядывая свои слишком длинные передние зубы. Пока на четвертом курсе всё не исправилось – что ж, и от Малфоя есть какая-то польза.
- Да, это действительно одна из основных реформ, которые предлагает наша программа, - Гермиона заставляет себя обвести присутствующих понимающим, открытым взглядом и доброжелательно улыбнуться. – Данное нововведение обусловлено, во-первых, заботой о маглорожденных детях, во-вторых, потребностью урегулировать тот непримиримый и острый конфликт, который не только вот уже много сотен лет опасным, хоть порою и скрытым ядом разъедает наше общество, но и который был одной из главных причин Второй магической войны! Кроме того мы знаем, что немало аргументов чистокровных радикалов кажутся многим вполне разумными и сегодня, - тут Грейнджер многозначительно смотрит прямо в глаза журналистам и публике, некоторые отводят взгляд, другие поспешно изображают на лицах возмущение.
Повисает недолгое, но тягостное молчание, словно висельник уже сошёл с табуретки одной ногой. Гермиона усмехается и, выдержав паузу, спокойным, даже ленивым голосом продолжает:
- Даже я – маглорожденная, активно поддерживающая политическое крыло реформаторов в нашем мире, не могу не согласиться с некоторыми с этих аргументов.
Теперь тишина как будто наполнена возбуждением. И в этой тишине звонко щёлкают невидимыми зубами несколько колдокамер.
- Давайте это честно признаем, - изящно взмахивает рукой Гермиона. - Например, старый как мир аргумент, что маглорожденные с трудом усваивают традиции чистокровных, что они не знают мир, к которому хотят принадлежать. А значит, из этого следует… – она немного драматически понижает голос, - они не имеют права принадлежать ему. Но те, кто так говорят, забывают, что маглорожденные, также как и чистокровные, принадлежат этому миру по праву рождения! Вы же не будете спорить, что магами рождаются?
Желающих поспорить не находится – память о «магловских выродках» ещё свежа.
- На самом деле эту проблему можно уменьшить, а возможно и искоренить, если постепенно, не отрывая от семьи и немагической жизни, обучать нашим традициям маглорожденных детей до Хогвартса. Разумеется, это поможет будущим магам более гармонично развиваться, ведь то, что они сейчас не знают о магии, не избавляет их от неё. Кроме того при таком раскладе поводы к половине раздоров исчезнут сами собой.
После секундной заминки раздаются аплодисменты, искренние, как надеется Гермиона, хотя подставных людей в публике никто не отменял.
- Разработку проектов будущих воспитательных учреждений возглавляет мой коллега и друг, мистер Нотт.
Тео встает и раскланивается.
- Его происхождение и воспитание поможет лучше понять, чего так не хватает маглорожденным волшебникам. Если у вас есть вопросы по этому проекту, то мистер Нотт с удовольствием ответит на них.
Выслушав ещё одну порцию аплодисментов, Грейнджер уступает слово Тео. Пока тот отвечает на вопросы, она буквально физически чувствует, как смыкаются клешни их партии на горле её основного соперника Ральфа Остена. Против его умеренности, столь милой рыхлым мещанским сердцам, Гермиона выставляет потрясающе мощный в своей неожиданности сплав: союз чистокровных – детей радикалов, даже террористов, и маглорожденных – героев войны.
Предвыборная кампания – это хищная, рваная борьба, почти война. Но война… война всегда пахнет кровью и железом, Гермиона слишком хорошо помнит её запах, его не оттереть от кожи. Сейчас же пахнет грязью и липковатыми очищающими заклинаниями, а ещё пыльными бумагами. Выборы состоятся через два дня. Наступает день тишины.

***

День тишины. Эту тишину, её напряженный звон, можно почувствовать, точнее – нельзя не почувствовать, от неё не убежать. Тишина повсюду.
В тонком атласе штор запуталась ночная бабочка. Хрупкая и нежная, она бьёт своими неуклюжими тёмными крыльями, пытаясь вырваться из атласного плена. Гермиона сидит в кресле, сжавшись в комочек, и безучастно наблюдает за бесплодными попытками бабочки. В комнате почти темно. Вечер. Догорающие дрова в камине не столько освещают гостиную, сколько пускают по стенам мрачные в своём сюрреализме тени. Чай в кружке остыл. И Грейнджер рассеянно вертит её в руках, глядит, как бьётся чай в фарфоровых стенках, пытается вплеснуться на волю, но тщетно – Гермиона не даёт ему сделать это. Как не пускает бабочку атлас. Как жизнь зажимает нас в своих обманчиво прозрачных тисках. Вымораживает воздух в легких. Северуса нет.
Он ушёл вчера ночью. Встал с постели, пробурчал заклинание, молниеносно оделся и ушёл. Она не стала окликать. Может он подумал, что она спит. Мерлин! Она спит уже давно. Кажется, она уже целую вечность, словно Белоснежка, спит в хрустальном гробу. Гермиона почему-то знает, что она выиграет выборы – этот хрусталь не бьётся. И можно будет наслаждаться своей победой, пить её, причащаться этой кровью. А прошедшая ночь… Злая, ледяная ночь. Северус никогда не был излишне нежен, да и Гермиона не терпела сантиментов, но вчера было особенно жёстко. Словно они выливали всю боль минувших дней, всё отчаяние бесконечных лет. Кусали до крови губы друг друга. Стискивали руки до синяков. И, казалось, звенели в воздухе истеричные скрипки. А жизнь – безумный дирижёр - смеялась над ними. А может она смеялась только над нею. Грейнджер чувствует, как хихикает тишина – она-то всё знает. Знает, как Гермиона искала губы Северуса, как была готова отречься от себя самой, как ловила драгоценное чужое дыхание, увязая в жутковатой, кипящей смоле тёмных глаз. Как пила запах горьких трав, с покорностью, даже с какой-то иступленной радостью принимая жёсткие ласки. Северус словно был не в себе, впечатывал, почти вбивал её в кровать, будто желая оставить здесь навеки. Северус заламывал ей руки, словно пытаясь удержать. С его искривленных в горькой усмешке губ так и не сорвалось признание в любви, зато сорвался отчаянный и обреченный шёпот, полустон на выдохе: «Падаю… в бездну…»
А потом он ушёл. И весь день тишины – одна сплошная нота. Словно эта тишина добралась до фортепьяно Драко и играет, играет только для неё – для Гермионы, чтобы она точно не смогла убежать. За окном быстро и дробно сыплется мелкий снег. А бабочка уже затихла в шёлковых объятьях атласа. Холодный чай капает на коленку – Гермиона слишком сильно наклонила кружку. Сейчас придут родители, придут Гарри и Драко. И может быть в гостиную зайдёт Северус, и тени закружатся, взмахивая своими черными мантиями, принимая зельевара за своего. И вспыхнут тёмные глаза. И когда он спросит, что она здесь делает, то Гермиона ответит: «Жду».

***

Ледяной хрустальной иглою тонкая ножка фужера дрожала в горячих пальцах. Гермиона чувствовала, как жар не утихал в жилах, и кровь спекалась в золу. Где-то ещё грохотали пушки и вспыхивали запоздалые звёзды последних фейерверков. В ушах ещё прокатывались бушующим валом победные крики: «Министр Грейнджер! Да здравствует свободная Британия! Да здравствует новый мир! »
Гермиона сделала глоток – шампанское было ледяное. Она чувствовала, как саднит горло, сорванное во время приветственных и благодарственных речей. Игристое вино показалось Гермионе неожиданно горьким. Она добилась того, к чему шла много лет. Власть обузданным драконом рвала вожжи, но не могла вырваться из этих худых женских рук с ярко проступающими венами под тонкой бледной кожей. Из этих рук, девственность которых никогда не будет запятнана обручальным кольцом. Этим пошлым плебейским золотым ободком! Он несёт в себе слишком много любви и верности, слишком много… для неё.
Гермиона сжала губы, коснулась дрожащими пальцами лба, пылающего так, что макияж спёкся неприятной маской. Прижалась лбом к сладко-холодному стеклу. Грейнджер не делала этого с детства, родители ругали – ведь на чистых окнах оставались отпечатки. Но сейчас она прижималась к ледяному стеклу роскошного министерского кабинета, из которого не могла выйти. Озаряли небо волшебные цветы фейерверков в её честь, во имя её победы. Гермиона усмехнулась горько и властно: этот чужой мир, в котором она была лишь непрошеной гостьей, чествовал её – надменная Магическая Британия покорно склонила голову перед дерзкой грязнокровкой.
Гермиона засмеялась, глухо и страшно. День за окном быстро и обречённо обращался в вечер, словно оборотень в полнолуние. Пальцы сжали хрупкий бокал, хрусталь задрожал в руках новой правительницы. Это она, Грейнджер, обошла своих соперников почти на двадцать процентов, это она в парадной мантии Министра принимала поздравления, это ей, вещавшей с трибуны, внимала возбужденно-счастливая толпа. А уже через неделю состоится инаугурация*. И будет клятва на потрепанном свитке Законов Мерлина. И древние маги усмехнутся, а может разгневаются на своих небесах, глядя на храбрую выскочку, принимающую в свои руки символы власти.
Гермиона залпом допила оставшееся шампанское, вкуса она не почувствовала, а липкая сладкая струйка вина противно потекла по напудренному подбородку. Грейнджер не знала, где Северус. Она делала вид, что ей всё равно, она сминала парчу мантии министра на своих плечах. Северус Снейп оказался зачарованной топью, которая опаснее любой бурной реки. Топь, обманчиво спокойная и равнодушная, заманивала в свою трясину. Любовь – это всегда погружение. Любовь к Северусу Снейпу – это погружение в трясину навечно, не вырваться. Она проиграла этот бой…
- Поздравляю с победой, министр Грейнджер!
Бокал разбился с чистым звоном, выхватить палочку она, обманутая надежностью правительственного кабинета, просто не успела.
- Оборачивайся медленно, без глупостей, будь любезна. И ты только оцени моё великодушие – я позволю тебе умереть победительницей. Я не сомневался в тебе, Гермиона.
Казалось, тело было сковано льдом и только сердце в ужасе стучало и пылало. Гермиона оборачивалась, надменно вскинув голову. Впрочем, в этом не было особого смысла – она узнала этот голос. Она так часто слышала его в своей постели.

*В реальной (немагической) Британии, нет инаугурации, т. к. принятие монархом власти символизируется коронацией. Но поскольку в Магической Британии глава государства – Министр Магии, то автор решил, что принятие им власти должно сопровождаться инаугурацией.

Глава 31

Из распахнутой форточки ветер хлестнул ледяной плетью. Тяжелая портьера заколыхалась своими парчовыми «телесами». Поток воздуха облизал шею Гермионы, взбил локоны причёски на затылке.
- Выглядишь… монументально, - убийца ухмыльнулся и, не опуская палочки, присел на край стола.
Гермиона вгляделась в юное, ещё по-детски округлое лицо, машинально отметила неаккуратный узел галстука – Деннис никогда не умел его завязывать.
Глупо! Как было глупо попасться мальчишке – воевать с сопляком, полным амбиций и обиженно бурлящего честолюбия. Грейнджер растоптала его и даже не заметила. Она шла, как танк, сметая по пути букашек, и, как танк, была удивлена, что букашка осмелилась мстить. И Гарри, и Гермиона прошли долгий путь, оставив юных и наивных школьников далеко в прошлом, они стали железными столпами новой эпохи… их эпохи. Эпохи, пропитанной их кровью, эпохи, поднятой на их плечах. Привыкшие смотреть вдаль, они порою не видели то, что рядом, тех, кто рядом.
- Зачем ты здесь? – наконец, спросила Гермиона у Криви.
Она не боялась, она лишь думала о том, как глупо было пройти страшную войну, выиграть битву за власть, чтобы умереть от руки самодовольного мальчишки, столь неосторожно обиженного ею. Наверное, такова участь сильных мира сего – погибать от рук посредственностей.
- Это месть, - обескураживающее просто ответил Деннис. – Ты воображаешь себя великой, и многие считают тебя таковой, но не я… Нет! Я знаю, что ты просто злая, стальная горгулья, которая только притворяется женщиной и думает, что ей всё позволено! Они полагают, что ты бессмертна, может и ты так думаешь, что ж я докажу обратное. Может и к лучшему, что дьявол хранил тебя, ведь теперь ты умрешь на пике славы от руки человека, которого ты презирала. О, ты так ошибалась, госпожа Министр, недооценивая меня, но я показал тебе твою ошибку, жаль только, что ты уже не воспользуешься этим знанием.
- Чем же я тебя обидела? – мягко спросила Гермиона, вызывая его на разговор.
- Хочешь меня обдурить? Мерлин! Как примитивно. Вот только я не псих и не маньяк, я не собираюсь убивать кучу женщин по каким-то там идиотским причинам, я убью только тебя. Я тебя накажу, я тебе докажу, - Деннис снова радостно улыбнулся, однако его лоб был покрыт мелкими капельками пота, а глаза блестели скорее лихорадочно, чем радостно. – Но не беспокойся, никто не нарушит наш тет-а-тет. Можем болтать хоть до утра, сюда никто не посмеет войти: мало ли как новый эксцентричный Министр отмечает свою победу. Так что, если хочешь поболтать, я могу тебе рассказать, как проник в святая святых – твой кабинет. Правда, ты уже не успеешь наказать свою бестолковую охрану, извини, но надо соблюдать порядок, сейчас моя очередь наказывать.
Гермиона в эту секунду особенно отчетливо поняла, что он не шутит, и он прав. Но накрывшая её стеклянным куполом апатия не давала ужасу проникнуть в сердце, а мыслям о сопротивлении – в мозг. Гермионе было всё равно. Равнодушие спокойным питоном душило её в своих сильных объятиях. Возможно, так будет лучше… для всех.
- Расскажи, - тихо и вяло сказала она. – Я сяду тогда, хорошо? Ноги болят от каблуков.
- Садись, - пожал плечами Криви, - я же не садист какой-то ненормальный. Только не в своё кресло, а на табурет, чтобы я тебя видел.

***

В кабинете победительницы пахло духами и цветами. Наверное, теперь должно было ещё пахнуть потом от страха и нахлынувшего адреналина, но Гермиона ничего не чувствовала. Под тонкой кожей бился живой пульс. Этот пульс бился и в зрачках Денниса.
Он рассказал, как при помощи зачарованной магловской техники обошёл охрану.
- Честно говоря, Грейнджер, я хотел, чтобы ты победила – убивать победителей всегда интереснее.
- Спасибо, - почти серьезно ответила Гермиона.
- Одного понять не могу, - нарочито небрежно заметил Деннис и встал, со вкусом потянувшись, - почему Снейп? Я всё понимаю, но это…
Его лицо перекосилось от брезгливости. Гермиона только хмыкнула: вот он – долгожданный вопрос. Но упоминание о Снейпе острыми иглами расцарапало пленку равнодушия. Она спряталась от Северуса, он её не искал – обычные прятки взрослой жизни. И всё же следовало благодарить судьбу за то, что напоследок она позволила ощутить безумную и покоряющую власть странного чувства – падение в топь имени Северуса Снейпа.
- Всё просто, Деннис, - Гермиона посмотрела ему в глаза и усмехнулась с истинно женским злорадством, - просто он - мужчина, а ты - нет.
- Мелко, Грейнджер, - негромко ответил Криви, но его лицо залилось предательской краской.
Палочка взлетела в руке убийцы. Гермиона продолжала смотреть ему в глаза, не отрываясь, - в самые зрачки. Мелко плаваешь! Героини войны останутся такими на всю жизнь, а возможно и немного дольше. И потом вдруг что-то со звоном разбилось за спиной Криви. Белый дым. Мерзкий, сладковатый и такой знакомый запах. Дыхание застыло в горле. Пустота …

***

Яркий свет обжёг глаза. Рука противно ныла, Гермиона поморщилась.
- Однако, какая же гадость – этот ваш дурманящий дым, мистер Снейп. Министр до сих пор в себя не пришла, - острый незнакомый голос моментально ввинтился в мозг.
- А, господин целитель, что бы предпочел: легкую интоксикацию или Аваду в грудь? – этот обманчиво мягкий баритон Гермиона бы узнала и на том свете.
Губы против воли расползлись в улыбке – Северус.
- Очнулась! Госпожа Министр, не дергайте капельницу, аккуратнее, пожалуйста.
Наконец, из белых пятен яркого света стали вырисовываться силуэты: лимонная мантия целителя металась у её постели, Северус тёмной фигурой стоял рядом.
Гермиона не слышала лепетания о её самочувствии, она смотрела, смотрела во все глаза на неожиданно вернувшегося и уже вполне привычно спасшего её Снейпа. Смотрела и не могла наглядеться.
- Вот, что я тебе скажу, Грейнджер, - в своей обычной безапелляционной манере заявил он, - завтра мы женимся, потому что решительно невозможно не родственнику попасть к тебе в палату. Всё ясно?
- Да, сэр, - улыбнулась Гермиона и умиротворенно закрыла глаза, теперь можно было спать.

***

Гермиона с размаху рушится на приятные прохладные простыни и утягивает Северуса за собой. Он опирается на локти и смотрит на неё сверху вниз, по тонким губам скользит едва заметной змеею уже такая родная улыбка. Гермиона с наслаждением запускает пальцы в его отросшие, спутанные волосы и почти мурчит от удовольствия.
- Я скучала. Я так скучала!
Острые скулы, превосходный нос, высокий лоб. В полумраке спальне шрамов и морщин не видно, а вот страстный блеск глаз и полуулыбка отчего-то прекрасно различимы.
- Я не мог прийти, - тихо и спокойно отвечает Снейп, - я должен был…
- Я знаю, знаю, - Гермиона торопливо прижимает пальцы к его губам, Северус не удерживается и скользит по ним проворным языком – ну точно змея!
Гермиона быстро оглаживает ладонями его плечи, грудь, спину.
- Ты настоящий, не призрак, не галлюцинация в агонии.
- Конечно, настоящий. Что у тебя за странные мысли? – Снейп отрывается от её шеи и с беспокойством смотрит в глаза.
- Просто я подумала там… в кабинете, что после смерти непременно со мною будешь рядом ты. Ну, в доме, в котором мы встретимся со всеми, кто нам дорог, - Гермиона смешивается, - я, наверное, непонятно говорю, и ты думаешь, что это чушь.
- Нет, - он едва разлепляет губы, словно эти слова ему даются тяжело, - не чушь. Я сам не раз ждал этого.
Гермиона вздрагивает и крепко прижимает его к себе, мечтая впечатать в себя, сплавиться венами, смешаться в дыхании.
- Но пока мы побудем здесь, хорошо? – шепчет Северус ей в ухо. – Вместе, я обещаю.
И Гермиона верит, ведь Северус Снейп всегда выполняет свои обещания. И тогда она осыпает поцелуями его худые руки, острые рёбра и ускользающую в брюки дорожку волос. Северус что-то неразборчиво шипит сквозь стиснутые зубы и стаскивает с себя расстегнутую рубашку.
- Ты моя. Понимаешь, моя?! – кажется, его дыхание выжигает на ней его печать.
- Да, твоя! – в полухрипах - полувздохах теряется жизнь.
Она разбивается миллиардами огненно-горящих осколков. В крови плещет безумный оркестр. Тело звенит под его ласками.
И катятся мягкие, горячие волны удовольствия. Крепкий и пряный, как выдержанный коньяк, аромат удовольствия, аромат возбуждения, аромат любви плывет по спальне. Любовники, теперь уже супруги, вновь и вновь ищут губы друг друга. Они жадно, бесстыдно наслаждаются своим счастьем, упиваются своей любовью. Они, вечно сражавшиеся за долг, они умевшие лишь воевать, гордятся ею, гордятся этой непривычной нежностью, этой до наивности первозданной страстью. Тонут в мареве обжигающих поцелуев, смелых касаний рук и губ, впитывают вкус и запах друг друга. Ловят ритм, стонут имена. А потом всё мешается в хриплом крике.
Сплетенные пальцы немеют от напряжения. Дыхание дрожит и выравнивается не сразу. Они с трудом расцепляют влажные руки.
- Тебе тяжело? – шепчет Северус, понимая, что легче было бы сдвинуть дом, чем заставить подняться себя.
- Ладно, лежи, но недолго, - довольно, как сытая кошка, тихонько фыркает Гермиона и зевает, - и не вздумай уснуть, я тебя не сдвину.
- Я не усну, - отвечает Северус, чувствуя, как слипаются глаза.
- Профессор!
Привычное обращение заставляет Снейпа вырваться из лап сна и перекатиться на бок. Гермиона утыкается ему лицом в шею, дыхание щекочет ключицу. «Ещё столько неотложных проблем надо обсудить и решить», - думает Северус и засыпает.

Глава 32

У целителя Сметвика пухлые и неприятно шелушащиеся губы, он то и дело неосознанно покусывает их. Покусывает, потому что нервничает. Покусывает, потому что разговаривает с любовником великого Гарри Поттера. Покусывает, потому что знает, что он сейчас сообщит вернувшемуся из крепких объятий смерти Драко Малфою.
- Мистер Малфой, ваше, хм, выздоровление – это действительно чудо.
- Неужели? – линия рта Драко кривится в презрительной усмешке. – И что дальше?
- Но вы должны понимать… одну вещь…
- Что? – Малфой абсолютно спокоен, его алебастровые руки расслабленно лежат на высоких подлокотниках кресла, только сердце стучит отчаяннее набата, но ведь стук сердца не слышен никому постороннему.
- Зелье мистера Снейпа, точнее – Слизерина, остановило вашу болезнь, но ваши лёгкие… их не восстановить.
Драко молчит и всё также спокойно смотрит на целителя. Сметвик раздраженно закатывает глаза – невыносимые аристократы раздражают:
- Чтобы исцелить, их надо было бы облить слезами Феникса, что физически невозможно. Думаю, вы не хуже меня знаете, что чистые Слёзы Феникса очень токсичны, и три капли внутрь организма способны вызвать мгновенную смерть, сопровождающуюся эйфорией.
- И что мне посоветует, господин целитель? – Драко не без ехидства акцентирует внимание на его профессии.
- Беречь себя. Разумеется, о курении, тяжелом физическом труде и сильных магических нагрузках и речи быть не может. Вам придется всю жизнь принимать укрепляющие зелья. Но думаю, вы вполне можете прожить до глубокой старости, - Сметвик вполне искренне улыбается, но тут же заминается, - если уедете из Британии.
Часы глухо отсчитывают секунды в тишине кабинета. Серые, ртутные глаза Малфоя устало глядят на целителя, тот поспешно продолжает:
- Климат нашей страны очень вреден для людей с таким заболеванием, как у вас.
- Я здоров, - почти шипит Драко.
Сметвик с яростью отрезает:
- Вы всё равно что больны! Любая простуда, воздух не той влажности, густонаселенный и от этого наполненный инфекциями город могут в любой момент погубить вас. Если вы хотите жить, вам придется уехать из Британии!
Малфой вскидывает голову, тонкие пальцы с невольной нервностью пробегают по плотному чёрному шарфу, укутывающему шею:
- Куда?
- Идеальным местом, наверное, были бы горы, - целитель снова говорит мягким голосом, явно радуясь заинтересованности пациента. - Что вы думаете о Швейцарии?
- Ничего.
- Простите, что?
- Я ничего не думаю о Швейцарии. Я никуда не поеду. Благодарю, пришлите мне счёт и прощайте! – Драко резко встает и быстро застегивает серебряные пуговицы тёплой мантии.
Целитель пытается ему что-то ещё говорить вслед, но он уже выходит из кабинета.

***

Теодор Нотт зашёл в кабинет Министра Магии, левитируя перед собою корзину с волшебными голубыми орхидеями. Гермиона резко подняла голову от бумаг:
- Привет. Какое великолепие!
- Это тебе, - Тео коснулся губами её руки, - поздравляю тебя, госпожа Министр, с победой и с заключением брака.
- Спасибо. А Северусу ты тоже орхидеи дарил? – хихикнула Гермиона, едва не касаясь носом чашечек цветов.
- Ему я презентовал мандрагоры, - хмыкнул в ответ Тео и уселся в кресло.
- О, как продумано, - улыбнулась Гермиона и с явной неохотой оторвалась от цветов, возвращаясь к своим бумагам. – Как Ральф?
- Отлично, - Тео замялся, его глаза как-то странно сверкнули, но он тут же скрыл ресницами их блеск. – Мишель Моро согласился, чтобы я забрал его портрет к себе, теперь он учит Ральфа писать волшебные картины – оба пребывают в состоянии щенячьего восторга, а дом – в состоянии разгрома.
- Тео, - тихо и абсолютно серьезно сказала Грейнджер, хотя с её губ ещё не сошла озорная улыбка.
- Что?
- Мы с тобою близко знакомы не так уж и много, но давай не будем играть в догонялки: что ты хочешь сказать? Не будем плодить недомолвки в нашей команде.
- Ммм, хорошо, - теперь Нотт с трудом скрывал своё напряжение, и уж точно не мог скрыть его от Гермионы, - пойми меня правильно. Оно неважно уже… но эта мысль мучает меня. Я бы хотел сказать спасибо Гарри Поттеру, он, правда, лучше, чем я думал.
Гермиона терпеливо молчала.
- Все эти дни я с ужасом охранял Ральфа и боялся, что не сумею его защитить. Я, разумеется, знал о договоре Поттера и Арнетт, а о чём не знал – о том догадывался. И я понимал, что против них двоих мне не выстоять.
- Но ты же не думал…
Тео горько усмехнулся:
- Гермиона, мой сын стоял на пути к его счастью в любви, кроме того, опека над Ральфом могла стать причиной развязывания международного конфликта. Причин достаточно, Поттер – воин, а война тем и хороша, что оправдывает жертвы.
- И детей?
- Ты слишком хороша для политики, Министр, - Теодор снова в почтительном жесте прижался губами к её руке, - а кем были мы в ночь Последней Битвы?
Тяжесть молчания опустилась душным ватным одеялом на роскошный кабинет, только орхидеи надменно источали свой едва заметный волшебный аромат.
- Почему ты это рассказал сейчас?
- Потому что мы - команда, Министр. И видит Мерлин, никто этого уже не сможет изменить.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 12 13 141516 Следующая ⇒